Идол, собранный из консервных банок «Кэмпбелл», был погружен во мрак, как и вся галерея. Хотя он находился всего в нескольких метрах от меня, я мог различить только контуры, ощетинившиеся кусками жести. Зато я безошибочно узнал торчавшие из-за него ноги, обутые в башмаки «Конверс». Сэмюэль Бертен лежал там, за подставкой.
Я не знал, жив ли он еще. Во всяком случае, он не двигался. Меня захлестнула волна пессимизма. Убийца, не колеблясь, нацелился мне в лоб и нажал курок. Если не случилось какого-то чуда, то участь Сэма не вызывала сомнений.
Чтобы проверить это, я должен был бы выйти из своего убежища, однако, не получив доказательств того, что нападавший на меня человек сбежал, делать этого не собирался. Тут я вспомнил о той штучке, которую Дмитрий несколько часов назад спроворил для меня, и бросился к компьютеру. Камеры включились в тот момент, когда Бертен открыл входную дверь. И все, что происходило после этого, записывалось на мой жесткий диск.
Впрочем, в настоящий момент мне было не до просмотра записи. Несмотря на все свое любопытство, я отложил это занятие на потом и сосредоточился на прямом показе. Увидев монитор, я с досады начал кусать губы. Вся поверхность экрана была затянута мутью, как будто бы галерею застлало туманом. Идея установить камеры наблюдения казалась гениальной. Однако мы ни на секунду не могли предположить, что снимать им придется в полной темноте.
Я двинул кулаком по плексигласу, потом сел на пол, привалившись спиной к двери кабинета. Ситуация начинала меня бесить.
Я обвел глазами помещение, словно надеясь найти какую-то счастливую идею, которая вывела бы меня из этого тупика. Я увидел маленький светильник на потолке, и это слегка обнадежило. Может, света окажется достаточно, чтобы побороть мрак галереи.
Но ведь тогда мой противник, если он еще здесь, сразу же получит преимущество. Он будет видеть все мои движения, а я в лучшем случае смогу разглядеть его тень на мониторе. Тем самым я потеряю всяческую возможность застать его врасплох.
Но, так или иначе, выбора у меня не оставалось. Я успокаивал себя надеждой на то, что он уже далеко.
Я зажег светильник. На меня обрушился поток света. Мрак по ту сторону тонкой перегородки заметно поредел. Большие участки галереи все еще тонули во тьме, но середина теперь просматривалась.
Я не ошибся: ноги действительно принадлежали Бертену. Только он носил зеленые кроссовки «Конверс» модели семьдесят третьего года, стертые до дыр.
Я повернулся к монитору. Словно по волшебству, на экране возникли размытые очертания. Я скорее угадывал, чем различал предметы, но один вид логотипа «Кэмпбелл», бесконечно повторявшегося на Сэмовом идоле, наполнило меня счастьем.
Я принялся нажимать на клавишу, позволявшую переключаться с одной камеры на другую. Со своего наблюдательного пункта я мог контролировать большую часть галереи. Только самые отдаленные углы помещения, возле входной двери, скрывал непроницаемый мрак. Если убийца еще не смылся, он находился там. Другой возможности спрятаться для него не существовало.
Я пялился в экран, не пропуская ни малейшего мерцания, пока не заболели глаза. Секунды тянулись страшно медленно.
Мои часы показывали почти десять вечера. Прошло менее десяти минут с того момента, когда я вошел в галерею. Кемп в свою очередь войдет сюда не позже чем через полчаса. Я ни за что не сумею навести порядок в этом бардаке до его прихода.
Я принял решение тут же, не раздумывая, настолько очевидным оно мне казалось. Надо во что бы то ни стало помешать Кемпу явиться сюда. Достаточно будет позвонить по телефону. Я сунул руку в карман пальто. И вытащил оттуда лифчик Лолы, но ничего хоть сколько-нибудь похожего на мобильник там не нашлось.
«О, черт!» — пробормотал я, оглядываясь по сторонам.
И тут я вспомнил, что выпустил из рук мобильник в тот момент, когда Лола пыталась расплющить мои половые органы.
К счастью, в галерее был городской телефон. Я схватил трубку и стал ждать гудка — но напрасно. Провод перерезали. Я был один-одинешенек в этом мире за своим пуленепробиваемым стеклом.
Совершенно деморализованный, я сел на стул, лицом к своему письменному столу. Не отрывая глаз от монитора, я ждал какого-то знака, какого-то движения, чьего-то появления, всего, не важно чего. Я был готов ко всему, только бы кончилась эта неопределенность.
Ко всему, кроме прибытия Лолы.
У этой дурехи не хватило терпения дождаться окончания всей истории в ресторане. Я предпочел бы, чтобы она всю ночь обжиралась за мой счет, лишь бы не увидеть ее сейчас, прижавшуюся носом к наружной витрине галереи. Я молил Бога, чтобы она не вздумала войти.
Но разумеется, Лола, верная своим правилам, поступила наперекор моему желанию. Она толкнула дверь и шагнула внутрь. Несмотря на скверное качество изображения, ее удлиненный силуэт прекрасно узнавался на моем мониторе.
И тут киллер вышел из тени. Он оставил уголок, в котором прятался, и медленно двинулся к моей помощнице, которая упорно не желала замечать опасность.
По всем законам логики, я имел законное право сыграть роль героя-любовника. Несколькими днями раньше я уже потерял подругу. Мне вовсе не хотелось, чтобы вторую прикончили у меня на глазах. Я бросился к двери кабинета, выкрикивая имя Лолы.
Это было ошибкой.
Встревоженная моими криками, она направилась ко мне и оказалась между скульптурами Сэма. Убийца подскочил к ней сзади и схватил за волосы. При этом он ударил ее по спине, а потом под колени, так что она упала.
Лола принялась размахивать руками, пытаясь освободиться от хватки нападавшего, но он сильнее потянул ее за волосы, вынудив запрокинуть голову. Почувствовав прикосновение острого лезвия к своей сонной артерии, Лола прекратила отбиваться.
Киллер отвел взгляд от своей добычи и уставился на меня. Он не сказал ни слова, но его молчание недвусмысленно означало, что жизнь Лолы — в моих руках. Либо я буду по-прежнему прятаться в своем убежище, и тогда пол в галерее обагрится кровью моей помощницы, либо я выйду из кабинета.
Так или иначе, ситуация складывалась препоганая. Лола, несмотря на некоторую несговорчивость, была девушкой привлекательной. Она очень нравилась мне, хотя и принадлежала к числу тех людей, которым не следует слишком явно показывать свою привязанность. К тому же настоящий джентльмен не даст погибнуть женщине, чей лифчик лежит у него в кармане. Надо иметь какие-то жизненные принципы.
Я знаком показал убийце, что готов выйти. Однако я не хотел вступать в борьбу, не уравновесив, хотя бы немного, наши шансы. Он был более тренированным, у него была заложница, а где-то имелся и револьвер. А моими единственными преимуществами были жажда жизни и солидный запас знаний в области кинематографии.
Я попытался представить себе, что бы сделал на моем месте Тони Монтана. Он никогда не позволил бы пристрелить себя без борьбы. Напротив, он приберег бы небольшой сюрприз для своего противника.
Я повернулся к столу и увидел пакет из крафт-бумаги, заготовленный для встречи с Кемпом. Внутри лежал «магнум», из которого Лола стреляла в Сэма на вернисаже. Не скрываясь, я взял конверт, открыл дверь и вышел. Проходя мимо выключателя, я зажег свет.
Галерея сразу же осветилась. Если уж мне суждено умереть, я предпочел бы сделать это в свете юпитеров.
Убийца смотрел, как я приближаюсь. Он по-прежнему крепко держал Лолу, готовый перерезать ей сонную артерию, как только у него появится повод усомниться в моих намерениях.
Я шел на чудовищную авантюру. «Магнум» был заряжен. На сей раз настоящими пулями, а не краской. Раньше, перед уходом в ресторан, я даже спустил предохранитель.
Угрожать Кемпу незаряженным револьвером было бы бессмысленно. Он был зорким, как хищник. За те двадцать лет, что он изучал каждый стежок на платьях своих манекенщиц, у него выработалась невероятная наблюдательность. Останься предохранитель на месте, он бы сразу заметил, что я блефую.
Я приготовил «магнум», чтобы придать сцене реалистичность и как следует припугнуть Кемпа, а не чтобы действительно воспользоваться им. Я ни на секунду не мог представить себе, что пущу его в ход. Я даже не был уверен, что у меня хватит смелости нажать курок.
И даже если бы мне это удалось, при моем опыте обращения с огнестрельным оружием, у меня были все шансы не попасть в цель. Честно говоря, сейчас, как и в случае с Кемпом, я больше рассчитывал на то, что киллер испугается, увидев наведенный на него револьвер.
Я шел к нему, держа конверт на виду. Пройдя около половины разделявшего нас расстояния, я протянул его киллеру.
— Вам нужны деньги, да? — спросил я. — В этом конверте — все, что у меня тут есть. Пятнадцать тысяч евро. Я отдам их вам, но отпустите мою помощницу. Мы дадим вам спокойно уйти.
Он не ответил и не сделал никакого жеста. Обнадеженный отсутствием реакции, я продолжал идти вперед.
— Вы пришли за деньгами, так вот они, возьмите! Больше у нас нет.
Еще один шаг вперед, и снова в ответ — тишина. Это высокомерие начинало действовать мне на нервы.
Увидев, что я подошел совсем близко, Лола решила меня предостеречь.
— Нет, Алекс, не приближайся! — шепотом взмолилась она.
Киллер провел лезвием по ее шее, и она закричала. Капля крови выступила из ранки и скатилась на воротник свитера. Лола побелела, ее щеки блестели от слез. Она дрожала всем телом.
— Не шевелись, красавица... — сказал я спокойным голосом. — Если будешь вести себя спокойно, ничего не случится. Все обойдется. Главное, не пытайся вырваться.
Несмотря на страх потерять ее, я продолжал идти вперед. От киллера меня отделяло не более метра. Я помахал конвертом у него перед носом:
— Вы пришли сюда за этими чертовыми деньгами, так берите и убирайтесь!
Конверт его совершенно не интересовал, да я и сам уже это понял. Когда ему показалось, что я подошел достаточно близко, он отшвырнул Лолу назад. Она вскрикнула от удивления, потом с глухим стуком врезалась в стену.
Краешком глаза я проследил за ее падением и убедился, что она не очень сильно ушиблась. С того места, куда она упала, послышался слабый стон. Лола была жива, это главное. Если удача повернется ко мне лицом, она хорошо отделается. А несколько синяков, может быть, слегка умерят ее пыл в будущем.
Я по-прежнему не сводил глаз с противника, пытаясь предугадать его следующее движение. Он смотрел на меня с тем же выражением лица, с которым целился мне в лоб пятнадцать минут назад.
Уверенный в своих силах, он, без сомнения, придумывал, как бы помучительнее убить меня.
Вряд ли он подозревал, что я могу представлять для него опасность, потому что, к моему большому облегчению, он решил сделать ставку на холодное оружие и угрожающе помахивал передо мной своим ножом. Он был чересчур доверчивым. Такая чрезмерная самоуверенность заслуживала небольшого урока.
Я сунул руку в конверт и выхватил оттуда «магнум». Я прицелился ему в лоб. От выброса адреналина у меня зашумело в голове. Ах, как же это было здорово!
— Ну, скотина, как насчет того, чтобы поменяться ролями?
Я думал, что убийца окаменеет при виде моего оружия и тут же бросится бежать со всех ног, но он сохранял полное спокойствие. На его лице отразилось удивление, но никак не досада. Наоборот, у меня появилось ощущение, что ему понравился такой поворот дела. А я, я, собиравшийся преподать ему урок смирения, почувствовал себя полным идиотом, когда понял, что он не отступит ни на шаг. Он почти что веселился, глядя, как я размахиваю огромным «магнумом».
— Что ты собираешься делать, мой мальчик? — произнес он с ярко выраженным средиземноморским акцентом. — Ты же меня не убьешь? Давай, положи эту игрушку, и мы поболтаем. Ну, смотри, я кладу свое оружие на пол.
Он бросил нож и оттолкнул его ногой. Дуло «магнума» по-прежнему смотрело ему в лоб.
— Пушку... — приказал я. — Ее тоже бросай.
Мужчина вздохнул, явно раздосадованный моим нежеланием сотрудничать. Тем не менее он двумя пальцами вытащил револьвер из-за пояса брюк и отшвырнул его к стене.
— Я безоружен. Теперь твоя очередь.
Я покачал головой:
— Ничего не могу поделать. Сейчас вызовем полицию и будем ждать, как положено.
Честно говоря, я не знал, как быть дальше. Я бы с радостью разнес ему черепушку, но мне хотелось выяснить причину всей этой хреновины.
Он заставил меня дорого заплатить за мое любопытство. Прежде чем я успел отреагировать, револьвер исчез из моих пальцев и грохнулся на паркет метрах в двух от меня. Я даже не успел увидеть, как мой противник шевельнулся.
Я не увидел также и чем был нанесен удар, врезавшийся мне в солнечное сплетение и заставивший меня согнуться пополам от боли. Я упал на колени как раз в тот момент, когда он опускал ногу. Мой подбородок хрястнулся о его башмак с железными нашлепками, и я опрокинулся на спину.
Лежа навзничь, я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Мне казалось, что я попал под бешено мчащийся грузовик. Я был уверен, что у меня больше не осталось ни одной целой кости.
Ноги в окованных железом башмаках стояли по обе стороны моих бедер. Между мной и потолком возникло лезвие ножа, а за ним появилось лицо бандита.
— Приходится признать, мой мальчик, что ты скоро умрешь. Не бойся, страдать не придется.
Лезвие оказалось в опасной близости от моей шеи.
— Последний вопрос... — спохватился киллер. — Прежде чем ты окажешься в раю для сопляков, мне хотелось бы узнать код на двери твоего кабинета.
— Иди к дьяволу. Убивай.
Я тут же пожалел, что сказал это. Мои прекрасные принципы улетучились один за другим, а за ними последовали и остатки мужества. Внезапно я ощутил себя уже не таким гордым. Я принялся бы хныкать и умолять вооруженного ножом ублюдка позволить мне вырастить детишек, если бы верил, что этим могу что-то изменить.
Ну, допустим, у меня, как у убежденного сторонника презервативов и прочих разнообразных противозачаточных средств, предоставленных в мое распоряжение фармацевтической промышленностью, не было детей, ни законных, ни незаконных. Не то чтобы я противился идее воспроизводства, но Наталия бросила меня еще до того, как мы начали серьезно задумываться об этом.
Понимая, что номер с бедными сиротками у меня не пройдет, я чуть было не разразился душераздирающей обличительной речью. Однако по темному огоньку, горевшему в зрачках убийцы, я понял, что и это бесполезно.
Тогда я погрузился в самое черное отчаяние и сделал то, что в подобных обстоятельствах сделал бы каждый человек: я напряг свои сфинктеры.
Киллер склонился надо мной и схватил меня за ворот рубашки. Теперь он уже не шутил. Все происходящее начинало его утомлять. Я мог прочесть это в его глазах. Темный огонек разгорелся, заполонив почти весь зрачок.
— Я тебя последний раз спрашиваю, сучонок, — прошептал он мне на ухо. — Если не ответишь, я отрежу все, что торчит. Сперва уши, потом нос и язык. Не волнуйся, это не помешает тебе орать, когда я буду тебе резать яйца. Ну, так какой там код?
— Но если вы меня все равно убьете...
— Ну, ладно, как хочешь. Вопреки видимости, я — настоящий демократ. Я уважаю волю других. Ты совершенно свободен в выборе. Хочешь — страдай. Это мужественный выбор. Бесполезный, но мужественный.
Он захватил мое левое ухо большим и указательным пальцами и поднес к нему нож. Еще два сантиметра, и я смогу распрощаться с моей хорошенькой мордашкой. Я закрыл глаза, чтобы не видеть, как сталь впивается в мою плоть.
Внезапно по галерее прокатился оглушительный грохот.
Я узнал этот звук.
Я уже слышал его раньше. В тот вечер, когда умерла Наталия, если быть совсем точным.
Дыра размером с грейпфрут, украсившая грудь убийцы, подтвердила мою догадку. Только пули «магнума» обладали таким впечатляющим соотношением пробивной и разрушительной способностей.
Струя крови, хлынувшая из зияющей раны, ударила мне в лицо. Нападавший кулем рухнул на меня. Его кровь заливала мне рот и глаза. Безуспешно отплевываясь от вязкой жидкости, затекавшей в легкие, я прилагал все силы, чтобы не задохнуться.
Я пытался подняться, но обмякшее тело не давало мне пошевелиться. Мои руки скользили по липкой коже, ища, за что ухватиться. Отчаявшись приподнять покойника, я выгнулся и спихнул его с себя.
Скорчившись в позе зародыша, я широко раскрыл рот и несколько раз жадно втянул воздух, а потом меня вывернуло прямо на паркет.
Когда я встал, совершенно оглушенный, покрытый желчью и кровью, то понял, почему до сих пор жив. Передо мной на коленях стояла Лола. В руках она сжимала еще дымящийся револьвер.
Ее глаза горели животной ненавистью, поднимавшейся из глубин ее естества. Первобытной ненавистью, за которой уже не было ничего.
Потом ее руки разжались, и «магнум» упал на пол. Ее глаза вдруг сделались совершенно пустыми. Отчаянная сила, позволившая ей нажать на спуск, внезапно улетучилась. Она посмотрела на меня остекленевшим взглядом и открыла рот, но не смогла издать ни звука.
Я не нашелся что ей сказать, поэтому просто обнял ее. Ее слезы, стекая по моим щекам, окрашивались в красный цвет.