Лола сжала мою руку так крепко, словно решила больше никогда не выпускать ее. Судя по всему, погребение Наталии не произвело на нее ни малейшего впечатления. Может быть, через какое-то время она начнет скучать без своей заклятой подруги, но надолго ее не хватит.
К тому же Лола ненавидела соперничество, если оказывалась в проигрыше. Очень неприятно играть в категории «хорошеньких девушек», коль скоро твоя непосредственная противница имеет прямое отношение к недосягаемой сфере красоты.
Отныне расклад полностью изменился, и я снова представлял собой заманчивую сексуальную добычу для своей помощницы. Несмотря на достойную сожаления слабость, которой я поддался на днях, от одной мысли об этом меня мутило.
— Мне надо немного побыть одному, — сказал я ей. — Ты можешь подождать меня в кафе с Дмитрием?
Лола смерила меня строгим взглядом. Мое упорное желание цепляться до самого конца за труп бывшей любовницы казалось ей глупостью.
— Ну, если ты настаиваешь... — выдохнула она наконец и ушла, увлекая за собой Дмитрия.
Я не врал ей. Если бы она осталась со мной, я в конце концов наговорил бы ей всяких гадостей. Я нуждался в нескольких минутах одиночества, чтобы переварить произошедшее.
Я, единственный из участников церемонии, испытывал искреннее горе. Дмитрий не относился к Наталии всерьез. Я даже сомневался, что они когда-нибудь разговаривали друг с другом. Он неизменно видел в ней только объект мощного сексуального желания. Если он и грустил, то лишь от того, что ему так и не удалось переспать с ней.
С Кемпом дело обстояло куда сложнее. Он очень давно знал Наталию и каждый день проводил много времени в ее обществе. И главное, он зависел от нее в финансовом плане. Он тоже много потерял с ее смертью. Теперь его ожидали трудные, действительно траурные времена. Он уже понимал, что ему придется распрощаться с квартирой в сто тридцать квадратных метров напротив собора Инвалидов и с образом жизни кинозвезды.
Впрочем, я нисколько не сомневался, что, будучи исполнителем завещания своей протеже, он сумеет защитить собственные интересы. Я так и видел, как он выторговывает права на документальный фильм, посвященный «Жизни и смерти самой популярной манекенщицы последнего десятилетия», за которым последуют посмертный календарь и линия сексуального белья с этикеткой «Наталия В.». Шестьдесят процентов прибыли пойдут на благотворительные цели, а остальное — на его банковский счет.
Кемп всегда относился к Наталии как к курице, несущей золотые яйца, и это отношение не могло измениться только от того, что она умерла. Чтобы убедить такую акулу, как он, искать добычу в другом месте, требовалось нечто более существенное.
Вдруг я почувствовал себя страшно одиноким среди широких пустынных аллей. Даже под яркими лучами солнца это место выглядело мрачно. И тот факт, что вокруг меня лежали люди, чьи песни или книги доставляли мне столько радости, ничего не менял. Мне не следовало находиться здесь.
А где, кстати, следовало? В жалкой картинной галерее, где мне удавалось выставлять только второстепенных художников? На VIP-этаже «Инферно», среди звезд шоу-бизнеса и политики, которые никогда не признавали меня за своего? В постели Лолы, этой рабыни своих страстей? Или же в камере, с пришпиленной к стене фотографией Сары Новак в кожаных брюках? Я не знал, куда деваться. Честно говоря, я вообще не понимал, во что превратилась моя жизнь.
Углубившись в эти мысли, я брел куда-то по аллеям Пер-Лашез. Я прошел мимо Стены коммунаров, увидел вдали могилу Модильяни и повернул в сторону старого кладбища.
Пейзаж сразу же изменился. Безупречно правильные ряды современных надгробий уступили место очаровательному беспорядку. Девятнадцатый век не скупился на украшения. Время изрядно потрепало памятники той поры, а местами их вообще было трудно разглядеть из-за буйно разросшейся зелени, но каждый свидетельствовал о былой славе тех, кто под ними покоился.
Живи Наталия в ту эпоху, она имела бы право на бюст работы Родена или на обелиск, воздвигнутый каким-нибудь пылким поклонником. А вместо этого через несколько дней на ее могиле появится простая мраморная доска. Ничего, способного напомнить прохожим, что эта женщина воплощала в себе совершенный идеал красоты.
И тут я понял, каким хрупким носителем информации является глянцевая бумага. Не пройдет и десяти лет, как Наталия займет свое место среди легендарных идолов, слишком рано покинувших этот мир. Что останется от нее, если не считать нескольких пожелтевших фотографий, вроде тех, что показывал мне отец? Кто, кроме меня, будет вспоминать о ней?
Все произошло слишком быстро. Только-только я успел привязаться к человеку, а его у меня отняли. Я утратил смысл жизни. От меня уже ничего не зависело. А впрочем, разве от меня когда-то что-то зависело?