Глава 23

Наш тувинец тихо сказал:

— Китайцы установили у самой воды свои пушки и стоят наготове. За пушками похоже их воины, — фантастика, как в темноте можно было это увидеть, ладно ночь была бы лунная, но небо было затянуто облаками.

— Казимир, передай полковнику, всем к бою, срочно открыть огонь по островам!

Эрбекский форт успел сделать залп на чуть-чуть раньше китайской батареи развернутой на большом Эрбекском острове и залпа у китайцев не получилось, некоторые пушки противника были накрыты нашими снарядами и вообще не приняли участия в начавшемся сражении.

А вот форт Элегест открыл огонь практически одновременно с китайской батареей на острове Элегест, китайский залп был полноценным и нанес нам вполне ощутимый урон, китайская граната упала на орудийную площадку форта между двумя орудиями, орудия получили повреждения, погибли командир орудия, два наводчика и еще трое солдат. Несколько гранат разорвались в боевых порядках нашей гвардии, в итоге от огня китайской артиллерии мы потеряли тринадцать человек убитыми и почти два десятка ранеными.

Китайский полководец показал себя опытным и мудрым военачальником. Он сумел понять принцип построения нашей обороны и придумал хитрый тактический ход. Воспользовавшись темнотой ночи, небо было затянуто плотной облачностью, Чжао Цзинбао сумел за несколько ночных часов перебросить на большие острова свою артиллерию и огромное количество спешившихся воинов. Когда мы открыли огонь, китайцы ждали сигнала для своей артиллерии, а пехота начала вплавь форсировать Енисей с больших и маленьких островов и островков.

Как по волшебству, после залпа нашей артиллерии, поднялся ветер, небеса просветлели и стремительно стал наступать рассвет. На китайском берегу и островах начались пожары. Всё это произошло чуть ли не мгновенно, по крайней мере именно таким все происшедшее осталось в моей памяти.

Китайская артиллерия сумела жиденько нам ответить, одна их граната разорвалась в нескольких метрах от нашего наблюдательного окопа и оглушила меня, а ком земли, долетевший до нас, сбил с ног. Через несколько секунд, преодолев подступившую тошноту, я поднялся и бросился к брустверу окопа. Открывшаяся картина была просто страшной, в предрассветных сумерках разгорающиеся пожары освятили енисейскую протоку между нашим берегом и Эрбекским островом. Она просто кишела плывущими китайцами, и передовые вражеские воины уже выходили на наш берег! Все это происходило в кромешной тишине, разрыв гранаты и ком земли хорошо оглушили меня.

Я резко сжал голову руками и ладонями коротко и сильно ударил себя по ушам, резкая боль, слух вернулся и я слышу треск винтовочно-ружейного залпа.

— Гвардия, беглый огонь! — громко, надрывая голос командует Казимир. Первые вышедшие на берег китайцы как подкошенные падают, но из воды выходят и выползают другие. До нашей траншеи от воды сто пятьдесят-двести метров, но их слишком много! Очень много!

Слева вижу Прохора, он то же стреляет по наступающим врагам. Хочу сказать, но получается хрип.

— Прохор, винтовку, — но верный слуга понимает и молча сует мне заряженное оружие. Я, практически не целясь, стреляю в набегающих китайцев и от грохота выстрела окончательно прихожу в себя. Вокруг меня молча и сосредоточенно ведет огонь моя команда.

— Ваша светлость, — ко мне подбегает кто-то из молодых докторов, слушателей медицинской школы, — Вы ранены, у вас голова в крови!

Я поворачиваюсь к Прохору и чувствую, как кровь начинает заливать лицо.

— Помоги, — Прохор быстро разрывает перевязочный пакет, быстро и ловко достает завёрнутую в пергамент спиртовую салфетку и протирает мне лоб.

— Зацепило видать камнем, рана небольшая, но перевязать надо, — и командует молодому доктору, — давай работай, что стоишь.

Пока меня перевязывают, наша артиллерия переносит основной огонь на Енисей. Вот залп двух батарей накрывает протоку перед нами. Я вижу мощные столбы воды, «султаны», поднимающиеся на несколько метров над водой и разлетающихся в разные стороны людей и лошадей, китайцы после первых выстрелов начали переправляться в конном строю. После второго залпа река начинает кишить уже тонущими воинами. Мечущиеся в воде раненые и оглушённые лошади, последний штрих к картине маслом. На реке начинается хаос.

Я не знаю пять минут или час идет бой, но уже наступил рассвет и совершенно светло. Напротив нас, у кромки воды, несколько сотен переплывших протоку воинов противника. Это не китайцы, а маньчжуры. Перестрелять их мы не успеем и они вот-вот пойдут на нас в атаку. Вооружены они только саблями и пиками.

Перевязка закончена. Я поднимаюсь на бруствер окопа, за мной следом без раздумий поднимаются мои адъютанты и тувинцы, а следом и гвардейцы Казимира.

— Прохор, шашку, — протянутая мне шашка была с гардой, но какая разница.

— Гвардия! Пистолеты к бою, — полки Казимира и Панкрата, занявшие позиции напротив островов, самые обученные и отборные во всех отношениях, наша лейб-гвардия, вооружены поголовно пистолетами и шашками. Вижу как справа и слева гвардейцы рвут из-за поясов пистолеты и взводят курки.

— Шашки вон! За веру православную, в атаку, вперед! Ура! — я всё делаю на автомате, голова светлая, но пустая. В такие учебные атаки лейб-гвардейцы ходили неоднократно и каждый знал свой маневр. Рядом со мной появляется Казимир, Харитон и гвардейцы комендантской сотни.

Маньчжуры строятся в боевой порядок, выставляя плотный частокол своих пик. Вот до них остается метров пятьдесят, они стоят в пять-шесть шеренг. Их не меньше тысячи. Обучая личный состав, мы отрабатывали бой в пешем строю с пикинерами и поэтому я уверен в исходе боя.

— Гранаты у бою, — все по команде Казимира останавливаются. Гранаты будут метать только те, кто стабильно на учениях показывал дальность броска боевой гранаты пятьдесят и более метров.

— Товсь, пли! — около сотни гранат летят в строй противника и за него. Они производят опустошение в рядах маньчжуров. — Дистанция двадцать метров, пистолеты беглый огонь. В атаку, вперед!

С двадцати метров гвардейцы стреляют из пистолетов, строй врага еще достаточно плотный, но многие пики уже дрожат, кто ранен, а кто уже и сломался. Залп из пистолетов хоть был и недружный, доломил маньчжуров.

Для атаки я выбрал рослого молодого пикинера, он один из немногих не был ранен и пика в его руках не дрожала, сзади него стояли двое окровавленных воинов, их пики были опущены до земли. Я резким движением отбил пику здоровяка, а Прохор должен был разрубить её. Но маньчжур неожиданно разжал руки и пика упала, а он резко развернулся, сильно толкнул стоящих сзади, которые от его толчка упали в разные стороны и побежал к Енисею.

Это послужило сигналом для других, кое где начавшийся шашечно-пиковый бой как по команде прекратился, все маньчжуры побросали пики и сабли и бросились к реке. Но бежать всего ничего, от кромки воды они отошли метров на пятьдесят, не более. Наша артиллерия перешла на беглый огонь и расстреливает острова и лагерь на левом берегу.

У кромки воды маньчжуры в замешательстве остановились. Их осталось в буквальном смысле горстка, десятка три. Команды Казимира я не слышал, но наши гвардейцы тоже остановились начали быстро убирать в ножны шашки и перезаряжать пистолеты. Некоторые замешкались, обтирая кровь с клинков.

— Ваша светлость, Лонгин Андреевич, — я оборачиваюсь и вижу Адар-оола с десятком тувинцев, а следом и их начальник. Молодцы, толмачи это сейчас самое то.

— Адар, предложи им сдаться в плен. Становятся на колени мордой в землю, руки за голову. Кто не согласен сдаваться, вперед на тот берег, — Адар-оол с тувинцами выходят вперед, у него двуствольная казнозарядка. Тувинцы берут ружья на изготовку, взводят курки. Маньчжурский я совершенно не понимаю. Адар делает выстрел в воздух и начинает считать, это я понимаю по его интонациям. Ко мне подходит Лонгин и протягивает мне мою винтовку.

— Я смотрю твой подчиненный приказы умеет выполнять творчески, — я показываю на готовых к бою тувинцев. Лонгин с кривой усмешкой пожал плечами.

— Что прикажите, ваша светлость, делать с теми, кто не подчиниться? — Лонгин смотрел на меня холодно и жестоко, его решение абсолютно понятно.

— Расстрелять, а ля гер ком а ля гер, на войне как на войне. Пленных вязать и в тыл. Дадим слабину чуть-чуть и они нас в итоге перережут, — я оборачиваюсь к Харитону, он подошел и стоял сзади. Его сотня пошла в атаку с винтовками за спиной и стояла готовая не мешкая, открыть огонь.

— Посодействуй, — приказываю Харитону и бегу к назад к окопам.

Казимир готовится к форсированию Енисея, коневоды ведут строевых лошадей и обозных с навьюченными плавсредствами. Телеграфист протягивает измазанный землей листок бумаги.

— Товарищ полковник, депеша, — голос и руки молоденького связиста дрожат, по щекам текут слезы, — дядю Васю убили, — и зарыдал в голос.

— Он с Мирской, — говорит кто-то сзади.

«Противник атаковал по всему фронту, отбит по всем пунктам. Есть потери, убиты лейтенанты Пуля и Москвин, ранены зайсан Ольчей, капитаны Рыжов и Михайлов, лейтенанты Нелюбин, Тимофеев и Петров, контужен Игнат. Светлейшему срочно на КП. Полковник Пантелеев», — я сунул депешу подскочившему Казимиру и побежал к форту.

Увидев мою повязку, Ерофей яростно сжал кулаки и заскрипел зубами, но тут же взял себя в руки.

— Раненых везут в госпиталь, противник отбит по всему фронту, войска готовятся к форсированию Енисея. Под прикрытие артогня будем окружать и требовать сдачи в плен. Ставку Чжао Цзинбао обработали плотно, наблюдатели докладывают, что наиболее вероятно он убит, — голос Ерофея задрожал, он замолчал и протянул мне депешу, — Соня.

Депеша была с форта Элегест, Софья Васильевна со своими амазонками приняла участие в бою и была тяжело ранена в живот. Её повезли в госпиталь.

— Я в госпиталь, — Ерофей вскинулся и шагнул мне навстречу.

— Гриша, сделай чудо, спаси Сонечку, — мой верный товарищ первый раз так обратился ко мне. Я развернулся и быстро вышел с КП.

Полевой госпиталь был развернут рядом с бывшим артиллерийским лагерем, на восточном склоне этой же горы на берегу Эрбека. И первым, кого я увидел прискакав туда, была моя супруга. Она вместе с Ульяной Михайловой принимали раненых. Ульяна работала быстро и четко, только крепко сжатые губы и заплаканные глаза выдавали её состояние. Машенька обрабатывала раненого в голову гвардейца и поэтому доложила освободившаяся Ульяна.

— Все эвакуированные раненые обработаны, но подвозят новых. Оперируют Илью, зайсана Ольчея, кипитана Рыжова, лейтенантов Нелюбина и Петрова, одного гвардейца и трех тувинцев. Два операционных стола свободны, — в госпитале было пять операционных на два стола в каждой.

— Где Осип? — золотые руки доктора Павлова меня интересовали больше всего.

— Они с Евдокией Васильевной оперируют господина Ольчея, соседний стол свободен, — Ульяна молодец, поняла подоплеку моего вопроса.

— Машенька, заканчивай и готовься к операции, с Элегеста везут раненую Софью Васильевну. Ранение в живот. Ульяна перевяжи меня и побыстрее, — я жену Ерофея должен оперировать сам, поэтому надо поспешить.

Мария Леонтьевна закончила с раненым и без раскачки начала готовиться к предстоящей операции.

— Внимание всем! К нам везут раненую Софью Васильевну, потребуется переливание крови. Все, у кого третья группа крови срочно обратиться в регистратуру, — одним из наших огромных достижений в медицине я считал разработку учения о группах крови и её практическое внедрение. Мы уже имели в своей практике десяток успешных гемотрансфузий, правда была и безуспешная.

Ульяна закончила обработку моей раны когда раздалось просто бешеное лошадиное ржание и истошный крик:

— Носилки, в душу вас, — и дальше несчетное количество этажей отборнейшего мата.

Санитарами и прочими помощниками в госпитале были молодые юноши и девушки от семнадцати до двадцати и крепкие физически мужики от сорока пяти, но Софью Васильевну занесли здоровенные гвардейцы, грязные и сами окровавленные. Сопровождающими были два доктора медпункта полка Панкрата, такие же грязные и все в крови, непонятно чужой или своей.

— Проникающее брюшной полости, — я не узнал докладывающего доктора, потом разберусь кто есть кто. — Наложили повязку, поставили банку и вперед, это вторая, — второй доктор правой рукой держал флакон с физраствором, а левой зажимал рану своего же правого плеча.

— Нас одной гранатой зацепило, еще и Ксению Степановну, — пояснил он.

Ранеными гвардейцами и доктором стала заниматься Ульяна, а Соню тут же подали в операционную.

Умница Евдокия уже разобралась с Ольчеем, ранение было тяжелейшим, как говаривали в советской медицине, по неутешительному прогнозу для восстановления трудоспособности, но благоприятным для жизни. В начавшейся схватке с переправившимися китайцами он получил удар копьем в левую боковую поверхность живота, которое даже не пробило ему брюшную стенку, но застряло в позвоночнике. Его воины перерубили копье и с торчащим в животе обломком привезли Ольчея в госпиталь. Для Евдокии, как для оперирующего хирурга, случай вообще не представлял никаких проблем, студенческий случай как говориться. Стабильная гемодинамика, нет повреждений внутренних органов, обезболить, удалить наконечник, обработать рану, ушить, наложить повязку. Всё. А вот реабилитация будет огромнейшей проблемой, раненый в сознании и говорит, что не чувствует своих ног. Может статься что наш зайсан станет инвалидом.

Осип у нас стал главным анестезиологом-реаниматологом и по совместительству ученым и хирургом. Все на самом деле сейчас зависит от него.

Софья Васильевна родилась в рубашке, конечно говорить так про человека, получившего ранение в живот, несколько кощунственно. Осколок гранаты аккуратно вскрыл ей переднюю брюшную стенку от левого подреберья, где организовал подкапсульный разрыв селезенки, затем ювелирно, как скальпелем, наискосок вскрыл брюшную полость и устроил погром в правой подвздошной области, где повредил аппендикс, правый яичник и перерезал маточную трубу, не повредив и одного крупного сосуда. Загадкой было ранение селезенки, капсула цела, а селезенка повреждена. Соня без сознания, но гемодинамика должна быть стабильной, по крайней мере её пульс пока опасений не внушает, чеэсэс где-то около ста.

— Адэ сто пять на шестьдесят, чеэсэс сто восемь, закончили трансфузию второго флакона, введено пятьсот миллилитров физраствора, ставлю третий флакон чтобы быть в вене, — бесстрастно докладывает Осип. — Даю наркоз.

Евдокия закончила и вышла переодеться для новой операции, Ольчея унесли. Как она зашла я не видел, только неожиданно услышал её голос.

— Григорий Иванович, нужно начинать капать кровь, операция будут кровавая, можем не справиться, — как говориться с языка сняла, я только собирался спросить готовы ли доноры.

Машенька подняла голову и спросила кого-то за моей спиной.

— Готовы?

— Да, двое, готовим еще двоих, — кто ответил не могу понять, голова гудит и немного подташнивает, особенно когда начинаю отвлекаться, в сосредоточенном состоянии всё нормально.

— Начинайте гемотрансфузию, Евдокия Васильевна проведите еще раз ревизию, — боюсь ошибиться, просмотреть не мудрено, лучше перестраховаться. Евдокия проводит ещё раз тщательный осмотр обширной раны, дополнительный оперативный доступ не нужен, осколок ювелирно выполнил лапаротомию.

Пока Евдокия делает осмотр, а Машенька с Осипом укладывают донора, вижу только кто-то из мужиков, и начинают прямое переливание. Второй донор тут же, его кровь собирают во флакон и через несколько минут введут в другую вену. Я пробую перевести дух.

Внезапно просыпается мой внутренний предсказатель, лет пять он спал и не тревожил меня, а здесь как молотком шарахнул но мозгам, сейчас будет остановка! Хотя бы вшивенький панангин сейчас!

— Остановка сердечной деятельности, пульс не определяется! — доклад Осипа как электрический ток по обнаженному нерву.

— Осип, качай, — непрямой массаж сердца мы изучали на пальцах, я конечно показывал, но …

— Маша, кровь струйно и интенсивно качать кулак, — Осип молодец, успевает придвинуть специальную низенькую табуретку и для меня. Я дышу рот в рот, он качает. Раз, два, три, четыре, …пятнадцать, два вдоха, раз, два, три, четыре, ….

Краем глаза вижу, Соне струйно вводят шприц крови, второй.

— Осип, прекардиальный удар, — явственно слышу треск сломанного ребра. — Качай!

— Есть сердце! — кто вопит не вижу. Осип ухом определяет да или нет.

— Сердечная деятельность восстановилась, — он докладывает прерывающимся голосом, сдерживаясь, чтобы не закричать. Я делаю три шага от стола и вытягиваю руки, их просто моют не жалея спирта.

— Адэ девяносто пять на сорок, чеэсэс сто сорок четыре, — голос Осипа, как бальзам на душу, спокойный и бесстрастный.

Евдокия с кем-то из молодых докторов уже заканчивает скелетизацию коротких сосудов селезенки, они тщательно перевязаны и прошиты.

— Григорий Иванович, помогите доктору, — я подхожу к столу и мы продолжаем втроем. Скелетизация ворот селезенки, есть. Начинаем мобилизацию селезенки, разделяем забрюшинные сращения селезенки, перевязываем и прошиваем меньшие коллатерали, а после отведения селезенки последние сосуды. Селезенка удаляется, мы с Евдокией начинаем выполнять гемостаз ложа селезенки. Процедуру надо делать очень и очень тщательно, а потом суток на двое установить дренажи и послойно закрыть брюшную стенки и наложить кожный шов.

— Григорий Иванович, — я поднимаю голову, Машенька с кем-то из докторов работают в правой подвздошной области, я почему-то никого не узнаю, кроме жены и Евдокии с Осипом. Я киваю головой, продолжайте. Интересно, когда они начали и на каком этапе сейчас?

— Евдокия Васильевна, идите к Маше, тут я один закончу, — надо торопиться, интересно сколько мы уже работаем?

— Адэ сто двадцать на шестьдесят, чеэсэс сто. Григорий Иванович, оперируем уже два часа, — Осип как прочитал мои мысли.

Единственной проблемой в правой подвздошной области оказался поиск подлого осколка китайской гранаты. Но и он был найден и извлечен.

Через полчаса операция была закончена и мы вышли на воздух. На Енисее перестали грохотать пушки и мне показалось, что кругом стоит какая-то неестественная тишина.

— Григорий Иванович, а ведь мы такие молодцы, — я молча кивнул, тут уж с вами, Евдокия Васильевна, не поспоришь.

Загрузка...