Свобода уйти, свобода остаться

Четырнадцатый день месяца Первых Гроз

Никогда не умел уверенно ходить впотьмах по дому: как ни странно, но при свете дня мебели вроде и немного, а стоит только наступить ночи, и на каждом углу, откуда ни возьмись, появляются стулья, шкафы, вазы, каминные решётки, лестницы, половики, норовящие выехать из-под ног по начищенному паркету… Кажется, на кухню — направо. Или налево? Косяк кухонной двери должен быть исцарапан внизу кошачьими когтями, это я точно помню. Наклоняюсь и провожу рукой по деревянному брусу. Вроде поверхность не гладкая. Ощущения неясные, но кот и в самом деле успел здесь наследить. Вот только кухня ли это?

— Почему бы вам не зажечь лампу?

Хороший вопрос. Тогда я смогу совершенно спокойно рассмотреть всё, что мне угодно. И длинные бороздки от когтей, и… Стоп. Так ведь лампа уже горит!

Оборачиваюсь и снизу вверх смотрю на сонного, но ничуть не удивлённого Джерона. Стоит, позёвывает, а вокруг голых ног крутятся, выгибая спины и складываясь пополам, кошаки. Так вот почему я спокойно спал всю ночь: домашняя живность избрала кормильцем моего гостя! Жаль, что, когда он уедет, всё снова вернётся на места. Почти всё.

Следующий вопрос задаётся всё тем же, лишённым любопытства тоном, словно парень просто собирает сведения:

— Вы хорошо видите в темноте?

— Совсем не вижу.

— Тогда почему…

Экий недогадливый! Буркаю:

— Не хотел вас будить светом.

— О!

Джерон виновато улыбается:

— Я бы всё равно ничего не заметил. Вы собираетесь уходить?

— Это так явно?

— Ну, если вы встали затемно и сновали по дому сначала в поисках одежды, а потом съестного, не дожидаясь рассвета и стараясь оставаться незаметным, можно предположить, что вам нужно успеть переделать много дел и дня может не хватить.

Он слышал, как я роюсь в шкафах? Всё это время не спал? Хотя, если вспомнить, сколько всего я уронил, вставая с постели…

— Простите, что помешал вашему сну.

— Ничего страшного. Я могу чем-нибудь помочь?

— Право, не знаю…

— Например, приготовить завтрак?

— От такой помощи грех отказываться!

Вообще, у Джерона было чему поучиться: разыскал в кухонных шкафах остатки хлебной муки, намешал её с подкисшим молоком, оставшимся от кошачьей кормёжки, построгал в месиво ветчину, разогрел в сковороде масло и испёк что-то вроде лепёшек. И вкусно получилось, и сытно. По крайней мере, мне хватило трёх штук (правда, величиной они были со всю сковороду), чтобы наесться до отвала. Сам повар съел вполовину меньше, отговорившись тем, что не особо голоден, а потом принялся за мытьё испачканной посуды.

Не знаю, сколько времени понадобилось, чтобы вернуть кухню к первозданному беспорядку, но Джерон уже вытер руки полотенцем, а я всё ещё сидел, тупо уставясь на чашку с водой, которую так и не допил.

— Вам не хочется, да?

— Чего?

Поднимаю глаза, встречая участливый взгляд.

— Чего-то. Наверное, того, что вы собираетесь делать. Угадал?

Слишком уж он понятлив, особенно когда не нужно. Интересно, не надоело всё время оказываться правым в отношении других? А может быть, ему удаётся это делать потому, что в себе он давно уже разобрался? Как много вопросов… И все они не имеют для меня никакого значения, даже те, на которые получен ответ. Зачем же я тогда хватаюсь за них? Зачем тяну время? Ведь шаг рано или поздно придётся делать.

— Хочу. И сделаю.

— Верю. Но что-то держит вас на месте… Если имеется и желание, и сила его осуществить, я вижу только один повод медлить.

— Какой?

Он вздохнул, присел на лавку и подпёр руками подбородок.

— Окружение. Или вы предполагаете, как ваши действия будут восприняты, и вам это заранее не нравится, или же… Не можете предугадать чувства других людей. Оба случая неприятны, но в первом из них вас будут терзать сожаления, а во втором — сомнения.

Да, пожалуй. Я знаю, как поступлю, и знаю, что не все вокруг будут довольны. Многие, но не все. И как раз в числе этих некоторых находятся люди, особенно важные для меня. Но думать о дурном буду, когда придёт срок ему наступить, а пока…

— Вы правы. Но именно сейчас меня тревожит уже свершившееся. Я боюсь.

— Боитесь? — Он пристально вгляделся в моё лицо. — Пожалуй. Но боитесь не реальной опасности, а выдуманной. Существующей только в вашем воображении.

Почему-то его слова показались мне обидными.

— Много вы понимаете!

Соглашается:

— Немного. Сам грешу пустопорожними переживаниями. Если желаете доверить свои страхи словам, выслушаю. Если нет, уйду; навязывать вам своё общество против вашего желания я не намерен.

— Вы…

Джерон поднялся на ноги и коротко поклонился:

— Доброго дня, dan Ра-Гро.

Сейчас он действительно уйдёт, а я останусь. Наедине. С самим собой. Не-е-е-е-ет!

— Постойте!

Он обернулся уже в дверях.

— А я уже.

— Что?

— Стою.

Ахм. И что говорить дальше? Да, по части словесных баталий этот парень не уступит даже Ра-Дьену, самому большому из знакомых мне любителей поставить собеседника в тупик. Стоит, разумеется. И, что особенно занятно, никоим образом не показывает, что делает одолжение, задержавшись по моей просьбе. Просто терпеливо ждёт. Как же проходили предыдущие годы его жизни, если он ухитрился обучиться искусству, которое я сам только-только начинаю постигать? Впрочем, мне почти всё доставалось без особых усилий, и жена в том числе; если бы вынужден был биться за каждый вдох, наверняка тоже годам к тридцати стал бы спокоен, как скала. Если бы дожил.

— Я не хотел…

— Обидеть? Полно! Простите, что предложил свои услуги, но мне на мгновение показалось, что вы в них нуждаетесь, только и всего. И если я ошибся, то вина за ошибку ложится на меня.

— Вы не ошиблись.

Он прислонился к косяку и спросил:

— Расскажете?

— Вряд ли вам будут интересны мои бредни.

— Важно, чтобы они были интересны вам. Считайте, что я… Никогда не откровенничали с зеркалом?

Я фыркнул, вспомнив своё домашнее зеркало. Вот уж перед кем не хотел бы растекаться в жалобах, так это перед заключённым в стеклянную гладь старым ворчуном! Хотя он, вне всякого сомнения, потешился бы.

— Я сказал что-то смешное?

— В некотором роде… Просто зеркала бывают разные.

— О да! — Он с какой-то странной грустной нежностью посмотрел на сжатый кулак правой руки. — И каждому из нас уготовано своё. Так о чём вы хотели поговорить?

— Мне нужно съездить в родовое поместье.

— И в чём же дело?

— Боюсь.

— Чего именно? Возвращения к истокам?

— Можно и так сказать… Боюсь встречаться с матерью.

В зелёных глазах появилось искреннее недоумение:

— Почему?

— Она… Её огорчит мой вид.

— Не понимаю.

— Мои волосы.

— И что с ними такое?

— Они КОРОТКИЕ.

— Ну да, короткие. И выглядите вы очень даже неплохо. Вашей матери больше нравится, когда вы носите косу?

В самом деле не понимает. Эх, не надо было заводить весь этот разговор. Хотя, а кому ещё я могу сознаться в своих страхах? Не с Вигером же откровенничать: он и так всю дорогу обратно смотрел на меня глазами, полными жалости.

— У меня должны быть длинные волосы. То есть у Стража должны быть длинные волосы, иначе он не может исполнять свой долг.

— Хотите сказать, что сейчас не способны разговаривать с водой?

Тон голоса напомнил дорвавшегося до игры ребёнка, а мигом позже…

Правда-правда-правда не можешь? В самом деле, в самом деле, в самом деле? Врёшь, врёшь, врёшь!..

Волна смешливого удивления накатила, сбила с ног, смяла и отхлынула назад. А когда я отдышался, Джерон повторил тот же вопрос, что мгновением раньше наполнял моё сознание:

— Правда?

Могу или нет? И сам не знаю. Сейчас, кажется, читал яснее ясного, но вчера вечером не мог докричаться ни до чьих ощущений, в том числе и своих собственных. Что со мной происходит?

— Судя по многозначительному молчанию, кое-что вы всё-таки в моих мыслях уловили. Верно?

— Да, но не уверен, что…

— Вот именно! — Он торжествующе кивнул. — НЕ УВЕРЕНЫ. В этом и состоит ваша главная ошибка. Сомнения излишни, dan Ра-Гро: ваш дар остался при вас, да и не мог никуда деться от одного только усекновения волос.

— Но…

— Вчера на острове вы ведь тоже кое-что почувствовали. Когда я возился с браслетами.

Какой хитрющий взгляд!

— Подглядывали, признайтесь!

Ну да, подглядывал. Чуть-чуть. И позорно сбежал, едва дверь чужой души приоткрылась пошире.

— Да, имел неосторожность.

— А это было уже после стрижки! Но вы в тот момент ещё не осознавали произошедшие изменения, более того, условия были неблагоприятные, однако ничуть не помешали. Улавливаете мысль?

— Признаться, пока нет.

Джерон устало выдохнул:

— Ваша способность говорить с водой не покинула вас. Возможно, и не могла покинуть полностью, даже без подпитки речной водой, а только уснула бы. До лучших времён. А волосы… Они важны, но… Представьте себе воина. Опытного, сильного, умелого. Допустим, у него есть меч: длинный, добрый клинок. Воин прекрасно им владеет и считается непобедимым. Но в какой-то из схваток меч, предположим, становится непригоден к использованию, а возможности заменить его новым нет. Воин остаётся безоружным. Сравнение понятно?

— Да. И какое отношение оно имеет ко мне? По-вашему, я тоже безоружен?

— Подождите делать выводы. Я сказал «воин», а не «боец». Чувствуете разницу? Воин будет воином даже на смертном одре. Есть в руках клинок или нет, неважно: он сам себе оружие. Самое совершенное. Непобедимое. А сталь… Она всего лишь продолжение пальцев. Перчатка. Но разве, теряя перчатку, вы разучиваетесь пользоваться рукой?

— Получается…

— Волосы — всего лишь инструмент. Они позволяют вам быстрее получать необходимые для анализа ощущения, даже проводят первоначальный анализ, но они не главное. И потом, у вас на теле достаточно волос, чтобы не оплакивать потерянные!

Это верно. Волос много. И то, что он сказал, правда: теперь, немного успокоившись и вспомнив свои ощущения, не сомневаюсь. Всё моё осталось при мне. Но…

Как я смогу доказать это маме?!

Джерон, заметив моё смятение, огорчённо шмыгнул носом:

— Вижу, не убедил.

— Убедили, уж что-что вы умеете делать, так это убеждать! Но видите ли…

— Другие не поймут, да?

— Именно. Мама не поверит, а если и поверит… Всё равно будет считать семью опозоренной.

Он всплеснул руками:

— Пресветлая Владычица, как всё запущено! Измерять честь длиной косы? Куда катится мир? Если это возможно… Полагаю, не только ваша мать посчитает короткие волосы позором. Я прав?

— Ага. И она, и друзья, и телохранители, и…

Моя жена. Наис. Боги, о ней-то я и не подумал… Лучше было утопиться.

— Да, на такое количество людей моего дара убеждения не хватит. Но я всё же могу попытаться.

— Не нужно, они родились с уверенностью, что у Стража должны быть волосы до пят. И умрут с той же уверенностью. Не стоит тратить силы зря.

Он задумчиво почесал щёку.

— Хорошо, как скажете. Я просто хотел хоть чем-то отплатить за вашу любезность.

— Любезность?

— Вы согласились помочь мне в половине поручений, приняли меня в своём доме, немного познакомили с городом. Не хочу оказаться неблагодарным.

— Неблагодарным?!

Хоть с момента пробуждения поводов для веселья не угадывалось даже за горизонтом, меня всё-таки рассмешили.

— Неблагодарным? Ххаг меня задери… Вы спасли меня и считаете ЭТО недостаточной платой? Да я должен вам всю свою оставшуюся жизнь!

Джерон строго сдвинул брови:

— Я просто сделал, что мог.

— Вы были вправе отказаться и не рисковать собой.

— Если есть что-то, посильное мне и невозможное для других, не вижу причины оставаться в стороне. Я не ищу выгоды и не геройствую — просто совершенствую навыки. Вы же посещаете фехтовальный зал?

— Но это совсем другое: рутина и скука.

— Отчасти. Можно учиться сражаться и в настоящем бою, вот только… Мало шансов остаться в живых, выйдя новичком против ветерана.

— Зато если победишь, здорово прибавишь в опыте!

— Если поймёшь, что именно принесло тебе победу, да. Но, как правило, опьянённые неожиданным достижением юнцы не помнят, что и в какой последовательности делали, добиваясь победы, а потому не всегда оказываются способны её повторить.

Я собрался было продолжить спор, но вспомнил старые уроки. Отец говорил и действовал очень похоже, вдалбливая в меня науку жить. И мне предстоит проделать то же самое, когда обзаведусь собственным сыном. Если обзаведусь.

Опираясь о стол, встаю.

— Вас никто никогда не называл занудой?

Джерон улыбнулся совсем по-мальчишески.

— В глаза — нет. Но за спиной, насколько понимаю, такое происходило не раз.

— Тогда буду первым: вы — жуткий зануда, зануднее, наверное, я ещё не встречал. Но, ххаг подери, ваше занудство как лекарство — принимать противно, только выздороветь без него не получается.

— А вы здоровы? Уверены?

— До кончиков волос!

— Тогда я могу спокойно идти досыпать.

— Э, нет, раз уж вынудили меня откровенничать, получите сполна! В поместье мы поедем вместе.

На лице парня отразилась неподдельная мука:

— Может, передумаете? Честно говоря, я предпочёл бы…

— В карете выспитесь!

Лунная Излучина,

Разумеется, в карете спать неудобно, но Джерон старался. Старался настолько упорно, что и в самом деле уснул к моему искреннему неудовольствию. Но делать было нечего, пришлось таращиться в окно, потому что ко мне сон так и не соизволил прийти.

Матушка, конечно, всё поймёт. Не станет ругать или обвинять. Возможно, поверит моим объяснениям и согласится, что со мной всё в полном порядке, но до этого… До этого будет минута, вдох, миг, когда она увидит. Меня. А я не смогу посмотреть ей в глаза. Даже зная, что ничего не потерял, а быть может, ещё и приобрёл. Почему я всё равно чувствую себя виноватым? Только ли из-за волос?

Нет, не только. Умер человек, который был мне защитой. Если бы в дело не вмешались беспечность и легкомыслие, Баллиг остался бы жив. Я же чувствовал неладное! Хотел удостовериться в правоте сомнений или прогнать их, пришёл в дом к Сойнеру, но… Не довёл начатое до конца. Ах, никого нет? Ну и ладушки, не буду напрягаться. А следовало всего лишь немного напрячься, всего лишь минутку побыть серьёзным, и одной потери можно было бы избежать. Не допустить. А уж что касается Кириан, тут моя дурость переходит все мыслимые границы!

Ну что мне мешало хоть раз внимательно прочитать тех, кто находится рядом? Тем более что от этого зависит не только моё, но и их благополучие. Нет. Ленился. Откладывал на потом. Предпочитал запугивать намерениями, но никогда не доводил их до осуществления. Кретин. Нужно было своевременно узнать о близких отношениях парочки и принять меры. Отпустить Кириан сразу же, как только забеременела: и Баллигу было бы спокойнее, и моя защита не пострадала бы. Точно! Вот почему Алике удалось так легко пошатнуть волю моих телохранителей. Потому что я не поддерживал связь на должном уровне. А это, в свою очередь, происходило оттого, что…

Мне было жаль делить свою жизнь с кем-то ещё.

И как я не понимал… Выкраивая местечко в сердце для чужого сада, ничего не теряешь: он будет расти, цвести, приносить плоды. Только позволь семенам попасть в плодородную почву, помоги взойти и оберегай от бурь и засухи. Всё так просто… Наверное, ещё не поздно? Хочется верить. До боли хочется!

Джерон остановился на краю прячущегося в ивовых зарослях бассейна.

— Зачем мы сюда пришли?

— Я думал, вам будет интересно взглянуть.

— В самом деле?

Он присел на корточки, всмотрелся в спокойную воду, в маслянисто-чёрный блеск песка на дне.

— Здесь… всё и случается?

— Именно.

— Хорошее место. Малое, но устойчивое Средоточие Нитей. И магии ровно столько, чтобы она могла питаться тем, что есть, а не требовать большего. Всё продумано весьма тщательно, можете не беспокоиться: эта купель проживёт ещё очень и очень долго.

— И будет хранить память ещё многих и многих…

Я почти шептал, но он услышал и повернул голову в мою сторону.

— Память?

— Когда наступит срок, я приду сюда, погружусь в эту воду и буду отдавать ей все свои воспоминания, одно за другим. Пока не опустошу сознание. Полностью. А потом… умру.

— Жестоко.

— Да, жестоко. Но, видимо, так было нужно.

Джерон нахмурился, снова всматриваясь в стенки бассейна.

— Неужели нельзя было обойтись… Нельзя: клятое равновесие. Только один Страж, вошедший в силу, иначе подпитка истощится раньше, чем запланировано, и город вновь станет беззащитным… Но вы ведь давно уже приняли ЭТО?

— Да. С раннего детства. Отец, как только я стал способен понимать, привёл меня сюда и рассказал всё, что мне нужно было знать.

О да, рассказал. С такими подробностями, что мне стало дурно, в прямом смысле слова. Меня вырвало прямо в купель. А потом я убежал и долго прятался в саду, но не из боязни принять свою судьбу, а из-за того, что моё малодушие и трусость разочаровали отца. Точнее, мне так казалось, но когда пришло время возвращаться и я, едва дыша, открыл дверь… Они с матерью сидели за столом на кухне. Ужинали. Помню, отец обернулся на звук шагов, улыбнулся и сказал: «Ты как раз вовремя! А ну-ка, мой руки, пока рыба не остыла!» И я понял: он не сердится. Ни на что. А ещё — очень рад. Рад видеть, что его сын всё же нашёл в себе смелость следовать предписанному пути…

— Знаете, я вам завидую.

В голосе Джерона проступила боль. Старая, почти седая, но всё ещё сильная.

— Завидуете?

— Вы не теряли времени зря.

— А вы? Теряли?

Он отвернулся, уставился в водную гладь и молчал так долго, что, когда снова заговорил, я уже перестал надеяться на ответ.

— И не только время. Однажды чуть было не потерял самого себя. Но знаете, мне до сих пор кажется: какие-то из фрагментов мозаики всё-таки потерялись. И я никак не могу их найти.

— Может быть, не там ищете?

— Может быть.

Теперь он улыбнулся — вода не стала лгать и показала мне его улыбку, отражённую, как в зеркале.

— Значит, здесь хранятся воспоминания всех ваших предков, всех Стражей Антреи?

— Да, всех до единого.

Всех до единого… И как я раньше об этом не подумал?! Ведь самый первый Рэйден Ра-Гро тоже должен был оставить свою тень в купели? И если я могу видеть призраков отца и деда, то почему бы… Нет, слишком давно это было. Никаких сил никакого серебра не хватит, чтобы вернуть к жизни память, утраченную несколько столетий назад.

— Очередное разочарование?

Откуда знает? Ах да, он же тоже может видеть отражение моего лица в воде бассейна. Наверное, заметил, как я просиял и тут же снова сник.

— Мне пришла в голову одна идея, но… Она невыполнима.

— На самом деле или это вы так думаете?

Я в нём ошибся, и крупно. Он не только зануда, но ещё и заноза.

— Есть разница?

— Конечно! Если не умеешь ловить рыбу, не утверждай, что в мире не может быть рыбаков.

Ну всё, сейчас получишь… И только попробуй заявить, что это возможно!

— Вода хранит воспоминания всех Стражей, это верно. И я могу, когда сильно захочу, на короткое время вызывать их призраки, делясь своей жизненной силой. Но мне удаётся поговорить только с отцом и дедом, ну, иногда я вижу ещё прадедушку, и на этом всё. Дальше зайти не могу. Поэтому, когда подумал, что самый первый Страж может дать ответ на мучающий меня вопрос, обрадовался было, но, увы: я не могу его позвать.

— Не так: вы уверены, что он не придёт.

— Ну и что? С той стороны, с другой… Результат один.

— А вы попробуйте.

Он обернулся, чтобы я мог видеть его хитрую улыбку, не искажённую отражением.

— Бесполезно.

— Почему? Как вы это делаете? Говорите с водой, верно?

— Да. Но моих сил не хватает, чтобы добраться до тех слоёв, которые…

— Запомнили далёкое прошлое? Хм… Возможно, вы правы.

— Я знаю, что прав!

— Только не горячитесь. Правота доступна каждому, а вот истина существует вне нас и независимо от нас.

Джерон наклонился над бассейном, касаясь правой ладонью воды.

— Постучите в дверь, и вам отворят.

Минуту ничего не происходило, но минута истекла, и вместе с её останками над купелью в воздух начали подниматься струйки пара. Сначала совсем слабые, почти прозрачные, потом всё гуще и гуще, они начали сливаться друг с другом, уплотняться, принимать форму…

Он совсем не похож на меня: невысокий, тонкокостный, болезненно-бледный. Только волосы светлые, а глаза… С расширенным зрачком, из-за величины которого кажутся чёрными. Знакомые глаза. Очень знакомые. И черты лица кого-то напоминают. Они должны быть потоньше, поострее, и тогда… Ххаг! Тогда он был бы копией той женщины со старых набросков!

— Пожалуй, я оставлю вас вдвоём.

Джерон встал и двинулся прочь.

Вдвоём? Он… он видит?!

— Вы видите призрак?

— Конечно. А не должен?

— Но обычно никто, кроме меня, не способен…

— Тех призраков вызываете к жизни вы, своими способами. А сейчас я попросил воду об одолжении, и она, видимо, посчитала невежливым не показать мне результат моих усилий. Всё очень просто.

Да, у него всегда ВСЁ ПРОСТО!

— Я подожду вас… где-нибудь. О, придумал: познакомлюсь пока что с вашей матушкой.

И он, раздвинув руками ветки ив, шагнул, на прощание заявив:

— Возражения не принимаются!

Гад какой… Я не собирался встречаться с Инис. Не сегодня. Но теперь придётся. Одна надежда: матушка даст непрошеному гостю от ворот поворот и не успеет узнать о моих злоключениях.

— Ты потревожил мой покой. Произошло нечто ужасное? Городу грозит опасность?

Голос предка звучал тихо, будто воды реки накатывались на берег, шурша песком, но я отчётливо слышал каждое слово.

— Нет, уже нет. Но я нигде не мог найти ответа на один вопрос…

— Какой?

— Недавно в городе появилась девушка. Я пропустил её, не распознав угрозу, потому что раньше не сталкивался ни с чем подобным. Даже не мог предположить… Она оказалась безумной. Но хуже всего было то, что она обладала таким же даром, как и я. Могла говорить с водой.

Призрак, хоть и был бестелесным, вздрогнул совсем по-человечески, а на бледное лицо набежала тень.

— Значит, она исполнила свою угрозу…

— Кто «она»?

— Карисса Ра-Гро. Моя сестра.

Этого следовало ожидать. Собственно, впервые увидев лицо предка, я уже знал КТО. Не знал лишь ЗАЧЕМ, но мне не понадобилось спрашивать: Рэйден Ра-Гро заговорил сам:

— Наш род всегда был склонен к водяной магии, правда, сильных магов не рождалось, да и большими способностями всегда отличались женщины, а не мужчины, потому последних не всегда посвящали в семейные тайны. Я до совершеннолетия не знал, что могу чувствовать воду иначе, чем мои друзья. Пока не попал в Антрею, где…

— Подвергся изменению?

Он печально усмехнулся:

— Сошёл с ума.

— Невозможно! Как ты мог сойти с ума? Ты же…

— Стражем я стал позже. А сначала испытал на собственной шкуре все прелести безумия. Тебе этого не понять, потому что ты уже родился безумным. И изменённым.

— Неправда! Я в здравом уме и…

— Спроси у тех, кто тебя окружает, и узнаешь истину. Но это неважно. Совсем неважно… Безумие бывает разным: у кого-то возникает сразу, у кого-то через много дней, а то и лет. Кто-то остаётся тихим и спокойным человеком, а кто-то начинает отнимать чужие жизни. Я… я начал жить в своё удовольствие. Особенно когда понял, что могу заставлять других делать то, что угодно мне.

Мой предок был таким… засранцем? Не хочу верить. Этого не может быть. Не может! Я против!

— Те, кто изменял, потому и выбрали меня. Научили чувствовать безумие и укрощать его. И первый опыт я получил, борясь с самим собой. Горький опыт… Но, одержав победу, я понял всю глубину возможного поражения и принял на себя заботу о городе. Не сразу, разумеется. Противился долго и упорно. Пока в один прекрасный день не посмотрел на свою гнусную рожу в зеркале и не спросил сам себя: ну и зачем ты родился на свет? Чтобы бесславно ждать смерти, изнывая от скуки, когда тысячи людей нуждаются в тебе? Тогда ты трижды дурак. А признавать себя дураком почему-то не захотелось… Так я и стал Стражем. А ты думал, твой предок — герой? Как бы не так! Трус, дурак, лентяй, кто угодно, только не герой. Если сможешь, будь лучше меня. Сможешь?

— Я… постараюсь.

— Хорошо, что не торопишься обещать. Обещания сковывают нас цепями и душат, по капле высасывая желание жить…

Он склонил голову набок, словно к чему-то прислушиваясь.

— Я не могу долго быть с тобой, потому перейдём к делам. У меня была сестра, единокровная, того же возраста. Мы были близнецами. Когда я поехал в Антрею, она осталась на Шепчущем озере. Ждать моего возвращения. Мы… любили друг друга. Знаю, что это запретно, но так сплелись нити наших судеб. Наглотавшись серебряной воды, я почти забыл о существовании сестры, а когда принял пост Стража, времени на воспоминания не осталось вовсе… Я увидел её в порту. Она сошла с корабля рука об руку с Валеном, с которым я сдружился уже в Антрее. Вспомнилось, что он уезжал к родне и совсем недавно прислал письмо… Которое так и лежало нераспечатанным где-то в бумагах на моём столе. Он был влюблён и счастлив. Карисса… тоже выглядела счастливой. Но избегала встреч со мной после свадьбы. А когда я всё же набрался смелости и пришёл к ним в дом, то узнал, что моя сестра поражена безумием и подчинила своей воле всех окружающих… Она попыталась захватить в плен и мой разум, но не смогла: то ли не хватило сил, то ли память юности не позволила. В те времена законы города были суровы: безумные подлежали смерти, особенно такие, как Карисса. Но…

Он остановился, словно переводя дыхание.

— Я не смог её убить. Потому что, прежде чем убить любимого человека, нужно убить любовь в себе самом. Я никому не сообщил о её безумии и заставил покинуть Антрею. Но так и не смог забыть… Ты ведь видел её портрет? Я оставил его нарочно.

— Зачем?

— Зачем?

Светлая улыбка коснулась тонких губ. Или это струйки пара стали размыкать свои объятия?

— Смотри сам…

Он метнулся ко мне, окутал своим, совсем уже бесплотным телом, вошёл в моё сознание и открыл шкатулку воспоминаний…

…Крики чаек над пристанью. Корабль, готовый к отплытию. Никакой суеты, никакой спешки: лишь два пассажира собираются покинуть город. Только два, один из которых давно уже на борту и нетерпеливо машет рукой тому, кто ещё задерживается у сходен — молодой женщине в строгом дорожном платье из чёрного сукна, совершенно траурном на вид. Да и бледное личико с заострившимися чертами наводит на мысль, что дама либо кого-то недавно похоронила, либо собирается. Впрочем, провожающий её молодой мужчина удивительно похожей внешности тоже не выглядит радостным и так же одет в чёрное.

— Ты остаёшься? — спрашивает женщина.

— Я не могу иначе.

— Трус! Ты всегда был слабаком! Пойдём со мной, теперь, когда ты узнал, что значит властвовать…

— Я возненавидел власть, — тихо отвечает мужчина.

— Но ты пользуешься ею! Пользуешься, изгоняя меня!

— Прости.

— Не прощу! Никогда не прощу, слышишь? Ты сбежал тогда и отступаешь сейчас! Ты ничтожество!

Он молчит, терпеливо выслушивая обвинения, словно признает их справедливость.

— Ты даже не способен исполнить свой долг! Ты должен был убить безумную, да? Так почему не сделал этого?

— Сделаю. Если ты посмеешь вернуться.

— И посмею!

— Ты умрёшь.

— Возможно. Но я хоть и безумна, кое-что понимаю… Я вернусь, Рэйден Ра-Гро! Через год или через столетия, но вернусь. Этот проклятый город падёт мне под ноги и будет умолять о пощаде!

— Никогда.

— Посмотрим! У меня впереди много времени!

— У меня — тоже.

— Ты не вечен!

— А ты?

— Я передам свой дар дочери!

— А я — сыну. И всё начнётся сначала.

— Но исход схватки не предрешён! Я вернусь, так что будь готов принять бой!

Она легко взбегает вверх по сходням, подхватив юбки, чтобы не путались в ногах. Проходит несколько минут, и отшвартовавшийся корабль отправляется в путь, навстречу заходящему солнцу. А мужчина ещё долго стоит, подставляя ласке ветра окаменевшее от скорби лицо…

Пар рассеялся. У купели снова был только я один.

Так вот какие демоны одолевали тебя, первый Страж. Но ты сумел справиться с ними и победить. Дорогой ценой, правда, но всё же сумел. И вырастил сына, который передал знания и умения своему сыну, и так далее, так далее, так далее… До меня. Неужели на мне всё и закончится? Карисса обещала вернуться и сдержала своё обещание. Но сколько дочерей родилось у этой женщины?..

Они коротали время на террасе. Джерон увлечённо о чём-то рассказывал, изредка взмахивая руками, а Инис слушала, и не просто благосклонно, а с явным удовольствием. Но когда я появился в аллее, матушка перевела взгляд на меня. Посмотрела, кивнула: мол, иди сюда, и снова вернула своё внимание умолкнувшему было рассказчику, дожидаясь, пока присоединюсь к их компании.

— Здравствуй, ма.

— Всё хорошо?

— Как всегда, не волнуйся.

— Ты закончил дела?

— Не совсем. Но они близки к завершению.

Матушка удовлетворённо кивнула и встала с лавки.

— Тогда нам ничто не помешает немного попраздновать! Твой друг предложил мне засолить рыбу на северный манер, и знаешь, должно получиться просто превосходно! Я пришлю тебе сразу, как будет готово. Или сам заедешь навестить. Заедешь?

— Конечно, ма!

— Горазд обещать, совсем как отец… — Она привычно взгрустнула, но тут же вскинула подбородок вверх и командирским тоном объявила: — Вот что, молодые люди, без обеда я вас не отпущу, так что освежитесь и прямиком на кухню! Не позже чем через четверть часа, каждая минута опоздания будет караться!

— Строго?

— Ещё как!

И она поспешила заняться приготовлением обещанных кушаний, а Джерон подмигнул:

— А вы боялись… С такой матерью страшиться нечего: просто любите её, а она будет любить вас. Что бы ни случилось.

— Как вам удалось её утихомирить?

— Просто у меня обширный опыт общения с родственниками!

Он сидел вполоборота к двери, перед открытым настежь окном, через которое в кабинет проникали жалобы моря, плещущегося у подножия старого форта.

Солнечный свет ярким бликом скатывался по гладкому лысому затылку вниз, на морщинистые складки шеи над тугим воротником белоснежного мундира. Ладонь, лежавшая на подлокотнике жёсткого кресла, немного подрагивала, отчего старческие пятна кожи казались живыми и перебегающими с места на место. Стол, отделявший сидевшего у окна человека от всех тех, кто мог войти и вошёл в кабинет, был девственно чист, словно все имеющиеся дела завершены. Окончательно.

Капризные правила этикета не всегда способны прямо и чётко указать, кто — хозяин или гость — должен первым нарушить молчание, но в этот раз я предпочёл предоставить слово человеку почти втрое старшему. И всё равно пришлось ждать несколько минут, пока адмирал Ра-Кими соизволит перестать делать вид, что не замечает меня и своего племянника. Дагерт не горел желанием посещать дядюшку, но, являясь практически моим подчинённым, перечить не посмел и теперь стоял позади меня, перекрывая единственный вход и выход из кабинета.

— Давненько не виделись, dan Ра-Гро, почитай, уже лет десять. Какая нужда заставила вас побеспокоить больного старика?

— Позвольте принести извинения за неурочный визит, адмирал. Я действую в полном соответствии со своими служебными обязанностями.

— И чем же я провинился перед Стражем Антреи?

Старческий голос потрескивал, как дрова в камине, но его слабость была обманчива: Ра-Кими всё ещё оставался на посту главы Морской стражи, с лёгкостью побеждая любых более молодых соперников в борьбе за первенство.

— Обвинения пока не прозвучали, адмирал. Но раз уж вы заговорили об этом… Объясните, каким образом в руки купца, именуемого Сойнер, попал один из пограничных Порталов.

— Пограничных? Полноте, dan Ра-Гро! Вы же знаете, что их крайне мало и все они подлежат строжайшему учёту. Да и… кто вам сказал, что упомянутый Портал был именно пограничным?

— Человек, словам которого я не могу не доверять.

— Вот как? Позволите узнать его имя?

— Имя ничего вам не скажет. Он приезжий, заглянул в город всего на три дня.

Старик хихикнул:

— И сразу же завоевал ваше безграничное доверие? Право, dan Ра-Гро, ваши слова и поступки выглядят несколько легкомысленными.

— Возможно. Но если мои мысли, по вашему определению, излишне легки, то ваши страдают отсутствием здравости.

Он застыл, чуть сильнее сжав пальцы на твёрдой потрескавшейся коже подлокотника.

— Что вы хотите этим сказать?

— С какой целью вы снабдили Сойнера Порталом? Только для того, чтобы вывезти меня за пределы Антреи?

— Не слишком ли много чести?

— Вовсе нет. Особенно если речь идёт о подручных средствах, а не о судьбе человека. Вам нужен был я, адмирал? Хотелось бы знать зачем.

Ра-Кими тяжело опёрся руками о кресло, поднимаясь на ноги. Встал, развернулся ко мне лицом, выпрямился, показав прежнюю воинскую выправку.

— Вы настаиваете на моей причастности к сему делу?

— Порталами распоряжаетесь лично вы, адмирал, ни один из них не мог попасть в чужие руки, минуя вас, потому что только вам известны секреты их открытия. Сойнер не мог самостоятельно справиться с переходом, следовательно, получил Портал непосредственно из ваших рук. Желаете других доказательств? Одного того, что я сказал, достаточно для обвинения вас в государственной измене.

— Не бросайтесь громкими словами, dan Ра-Гро!

— Громкими? К сожалению, всё так и есть: использование военного имущества в не установленных и не подтверждённых приказом её величества целях, к тому же попытка нанесения вреда человеку, занимающему ответственный пост. Потянет на отсечение головы. Или предпочитаете, чтобы вас вздёрнули на рее?

— Вы не сможете доказать!

— Смогу. И вы прекрасно это знаете. Надеетесь, что воля королевы защитит вас от моих методов дознания? Зря. Её величество очень не любит, когда с её верными слугами плохо обращаются, и с удовольствием разрешит мне потешиться лишний раз. Но я, уважая ваши прежние заслуги, не хочу прибегать к крайностям. Ответьте сами, адмирал, без принуждения и силового вмешательства. Или ваша тайна настолько постыдна, что не может быть доверена словам?

Ра-Кими ни на волосок не опустил подбородок, но черты старого лица начали утрачивать свою твёрдость, оплывая и теряясь среди морщин.

— Я не стыжусь, dan Ра-Гро. Мне нечего стыдиться.

— Тогда я слушаю. Если желаете, попрошу вашего племянника уйти.

— Не нужно, — обречённо выдохнул адмирал. — Ему будет полезно кое-что услышать.

Дагерт за моей спиной затаил дыхание, но от меня не могло укрыться, что молодой человек смущён и встревожен.

— Как вы полагаете, dan Ра-Гро, я похож на безумца?

— Нисколько. Имею в виду, на того из безумцев, с которыми имею дело я.

— А жаль — мне было бы проще приписать причину своих поступков дурной воде… Но нет так нет. Значит, я просто старый дурак, задержавшийся у Порога. Два года назад, во время одного из моих плаваний за пределы Антреи, я встретил женщину и… влюбился. Наверное, самый последний раз в своей жизни получил от судьбы подарок. Я даже собирался привезти её сюда, не на военном корабле, разумеется, этого бы никто не позволил, но сделал всё необходимое, нанял самого лучшего капитана, самое быстрое и надёжное судно…

— Она приехала?

— Да. Но так и не ступила на городскую землю. Вы не позволили ей войти в Антрею.

В самом деле? Очень может быть. Два года назад… Сейчас не вспомню, но, если поднять архивные записи, можно выяснить имя и приметы женщины, которой было отказано. Мной. Кажется, начинаю понимать.

— Вероятно, она была расположена к безумию?

— Вы так и заявили тогда, dan Ра-Гро. И я… Попытался смириться, зная, что ваше решение окончательно и не может быть ошибочным. Больше года я боролся со своими чувствами и, когда уже думал, что победил, нашёл свою возлюбленную, чтобы проститься навсегда, но… Понял: все старания забыть были напрасны. Мы провели несколько чудесных дней и ночей, а по истечении полутора месяцев она прислала письмо, из которого я узнал, что стану отцом.

— В вашем возрасте? Это не показалось вам странным?

Старик хрипло хмыкнул:

— Эх, dan Ра-Гро, вы многого не знаете и не сможете узнать, потому что сами не доживёте до моих лет… Случаются чудеса на свете. Всё было проверено. Ребёнок в её чреве нёс в себе мою кровь. И тогда я понял, что не смогу быть вдали.

— Вы могли уехать из города и жить с ними где-нибудь в Шемах.

— А почему я должен бросать всё и уезжать, когда в этом городе моё имя знают и уважают все? Когда мой наследник мог бы занять моё место в будущем? Почему я должен отказывать ему и себе в почёте и богатстве?

— Понятно. Прежде чем жертвовать собой, вы решили пожертвовать другими. Например, мной?

Ра-Кими сдвинул набрякшие веки ещё плотнее.

— И что с того? Я не собирался вас убивать, только уменьшить ваше влияние.

— И убийство Навигатора могло этому поспособствовать?

— Разумеется! Всем известно, что во время визитов этой женщины в Антрею вы всегда и всюду сопровождали её. И если бы выяснилось, что она убита в вашем присутствии, да ещё человеком, которого вы не должны были пропускать в город… Ваше влияние сильно уменьшилось бы.

Это верно. Даже не представляю, какими словами я оправдывался бы перед Ра-Дьеном и её величеством. А перед собой? Мог навсегда потерять уверенность, а вместе с ней и свой дар, как предполагал Джерон. И тогда намерение адмирала провезти в город свою возлюбленную стало бы крайне близко к исполнению, а может, и исполнилось бы.

— Но ваши планы потерпели неудачу.

— Вы удивительно везучи, dan Ра-Гро. Убийца должен был выполнить свою задачу, мне это обещали, почти клялись, что всё удастся, но… Вы каким-то чудом помешали.

Чудом… Ценой жизни близкого мне человека. И цена эта слишком велика, чтобы остаться незамеченной.

— Почему же вы не отказались от своих намерений?

— А вы смогли бы отказаться от мечты, которая на расстоянии вытянутой руки?

Не знаю, не пробовал. Может, смог бы, а может, вёл бы себя ещё покруче адмирала.

— И какую роль вы отводили мне? Зачем надоумили Сойнера устроить похищение?

Ра-Кими скривился, словно презирая всех вокруг и самого себя.

— Мне нужна была ваша кровь, вся до последней капли.

— Кровь?

— Оставалось последнее средство: пока ребёнок не покинул чрево, можно влить другую кровь в его жилы. Ваша кровь уберегла бы его от безумия и позволила бы…

Старый дурак, вот уж точно! Моя кровь? Если вспомнить откровения предка, я — самый большой безумец этого города. Но если меня учили справляться с недугом, то ребёнок… Боюсь представить, что бы из него получилось. И попади он в город… О, тогда месть Кариссы нашла бы самое полное из воплощений!.. Стоп. Почему я об этом подумал? Неужели основной целью было именно это — создание чудовища, способного уничтожить Антрею, а подсылка убийцы и всё прочее служило только для отвода глаз? Да, точно! И стоит порадоваться, что планы мстительницы потерпели крушение. На сей раз.

— Ничего хорошего не вышло бы.

— Откуда вам знать?

— Поверьте на слово, адмирал… Я понимаю вас и ваши действия, но скажите: неужели вы так ненавидите этот город, что едва не привели его к гибели?

Он поджал бескровные губы.

— Нет, dan Ра-Гро, я люблю Антрею. Но и ту женщину я тоже люблю. А ради любви можно сделать многое… Даже невозможное. Я попытался. Не получилось? Что ж, я приму поражение. А вот вы… Что вы смогли бы сделать ради любви?

Действительно, что? Все годы прошедшей жизни я не думал о своих обязанностях перед любимыми — и перед городом, и перед собственной супругой. Я защищал их в меру своего понимания защиты, заботился о них так, как мне казалось должным. Но разве хоть раз спросил, а в нужном ли направлении двигаюсь? Хоть раз задумался, приносят ли мои действия пользу Антрее? Хоть раз попытался поговорить с Наис по душам, без шуток и гримас? Знаю ли я, в чём на самом деле нуждаются мои женщины?

— Я сделаю доклад её величеству, адмирал. Не могу не сделать. Но я не хочу допускать публичного разбирательства… Понимаете, о чём идёт речь?

Он понял и благодарно кивнул:

— Всё будет устроено должным образом.

— Ещё кое-что, адмирал. Та женщина, которая родит вашего наследника… Оставьте мне сведения о ней.

— Зачем? Вы собираетесь найти её и…

— Убить? Вовсе нет. Не хочу обнадёживать вас, но… У меня есть идея, как можно обеспечить пребывание в городе тем, кто способен заболеть безумием.

— О чём вы говорите?

— Мне кажется, есть средство, способное при постоянном приёме защитить разум человека от помешательства. Осталось только его получить.

Морщины на адмиральском лице мелко затряслись:

— Это означает, что мой сын…

— Сможет жить в Антрее как ваш полноправный наследник.

Ра-Кими опустил голову, впервые за весь разговор, а когда снова поднял и посмотрел на меня, в светлых старческих глазах стояли слёзы:

— Вы обещаете?

— Если я прав в своих предположениях, всё получится.

— Страж Антреи никогда не ошибается.

Эти слова были произнесены тем же голосом, которым адмирал принимал парады: торжественным, звучным и полным надежды.

Я поклонился, коротко, по-военному: в конце концов, ношу ведь звание капитана и Морской стражи тоже, помимо всех прочих.

— Вы позволите мне сказать несколько слов племяннику наедине?

— Разумеется. Не буду вам мешать.

Я вышел из кабинета и закрыл за собой дверь. Дожидаться окончания беседы двух родственников прямо у них под носом показалось мне непристойным, потому место вынужденного времяпрепровождения было перенесено на двор форта, под пронзительные лучи весеннего солнышка.

Дагерт вернулся быстро, не прошло и десяти минут. Молодой человек выглядел опечаленным, но предельно собранным и серьёзным, а также настроенным на разговор. Догадываясь, о чём пойдёт речь, я поспешил заявить:

— Вы можете забрать прошение сегодня же.

— Dan Ра-Гро…

— Ввиду сложившихся обстоятельств не смею требовать от вас исполнения какой бы то ни было службы.

— Это означает, вы отказываете?

— Ну да.

Лицо Дагерта застыло маской отчаяния. Неужели я ошибся? Снова? Впрочем, пора привыкнуть к собственной дурости.

— Вы же всё равно собирались уйти, разве нет?

Отчаяние дополнилось удивлением:

— Почему вы так решили?

— После моей беседы с адмиралом трудно предполагать, что вы будете настаивать на прежнем. Поступки вашего дяди…

— Едва не привели к вашей гибели! Я не могу считать себя в полном праве отвечать за весь род, но… Если моя служба сможет хоть отчасти искупить вину адмирала перед вами, я буду подавать прошения до тех пор, пока вы их не примете!

О-хо-хо. Кажется, я влип. Надеялся отделаться от парня под предлогом дурных родственных связей последнего, а нарвался на обратное. Дагерт желает оплатить долг дядюшки? Похвально. Но почему опять за мой счёт? Хотя телохранитель мне всё-таки нужен. Придётся…

— Смотрите!

Кто это крикнул? А, караульный офицер. И показывает куда-то наверх. На окно… адмиральского кабинета, в котором появляется что-то белое, на долгий вздох замирает, а потом… Летит вниз, на каменные плиты.

Только двое людей, находящихся во дворе, не бросились к разбившемуся адмиралу. Я и Дагерт. Но мы оба, не сговариваясь, вытянулись струной и прижали сжатые кулаки к бокам, слегка опуская подбородки. Отдавая последние почести воину, сражавшемуся и ушедшему непобеждённым.

Я был настолько тих, что моё присутствие в доме никак не ощущалось. Джерон, стоявший у стола в моём домашнем кабинете, не услышал шагов, зато позволил мне узнать ещё одну свою сторону. Точнее, услышать.

Листок бумаги лёг обратно на стол, а я всё ещё слушал эхо затихающего голоса.

Этот человек делил со мной жизнь всего третий день, но каждый новый час оказывался непохожим на прошедший. Сначала Джерон выглядел простодушным дурачком, годным только на то, чтобы возиться с животными. Потом рассуждал о магии, недоступной многим главам Гильдий, как о чём-то давно изученном и совершенно обыденном, и не только рассуждал, а и подкреплял свои слова весьма любопытными фактическими подтверждениями. Вчера спас мою жизнь, между делом перебив вышколенных и умелых охранников. А сегодня… Утром вернул мне смысл существования, днём играючи помог «вернуться к истокам» и… Что он сказал Инис? Наверное, я никогда этого не узнаю. Но моя мать впервые за всё время встретила меня так, как мне мечталось. С полным пониманием. И вот теперь…

Маска беспечного шутника слетела окончательно. Передо мной стоял совершенно другой человек.

Если бы я мог ТАК прочитать Наис эти стихи! Уверен, она больше никогда и ни о чём не спросила бы и ни в чём не усомнилась. Может быть, попросить Джерона… Нет, не буду. Каждая строка далась ему с большей болью, чем мне, когда я писал, и снова заставлять переживать… Пусть Рэйдена Ра-Гро и называют чудовищем, но это слишком даже для меня!

— «Не сможет не быть…» — повторил он, задумчиво проводя пальцами по краю стола. — Простите за вторжение, dan Ра-Гро: дурной пример одной из моих знакомых оказался крайне заразителен.

— Вы… знали, что я вошёл?

— Какая разница? — Он повернул голову и улыбнулся. — Я всё равно не стал бы прерывать чтение.

— Но почему вы читали вслух?

— Потому что стихи того заслуживают. Простите ещё раз, что сделал это без вашего разрешения. Собственно, жду вас, чтобы сообщить: мне пора. Кошки, кажется, закончили свои дела, я закончил свои, следовательно, нет надобности тратить время зря.

— Вы торопитесь?

Улыбка стала ещё шире и, пожалуй, довольнее:

— Меня ждут.

— Так сильно, что не согласны потерпеть лишний день?

— А вы бы терпели, если бы ждали подарка?

— Подарка?

— Правда, мне вряд ли удастся его привезти… В ваших краях ведь нет возможности раздобыть эльфийскую «радугу»?

— Скорее всего, нет. А зачем она вам?

— Я обещал порадовать знакомого лучника.

— Но, насколько знаю, пользоваться эльфийскими луками не под силу человеку.

Джерон подмигнул:

— Но он-то этого не осознаёт! Моё дело маленькое — привезти. А с остальным пусть разбирается сам.

Лук, значит. Конечно, эльфийский мне достать негде, но, кажется, могу подобрать ему достойную замену. Надо будет только заглянуть к Тьюлис в хранилище.

— Когда вы собираетесь отбыть?

— Скорее всего, завтра утром. Я навёл справки у господина Ра-Дьена, и он посоветовал мне спуститься по левому притоку Лавуолы за пределы Ринневер, а оттуда либо по реке, либо посуху уже добираться до своих.

— Всё верно, по реке будет быстрее, чем по морю, в обход побережья. Что ж, тогда завтра и будем прощаться. А сегодня…

— У вас есть о чём спросить? Или рассказать?

— И то, и другое. Вы были совершенно правы: способность говорить с водой присуща только моему роду. И, как стало известно, за пределами Антреи живёт довольно много моих… родичей.

— Которые умеют управлять водой в пределах тела и за его пределами, — продолжил Джерон. — Признаться, до приезда сюда я тоже столкнулся с опасностью, растворённой в воде. Правда, она совсем иная, но теперь не уверен, что у ваших и моих проблем корни совершенно разные.

— Вы тоже столкнулись с водяным заговором?

— Не совсем. Но схожие принципы действия прослеживаются, и это меня несколько пугает, потому что распознать их привычными способами я не могу. Впрочем, как выяснилось, кое-какой инструмент у меня всё же имеется, и вполне действенный. Точнее, имеется во мне.

— Серебро?

— Оно самое. В своё время я совершил страшную глупость, но теперь получается, что пользы от неё больше, чем неприятностей. Всегда бы было так!

— Глупость?

— Ужасающую. Едва не поплатился за неё, кстати, своего рода безумием.

— Вы могли сойти с ума?

Он усмехнулся:

— Почти сошёл. Вы когда-нибудь задумывались, что заставляет людей заболевать «водяным безумием»?

— Это заложено природой.

— Ну да, ну да… — Согласный, но немного насмешливый кивок. — И всё же? Те, у кого из тела серебро вымывается естественным путём, конечно, не способны болеть. А те, кто способен? Почему теряют рассудок?

— Признаться…

— Не задумывались. Тогда вам будет интересно узнать моё мнение, точнее, моё представление. «Лунное серебро», являясь условно-живым существом, обладает собственным разумом и неутолимой жаждой обрести настоящую жизнь, а поскольку, попадая вместе с водой в человеческое тело, оно приближается к исполнению заветной мечты, считает себя обязанным оплатить полученный подарок. Осчастливить своего носителя. Исполнить его желания. Улавливаете? Серебро тонко чувствует малейшие оттенки человеческого настроения и, разумеется, со временем понимает, какие из происходящих вокруг событий радуют, а какие огорчают. По мнению металла, огорчений должно быть как можно меньше, вот серебро и старается… На свой лад. Помогает человеку стать счастливым. И если для этого требуется, чтобы кто-то умер, почему нет?

Действительно, всё объясняется просто. Если бы я раньше догадывался о причинах безумия… Но теперь смогу только лучше исполнять свою службу! И как можно отблагодарить человека, подарившего мне столько сокровищ разом?

— Вы так хорошо разбираетесь в этом вопросе… Почему?

— Полагаю, потому, что сам побывал в шкуре безумца. А может, так и не вернул себе здравый рассудок.

Шутит, и шутит весело, а не горько. Надеюсь, ему понравится задуманный мной подарок. Уж ТАКОГО точно ни у кого больше не будет!

И всё же не удерживаюсь от вопроса:

— Скажите… когда вы читали эти строки, мне показалось, что вы в своей жизни совсем недавно испытали нечто созвучное. Я прав?

Джерон серьёзно кивнул.

— Да, именно так. Я попрощался с надеждой на счастье. Одной из. А вот вы, надеюсь, не повторите мою ошибку. Женщина, для которой написаны эти стихи, наверное, счастлива быть любимой вами?

— Хотел бы я знать…

Он растерянно удивился:

— Не знаете? Как такое возможно?

— Понимаете, мы были соединены супружескими узами во исполнение долга, а не для обретения счастья. Она должна стать матерью будущего Стража.

— Но вы любите? Почему же она не может любить?

— Кажется, её тяготят наши отношения.

— Как печально… Впрочем, так и должно быть — отказаться от свободы можно, только обладая ею в полной мере, и не иначе.

В полной мере… Вот оно, то самое. Наис никогда не чувствовала себя свободной: ни в детстве, ни в юности, а уж после того, как стала моей женой, и вовсе попала в рабство. Почётное, для кого-то завидное, но всё равно тягостное. А я не хочу, чтобы она чем-то тяготилась. Не хочу и сделаю всё возможное, чтобы… освободить её. Освободить.

— Я отлучусь на пару часов, а когда вернусь, приглашаю вас отметить отъезд в том самом трактире, помните? Как вам планы на вечер?

— Весьма приятственные! Буду ждать вашего возвращения с нетерпением.

Он поклонился и вышел из кабинета, а я направился к своему любимому зеркалу.

— Вы не балуете меня своим обществом, Ра-Гро. Вам не стыдно?

— Прошу ваше величество простить недостойного слугу.

— Прощение нужно вымаливать другими способами. И вы отлично знаете, какими!

Тонкий шёлк домашнего платья слегка приподнялся на упругой груди, обрисовывая плавные линии с пугающей чёткостью.

— Вы сегодня крайне нерешительны, dan. Этому есть причина? Ваше здоровье не позволяет…

Я опустил взгляд на бархат кожи цвета топлёного молока, виднеющейся в разрезе воротника. Вдохнул аромат тёплого и податливого, но могущего в единый миг стать твёрже стали, тела. Прислушался к биению пульса полнокровного ручейка на длинной шее.

— Я пришёл говорить о деле, ваше величество.

Она сделала шаг, прильнула ко мне, пощекотала распущенными локонами мою щёку и шепнула:

— Дело может подождать.

— Только не это.

Руала куснула мочку моего уха.

— Упрямец… Я буду гневаться.

— Как вам угодно, ваше величество.

Она отстранилась, вперила взгляд жёлтых немигающих глаз в моё лицо.

— Что ж, если вы столь непреклонны… Я слушаю.

— Я пришёл, чтобы просить о разводе.

— Не понимаю.

— Позвольте Наис и мне перестать быть супругами.

Руала нахмурилась, убрала с лица прядь волос, задумчиво качнула головой, запахнула полурасстегнутое платье и подошла к королевской постели.

— Объяснитесь, dan.

— Время, которое благоприятно для зачатия будущего Стража, неумолимо приближается, ваше величество. Я исполню свой долг, как надлежит, но прошу — освободите от него Наис.

— На каком основании?

— Мой сын не сможет вырасти в окружении ненавидящих друг друга родителей.

— Неужели?

— В свете открывшихся обстоятельств я уверен, что отсутствие взаимопонимания между матерью и отцом Стража может привести к опасным последствиям для города.

— И как вы видите будущее?

— Я выберу одну из дочерей рода Ра-Элл, возможно, даже из-за пределов Антреи; лучше, если она будет происходить из не слишком богатой семьи, тогда мне удастся завоевать её расположение довольно легко.

— Она будет считать себя обязанной, это хотите сказать?

— И это тоже. Но по крайней мере я не совершу прежних ошибок, и моя супруга будет чувствовать себя нужной и…

— Любимой?

— Да.

Руала помолчала, гладя ладонью покрывало.

— Вы заставите себя полюбить другую женщину?

— Да, ваше величество.

— Только потому, что…

— Я не хочу заставлять Наис любить меня.

Королева усмехнулась.

— Иногда ты ведёшь себя как опытный воин, но временами оказываешься просто глупым мальчишкой, Рэй.

— Вы удовлетворите моё прошение?

— Если ты, в свою очередь, тоже кое-кого кое-чем удовлетворишь.

Тонкие пальцы медленно спустились сверху вниз, задерживаясь у каждой пуговицы домашнего платья на время, вдвое продолжительнее необходимого.

— И чем убедительнее будут твои просьбы, тем быстрее ты добьёшься желаемого.

Шёлк, не задерживаемый более ничем, соскользнул с королевского тела.

— Только не притворяйся мучеником, Рэй: я знаю, что твоё удовольствие больше моего, потому что, любя меня, ты проводишь время сразу с двумя женщинами, а я получаю только одного мужчину, да ещё занятого мыслями вовсе не обо мне!

Да, таков мой маленький секрет. Мой, Руалы и Наис. Две подруги частенько доставляют друг другу невинные радости, потому что моя супруга не имеет права смешивать кровь с другим мужчиной, королева же до своего замужества обязана избегать проблем, связанных с неуместным зачатием, а со мной может быть уверенной в полной безопасности, поскольку моё семя даст всходы в лоне только той, что принадлежит роду Ра-Элл. Не знаю, делал ли что-то подобное мой отец, но для меня близость с её величеством — единственная возможность ощутить близость с Наис. Преломлённую чужими ощущениями и восторгами, но хоть так…

— Ну же, dan! Вы же не хотите, чтобы королева простыла и надолго слегла в постель?

— Почему же? Чем дольше вы будете в ней оставаться, тем больше у меня будет шансов греть её для вас…

Торжествующий смех Руалы утих, только когда я задушил его поцелуем.