Свинцовая воля

Глава 9

Над землей пластался легкий туман, какой бывает у воды перед рассветом, слабый ветер шевелил влажную от росы траву, свежий воздух, напитанный исходящими от реки испарениями, холодил распаренные лица бандитов, которые суетились на берегу, загружая лодки краденым товаром.

– Быстрей, братва! Пошевеливайся! – оживленно покрикивал Веретено, размахивая пистолетом. – Скоро рассвет! Того и гляди менты нагрянут!

Две большие лодки, на которых пару часов назад приплыли бандиты, были едва ли не вровень с бортами загружены коробками, ящиками, увесистыми мешками, отчего заметно просели, набегавшие волны изредка плескали через борт.

– Утонем, Веретено, – хрипло басил Косьма, поглядывая испуганными глазами на подельников, продолжавших бегом доставлять со складов все новые и новые партии товара. – Как пить дать утонем!

– Не бзди, братуха, – с ухмылкой ответил Веретено, вытирая сгибом руки сочившийся по лицу пот. – Такая удача выпадает нечасто. Надо ее, суку, по полной использовать!

Когда первая лодка прямо на его глазах черпанула через борт довольно приличную порцию воды, Веретено свой гонор поубавил.

– Чума, – приказал он, ткнув стволом пистолета в тщедушную грудь мелкорослого бандита, пробегавшего мимо него с коробкой папирос на плече, – передай нашим, чтобы возвращались. Не то и вправду утонем.

– Нет базара! – ответил тот, поспешно сунул картонную коробку ему в руки и побежал назад.

– Вот сволочь! – неодобрительно воскликнул Веретено и в свою очередь передал коробку Косьме. – Пристрой ее куда-нибудь.

Чума проворно поднялся по склону наверх. Не успел он принять прежнее вертикальное положение, как внезапно в его лицо ударил свет от фар подъезжавшей машины и тотчас он услышал со стороны склада заполошный крик Дохлого:

– Братва, менты-и-и! Тикаем!

Чума, как подкошенный, мгновенно упал на живот, лихорадочным движением вытянул из-за спины немецкий автомат, прицелился чуть повыше светящихся фар и выпустил длинную очередь. Он не видел, как пули легко пробили радиатор, затем лобовое стекло, пролетели над головой водителя сержанта Барсукова, который вовремя успел пригнуться, но точно попали в замешкавшегося младшего лейтенанта Заворыкина: одна пуля угодила в лоб, разбросав мозги по кабине, другая – в чисто выбритый подбородок, неимоверной силой своего удара вывернув челюсть в сторону.

– Черт, – выругался Барсуков, ощутив на своем лице ошметки мозгов своего пассажира, бывшего несколько секунд назад живым, а теперь мертвым, с обезображенным некогда красивым лицом. – Черт, черт!

Он распахнул дверь, мешковато вывалился в еще не успевшую подсохнуть после дождя грязь. Упершись локтями в землю, водитель принялся торопливо стрелять, целясь в лежавшего метрах в пятидесяти от него бандита, хорошо видневшегося в свете продолжавших гореть фар.

– Это тебе, гад, за Заворыкина, – с каждым выстрелом твердил, как заведенный, Барсуков, потрясенный смертью парня. – За Заворыкина! За Заворыкина!

С той стороны раздался очередной выстрел, и фары неожиданно погасли. Барсуков в ответ наугад сделал еще пару выстрелов и поспешно стал менять обойму, переживая, что бандит воспользуется этой минутой и пристрелит его к чертям собачьим.

Едва с его стороны прекратились выстрелы, Чума действительно решил воспользоваться столь благоприятным моментом, торопливо поднялся, готовый бежать, но тут позади водителя неожиданно раздался хлесткий, как хлопок кнута, выстрел из трофейного пистолета вальтер. С самой войны с ним никак не мог расстаться капитан Александр Сиротин, временно исполняющий обязанности начальника отдела по борьбе с бандитизмом. Чума выгнулся в пояснице, простреленный в нескольких местах в грудь, выронил из рук автомат, оставшийся болтаться у него на шее на ремне, и упал на спину, судорожно засучив ногами, словно хотел убежать от смерти.

– Барсуков, ты как?! – крикнул Сиротин. – Живой?

– Живой, – тотчас отозвался водитель, в душе несказанно счастливый оттого, что начальник вовремя поспешил на помощь. – Заворыкина убили!

Он услышал, как застонал Сиротин, относившийся по-отечески к парню, только что пришедшему на службу в органы. Погибший сотрудник имел после войны два тяжелых ранения, а за храбрость, проявленную в жестоких боях, полный набор орденов Славы.

– Такого парня загубили, сволочи, – сквозь зубы процедил капитан, круто развернулся и, пригибаясь, побежал следом за своими подчиненными к складам, где уже вовсю шла перестрелка.

– За мной! – крикнул он на бегу. – Да смотри в оба!

Илья, который в это время направлялся с мешком сахара на плече к реке, упал в траву. Понимая, что ему ни в коем случае нельзя вступать в перестрелку с милиционерами (да, собственно, у него и пистолета-то как такового с собой не было, потому что Веретено, видно, еще не совсем ему доверял), дальше он стал передвигаться ползком, пятился, как рак, то и дело подтягивая к себе мешок. Перевалившись через вершину холма, Илья расторопно поднялся на полусогнутые ноги, вновь закинул за спину мешок с таким расчетом, что, если в него будут сверху стрелять, чтобы пули угодили в плотный свалявшийся сахар, и съехал по мокрой траве вниз.

– Менты, – выдохнул он на тревожный вопросительный взгляд Веретено. – На машине приехали.

– Много?

– Человек пятнадцать, – соврал Илья, его грудь тяжело вздымалась от волнения и оттого, что теперь ему придется как-то изворачиваться, чтобы не стать врагом для своих же коллег. Сбоку, искоса незаметно взглянув в напряженное лицо Веретена, он осторожно поинтересовался: – Так дашь мне оружие или нет?

После недолгого колебания Веретено отказал, как видно, все еще сомневаясь в его благонадежности, хотя, с другой стороны, лишний человек не помешал бы в сложившейся ситуации.

– Не сейчас, – буркнул он. – Займись товаром.

Илья с облегчением затаенно вздохнул и полез в лодку, выискивая глазами свободное место для мешка.

Рассвет уже входил в свои права, мутные силуэты бандитов и милиционеров становились все более отчетливыми, а уже через несколько минут людей можно было разглядеть без особого труда.

– Барсуков, – оголтелым голосом кричал наверху Сиротин, из-за угла склада отстреливаясь от наседавших на него двух бандитов, которые короткими перебежками приближались к нему, – прикрой меня!

– Добро! – отозвался Барсуков, облокотился на деревянную палету и принялся, не целясь, палить в их сторону, многообещающе буркнув: – Сейчас вы у меня не так запляшете, твари!

Сиротин стремительно выбежал из-за своего укрытия, зигзагами побежал к распахнутым воротам склада, в глубине которого затаились внезапно застигнутые приездом оперативной группы другие бандиты, очевидно, подыскивая иные пути отхода. Но вторые ворота контролировали Семенов и Никишин, и возможности у налетчиков проскользнуть мимо них незамеченными не было. Тем более что на востоке небо светлело с необыкновенной быстротой.

Должно быть, приняв это во внимание, Лиходей, Чалый и Фазан от безысходности решили прорываться прямо через плотный кордон милиции.

– Ну что, братва, – обратился к подельникам Лиходей, лихорадочно сверкая в душной темноте потемневшими от волнения глазами, – риск – благородное дело. Вначале бегет Чалый, потом я и следом Фазан, – живо распорядился он, определив себе место в середине, чтобы особо не рисковать своей драгоценной жизнью. – Первый, пошел! – отрывисто выкрикнул Лиходей и стволом пистолета толкнул Чалого в спину, придавая ему дополнительной решительности и большей скорости.

Молодой бандюган поспешно перекрестился и сиганул в дверной проем, паля из автомата во все стороны. В этот миг Чалый был похож на мелкого изворотливого беса, рискнувшего вступить в схватку с самим Богом: он пробежал по открытому пространству без всякой помехи, потому что Семенов и Никишин при его неожиданном появлении быстро легли в траву, опасаясь попасть под свистящий рой пуль.

– Что творит, подлец, – пробормотал Никишин, невольно восхищенный столь рисковым поступком бандита, и уголки его губ тронула злая усмешка. – Уйдет ведь, гад!

Семенов поспешно поднялся, хотел было с колена стрельнуть Чалому в спину, но тут из склада выскочил Лиходей, стреляя из пистолета направо и налево, и Леонтию вновь пришлось упасть на землю. Не успел Лиходей скрыться из виду, как из ворот выбежал Фазан. Испуганно прижимая локтем к туловищу висевший через плечо автомат ППШ, он на всех парах понесся следом за товарищами, преднамеренно петляя, будто улепетывающий от стаи гончих трусливый заяц.

– Да сколько же вас здесь! – удивленно воскликнул Семенов, и быстро привстав на одно колено, положил пистолет на согнутую в локте левую руку и прицельно выстрелил.

Фазану оставалось добежать до кромки склона несколько шагов, он уже питал надежду, что сегодня ему в очередной раз повезет остаться в живых, как в этот момент пуля ударила его между потных лопаток. Бандит запнулся и со всего маха упал лицом, искаженным страдальческой миной, в мокрую траву. Втянув подрагивающими ноздрями ее пресный запах, Фазан затих.

– Отлетал ты свое, – сказал с усмешкой Никишин, угадав в молодом налетчике своего старого знакомого рецидивиста, еще с малолетки кочующего по тюрьмам. – Вот и завершился наконец твой жизненный путь. Оно того стоило, чтобы так позорно погибнуть?

– Да ты, Володя, философ, как я погляжу, – хмыкнул Семенов, окинув любопытным взглядом лежавшего возле него оперативника. – Тебе бы Макаренко быть.

Никишин с видимым удовольствием пожевал кончик уса, хотел было что-то ернически ответить на это Семенову, но тут позади раздались выстрелы: как оказалось, из-за кромки бугра в них палили Косьма и Веретено, переключая на себя внимание милиционеров, чтобы дать возможность своим подельникам уйти к лодкам.

– Обложили, суки! – закричал Никишин, выстрелил несколько раз через плечо и проворно перебежал в укрытие, откуда начал стрелять уже более прицельно. – Семенов, айда ко мне!

Плотно прижимаясь животом к влажной от росы траве, Леонтий, извиваясь словно большой червяк, торопливо пересек открытое пространство, стараясь не высовывать голову из-за низкорослых метелок пырея. Расположившись рядом с Никишиным, он, как и его товарищ, принялся отстреливаться.

Тем временем Сиротин забежал на склад. Держа вальтер двумя руками, он быстро обошел просторное помещение, настороженно заглядывая во все углы и скрытые места, стараясь убедиться, что все бандиты покинули обворованный склад. За поддонами с ящиками с водкой, которая ручейком вытекала из разбитых бутылок, он неожиданно наткнулся на убитого пожилого бандита. Тот сидел в уголке, разбросав ноги, спиной вжавшись в кирпичную холодную стену. Его правая рука с черствой от работы широкой ладонью покоилась на груди: было похоже на то, что тяжелораненого подельника завалили свои же, потому как выбраться с ним не представлялось возможным, но и оставлять на произвол судьбы, чтобы его раскололи на допросе милиционеры, не имело смысла. Перед смертью пожилой уркаган, как видно, успел выставить перед собой ладонь, как бы защищаясь от пули.

– Уб-люд-ки! – выругался Сиротин, на одних каблуках круто развернулся и побежал вон из склада, потому что снаружи пальба началась с новой силой. – Ребята, – заорал он, едва очутившись на просторе, – окружай их!

После его слов от пистолетных выстрелов и автоматных очередей поднялся такой грохот, что голосов противоборствующих сторон не было слышно даже на расстоянии пяти шагов. Он видел, как Мухаматулин что-то кричал, но не мог разобрать, что именно, затем тот безнадежно взмахнул рукой и побежал через двор к реке, на ходу стреляя в медленно отступающих к берегу бандитов.

– Не давайте им уйти к лодкам! – оглушающе громко заорал Сиротин, но тотчас сорвал голос и удушливо закашлял, охватив горло ладонью. – Уйдут ведь, – прохрипел он, видя, что оставшиеся в живых налетчики находятся уже на гребне склона и вот-вот исчезнут за ним.

Сделав еще по нескольку торопливых выстрелов, бандиты в одно мгновение пропали за ворсистой от травы кромкой склона.

Первым гребня достиг татарин Мухаматулин, успев мимолетом отметить, что предусмотрительные налетчики не стали во весь рост сбегать по склону, а кубарем катились под уклон, тем самым сокращая время, чтобы добраться до своих лодок. Но снизу в него пальнули из пулемета, словно невидимой косой срезав неподалеку макушки высоких трав, и он поспешно залег, поминутно вытягивая руку с пистолетом и стреляя наугад на звуки трескучих выстрелов.

Когда остальные милиционеры подбежали к нему, они увидели, что бандиты проворно занимали места в лодках, а стоявший у кромки воды огромный, по-медвежьи косматый мужик в лохматой телогрейке и зимней шапке-ушанке, к тому же еще в валенках с самодельными литыми калошами, прикрывал их отход. Он держал тяжелый пулемет Дегтярева, который дергался в его могучих руках, изрыгая из ствола мощный огонь. Крупнокалиберные пули легко кромсали крепкий дерн, взбивая высокие фонтанчики мокрого песка на склоне.

– Мусора-а-а! – ревел косматый мужик, скаля здоровенные, как у лошади, зубы. – Смерть падлам!

Подойти к лодкам при такой огневой мощи нечего было и думать. Милиционеры, как подкошенные, упали в траву на вершине холма, спрятавшись за его выступающий край, открыли беспорядочную стрельбу по пулеметчику.

– Отчаливаем! – истошным напуганным голосом кричал у воды Лиходей, как заведенный, хлопая по спине рослого, но нерасторопного бандита по кличке Рохля. – Отчаливаем, сволочь! Чего зенки свои поганые лупишь?!

И видя, что тот все еще бестолково хлопает глазами, не зная, как поступить, потому что Веретено еще такой команды не давал, пронзительно завизжал срывающимся от досады и страха голосом:

– Пристрелю, падла! – и приставил к его затылку нагревшийся от выстрелов ствол пистолета. – Ну!

Рохля испуганно схватился за ручки весел и принялся суетливо грести, направляя лодку на середину реки, где клубился белесый туман, стараясь успеть в нем затеряться, пока менты не стали стрелять более прицельно. За бортом вспенивалась вода, она мелко пузырилась, оставляя расходящийся след на поверхности реки. Вторая лодка, управляемая двумя гребцами, отплыла следом, быстро набирая скорость, рывками уходя все дальше и дальше от берега. В какой-то момент они едва не столкнулись бортами, и Лиходей вновь истерично закричал:

– Удавлю, паскуда!

Но лодки благополучно разминулись, Лиходей немного угомонился, хмуро наблюдая за Косьмой, который отступал, пятился к воде, продолжая стрелять по гребню склона, не давая милиционерам поднять головы. Скоро у него закончились патроны, Косьма отбросил бесполезный теперь пулемет, проворно развернулся и по колено в воде, неловко взмахивая руками, торопясь, побрел к лодке, которая еще не успела далеко отплыть.