Сумерки империи

Глава 6

Барселона была тем самым неудобным камнем у дороги, на котором должна была споткнуться армия Ганнибала. Действительно, что произойдет если Барселона покорится? Флот, сопровождающий карфагенское войско, беспрепятственно пройдет дальше и перевезет необходимые грузы вплоть до самых Пиренеев. А если еще кораблям, делающим по морю челночные рейсы туда и сюда, удастся не только перевезти на ту сторону гор необходимые припасы, но еще перебросить в Южную Галлию отряды конницы и слонов, то армия Карфагена, налегке буквально «перелетит» Пиренейский горный хребет.

Естественно, что все это понимали и римляне. И просто так отдавать город они не собирались. Конечно, удержать Барселону не удастся, но используя ее в качестве морской базы, можно хорошо пощипать пунийский флот, и попить немало крови у Ганнибала, сильно притормозив его армию. А там в Альпах и зима начнется…

Таррагону римляне просто проспали. Из-за бюрократических особенностей своего государства. Все знает что новый год в Риме начинается с 1 марта. Поэтому декабрь в переводе и есть десятый месяц. С первого марта совершается круговорот чиновников в Римской Республике. Администраторы и начальники занимают новые посты. Прежде чем вступить в должность, в римских храмах эти люди приносят торжественные жертвы на богослужениях, испрашивая у богов удачу в делах на следующих период. Жрецы тщательно контролируют этот процесс.

И если в Риме все это не отнимает много времени, то начальникам, назначенным в провинции, еще нужно добраться до места службы. А раньше сорваться и проигнорировать традиционное богослужение — нельзя. Судьба одного такого бедолаги, который нашел приключение себе на задницу, сорвавшись в спешке в провинцию, до сих пор служит прекрасным примером для остальных.

Так что где-то до середины апреля римская административная машина в провинциях пробуксовывает. Конечно, в Карфагенской Республике бюрократии еще больше, но Испания оставалась наособицу. Там все было отдано на откуп частной инициативе.

Так что за Барселону готовилась грандиозная драка. Значительная часть римского флота — 40 громадных пентер, гигантских галер у которых было пять гребных палуб, уже прибыла в Массалию (Марсель). А эти исполины плавают довольно медленно. Кроме этого, три передовые военные римские триеры уже прибыли в гавань Барселоны. Что там за расстояние, если плыть по морю? Для хорошего корабля при удачном ветре из Остии в Барселону можно добраться за пять дней. А триеры были кораблями довольно быстрыми. Кроме этого в гавани Барселоны уже собрались шесть триер от греческих союзников из южнофранцузских Нарбона и Марселя. Если добавить сюда три барселонские военные триеры, то уже получался внушительная эскадра из двенадцати военных кораблей. А ведь это только передовой отряд!

Кроме того, печальная судьба уничтоженного таррагонского флота местных греков многому научила. Теперь в барселонскую гавань так просто не пробиться. На юг были выдвинуты по берегу на значительное расстояние наблюдатели, которые в случае обнаружения карфагенского пиратского флота должны были зажечь тревожные костры. На ночь в барселонской гавани на внешнем рейде выставлялось ограждение из рыбачьих лодок, которые должны были дать сигнал тревоги. Кроме этого, римская флотилия разделила ночь на смены. Три корабля- «сторожевая смена»- дежурившая неподалеку от цепи рыбацких посудин. Следующие три корабля- «смена боевой готовности». В случае тревоги они должны были на всех парах мчаться в бой. И две остальные смены- отдыхающие. Но и там команда на берег не сходила и эти корабли готовы были довольно быстро присоединиться к своим товарищам.

Промедление для армии Карфагена — смерти подобно. Потому что зимний сезон в Альпах может обрадовать только горнолыжников. Но, учитывая мизерные силы флотилии, которой мог оперировать Кирилл — Барселону с налета не взять. Кровью умоешься — а дело не сделаешь. А всякому известно: перед римскими шакалами нельзя отступать! Бегущего они рвут на куски. Их надо бить, и тогда они бегут прочь, обгадившись и поджав мокрые хвосты.

Приходилось искать какие-то преимущества. Чего много у Карфагена и мало у Рима? Нефти! Карфагенская Республика контролирует обширные нефтяные поля Алжира и Ливии и нефти у нее — хоть залейся. А вот на территории нынешней Римской Республики нефти нет совсем. Да и получить ее римлянам особо неоткуда. Разве что из Керенаики (Восточная Ливия). Но что такое Киренаика? Захолустье с редким населением.

Даже в 21 веке в этой части Ливии не было больших городов и значительного населения. А сейчас это вообще просто автономная часть Египта. Так как вся Кирена кормится привозным, египетским хлебом. А в Египте — Птолемеи. То есть македонцы. А Рим- враг Македонии. Правда, демонстративный друг греков, так что в частном порядке может у ливийских греков ее купить.

Но чем больше опт- тем ниже получается стоимость. А в Киренаике нет больших и удобных портов, типа Александрии. Есть небольшая Кирена, есть миниатюрная Барка, но оттуда вывозят преимущественно пряность — сильфий. Да и кому эта нефть нужна. Местные могут при помощи нефти у баранов вшей выводить. Но в Риме для этой цели прекрасно подойдет выпаренная коровья моча. В светильниках нефть особо не жгут — воняет. Тот же жир — лучше. Так что разве каким сенаторам пару амфор продадут за большие деньги, в качестве жидкости для розжига каминов зимой — и на этом все.

Итак, в один прекрасный день из североиспанской Этовиссы вышел странный флот, сформированный на деньги Кирилла. Очень странный. Тут были уже нам известные три финикийских драккара Лала-Зора. Тут же находились шесть челнов констентанов Алете. Тот понес большие потери в экипажах у Таррагоны и до сих пор не сумел восстановиться. Тут были три гребных купеческих купца, угнанных ловкими констентанами из Таррагоны и выкупленные для своих нужд нашим попаданцем, на которые были набраны обычные контрактные команды для перегона.

Еще тут был купленный в Гадесе большой и грузный зерновоз, у которого передняя площадка была переоборудована и там водружена злополучная небольшая бронзовая пушка. Кроме обученных пушкарей экипаж, в том числе и гребцы был набран из различных авантюристов-добровольцев. В добавлению ко всему этому, три вышеупомянутых бывших греческих купца, из таррагонских трофеев, тащили на буксире каждый по две ветхие неказистые посудины, торговые суда, отслужившие свой век и купленные по цене дров. В общем: «Храни Вас бог, сеньоры!»

Естественно, что передвигалась эта горе-флотилия очень медленно, ориентируясь на скорость самого «черепашьего» судна. Малая зыбь, чистое небо и прозрачный весенний воздух делали это утро очаровательным. Во всей юной красоте. Так же к поэзии располагала и винноцветная, фиолетовая морская вода, с легким налетом, как на спелой сливе или виноградине. Через какое-то время выставленные наблюдатели заметили плывущую группу карфагенских кораблей и в небо поднялись тревожные дымы. Получив сообщение при помощи «огневой азбуки», из гавани Барселоны, навстречу беспечным карфагенянам, сумевшим забраться так далеко на север, тут же быстро вышла римская эскадра из дюжины кораблей. Началось!

В этот день небеса Испании увидели самое большое и кровопролитное сражение из всех, что разыгрались в здешних водах за последние двадцать лет!

Довольно скоро противники увидели друг друга. Формально командовал римской эскадрой Луций Марций Максимин, но поскольку все корабли были одного класса, а римские триеры из «Классис Романус» из-за расположенного на носу абордажного мостика («ворона»), были тут самыми медленными и плелись в хвосте, то греки выбрали себе в командиры барселонского адмирала Ксантиппа, командующего «Ахиллесом», и слушались его приказаний.

Кроме сотни гребцов и матросского экипажа на борту каждой триеры было по четыре десятка морских пехотинцев. А тут надо заметить, что даже римские галеры были римскими только по названию. Кроме морских пехотинцев там римлян не было. Это же совершенно не морской народ. Море никогда не было стихией римлян, они его боялись и не любили. Разноплеменных рабов можно было не считать, а экипажи были набраны из уроженцев италийской «Великой Греции», недавно попавшей под власть Рима.

Римские триеры с тремя рядами весел выглядели внушительными. Парус и мускульная сила сотни рабов обеспечивали невероятную скорость и маневренность этих судов: они выглядело словно породистые жеребцы по сравнению с вьючными мулами — грузовыми судами карфагенян, с которыми им сейчас приходилось иметь дело. В основном. Драккары Лала-Зора хотя и выглядели быстрыми, но были раз в пять меньше размерами, чем боевые триеры. Выглядело это так как будто моська собирается бодаться со слоном. Маленькие челны констентанов- вообще не в счет. Ни одно из карфагенских судов не было оснащено тараном, так что римляне их разметают в два счета как мусор на поверхности воды. Это будет просто резня!

Увидев врага впереди, адмирал Ксантипп почувствовал лихорадку боя. И жажду крови.

— Что же, жертвы принесены, оракулы благоприятны. Приступаем! Приказ начальнику гребцов: вперед обычным ходом! — хорошо поставленным командным голосом приказал он помощнику, увидев, что имеет большое численное и позиционное преимущество. — Курс — юг. Когда выйдем на дистанцию атаки, увеличить скорость до боевой. Поднимите всех запасных гребцов с нижней палубы. Все должны работать как единый механизм. Катапульты к бою!

Ноздри адмирала раздувались, глаза блестели. В нем говорила кровь древних морских пиратов, грабивших берега Иберии и Галлии.

Отсалютовав, помощник удалился исполнять приказ.

Ксантипп теперь повернулся к архонту, командующему морскими пехотинцами:

— Мне нужен временно десяток твоих людей, чтобы поддерживать порядок на нижних палубах. Гребцы, конечно, прикованы к веслам, но они должны быстро выполнять мои команды; кроме того, нам следует подготовиться к тарану.

Архонт срочно покинул бак, чтобы отдать распоряжения воинам. Моряки поспешно очищали палубу, готовясь к бою. Хороши, отметил адмирал, — опытные и умелые.

Под убыстрившийся грохот барабана, задававшего ритм, сотня весел одновременно вспорола гладь моря, нос триеры, украшенный тараном, заостренным наподобие ножа, резал волны. Море вокруг как бы пылало на солнце, лениво пофыркивая мириадами искрящихся брызг, и чайки, неспешными кругами плавно парили над палубой. Корабль вел себя как молодой жеребец, вырвавшийся из тесной конюшни. Адмирал крепче сжал борт, ощущая пульс «Ахиллеса», который стремительно несся по волнам, повинуясь ритмичным ударам весел.

Сборная солянка карфагенских судов, заметив римлян, разделилась. Передовой отряд драккаров, начал быстро выдвигаться вперед и потом забирать вправо, в сторону открытого моря. Три буксира, напротив, перерубив канаты, начали разворачиваться, пытаясь сбежать. «Старые калоши», в отсутствии гребцов и устойчивого попутного ветра, вообще не могли сдвинуться с места. Как и челны констентанов, пахарей мелководья, решивших не искать спасения на берегу, а оставаться в общей куче. На миру, как известно и смерть красна!

На каждом старом купеческом корабле почти не было экипажа. Хотя по бортам стояли расставленные деревянные чучела, наряженные в соломенные шляпы. Людей же на борту каждого дряхлого «купца» имелось человек двадцать — не более. Половина — мускулистые молодые иберийцы, выглядевшие по спортивному, другая половина- старые моряки из местных, всю сознательную жизнь проходившие на финикийских судах. И теперь они выполняли роль смертников.

— Братья мои! — обратился старый крючконосый моряк с седыми волосами, обращаясь к окружающим. Весь покрытый шрамами, он выглядел словно дерево о которое медведь долго точил когти. — Вот и пришел наш час. Враг грозен. Живущие-Выше-Гор, Тучегонители, заждались нас в своих небесных чертогах. Все мы прожили долгую жизнь. Позор тому иберийцу, что встретит старость в своей постели. Нас ждет щедрая награда, наши семьи будут обеспечены Ганноном, сыном Малха. И все знают о том, как легко горят боевые корабли.

Этим шести старым кораблям была уготовлена роль брандеров.

Внимают старому наварху престарелые и загорелые дочерна укротители бурь, не позволяя себе переспрашивать, и лишь почтительно слушают, не смея даже и вздохом помешать говорящему.

Действительно, дело мужчины — война. Горе тому народу, на землях которого царит длительный мир и окруженному дружественными соседями. Если можно представить, что бывают в этом мире мирные рубежи, не нарушаемые молодецкими набегами. Что произойдет? Женщины при родах часто умирают и через какое-то время доля мужчин там существенно превысит долю женщин. А там уже недалеко до внутренних раздоров и до гражданской войны.

Да и не лучше ли умереть в расцвете сил, чем мучиться дряхлым стариком, с разбитым суставами артритом? У которого нет зубов и что может есть только пищу, заранее пережеванную ему детьми и внуками? А какого лежать зимой на вонючих шкурах, не в силах лишний раз выйти на улицу, и смотреть полуслепыми глазами, вечно слезящимися от надоедливого дыма очага, в закопченный потолок? Не лучше ли погибнуть и пировать вечно молодым в чертогах богов?

Но тут были не только старики, но и молодые «спортсмены», с украшенной темной бронзой налобниками. И хотя с кормы каждого брандера скинули в воду по два небольших кожаных кельтских «карраха» было понятно, что там смогут спастись только шесть человек. Не больше. Но и молодые спокойно готовились к бою. Кому жить и кому умереть — решают боги на небесах. Судьба правит всем. А ради доброй добычи, ради славы, ради мести, наконец, сын славной Иберии, известный своей отвагой, всегда готов затянуть боевой, заклепанный медными бляхами пояс на крепких бедрах.

Тем временем, далеко оторвавшиеся вперед быстрые гребные драккары Лала-Зора играли с преследовавшими их триерами врагов в кошки-мышки.

— Мы станем для них вестниками Мота, бога смерти. Он говорит: смерть римлянам! — так заявил этот старый пират своим закаленным в боях соратникам. — Наше дело правое, братья! Победа будет за нами!

Лала-Зор прекрасно понимал, какую грозную опасность таит в себе встреча его легких и быстрых суденышек с римскими высокобортными кораблями. Но скорость драккаров была на пару узлов больше, поэтому на таран их было не поймать. Римским гребцам, чтобы просто не отстать, приходилось работать интенсивней. Несколько раз сработали катапульты, расположенные на носовых площадках триер, но безрезультатно. Дистанция слишком велика. Да и катапульты — не пулемет, они вообще не могут стрелять долго. И силой перекрученных воловьих жил тяжелый камень далеко не закинешь. А легкий бросать — смысла нет.

Кроме того, катапульты, чтобы не стрелять «черпачком», а такой выстрел не будет хорошим, имели ограничители. Это был толстый брус установленный на угле в девяносто градусов и останавливающий «ложку» в высшей точке, чтобы она придавала снаряду оптимальную траекторию. Другое дело, что на этот брус приходилось вся ярость и сила катапульты и после нескольких выстрелов он совершенно «ушатывался». В дребезги.

Так что драккары Лала-Зора маневрировали, старались зайти с внешней стороны, вне пределов радиуса действия катапульт, чтобы обстрелять из арбалетов экипаж триер и нанести им некоторый урон. С другой стороны стреляли мало. Что римляне лучники никудышные, что греки, с тех пор как на Крите убили последнего горного козла, рога которого шли на луки знаменитых критских лучников. А действующий с другой стороны большой иберийский лук, сделанный из тиса — классная вещь.

Еще Колумб, в начальном периоде действия огнестрельного оружия, в качестве убийственного аргумента предъявлял индейцам на американских островах всю мощь кастильского лука. В общем-то и знаменитые английские луки — на самом деле не совсем английские. Они были сделаны из средиземноморского тиса, и как только англичане потеряли в Столетней войне Аквитанию, Гасконь и Бордо, так и лучники у них автоматически закончились.

Так что здесь, говоря своеобразно мыши льнули к котам, дергали их за усы, но без особого результата. У римских союзников кто-то был убит, кто-то ранен, но это число исчислялось единицами. Более эффективно были задействованы против римских преследователей плавучие мины. Они состояли из плавучего круга, набитого корой пробкового дуба и прилаженных внутрь керамических горшков с взрывчаткой, с воткнутым отмерянным горящим фитилем.

Такие мины опускались в кильватерную струю, навстречу вражеским триерам. Последовала парочка взрывов, оцарапавшая носы триер, увенчанные бронзовыми таранами и защищённые спереди медными листами. Кроме этого этими взрывами сломало несколько весел у гребцов. Такие игры, словно котенка за своим хвостом, не могли продолжаться долгое время. Гребцы сделаны не из железа. Даже лучшие гребцы могут поддерживать скорость атаки не больше пятнадцати минут. При таранной скорости они выдыхаются за пять. Так что вскоре здесь положение успокоилось и скорость кораблей упала до минимальной. Лала-Зор заставил римских рабов грести за пределами их сил, за пределами выносливости. Он истощил силы гребцов, и скоро все три триеры практически остановились.

— Надсмотрщики! — в ярости ревели капитаны. — Поддайте жару, чтобы с этих рабов шкуры спустили!

Но все было тщетно, рабы совершенно выбились из сил и валились навзничь. Пат. Ничья, не устраивающая обе стороны.

Другое дело — основная масса карфагенской флотилии, напрочь лишенная скорости. Она не могла увернуться от тарана.

Адмирал Ксантипп, воодушевленный победой, что сама просилась в руки, отер брызги с лица, вглядываясь в морскую гладь впереди триремы, на которой застыли обреченные вражеские корабли. Теперь его флагман делал одиннадцать узлов — скорость атаки. Скоро.

Адмирал инстинктивно напрягся, представив последствия страшного столкновения двух галер. Адреналин вскипал в его крови, когда он мысленно рисовал картину, как его флагман на полном ходу таранит корабль врага.

— Давай! — крикнул Ксантипп и вскинул кулак, подавая сигнал. Тут же всему судну разнеслась громкая команда:

— Таранная скорость!

Ритм барабана еще больше ускорился, и гребцы заработали еще интенсивней. Галера рвалась вперед. Она разогналась до максимальной скорости в двенадцать узлов — вполне достаточно, чтобы ее таран пробил самую прочную обшивку. Остальные восемь кораблей римской флотилии, не отставая, следовали за своим флагманом. Как хищные торпеды, наведенные на цель. При этом они не атаковали в лоб, а заходили на обреченные суда по большой дуге, чтобы атаковать в центр масс и нанести наибольший ущерб.

В это время, на обреченных брандерах, когда расстояние до римских кораблей сократилось по пяти сотен шагов, старый наварх раздал каждому моряку по щепотке белого порошка. «Пища богов». Боевой медицинский препарат. Все знают про скандинавских берсерков, поедающих мухоморы. На самом деле эта Скандинавия- «медвежий угол», форменное захолустье. Берсерки там просто сохранились дольше чем у остальных. У тех же кельтов берсерки были массовым явлением. Только назывались они — маньяки. Это слово из латыни докочевало и до наших дней.

И чтобы его люди не употребляли вредные мухоморы, Кирилл сообразил им нечто вроде синтетического фентанила. «Ангельскую пыль». Это вещество настолько повышала силу и скорость реакции, что несколько стрел, вонзившихся в грудь с близкого расстояния, а так же отрубленные руки и поврежденные ноги теперь не могли остановить этих кельтских терминаторов. Так что «спортсмены» получив свой допинг, укрывшись за большими дощатыми щитами «павуа», налитыми кровью глазами теперь смотрели на приближающегося врага и от нетерпения грызли зубами верхний край щитов.

Обреченные констетаны, отказавшись от гребли, теперь встали в своих челнах, схватили луки и развели огонь в тазике (недаром Кирилл по просьбе потребителей освоил в своих мастерских выпуск классического кресала) и запели боевую песню своего племени. Назад пути нет.

Римские триеры быстро приближались. Казалось, они неслись как огромные снаряды. Каждый из сотни рабов на них, прикованных цепями к веслам, пребывал в собственном, персональном аду. За долгие годы на веслах многие из них огрубели и работали молча: весь их мир сжался до неизменного ритма, управлявшемся ударами весел: напряжения всех сил при гребке, короткого расслабления, когда весло идет вперед, и секундного отдыха перед тем, как напрячь мышцы для следующего гребка. Взмах, взмах, взмах… Пот смешивался с кровью, выступавшей на спинах от ударов бича надсмотрщика, и рабы один за другим падали в изнеможении, но упавшего ждало жестокое избиение, а его место тут же занимал гребец из резерва. Безжалостный ритм не должен нарушаться! Вперед и только вперед!

Раз, два! Сработали катапульты на носовых площадках триер. Пару снарядов упало в воду, один почти зацепил челн констентанов, отчего оттуда четверо воинов выпали в воду, один поцарапал нос большого зерновоза, и один метко угодил в шит павуа на одном из брандеров. Шит с треском разбился в щепки и двоих воинов разорвало на части, раскидав куски парного мяса и осколки костей по окровавленной палубе. Это меткое попадание римляне отметили криками ликования. На застывших, словно маски, лицах морских пехотинцев с триер отражались ярость, ненависть и жажда крови.

Бабах! Прозвучала ответка- из зерновоза выпалила бронзовая пушка каменным ядром. Пушкари тщательно прицелились и выбрали убойную дистанцию. В результате носовая катапульта одной из триер была поражена, пострадала и обслуга. Один из «артиллеристов» так точно, потому что изломанной куклой свалился за борт и сразу затонул. А эта катапульта теперь годится только на дрова.

Так что карфагенские «грузовички» оказались отнюдь не безобидны. И они это продолжили доказывать. Фьюить! Фьюить! — это с челнов констентанов посыпался дождь горящих стрел. Выстрелы безупречны — словно на показательных стрельбах. Смола и шерсть, что зажигались на наконечнике, делали свое дело. Свернутые паруса двух триер сразу же загорелись, посыпая искры на спины полуголых гребцов, что несколько сбило их с ритма и притормозило галеры. Шестьдесят горящих стрел наделали дел. Так же лучники, превосходнейшие стрелки, выпустили десяток стрел и три арбалетных борта с большого зерновоза, но они работали по персоналу катапульт и по воинам, сгрудившимся с небольшими круглыми щитами морской пехоты- гоплонами на носовой площадке.

Но это были еще цветочки. Теперь настали и ягодки. Спортсмены с брандеров с удесятерёнными силами начали метать во врагов разнообразные штуки. Тут были и диски, вроде олимпийских, только керамические. И наполненные внутри нефтью. На них смолой прикреплялся большой бумажный пистон с бертолетовой солью. Те диски, что не падали в воду, а разбивались о борта или палубы кораблей, в половине случаев самоподрывались, разбрызгивая горящую нефть на окружающих. И тогда воины жарились, словно раки в раскаленной скорлупе. Не срабатывающие заряды оставляли только нефтяные пятна, но и это было опасно, учитывая стрельбу огненными стрелами констентанов. Команда яростно набрасывалась на очаги пожаров, пытаясь сбивать огонь мокрыми тряпками.

Еще тут были и спортивные молоты. Тот же керамический горшок, но в ручки был продет кожаный ремень. Раскрутившись, «иберийские олимпийцы», не щадя ни себя, ни врага, бросали его довольно далеко. Внутри горшок был наполнен кремообразной взрывчаткой, которая взрывалась, так как горящий фитиль прилагался в комплекте. Взрывы были довольно мощными, каждый как парочка ручных гранат «лимонок» разом. Жаль что без поражающих элементов. Но эту роль здесь отлично играли отлетающие деревянные щепки, они разили не хуже пуль. Моряки Карфагена, героически сражаясь, непрерывно извергают целый град стрел, дисков-бомб, ядер и гранат. Все это было довольно страшно, но разогнавшиеся до таранной скорости римские корабли, уже ничто не могло остановить. Даже если бы их экипажи мгновенно уничтожили — столкновения все равно было бы неизбежным. Уж больно бешеное аллегро вырисовывалось…

Так что несколько взрывающихся свинцовых гранат, посланных на врага балеарскими пращниками с зерновоза, свою лепту внесли, но и только. Старые моряки на брандерах в ожидании столкновения привычно приготовили «кошки» и абордажные крючья.

— Таранная скорость! — бесновался греческий адмирал. — Приготовиться к удару!

Хрясь! Две чадящие триеры таранами налетели на челны констентанов и разломали два из них в клочья и опрокинули еще два. Переломанные тела констентанов трепыхались в воде, медленно идя ко дну.

Бац! Бац! Практически одновременно еще две чадящие триеры воткнулись в брандеры. Это был смертельный удар, крушащий борта и пробивающий корпус ниже ватерлинии. Триемы врезались в транспортники на скорости тринадцать узлов, и при этом двадцатисантиметровый тупой конец бронзовых таранов расщепил дубовые корпуса старых судов, а инерция пятидесятитонных галер вогнала их далеко в трюм брандеров. Киль галер амортизировал силу ударов, но координация гребцов нарушилась, и атакующие остановились. При столкновении многие попадали с ног, гребцов сорвало со скамей, гребля автоматически прекратилась. Но спустя мгновения с обеих сторон полетели абордажные крючья.

Тут же третья триера протаранила брандер. И началось… Цепи, абордажные крючья, смола, кремень с кресалом — и безумие поджигателей, озаривших сияние моря беспощадным багрянцем рукотворного пламени. Опаляющего адским жаром. Добровольцы платили жизнью за свой подвиг.

Остальные триемы, разогнавшись, уже не смогли остановиться. Шесть боевых галер растоптали оставшиеся челны констентанов, пробили оставшиеся три брандера и поразили зерновоз. Удары были смертельными — вода хлынула на нижние палубы поврежденных кораблей. Если таран будет извлечен, зерновоз камнем пойдет ко дну, увлекая за собой экипаж. Несмотря на то, что команда стреляла из пушки ниже ватерлинии и затем буквально обрушила на нос вражеской триемы десятки горшков, начинённых порохом и взрывчаткой. Перебив там всех, кого возможно. Разнеся в щепки носовую часть атаковавшей триеры. Тщетно, сцепившись в смертельной схватке покалеченные корабли не могли уже расцепиться и обречены были вместе погрузиться в пучины Средиземного моря.

Шесть брандеров, сцепившихся с вражескими триерам, пылали кострами на глади моря. Старые моряки уже сгорающие в собственном огне, все медлили прыгать в спасительные волны. Хотя некоторые «спортсмены», истекающие кровью, увидев, что дело сделано, покинули корабли и пытались спастись на каррахах.

Зерновоз сцепился в клинче с седьмой галерой и медленно тонул. Дерево стонало от напряжения. Хотя при помощи керамических гранат с о взрывчаткой и порохом уже была разорвана на куски вся абордажная команда противника, а уцелевшие рабы, прикованные к веслам, никому не мешали, но все было бесполезно. Даже перейти на вражеской корабль не имело смысла. Зачем? Ему тоже изрядно досталось и он затонет. Впрочем, смелая команда зерновоза жестоко пострадала от града дротиков- пилумов, обрушившихся на них с близкого расстояния, и теперь, заливая палубу кровью, составляла только две трети от своего первоначального состава. В этой борьбе действительно каждый человек дрался, точно исход дела зависел лично от него.

Остальные две вражеские триеры, разломавшие челны констентанов с сухим счетом, тоже пострадали. Сначала, казалось, огненные стрелы констентанов, сражающихся с яростью львов, не причинили врагам никакого вреда. Затем на свернутом полотнище, словно из ниоткуда, появились языки пламени. Огонь, чьи аппетиты поддерживались свежим ветром, начал быстро распространялся, пожирая парусину.

Керамические диски с нефтью тоже наделали немало дел. Под конец, с бортов брандеров вошедшие в раж «старички», с неистощимой энергией, упорством и отвагой, начали кидать и разбивать о борта «лишних» триер глиняные горшки, полные нефти. Уже языки пламени жадно лизали бегучий такелаж и мачту. Команда боролась за живучесть, но на них сверху падала горящая парусина, воспламеняя волосы и одежду. И вскоре на палубе одной триремы ярко и жарко заполыхал огонь, пожирая просмолённые доски бортов, и панические крики смешались со стонами раненых. Чувствовалось, что вторая отстает не надолго.

Почти классическая ничья!

Но оставались еще соревнующиеся три триемы и три драккара Лала-Зора. А там весы склонились на сторону Карфагена. Вначале, ловко маневрирующие финикийские мореходы зашли с кормы и расстреляли из арбалетов кормчих противника, окончательно обездвижив римские суда. А потом началась затяжная стрелковая дуэль, в которой разница массы судов не играла никакой роли.

Это только на первый взгляд сто пятьдесят человек больше чем пятьдесят, что плавают на драккаре. Рабов можно не считать, а воинов получалось полсотни у пиратов против сорока у несчастных греков. К этому надо добавить подавляющее преимущество карфагенян в дальнобойном вооружении. У греков было шесть жалких луков и все… А пиратов девять арбалетов, которые могли ранить даже укрывшихся за щитами воинов. И тридцать больших иберийских луков. И полтора десятка балеарских пращников, стреляющих свинцовыми гранатами, начинёнными черным порохом.

В общем, все лучники у греков быстро кончились. А потом курчавобородые пираты, выказывающие изумительное хладнокровие, спокойно подошли поближе, держась за пределами убойной дистанции для дротиков. А согласно практики это пятнадцать-двадцать метров. И применили последние новшества. Зачем «лезть под пули»? Разожгли в тазиках огонек и с ловкостью обезьян начали бомбардировать вражеские корабли разнообразными предметами. От всей души!

Против ответного обстрела (а так же в качестве мер противопожарной техники безопасности) заранее были приняты меры, надводные части драккаров были пропитаны пропиткой из биофосфаммита, полученного из гуано, найденного в пещерах Сьерра-Невады. В общем-то это природный диаммоний фосфат, широко распространенное в будущем удобрение, но это средство немного помогает и от пожаров.

Раскрутив керамические диски, пираты их бросали в борта римских союзников.

Таким же макаром действовали и «метатели молотов». То есть горшков на ремне, начиненных взрывчаткой. А если раскрутившись, такой метатель по инерции вываливался за борт, то ничего страшного- его быстро вылавливали товарищи. В пятна нефти полетели «огненные стрелы» с наконечниками из шерсти и смолы. А половина балеарских пращников заменила свои кожаные ремни на железные цепи и осторожно выбрасывала на вражеские триемы сразу пылающие снаряды.

И кто такое издевательство долго вытерпит? Правильно, никто. Когда половина экипажа вражеских трием была перебита, а вторая половина тушила пожары, не отвлекаясь даже на внезапно наступивший конец света, Лала-Зор зычно подал очередную команду. Его пираты, непревзойденные мастера абордажа и молниеносных атак, приблизились вплотную к врагам, метров на десять и положили конец всякому сопротивлению, бросая на вражеские корабли вручную горшки с порохом и с нефтью. Они косили людей как пшеничные колосья.

После этого на море появилось еще три огромных, пылающих погребальных костра, в которых сгорали живьем остатки греческих команд, вперемешку с прикованными с веслам рабами. Рабы корчатся, умоляют их прикончить и с искаженными лицами бьются в предсмертных судорогах. Многие греческие солдаты в бессильной ненависти бросались на свои мечи, кончая самоубийством от горя и негодования, не в силах перенести это страшное поражение.

После этого Лала-Зору осталось только доплыть до места основной битвы, выловить всех уцелевших соратников по морскому сражению, и прикончить последнюю недобитую триеру, экипаж которой пытался спастись, выбросив свой корабль на берег. Упоенные победой, пираты не щадили пленных и приканчивали даже тех, что бросились в воду.

Это Барселонское морское сражение получилось ужасающей мясорубкой, в которой погибла масса народу. Конечно, экипажи трех драккаров Лала-Зора пострадали мало. Несколько раненых, не более того. Трем буксирам вообще удалось спастись, улепетывая с поля боя «со всех ног». Но из ста двадцати констентанов Алете уцелело всего двенадцать человек, схватившихся за обломки. Из шестидесяти моряков, составлявших команду брандеров, спаслись всего десять. И, самое печальное, из ста пятидесяти моряков зерновоза выплыло всего тридцать человек. Итого — 278 жертв этой резни. Сколько пустых мест у родовых очагов! С противной стороны в гости к Нептуну отправилось шесть сотен врагов, и тысяча двести невинных рабов.

Зато теперь морской путь к Пиренеям был открыт…