Свинец в крови

13

— Ты их видел?

— Было бы странно, если бы я их не видел. Они делают все, чтобы их заметили. Это-то меня и волнует больше всего. Они хотят показать мне, что они здесь, что они бдят, словно вестники несчастья... Я должен готовиться к худшему.

— Когда они приехали?

— Три часа назад. Хорошо еще, что без сирен и мигалок. Они уверены в себе. Плохой признак.

Хотя зрелище, которое представлял собой мой отец, в последнее время разрывало мне сердце, я не мог не смотреть на него. Его лицо исхудало и стало совсем бледным. Под глазами залегли глубокие тени, как при лихорадке.

Из-за болезни его плохо выбритые щеки ввалились. Кожа так обтянула выступающие скулы, что, казалось, вот-вот лопнет. Его поредевшие волосы, некогда черные как смоль, липли к вискам и шее.

Он сел на диван напротив меня. Когда он усаживался, халат распахнулся и показалась велюровая пижама, болтавшаяся на тощем теле. Стесняясь показывать мне свою немощь, отец нервно затянул пояс и расправил полы халата на иссохших бедрах.

Я никак не мог убедить себя в том, что этот больной старик — действительно мой отец, человек, сумевший пережить потерю жены, а потом отчаяние изгнания. Сколько еще времени меня будет терзать вид этого изможденного тела и бесконечная вереница призраков, тянущаяся за ним?

На самом деле в такой физической трансформации была своеобразная логика. Он и сам превращался в призрак, вслед за моей матерью, вслед за столькими другими. Ему дали отсрочку в четверть века, большего он требовать не мог.

Мой отец умирал, и я не в состоянии был ничего сделать. Женщина моей жизни умерла, и я не в состоянии был помешать этому. При иных, не столь драматичных обстоятельствах мое хроническое бессилие могло бы вызвать смех.

Словно подслушав мои мысли, отец заговорил. В его голосе звучала горечь:

— Я думал, что все уже давно закончилось. Значит, этого было недостаточно! Разве мы с тобой мало страдали?

Мне нравилось, что он делит свои горести на двоих. Я заплатил за его ошибки больше, чем кто бы то ни было, но все же я не сердился на него, потому что взамен он научил меня не бояться окружающего мира.

Понемногу он превратил меня в холодное и эгоистичное существо, неспособное оплакивать любовь всей своей жизни более десяти минут подряд. Он сразу понял, что иначе я просто не выживу.

Мой отец ненавидел сентиментальщину. Он был историком, выражавшим свои мысли точно и лаконично. Кстати, он всегда предостерегал меня от неиссякаемых словоизвержений, которыми грешат лингвисты. Если хочешь объясниться, учил он меня, лучше сразу переходить к фактам, не вдаваясь в лишние подробности. Факты сводились к двум словам: Наталия умерла.

Внезапно все это показалось мне затянувшейся шуткой. Резкий разрыв, отсутствие новостей, молчание и смерть: слишком совершенная, слишком безжалостная логика... Наталия организовала собственное исчезновение, чтобы показать мне, как много она для меня значила. Она считала, что в наших отношениях появилась пресность. Она хотела меня расшевелить.

Именно сейчас она стояла за дверью, готовая выскочить из-за нее и броситься мне в объятия, смеясь над моей доверчивостью. А в соседней комнате собрались все мои друзья, Лола, Кемп и даже эта симпатичная актриса, сыгравшая роль инспекторши из полиции. Они сидели в темноте, затаив дыхание, заранее предвкушая, какое у меня будет лицо, когда Наталия кинется мне на шею.

Не на дурака напали! Я рванулся к двери и резко распахнул ее.

Спальня отца была пуста. На полу возле стены валялось несколько книжек. На ночном столике громоздились коробочки с лекарствами. На стуле — стопка одежды, выглаженной и сложенной домработницей.

Я встретился глазами с обеспокоенным взглядом отца. Нет, это была не шутка.

Я закрыл дверь и снова сел напротив него, мне было не по себе. Настало время объяснить ему причину моего прихода.

Я никогда и ни перед кем не умел раскрывать душу. Когда я был с Наталией, я чувствовал, что не способен выразить множество чувств, владевших мной при виде ее. В результате, чтобы не сбиться на полпути, я предпочитал вообще ничего не говорить.

Отец не ожидал, что я буду смущенно молчать. Но я просто не знал, с чего начать. Может быть, самым лучшим будет начать с конца.

— Я должен тебе кое-что сказать... Эти полицейские приехали из-за меня. Твое прошлое не имеет к этому ни малейшего отношения.

— Во что ты вляпался? Надеюсь, это хоть не связано с политикой? Я тебе тысячу раз говорил, что надо быть осторожным.

В голосе отца чувствовалась былая твердость. Нет лучшего средства для восстановления сил, чем устроить разнос сыну.

Я тихонько помотал головой:

— Нет, нет... Прошлой ночью умерла Наталия. Ее убили. Полиция думает, что я имею к этому какое-то отношение.

— Наталия... — прошептал отец. — Dio Santo...

На секунду я испугался, что потрясение лишило его последних сил. Врач предупреждал меня, что состояние отца ухудшается с каждой неделей. Он считал, что жить ему осталось несколько месяцев, в лучшем случае — год, пока метастазы не поразят все жизненно важные органы.

Отец знал, что умирает. Я предпочел бы избавить его от последних страданий. Он не заслужил того обвала несчастий, который обрушился на него.

Честно говоря, и я тоже не заслужил.