– Вероника, что происходит? – задаю вопрос секретарю, которая хлюпает носом и размазывает тушь по щекам, не имея возможности выдавить и слова.
– Максим Мак… Меня уволили… – воет навзрыд и сползает по стене, исчезая за стойкой.
– Кто?
– Ворон… старший…
– Мой отец? – девушка кивает, провожая взглядом очередную претендентку, которая походкой от бедра проплывает мимо нас.
Вопрос, какого чёрта здесь твориться гаснет в другом – что здесь забыл тот, кто давно отошёл от дел, занимаясь молоденькими красавицами, сменяющими друг друга раз в полгода. И чтобы удостовериться, направляюсь к стеклянным дверям, наблюдая, как в кабинете Яны восседает мой старик, вальяжно развалившись в кресле и чёркая в блокноте пометки, видимо, оценивая параметры блондинки, сидящей перед ним. Костюм по-прежнему сидит на нём идеально, а мужской шарм, сражающий наповал женщин, сейчас в активной фазе, что подтверждается пунцовыми щеками соискательницы.
– Что происходит? – мой рык отрывает Яну от просмотра документов.
– Макс, Вероника не справляется со своими обязанностями. Не знаю, по какой причине она всё ещё занимает своё место, но торговать лицом – только часть её задач. Вчера она не смогла сделать элементарного – распечатать документы и подготовить нужное к суду. Поэтому мне пришлось сделать всё самой, а ей вынести предупреждение. А после обеда к нам пришёл клиент, которому Вероника нагрубила, сказав, что такого рода разводами мы не занимаемся. С каких пор секретарша решает, за какие дела нам браться?
Доля правды в словах Яны имеется, и Веронике довольно далеко до совершенства, но она готова часами слушать нытьё тех, кто обречённо соглашается на развод, не имея шансов получить часть имущества.
– Допустим, – сажусь напротив. – Но почему кастинг проводит мой отец? – указываю на соседнюю дверь, где папа строит из себя великого босса, без стеснения рассматривающего стройные ножки юной барышни. – И почему он вообще здесь?
– Решил вернуться.
Новость становится не то что неожиданной – ошеломляющей. Потому как последние восемь лет папа занимался собой и своими отношениями, не желая кататься по судам, и выслушивать претензии людей, решившихся на развод. Об этом было заявлено громко и чётко, поэтому его нахождение здесь вызывает множество вопросов.
– С чего вдруг?
Вопрос остаётся без ответа, потому что в этот момент появляется мой воодушевлённый родитель, подпитавшийся красотой стройных девиц.
– Не «вдруг», как ты выразился, это взвешенное и обдуманное решение.
– Также ты говорил, когда решил уйти и передать мне дело. Что изменилось?
– Мне стало скучно, сын. Путешествия, рестораны, отдых больше не приносят удовлетворения. Размеренность и монотонность жизни не даёт необходимого мне драйва, насыщения, желания стремиться к новым горизонтам. Мне нужно движение, – машет руками и несколько раз приседает, показывая, что физическая активность в порядке, а значит, он вполне способен бегать по судам.
– А что, женщины больше не заставляют тебя двигаться? – отцу не нравится вопрос, зато Яна оценила, скрывая улыбку.
– Если ты намекаешь на мою физическую несостоятельность, то могу заверить, с этим всё в порядке. В свои шестьдесят два я активнее, чем ты.
– Давай только без подробностей, – не желаю слушать рассказы об очередной пассии отца, которая моложе его на тридцать лет. – Твои планы?
– Полноценно влиться в работу. Напоминаю, моя доля в фирме тоже есть, поэтому я планирую стать третьем в вашей упряжке, – указывает на нас с Яной, всем своим видом показывая, что это не пустой звук, и папа действительно планирует стать полноценным игроком наравне с нами. – И начал я с секретаря, а точнее, с кастинга на его место. Миловидная блондиночка, занимающая сейчас эту должность, не подкована. Зайдя сюда, я с трудом смог оторвать её от телефона и переключить внимание на себя. Она – лицо, которое видит каждый, кто открывает дверь в твой офис, и пока это лицо отталкивает клиентов, а не привлекает.
– Согласен, – нехотя поддерживаю позицию отца. – Но очередь, скопившаяся в холле, мало чем отличается от Вероники.
– Отличается. Побеседовав с девятью, пришёл к выводу, что женщины иногда обладают сочетанием красоты и ума. Как Яночка.
Макарова мгновенно реагирует на слова Ворона-старшего, расплываясь в улыбке. Умеет он парой слов привлечь внимание женщины и сосредоточить на себе. Ненадолго, конечно, но достаточно для того, чтобы она успела ему надоесть. Слишком быстро мой старик насыщается чем-то новым, теряя интерес, именно поэтому новость о возвращении воспринимаю спокойно, уверенный, что через месяц он вновь оставит адвокатскую практику ради путешествия на Бали или Кипр.
– Что ты решила? – мой вопрос заставляет Яну дёрнуться, но мне требуется ответ и понимание, в каком составе мы работаем дальше.
– Всё без изменений. Работаем.
Короткие фразы означают, что Яна не хочет распространяться в присутствии отца, или же меня ждёт подробная расшифровка, как только мы останемся один на один. Постукиваю по столу, привлекая её внимание, и прошу оставить наедине с отцом. Что меня всегда впечатляло, это как быстро Макарова понимала намёки, не вдаваясь в уточнения. Сославшись на занятость и свой освободившийся кабинет, оставляет мужчин вдвоём.
– А теперь начистоту: причина твоего возвращения, – прекрасно понимая, что отец не от скуки на седьмом десятке вернулся в дело, хочу получить исчерпывающий ответ, чтобы быть готовым к любому развитию событий.
– У меня закончились деньги.
– Стоп! Насколько я помню, ты ушёл со словами: «Я накопил достаточно, чтобы ни в чём себе не отказывать».
– Да, но… Ты же понимаешь, сынок: богатые мужчины не бывают старыми. Именно по этой причине все девушки клюют на меня. Это своего рода обмен – деньги на любовь. Хотя любовь – слишком пафосное слово в данном случае, – киваю, понимая, что на какого-нибудь дядю Валеру сантехника шестидесяти двух лет, вряд ли кто-то обратил внимание. – Мне нужно заполнить опустевший банковский счёт, и сделать это я могу, лишь заработав средства.
– У тебя четыре машины бизнес-класса и два загородных дома, в которых ты не появляешься много лет. Продай.
– Не могу. Это твоё наследство.
– Интересно, – поднимаюсь, прохаживаясь по кабинету, – впервые об этом слышу. Вы с мамой всегда твердили, что я сам должен заработать на то, что желаю получить. О наследстве вообще никогда речи не было.
– Потому что фирма была наследством. Но сейчас, когда прибыль предстоит делить на троих, я предлагаю загородный дом в виде компенсации морального ущерба. Если ты помнишь, нам сложно было работать вместе.
Сложно – мягко сказано, потому что отец поучал меня, не стесняясь в выражениях. Он мог поправлять меня во время судебного заседания, чем вызывал вопросы клиентов, которые впоследствии смотрели в мою сторону с недоверием. Но всё закончилось, как только папа отошёл от дел, а его место заняла Яна, имеющая чувство профессионального такта и позволяющая обсудить рабочие моменты исключительно без свидетелей. В некоторых вопросах я признавал свою неправоту и соглашался с её мнением, а затем стал проще относиться к комментариям, принимая и её опыт. Она зачастую смотрит на ситуацию с женской точки зрения, подмечая моменты, ускользнувшие от меня.
Касательно Олеси, Яна сразу уловила мою заинтересованность. Но если изначально мотивацией послужило желание просветлить зашоренный взгляд, витающей в любовных облаках, девушки, то затем внутри щёлкнуло, и соседка стала вызывать во мне иную увлечённость. И вроде сероглазая брюнетка не вписывается в привычную для меня категорию женщин, сбивая с ног миловидностью, но и это в её случае плюс. Милая Олеся… При мыслях о ней на лице появляется улыбка. Именно её и замечает отец, всё ещё восседающий на диване.
– Хорошо, – выдаю, сделав вид, что последние несколько минут переваривал известие о его возвращении, – вливайся в работу. Но, – делаю акцент, привлекающий внимание родителя, – работаем по уже сложившимся у нас с Яной правилам. Напоминаю, последние восемь лет ты отсутствовал, а значит, принимаешь наши условия игры.
– Согласен, – поднимает руки, показывая, что перечить не собирается. – Кстати, Яна… – мнётся, потирая ладони и не решаясь сказать. – Присмотрись к ней.
– В каком смысле?
– В личном. Тебе тридцать восемь, Максим. Пора жениться и продолжить род. Ладно, даже не заключать брак, – опережает моё негодование, – но ребёнок нужен. Кому ты это передашь? – осматривает кабинет. – Кто продолжит наше дело? И говоря «наше», я имею в виду и свой вклад. Я создал эту фирму, затем бразды правления перешли к тебе, а дальше? Всё сгинет в никуда?
– Отец… – подскакиваю и отхожу к окну, вглядываясь в фигуры людей, снующих мимо офисного здания.
– Яна – достойная кандидатура, готовая к равноправному союзу без значительных претензий. Идеальный вариант, при котором не нужно играть в любовь и создавать видимость счастливой пары. Партнёры в бизнесе – партнёры в семье.
Слишком знакомыми мне кажется его слова, поэтому интересуюсь:
– Вы говорили обо мне?
– Ты ничего не рассказываешь: ни мне, ни маме. Яна же проводит с тобой значительно больше времени, чем мы, соответственно, осведомлена о событиях в твоей личной жизни. Я лишь поинтересовался, не появилась ли претендентка на роль твоей избранницы, и только.
– И как разговор зашёл о возможном союзе с Макаровой?
– Просто. Она сама мне об этом сказала. Представила свою позицию, сделав уточнение, что идеального мужа в твоём лице не видит, но согласна на партнёрские, равные отношения. По-моему, это выход.
Пару лет назад, ведя дело одной семьи, глубоко, на самом краю, проскользнула мысль о том, чтобы быть «как все»: жениться, обзавестись ребёнком, купить дачу. Мужчина, которого я представлял, безумно желал иметь сына, в какой-то момент сделав желание навязчивой идеей. Вопрос был в жене, которая портить фигуру беременностью не желала, потому что с трудом сбросила двадцать килограмм, приведя себя в идеальную форму, а беременность, кормление и последствия рождения ребёнка, по её мнению, вернули бы ей потерянные с таким трудом килограммы. Переубедить её не удалось, поэтому мужчина подал на развод. Недавно встретился с ним в ресторане, где он со счастливым видом сообщил, что наконец-то стал отцом. И если сравнивать его настоящего с тем человеком, которого я представлял в суде – бесконечно спокойный и счастливый. Он входит в тот немногий процент мужчин, которые не только горят мыслью о наследнике, но и делают для этого наследника всё.
– Знаешь, я подкорректировал свои взгляды и хочу создать семью, испытывая к своей избраннице хоть какие-нибудь чувства, – произнося это, наблюдаю, как отец, сделавший в этот момент глоток кофе, фонтаном выплёскивает его на стеклянный столик.
Реакция ожидаема, но фраза была произнесена лишь по причине нежелания обращать свой взор на Яну. Если и идти на договорной брак, то хотя бы по причине сексуального влечения к женщине, Макарову же я воспринимаю исключительно как компаньона и человека, которого знаю тысячу лет.
– Это что-то новенькое… Неужели нашлась та, что пробила толстую броню, заставив тебя познать прекрасное чувство под названием любовь?
– Не нашлась. Но уверен, я могу получить и это, если задамся целью.
– Ха-ха, – отец наигранно корчится, изображая веселье, – чувства – не очередное сложное дело, попавшее тебе в руки; не задача, которую необходимо решить; не план, который непременно должен быть реализован, – неожиданность, сынок. И эта неожиданность настигнет тебя в самый неподходящий, ужасно неудобный момент. Любовь нельзя спланировать.
– Это мне говорит тот, у кого было с десяток «невест»? – выделяю кавычками последнее слово, потому что в случае отца «невеста» – понятие несостоявшееся и невозможное.
– Это тебе говорит тот, кто любил.
– Что ж, подождём. Уверен, у меня появится возможность опровергнуть твои слова.
– Договорились, – указывает на меня с довольным видом, прекрасно понимая, что, скорее всего, окажется прав. – Сколько времени тебе нужно, чтобы доказать мне свою точку зрения?
– Обязательно нужны рамки?
– Конечно, – подмигивает, окрылённый нашим разговором и желающий проучить меня. – Так, сколько?
– Если говорить о времени…
– Прошу прощения, – Яна, как всегда, тактична, – но у нас нарисовалось дело, – перебирает пальцами листы, – даже не знаю, стоит ли браться…
Макарова вручает мне стопку бумаг, на которых аккуратным почерком выведены строчки.
– Триста восемнадцать пунктов? – присвистываю. – «Столовое серебро – двадцать четыре предмета, кухонные полотенца – десять штук, кастрюли – шест штук…». Это что?
– Подробный список имущества, который подлежит разделу.
– А что-то существенное? Недвижимость, автомобили, накопления?
– Нет, – Янка плюхается в кресло, – квартира досталась супруге по наследству до заключения брака, машины у них нет, накоплений тоже. Но есть предметы, – указывает на список в моих руках, – которые были приобретены уже в браке. Именно они и попадают под определение «совместно нажитое имущество». Кстати, чеки и выписки из магазинов имеются.
– Впервые мне предстоит делить «постельное бельё – пять комплектов», – усмехаюсь, посматривая на отца, который пока не решается вмешаться в наше обсуждение. – Пятый разрежем пополам? Вот это супруга заморочилась.
– А это не супруга, – Янка перегибается через стол, – муж.
Обмениваемся с отцом взглядами, прекрасно понимая, что ни один из нас пододеяльники бы точно не стали делить.
– Ты серьёзно?
– Ага, видимо, мужик так хочет наказать жену, которая подала на развод, указав причину «измена». Гулял он себе, гулял десять лет, а тут неожиданно жена стала возмущаться его полигамией.
– Берёмся? – жду реакции компаньона, потому как именно Яна видела воочию попавшего к нам экземпляра.
– Мне интересно, – с азартом выдыхает Янка, приглашая и меня принять участие. – В моей практике такое впервые.
– Тогда берёмся. Когда он придёт?
– Я сейчас позвоню и назначу встречу на завтра. К десяти?
Синхронно с отцом киваем, с нетерпением желая взглянуть на этого клиента. А смотря вслед удаляющейся Яне, понимаю, что и сам не прочь поучаствовать в такого рода процессе.
– Вот и дело. Включайся, – предлагаю отцу, желающему вернуться в обойму.
– С удовольствием.
И кажется, что беседа окончена, но в спину мне прилетает вопрос:
– Так что по времени, сын?
– Месяц, – произношу громко, уверенный, что этого времени вполне достаточно, чтобы найти ту, что вызовет во мне интерес, или же заполучить ту, что уже имела неосторожность привлечь.