Когда Елена позвала Рафаэля, он находился далеко от города и теперь приземлился у пруда в Центральном парке, где Елена стола и наблюдала за утками.
— Мы уже бывали здесь раньше. — Тогда она была смертной, охотницей, которую он собирался подчинить своей воле. На её выразительном лице не появилась улыбка. Шелест листьев, словно тайный шёпот в воздухе.
— Я все думала, вспомнишь ли ты.
— Расскажи, что нашла.
Елена оглядела тихое, безлюдное место.
— Только не здесь.
Взяв её на руки, он поднялся в небо. Полёт через Гудзон занял всего несколько минут, а затем Рафаэль приземлился рядом с оранжереей, которую так любит его супруга. Он смотрел на Елену, расправившую крылья, чтобы приземлиться.
«Ты лучше их контролируешь».
— Я даже не приблизилась к уровню, который мне нужен, если хочу быть эффективной в охоте. — Заправив волосы за уши, она вошла в тёплый и влажный воздух оранжереи. — Я ощутила чёрные орхидеи. Настолько уникальный запах, что невозможно ошибиться. — Дотронувшись пальцами до розового пышного цветка, она покачала головой. — Чистота этого аромата почему-то беспокоит меня. Мой контакт, работающий с аромамаслами, пытается достать мне образец, чтобы понять, почему. — Рафаэль закрыл за ними дверь, а она посмотрела на него серыми глазами, полными беспокойства. Инстинкт и опыт подсказывали успокоить её и взять её заботы на себя. Архангел не выживает, если слаб. Рафаэль выжил, неся смерть.
«Иди сюда, Елена».
Когда она придвинулась и встала в нескольких дюймах от Рафаэля, он обнял её за шею, потирая большим пальцем жилку.
— Не многие знают об этом конкретном наказании. — Но он знает. Он ещё был ребёнком, но уже тогда понимал, что справедливость должна восторжествовать. — Моя мать не хотела быть богиней, как Ли Дзюань или Неха. Как не хотела, и править империями, как мой отец.
Волосы Елены шёлковым водопадом упали ему на руку, когда она подняла голову и посмотрела на него. Она не задавала вопросы, но каждой фиброй была за него, непоколебимо сопротивляясь, неумолимо приближающемуся, мраку.
— Но с ней обращались как с богиней, и она действительно правила, — пробормотал он, — как и я. — Управлять он научился у матери, узнав способ, который будет вызывать уважение и благоговение без страха, окружающего большинство архангелов. — Она правила Шумерией, но был город, который она считала домом. Он назывался Аманат.
Нахмурившись, она положила руку ему на талию.
— Я слышала про него в какой-то передаче про потерянные города.
— Аманат и его жители исчезли вместе с Калианной. — Некоторые говорят, что она забрала людей спать, чтобы они смогли поприветствовать её, когда она проснётся. Большинство считает, что она убила их, прежде чем покончить с собой. Из-за сильной любви, она не могла отдать их под чужую властью, а Аманат стала её могилой.
Елена провела пальцами свободной руки по краю его крыла. Рафаэль раздвинул крылья шире, предоставляя ей больше доступа. Капля воды с потревоженной ветки крошечных белых цветков потекла по перьям, когда, принимая приглашение, она коснулась крыла увереннее.
— Что думаешь?
Он прижал к себе Елену, освобождая ей обе руки.
— Моя мать, — сказал он, — любила красивые вещи. Помнишь рубин на полке в моем кабинете башни? — Бесценный камень безупречен в своём гранёном великолепии. — Она подарила его мне на десятый день рождения.
— У неё безупречный вкус.
— Аманат, — продолжал Рафаэль, — её сокровище. Она любила этот город, по-настоящему любила. Я провёл много счастливейших лет в детстве, бегая по мощёным улицам.
— Ангелы так заботятся о своих детях, — пробормотала Елена, продолжая ласкать внутреннюю сторону его крыльев. Её руки были в мозолях от тренировок, и Рафаэль не желал больше ничьи руки на себе.
— Моя мать, — начал он, рассказывая о заре своего существования, — доверяла народу Аманата так, как архангел редко кому доверяет. — Воспоминания о жарких летних днях, проведённых в полётах над древними зданиями, высеченными из камня, об играх со смертными друзьями и о том, как взрослые заботились и обожали их. — И они любили её. Не поклонялись, как Ли Дзюань или Нехе. А… обожали непорочной любовью, которую я не могу описать.
— Ты только что описал, — пробормотала Елена. — Любовь. Они её просто любили.
Он склонил голову на бок, поднял руку и поиграл с вьющимися завитками волос.
— Она была хорошим правителем. До безумия она была образцом архангела.
Взгляд его супруги смягчился, а глаза стали цвета расплавленной ртути.
— В историях, которые Джессемайя давала мне читать, говорилось то же самое. Она была самой любимой из архангелов, и даже остальные члены Совета относились к ней с уважением.
Рафаэль прижал Елену ещё теснее, и ей пришлось уткнуться носом в его шею, обнимая одной рукой, а другой продолжая ласкать чувствительную дугу левого крыла.
— Люди Аманата так любили её, — он вдохнул аромат своей охотницы — весны и стали, — потому что она любила их. — Слабые отголоски смеха его матери с женщинами, служившими в храме, сияние её улыбки, когда она одаривала служанку, собирающуюся выйти замуж, приданым из золота и драгоценных шелков. — Поэтому, когда группа чужаков-вампиров вошла и похитила двух женщин Аманат, она не спустила это им с рук, потому что женщины были смертными, а вампиры старше четырёхсот лет.
Елена напряглась. И Рафаэль крепче её обнял, чтобы прогнать её кошмарные воспоминания.
«Елена».
— Всё нормально, архангел. Рассказывай дальше.
Он никогда не говорил об этом, но события повлияли на него так же, как и исчезновение Калианны.
— Вампиры держали женщин три дня. Три дня земной жизни могут показаться тремя десятилетиями. — Слова его матери. — Поскольку женщин вернули живыми, она решила не казнить вампиров, а приговорила их к тому же ужасу, который причинили они.
Елена втянула воздух.
— Она повесила их, рассчитав всё так, чтобы они не умерли.
— Нет, Елена. Она не повесила их, а заставила их самих повесить себя.
Елена начала прикусывать ногти.
— Поэтому я не смогла уловить других запахов на верёвке или на телах. Они были вынуждены сделать то, что сделали.
— Да.
— Те вампиры в Аманате, висели три дня?..
— Нет, Охотница Гильдии. Помнишь… три дня ужаса по меркам смертных могут показаться тремя десятилетиями. — Он говорил, касаясь губами её кожи, и чувствовал тепло, отгоняющее холод, который так долго жил в Рафаэле. — Вампиры живут намного дольше людей.
— Тридцать лет? — не веря, прошептала она. — Как они это пережили?
— Их кормили ровно настолько, чтобы они не погибли и оставляли висеть на специально построенной виселице в поле, где водились вороны.
Елена вздрогнула, представив всё это.
— Птицы вырывали им глаза и выклёвывали мягкую плоть, — прошептала она. — Части тела отрастали снова, и вороны прилетали назад. — Бесконечный цикл. — Сколько они продержались?
— Все три десятка лет. Мать в этом убедилась.
— Твоя мать была страшной женщиной, — сказала она. — Но если эти люди сделали то, что я предполагаю, приговор был справедлив. — Три дня ничего бы не значили для четырёхсотлетнего вампира. Да, какое-то время было больно, но вскоре боль прошла, а шрамы у женщин остались навсегда.
— Да. Они стали такими же, какими оставили жертв.
Она втянула носом его аромат, внезапно осознав, что они полностью переплелись. Елена обняла его за шею, а его ноги находились по её бокам, одну руку он запутал у неё в волосах, а другую положил на поясницу, его рот прижимался к её виску, а его грудь была твердыней. Она никогда не чувствовала себя сосредоточеннее и настолько защищённой, хотя они говорили о смертельном ужасе.
— Я понимаю, в чём справедливость. Вампиры на мосту сегодня — ты что-нибудь о них знаешь?
— Дмитрий говорит, они молоды, меньше семидесяти. И ни один не заслужил такого наказания: двое — семейные люди, один — писатель, который предпочитает одиночество, когда не занят делами по Контракту, а оставшиеся двое работают на самом нижнем этаже Башни.
— Они даже не дожили до сотни… слабые, легко управляемые. — Особенно Архангелу, пробуждающемуся от тысячелетнего сна. Она не могла сказать этого вслух, не могла причинить Рафаэлю боль.
«Всё в порядке, Елена. Если моя мать сделала это — а есть все основания полагать, что именно так — она больше не та некогда любимая правительница Аманата».
Молчание.
Елена прижала его к себе, чтобы их сердца бились в унисон. Лишь это она могла сделать и только это могла дать. Если Рафаэлю придётся пустить кровь матери, она будет рядом, даже если он прикажет не приближаться. Поскольку Елена и её архангел связаны, постепенно они становятся единым целым.
Остаток дня прошёл без происшествий, и Елена проводила много времени с Эвелин.
Энтузиазм, невинность и растущая уверенность сестры в своих способностях долгожданная передышка на фоне мрака на горизонте. Всё было хорошо… До внезапной стычки с Сантьяго.
— Ты расскажешь мне, что происходит? — спросил коп. — Что это было на мосту сегодня?
Елена сложила руки на груди, а внутри всё сжалось.
— Ты знаешь, что я не могу рассказать тебе всего.
С проницательным взглядом Сантьяго встал в такую же позу, прислонившись спиной к полицейской машине, на которой приехал в ангельский анклав.
— Значит, теперь ты не одна из нас, Элли?
— Это удар ниже пояса. — Она знала, что это случится, просто не ожидала, что так скоро и не от него. Только не от Сантьяго. — Но да, если хочешь провести черту — я больше не просто охотница. Я — супруга Архангела. — Странно слышать, как эти слова срываются с её губ, но она сделала выбор и не изменит его.
Выпрямившись, детектив опустил руки.
— Полагаю, этим ты поставила меня на место.
Она хотела его встряхнуть.
— Почему ты ведёшь себя так неразумно? Ты всегда был рад позволить Гильдии разбираться с инцидентами вампиров.
— Что-то здесь неладно. — Он упрямо стиснул зубы, эта щетина с сединой отражала свет. — Не хочу, чтобы город стал полем битвы, как в прошлый раз.
— Думаешь, я хочу?
— Элли, ты больше не человек. И я не знаю твоих приоритетов.
И это било сильнее, не только потому, что они долгое время были друзьями, но и потому что он так хорошо относился к ней с тех пор, как она вернулась. Стиснув кулаки, она вперилась в него пустым взглядом.
— Полагаю, мы квиты… Не знаю даже, кто мы больше друг другу.
Ей показалось, что он вздрогнул, и Елена была почти уверена, что он хочет что-то сказать, но сел в патрульную машину и захлопнул дверцу. Только после того, как он уехал, она согнулась пополам, чувствуя себя так, словно получила удар в живот. Тяжело дыша, она выпрямилась и вошла в дом, чтобы позвонить Веному. Ей нужно выплеснуть агрессию на кого-то, а вампир умел провоцировать её… именно это ей нужно сегодня.
Веном был не только свободен, но и в ужасном настроении. В результате ночью она рухнула в постель вся в синяках и гематомах, вымотанная до последнего. Рафаэль выгнул бровь, увидев её состояние.
— Зачем приезжал этот смертный?
Конечно, он знал.
— Хотел поговорить о деле.
Зловещее молчание, которое говорило громче слов. Опёршись кулаком о подушку, она повернулась на бок.
— Это не важно, учитывая остальное происходящее.
— Я всегда могу спросить смертного.
Она нахмурилась и посмотрела на него, лежащего спиной на кровати.
— Шантаж не меня плохо действует.
Скрестив руки за головой, он смотрел на неё голубыми глазами с ничего не выражающим выражением.
— Я не угроза.
Она сжала кулаки.
— Ни за чем. — Он не моргал. — Ладно. — Упав на спину, она уставилась в потолок. — Просто… сложно разрываться между двумя мирами. — Гнев ушёл вместе со словами, а на его место пришла другая эмоция, сильнейшая, режущая и огненная.
Рафаэль приподнялся на локте рядом, волосы упали ему на лоб. Невозможно было устоять перед искушением, протянуть руку и провести пальцами по шёлку полуночного цвета.
— Я не говорила раньше, — произнесла она, даже не осознавая, что говорить, — но Бэт… мне кое-что сказала. Она умрёт, а я останусь жива. — Эмоции горели в глубине её глаз. — Я не должна пережить младшую сестрёнку, Рафаэль.
— Нет, — твёрдо заявил он. — Но ты можешь это изменить? Можешь изменить нас?
— Нет. Ни за что на свете. — Абсолютная правда. — Мне всё ещё больно сознавать, что однажды я буду стоять над её могилой. — Слеза скатилась по её щеке.
Рафаэль подался к Елене и нежно поцеловал в губы.
— Твоё смертное сердце причиняет тебе много боли, Елена… но из-за него ты та, кто есть. — Он поцеловал её так, что у неё перехватило дыхание. — Но оно восполняет ужасы бессмертия.
Он так много раз прикасался к ней, но в ту ночь ласки были с нежностью, которая разбивала сердце. Он стирал поцелуями, такими уверенными и нежными, её слёзы. Прикосновение этих сильных, опасных рук… Никогда ещё с ней не обращались с такой изысканной осторожностью. Никогда прежде она не чувствовала себя такой желанной.
И всё же, в конце концов, он называл её «моя воительница» и это после того, как видел её в слабом состоянии. Эти слова она произнесла в глубоком сне без сновидений, и сердце Рафаэля сильно и ровно билось под её ладонью.
— Рафаэль.
Елена резко проснулась от шёпота и огляделась, найдя своего архангела, спящего на животе, расправив великолепные крылья, которые накрыли и её.
«У него выработалась такая привычка» — подумала Елена, чувствуя боль в сердце при воспоминании о нежности, которая была этим вечером. Но, даже поглаживая бело-золотые перья одной рукой, другой она достала кинжал, который прятала под матрасом. Если это Ли Дзюань шептала в чернильной темноте спальни, то от кинжала было бы мало толку, но Елена почувствовала себя лучше, когда сталь коснулась кожи.
Свободной рукой она убрала с лица спутанные волосы и осмотрела комнату. Незваных гостей не было, как и ничего такого, чего не должно быть. Но сердце у Елены продолжало колотиться, как будто
— Рафаэль.
У неё кровь застыла в жилах. Елена посмотрела в изножье кровати. Почти мираж, но не совсем, такое ощущение, будто ткань самого мира скручивалась, когда что-то пыталось принять осязаемый облик, но не выходило.
В горле пересохло. Елена протянула руку, не отрывая взгляда от этой штуки, и потрясла Рафаэля за мускулистое плечо. Её вообще поразило, что он не проснулся… Обычно он подскакивал в тот же миг, что и она, потому что на самом деле ему не нужно было спать. Она трясла Рафаэля, но он не просыпался.
«Архангел, — позвала она ментально, — проснись. В комнате что-то есть».
Тишина. Пустота.
Елена напряглась и сжала руку на его плече. Ничто и никогда не мешало Рафаэлю ответить на её мысленную мольбу. Он нашёл Елену в центре Нью-Йорка, когда Урам держал её пленницей в склепе. Он нашёл её в приюте, когда Микаэла взорвала больницу. Он сорвал собрание Совета, чтобы спасти ей жизнь в Пекине. И ни за что не проспал бы её зов, когда она сидела рядом.
Уставившись на странный мираж, она стиснула зубы и подняла нож в руке.
— Катись в ад, — прошептала она и бросила оружие.