Однажды вечером или, пожалуй, уже ночью, — рассказывал император Павел I, — я в сопровождении князя Куракина и двух слуг шел по петербургским улицам. Мы провели вечер во дворце и решили прогуляться инкогнито ночью при луне.
Куракин шутил, лунный свет был так ярок, что при нем можно было бы читать письмо и, следовательно, тени были очень густы.
При повороте на одну из улиц я вдруг увидел в глубине подъезда высокую худую фигуру, закутанную в плащ, вроде испанского, и в военной, надвинутой на глаза, шляпе. Он будто ждал кого-то.
Как только я миновал его, он пошел около меня с левой стороны, не говоря ни слова. Я не мог разглядеть ни одной черты его лица. Мне казалось, что его ноги, ступая на плиты тротуара, производят громкий шум, как будто камень ударялся о камень. Я был изумлен, и охватившее меня чувство стало еще сильнее, когда я почувствовал ледяной холод в моем левом боку, со стороны незнакомца.
Обратившись к Куракину, я сказал:
— Судьба нам послала странного спутника.
— Какого спутника? — спросил он.
— Господина, идущего слева от меня, которого, кажется, можно заметить по шуму, который он производит!
Куракин изумился и сказал, что около меня никого нет.
— Как? Ты не видишь человека, идущего между мной и стеной дома?
— Ваше высочество, вы идете очень близко от стены, и физически невозможно, чтобы кто-нибудь был между вами и стеной!
Я протянул руку и нащупал камень. Но все-таки незнакомец был тут, он шел рядом, и звуки его шагов, как удары молота, раздавались по тротуару. Я внимательно посмотрел на него. Под шляпой сверкнули блестящие глаза.
— Ах, — сказал я Куракину, — я не могу тебе передать, что чувствую, но только со мной происходит что-то особенное!
Я дрожал не от страха, а от холода. Мне казалось, что кровь стынет в моих жилах. Вдруг раздался глухой и грустный голос:
— Павел!
Я был во власти какой-то неведомой силы и машинально ответил:
— Что вам нужно?
— Павел! — повторил он с еще большим оттенком грусти.
Я не мог сказать ни слова. Вдруг незнакомец остановился.
— Павел! Бедный князь!
Я обратился к Куракину, который также остановился:
— Слышишь? — спросил я его.
— Ничего не слышу, — ответил тот, — решительно ничего.
А я до сих пор помню этот голос! Я сделал отчаянное усилие над собой и спросил незнакомца, кто он и что ему нужно.
— Кто я? Бедный Павел! Я тот, кто принимает участие в твоей судьбе, кто хочет, чтобы ты не особенно привязывался к этому миру, потому что тебе недолго оставаться в нем. Живи по законам справедливости, и твоя кончина будет спокойной. Бойся укоров совести: для благородной души нет более чувствительного наказания.
Он опять пошел вперед, я — тоже. Призрак молчал. Это продолжалось около часа.
Где мы шли, я не знаю. Наконец мы оказались на большой площади, между мостом через Неву и зданием Сената. Он пошел прямо к одному, как бы заранее отмеченному месту площади, где в то время воздвигался монумент Петру Великому. Я, конечно, следовал за ним. Вдруг он остановился.
— Прощай, Павел! — сказал он. — Ты еще увидишь меня!
При этом его шляпа поднялась, как бы сама собой, и я увидел орлиный взор, смуглый лоб и строгую улыбку моего прадеда Петра Великого. Когда я пришел в себя от страха, его уже не было предо мной».