Светлейший князь 3

Глава 17

В успехе миссии Лонгина я не сомневался, поэтому с чистой совестью вернулся в Усинск даже не задерживаясь на заводе. Свои планы заняться с Игнатом физикой я решил немного отсрочить и закончить свои воспоминания о будущем. После возвращения наших из Красноярска у меня произошёл какой-то творческий взрыв, я легко и много писал, все что надо вспоминалось, даже то, что никогда не знал. Всякие формулы и доказательства сами вылетали из-под пера. Я даже боялся думать о своих результатах что бы не спугнуть вдохновение. Редактирование я решил отложить на потом, а сейчас писать, писать и писать.

Тридцатого декабря в Усинск вернулся Лонгин, довольный и счастливый. Зимы в Саянах холодные, но часто мало и даже вообще бесснежные, поэтому зачастую многочисленные реки, речки и ручьи представляют зимой идеальные пути-дороги. Снега выпало еще мало, перевалы через Танну-Ола еще не закрылись и проводник, взятый монголом в одном из предгорных стойбищ, без труда провел отряд через хребет. Оставляя по левую руку большое соленое озеро Убсу-Нур, отряд устремился на юго-восток, к ставке имперского наместника.

В Улясутай нашего посла не пустили и налог с довеском повез лама Тензин Цултим, брат Ольчея. Ожидать его Лонгин встал лагерем в двух верстах от ворот, через которые въехал лама и монгол со своим отрядом. Тензин Цултим вернулся через несколько часов. Возвращающегося ламу Лонгин разглядел издалека и приказал приготовиться к движению. Тензин Цултима сопровождали двое монгольских воина, вооруженных саблями. В подзорную трубу Лонгин хорошо разглядел стоящий у ворот вооруженный конный отряд. Лонгин приказал своим людям расчехлить ружья и приготовиться к бою. Сам же приготовил пистолеты, поправил шашку, чтобы удобнее было выхватывать и направился навстречу Тензин Цултиму. Не доезжая метров десять, монголы остановились. Лонгин явственно разглядел как они напряглись, увидев в его руках пистолет. Через правое плечо у Тензин Цултиму весела кожаная сумка и он подъехав к Лонгину, сказал:

— Охранная грамота, — и хлопнул по сумке.

Лонгин пропустил ламу и не убирая руки с пистолета, стал ждать действий монголов. Те, помедлив несколько секунд, начали разворачиваться. Лонгин свободной рукой достал подзорную трубу и обернулся на свой отряд. Все его воины по-прежнему были готовы к бою. Конный отряд у ворот спокойно стоял, дожидаясь возвращения своих воинов. Некоторые даже спешились.

Развернув свою лошадь, Лонгин поскакал к своему отряду. Не доезжая метров десять, он громко скомандовал:

— Зачехлить оружие, приготовиться к движению.

С этими двумя десятками в Туране специально занимался Шишкин, отрабатывая с ними взаимодействие с русскими гвардейцами и командирами. Поэтому они отлично понимали все команды Лонгина и четко их выполняли. Тем более ожидая Тензин Цултима, Лонгин еще раз проговорил с ними все возможные ситуации.

Лама, не дожидаясь вопроса, сказал подъехавшему Лонгину:

— Не надо ждать, господин Лонгин.

Лонгин кивнул, подождал еще несколько секунд пока все воины убрали оружие, проверили свое снаряжение и сменных лошадей. Внимательно осмотрел каждого, в глазах воинов он прочел их готовность к выполнению следующего приказа и встав в стременах, скомандовал:

— Вперед, марш, марш!

Всю дорогу до южных предгорий хребта Западный Танну-Ола Тензин Цултима почти не разговаривал, только торопил на стоянках, что бы быстрее меняли лошадей и опять вперед. Ехали о двуконь и поэтому удавалось значительно опережать конный отряд сопровождавший их от самого Улясутая. Когда приблизились к озеру, лама неожиданно сказал, что надо изменить маршрут и объезжать озеро Убсу-Нур по другому берегу, а затем через хребет идти другим путем, перевалом Баин-тангы. Он хорошо знал этот перевал и несколько раз ходил через него во все времена года.

Горы с первого взгляда казались неприступными, но подъем оказался довольно удобный. На перевале не оказалось деревьев; только довольно большая болотистая площадка, посредине которой возвышалось обычное в Монголии на перевалах обо, груда камней и хворосту со вставленными в кучу палками, с навешанными жертвами духу горы. Хребет над перевалом возвышается еще на добрую сотню метров. Снега почти не было, болотистая площадка полностью промерзла как и болотистые берега многочисленных речушек и речьев, впадающих в озеро Убсу-Нур. С высоты перевала был хорошо виден монгольский отряд у подошвы хребта.

Спуск с перевала был очень лесистый и достаточно крутой, пришлось спешиться. Тензин Цултим уверенно вел отряд и вскоре вышли к какой-то речушке и двинулись по её льду. Узкое ущелье прошли достаточно быстро и наконец сделали настоящий шестичасовой привал. До этого останавливались самое большое часа на три, только что бы перекусить. Лонгин не представлял, как можно ехать при свете звезд и Луны и неутомимый лама показал ему как это делается.

На выходе из ущелья в долину отряд наткнулся на большое тувинское стойбище. Тензин Цултим бросив быстрый взгляд на достаточно грязные и неряшливые юрты сказал Лонгину, что это стойбище шаманов и лучше это место проехать побыстрее, ни в коем случае не останавливаясь и не вступая с ними в контакт. Причина оказалась очень приземлённой и прозаической, эта публика была очень воровита.

Когда перешли Енисей неожиданно пошел сильный снег, глядя на который Тензин Цултим первый раз улыбнулся, а затем резко стал серьёзным и сказал Лонгину:

— Передай князю, через три года они придут большой армией. Очень большой. Восемь знамен, — Тензин Цултим спешился, церемониально попрощался с Лонгином и сделав какой-то знак двум встречающим его ламам, пошел вдоль Енисея.

Встречать наших послов приехал Ольчей, лейтенант Шишкин и Адар-оол. Ольчей проехал метров пятьдесят за уходящими, а затем долго смотрел им вслед. Когда они скрылись из виду он развернулся и подъехал к ожидающим его.

— Сейчас Тензин Цултим ничего не расскажет. Придет время я спрошу его, — Ольчей наклонился в седле и потрепал гриву своего коня. — Восемь знамен это очень много.

Лонгин неожиданно встал в стременах и издал какой-то торжествующий клич.

— Не дрейфь, господин зайсан. Отобьёмся. За три года много воды утечёт, — Лонгин опустился в седло и оглядев своих спутников, серьёзными тоном продолжил, — Восемь знамен это много, даже очень много. Больше ста тысяч. Им тут просто места нет. Чем лошадей кормить? А? Да и нет у них уже такой силы. Брехня. Была бы сила, уже бы пошли.

В Туран приехали под вечер, всю ночь Лонгин совещался с Шишкиным, Ольчеем и своими заместителями. Предупреждение Тензин Цултим решили пока держать в тайне, поставив в известность о нем только светлейшего и капитана Пантелеева. По утру его, заснувшего прямо за столом, погрузили в возок и Адар-оол повез своего начальника в Медвежий острог. Засыпая, Лонгин приказал ему сопровождать, он не успел дать все необходимые распоряжения.

Возвращение Лонгина было для меня самым лучшим новогодним подарком. Я даже абсолютно равнодушно отреагировал на его рассказ о предупреждении Тензин Цултима. Решение пока засекретить это предупреждение мы с Ерофеем одобрили, слишком мало конкретной информации. Но развитие завода надо было ускорить и для решения главной проблемы я обратился за помощью к Ольчею. В первых числах января наш зайсан ответил мне и в Усинск приехало два десятка молодых тувинцев, кандидатов в рабочих завода, всего до начала весны Ольчей прислал нам сотню молодых людей и два десятка девушек. Очень ценным было, что все они приехали к нам без всякого принуждения, работать и служит у нас тувинцы шли очень охотно.

Все эти оргдела не отвлекли меня, а наоборот придали дополнительный стимул моему творчеству. По десять-двенадцать часов в сутки я или писал сам или диктовал Машеньке и Степану. В начале февраля я потихоньку начал проверять и редактировать свои записи. Особенно успешно шли работы над двумя книгами: химии и медицины. Курс химии писался быстрее всего, очень многое писал уже не я, а Яков. А учебник медицины мне писать было очень легко и интересно. Совершенно неожиданно для меня я очень многое помнил, несмотря на прошедшие годы. Чисто символическим было мое участие в написании учебника математики, знаний Тимофея было более чем достаточно. Самые большие трудности поджидали меня при написании двух учебников: физики и биологии. Я без проблем написал курсы механики, оптики и термодинамики в рамках учебных программ средней школы конца двадцатого века.

А потом я приступил к написанию курса электричества и сразу же появилась проблема терминологии: Гальвани, Вольта, Амперы, Омы и Фарадеи еще или не родились или пешком под стол ходили. Попытка придумывать новые названия запутала меня самого и я принял Соломоново решение: курс истории физики просто опустить и пальму первенства у этих господ не отнимать, нам славы и так хватит. А физические величины величать как я привык: омы, вольты, амперы.

К началу марта тысяча семьсот семьдесят восьмого года в нашей типографии закипела работа по набору учебников химии, физики с курсом астрономии, математики и медицины. А вот биологию я решил почти оставить в покое, практический курс генетики и селекции я написал еще летом, Степан его успешно размножил, пять экземпляров для нас было вполне достаточно.

Попутно у нас получилась реформа русского языка, как-то само собой исчезли фита, ижица и ер в конце слов.

Десятого марта я для себя сказал «стоп». Подвиг на ниве просвещения закончен. Теперь всё написанное надо вложить в головы нашей молодежи и мы по уровню развития оказываемся лет на сто впереди планеты всей. А в медицине даже поболее. Кроме биологии: пестики, тычинки, ископаемые останки, кто от кого произошел, всякие систематизации флоры и фауны — всё это оставим другим. Так же как и геология или горное дело. Здесь я практически пас.

Я пригласил на обед Петра Сергеевича, Якова, Фому Васильевича, Степана, Петра Евграфовича, Тимофея, Лонгина, Леонтия, Ерофея и отца Филарета. Мне необходимо было узнать их мнение о моих титанических трудах, решить практические вопросы народного образования, а самое главное надо ли нам привлекать ученый и технический люд со стороны.

Дискуссий по первому вопросу не было никаких, Фома Васильевич сразу же взял быка за рога, заявив, что обсуждать тут нечего, великое дело сделано, теперь главное, кого и как учить.

Учить решили всех детей с восьми лет. Два года начальное образование: чтение, письмо, арифметика, закон божий и рисование. А затем три года главное образование: математика, физика, химия, история, география, русская грамматика с чистописанием, естественная история, то есть биология и геологией, рисование, языки: латынь, греческий и какой-нибудь из новейших. А после этого самых умных и способных учить индивидуально в специальных школах, военной, инженерной, медицинской, горной. И других, в коих потребность будет.

Тимофею Леонтьевичу поручили составить программы обучения, подобрать учителей и решить кого нам надо из России приглашать.

Всё это было просто и понятно, как говориться на поверхности лежало. А вот вопрос привлечение ученых и инженеров вызвал дискуссию, но решили пока воздержаться от привлечения этой публики со стороны и при необходимости делать это индивидуально.

И лишь после этого я попросил Лонгина рассказать о предупреждении Тензин Цултима.

— Зайсан Ольчей обещал поговорить с ламой и узнать всё поподробнее, но пока у него разговора не получается, — закончил свой рассказ Лонгин.

— А ты сам как думаешь, насколько серьёзна эта угроза? — первым задал вопрос Ерофей.

— Восемь знамен это сто двадцать тысяч, если знамена полностью укомплектованы. Где такая орава может просто по Урянхаю пройти? Один вопрос. Другой вопрос, это в основном кавалерия. Даже если они будут идти в один конь, чем прокормить такую массу лошадей. Я думаю, самое большое это армия тысяч в тридцать. Больше тут не развернуться.

— Так ведь и тридцать тысяч это ого-го, — Фома Васильевич развел руками.

— Лонгин Андреевич, — с легкой руки Ванчи, Лонгина стали величать по имени-отчеству. — А почему через три года, как думаешь? — Петр Сергеевич задал на мой взгляд главный вопрос.

— Цинская империя слабеет с каждым днем, Джунгарское ханство они взяли просто числом. Все эти знамена очень примитивны. Огнестрельного оружия мало, старые допотопные пушки. Этот самый наместник получил доклады как разгромили его вассала. Думаю я них загадка, кто мы. Вы бы видели. как эти монголы чуть глаза свои не поломали, всё пялились на меня, да на наше зачехленное оружие. Поэтому они будут готовиться. А самое главное, что скажет их богдыхан в Пекине, — Лонгин оглядел всех присутствующих и закончил. — Проглядеть такое вторжение, мы никак не проглядим, недели за три будем знать, что они идут.

Я повернулся к нашему капитану:

— А ты, Ерофей Кузьмич, что думаешь?

— Если у нас будет две-три тысячи стрелков, вооруженных винтовками и несколько десятков орудий, мы разнесем и стотысячную армию. Даже сейчас никто не сможет прорваться в долину из Тувы, — капитан говорил так спокойно и уверенно, что даже мысли не возникло о шапкозакидательстве. — Нам надо перекрыть два пути, через Медвежий и через Гагуль. Ставим там по батарее, для прикрытия несколько гвардейских десятков. Шансов прорваться нет никаких.

— А Туран? — спросил Леонтий.

— Так это же я сказал на крайний случай, — Ерофей достал и разложил карту. — Смотрите. Лонгин правильно спросил, где они тут поместятся. Когда был бой на Енисее мы правильно определили, где противник будет форсировать реку. Других удобных мест просто нет, или река не та или берега, только здесь тридцать верст от стрелки Енисеев до устья Элегеста. Не важно зима, лето, другого такого места просто нет. Если все-таки рискнут ниже по течению, где масса островов и переправляться очень удобно до самого переката Сорока Енисеев, то там на нашей стороне степной пяточек, а потом горы и скалы поросшее лесом.

Ерофей сделал паузу и вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул, соглашаясь.

— В любом случае, пока они подойдут к реке, подтянем артиллерию и начнем крушить, пушки наши бьют на восемь верст. Огонь такой артиллерии штука страшная.

— Ты, Ерофей Кузьмич, картину нарисовал, что восемью пушками мы стотысячную армию разобьем, — недоверчиво проговорил тесть.

— Почему восемью? — возразил Петр Сергеевич. — Через пару лет будет сорок стволов, а то и пятьдесят.

— Давайте, господа, на этом дискуссию прекратим, — я решил прекратить обсуждение возможностей нашей артиллерии. — Я попросил Лонгина рассказать о разговоре с ламой не для этого. Понятное дело, превосходство в вооружении у нас огромное. Но я хочу, чтобы никто не забывал об этой опасности.

Сразу после получения императорского указа господин Аксенов распорядился начать выдавать пропуска желающим переселиться и за зиму по Енисею к нам пришло почти три сотни человек, почти половина из них оказались староверцами. Как я и ожидал не все из них искренне подписывали «согласительные» письма. Посоветовавшись с отцом Филаретом я решил не отправлять их обратно в Минусинск, а предлагать им уходить в Туву. Тожу-нойон был согласен принимать их, первые контакты с этой публикой очень ему понравились.

Мое предложение было принято и упертые раскольники потянулись в Тоджинскую котловину. Наши условия были очень жесткими: никаких конфликтов с тувинцами, они хозяева, а хозяев надо уважать и платить Тожу-нойону пушной налог. Мы им дали всякий инвентарь и инструменты, а самое главное оружие: два казнозарядных ружья на каждую семью и по сто патронов на ствол. За это они должны были нам только одно, воевать по первому требованию.

В Минусинске Никанор Поликарпович для торговли с нами открыл торговую лавку и его приказчик Ипполит привез нам всякую всячину, много различных тканей и зерна. Из России пришел отличный отзыв на качество нашего ревеня и его очередная партия поехала в Минусинск. Торговля с нами сразу же была Никанором Поликарповичем монополизирована, что тут же вызвало протесты и жалобы губернатору, но вопрос решился сам по себе, мы просто не захотели иметь дело с другими купцами.

Постепенно наладилась торговля с китайцами. Поселенные нами в устье Элегеста бывшие пленники, людьми оказались предприимчивыми и сумели начать торговлю с Поднебесной. Сделали это они с такой оперативностью, что я просто раскрыл рот от удивления. Конечно с кяхтской торговлей наши обороты были несравнимы, но тоненькой струйкой через нас в Россию потекли китайские ткани, форфор, чай и сахар-леденец. После рассказа Лонгина и появления первых китайских товаров я призадумался, а так ли невероятен зимний приход большой армии? Похоже рассказы р непроходимости горных перевалов зимой немного преувеличены.