Сводный экипаж

Глава одиннадцатая Экипаж сходит на берег, корабли садятся на камни, а вдова собирается отъедаться

Зюйд-ост был свеж — упорно гудел в парусе, играл скрипом снастей, сливался с тихим «там-туру-та-там» барабана. Уж непонятно отчего мартышка не пыталась громыхать во всю мочь, а едва касалась лапами звучного инструмента: то ли, оттого что рядом сидел чуткий слухом минотавр, то ли в силу природно-островного чувства ритма. В целом ритмичный аккомпанемент ветру и волнам ничуть не раздражал.

— Талант у твоей, прямо хоть сейчас ее в герлгрупп, нихвшмонех, — поглядывая на бак, сказал гребец.

— Ты в натяг держи, — проворчал Энди, имея в виду концы сращиваемого каната. — Отчего это обезьяна вдруг «моя»?

— А чья ж, нунх? Ты ее выловил, шваброй воспитывал, нож держать учил. И вдруг не твое сокровище? Такую ценить надо: говорят, ворога вмиг разделывает до голых ребер.

— Это кто ж такой говорливый? — удивился рулевой.

— Фигура речи, в писопу ее. Никто не говорит, я сам видел. Все в брызгах, а сама скалиться с ножом в лапе, и так добро-добро, аж все саркандцы уссавшиеся, — пояснил Сан.

— Если бы я учил, она бы аккуратнее резала, — пожал плечами Энди.

Третьего дня уцелевших саркандцев из экипажа захваченной флюги высадили на крошечном островке. До континентального берега оттуда было рукой подать — доплывут во время отлива. Дальше миль пять до деревушки, прячущейся за крепкой каменной стеной. Вокруг места безлюдные, высаживать где попало людей без оружия и провизии — все равно что казнить. Оно бы и вернее — мертвые языками не болтают, но не все на борту одобрили бы столь однозначный розыгрыш. Увы, непременно наговорят помилованные саркандцы лишнего, но вот к добру это или худу — сказать сложно.

Беглую флюгу преследовали. Упорства от княжеского флота следовало ожидать, но уж очень быстро саркандцы прицепились. В первый раз погоня была замечена уже на следующий вечер после выхода из порта. Сколько кораблей — оставалось неизвестным. За ночь беглецам удалось оторваться: хороший ночной рулевой многого стоит. Но к вечеру паруса преследователей вновь показались на горизонте. Преследуемых отягощал буксируемый «Заглотыш» и не слишком острое желание пленных моряков ускорять ход судна. Подбадривающие пинки помогали лишь отчасти: корабль — дело тонкое, по палубе и снастям можно метаться как ошпаренному, делать вид что из кожи лезешь, а толку… Конечно, одна-вторая безвременная смерть сделала бы свое дело. Но скорее всего, всерьез оторваться все равно не удалось бы. Главная проблема оставалась в том, что преследователи точно знали, куда двигаются беглецы. По сути, просчитать несложно, далеко от берега не предназначенная для походов в открытом море флюга попросту не могла отойти, следовательно, курс на запад был немного предсказуем. Без сомнений, беглецы могли бежать и на восток, вероятно, туда тоже были отряжены княжеские боевые суда для поимки «бесчестных воров».

Наверняка высаженных сарканцев уже подобрали и с пристрастием допросили. Значит, были подтверждены догадки преследователей: минотавр со своими прихлебателями спешит удрать в Сюмбало. Там, в знаменитых подземельях под дворцами планирует надолго обосноваться коварный дарк. Существуют ли в самом деле под брошенными замками Сюмбало-Акропоборейсеса какие-либо подземелья оставалось загадкой. Неслучайные обрывки судовых разговоров и недомолвки (наверняка запомненные пленными сарканцами) избегали конкретики. Гру надеялся что хотя бы часть саркандских кораблей вскоре сменит курс на юго-западный, дабы перехватить беглую флюгу где-то у берегов мыса Края Мира. Удастся ли уловка — пока было непонятно. Возможно, суда княжеского флота попросту не рискуют уходить от берега, надеясь срезать угол позже.

Морские погони — не самое красочное зрелище. Проходят десятки часов, прежде чем становиться очевидным к какой лузе катиться шар судьбы.

— А ветер все тот же, беегнха, — пробубнил гребец, задирая свой костлявый нос. — До темноты уже недолго. Может, глянем?

Энди вновь пожал плечами. Можно смотреть, можно не смотреть: дело решиться завтра, когда корабли подойдут к проливу Обманного озера. Если это случиться ночью, то шансов у беглецов прибавится. Если в светлое время — придется разыгрывать фрейм импровизации. С управлением флюги беглецы вполне освоились, но входить в столь узкий пролив непросто даже очень опытному шкиперу. Зависит от уровня воды, ветра, знания фарватера и норова судна. В любом случае, это потеря времени. А уходить в озерный залив на глазах преследователя — самим себя загонять в мышеловку.

— Эх, Манки, разомнись, а? — крикнул Сан.

Мартышка охотно отложила барабан, в два прыжка оказалась у мачты, одним махом взлетела на рею, привстала, балансируя… Штаны, снятые с одного из покойников, были великоваты и эффектно парусились.

— Ух-ху, там они!

— Понятно, что там, — недовольно заворчал гребец. — Но ближе или дальше? Давай уж поподробнее говори, прыгало торопливое, тявнаще.

— Сам ты ыгало! — парировала обезьяна. — Вижу четыре паруса. И еще подальше накапано. Но четыре — точно. Такое вот ухух!

— А вчера вечером было «три и накапано», — Сан высморкался. — Сближаемся. Такая вот тенденция, на хух-её-ухух.

Мартышка на миг повисла на рее вниз головой, но зная, что моряки не одобряют кульбиты и иную сомнительную гимнастику на снастях, задерживаться не стала — соскользнула на палубу, тут уж крутанулась через голову за планширь, но, само-собой, в воду не плюхнулась, лишь перебросила себя за вантами и вновь оказалась палубу. Через миг сидела с барабаном между колен рядом с Авром — дарк одобрительно кивал.

— Снюхались, — пробубнил гребец. — Я бы на твоем месте, сэр Энди, начал беспокоиться. Дарки, они, этакие… ититьеглево, темпераментные.

— Угу, минотавр так вообще неукротим. Уймись, Сан. Я мартышке не сторож. Если дело не касается корабельной жизни, браться за швабру даже не подумаю. Кстати, она вообще не дарк.

— Вот и я говорю — не дарк. Глаза у нее просветлели, хотя Док и говорил, что такого не бывает. Что лишний раз подтверждает что медицина полна пафосной рекламы всезнайства и самомнения, наегвж, а как на деле, так даже хвост толком отрезать не могут, разве то европейский уровень здравоохранения, в писопу его… — гребец свершил сверхусилие совладал с бесом призрачной хвостатости и вернулся к связности и здравомыслию. — Вот Манки вообще дарк и не обезьяна, а ты ее мартышкой специально дразнишь. А вот нахфига, спрашивается?

— Просто нравиться дразнить, — усмехнулся Энди.

Некоторые вещи лучше и не пытаться объяснять. Дело не в былой умственной хвостатости гребца. Док тоже смысла не понимает, старина Магнус удивлялся, хотя до Сарканда изменения в обезьяне были не так заметны. Вдова могла бы понять, но не хочет — должно быть, попросту считает Энди слишком юным для подобного таучинг-болла. Минотавр чересчур тактичен для размышлений над подобными вопросами. Возможно, Ша догадывается — иной раз у нее очень понимающий взгляд. Что странно: сама она сущая соплячка, откуда ей иметь опыт в личном снукере. Наблюдала за кем-то знающим? Было бы недурно с ней поговорить, но, увы…

Понимает ли обезьяна, почему она обезьяна? Видимо, да. Но можно ли быть в этом уверенным?

Энди сомневался. С некоторых пор он думал над отвлеченными вещами непозволительно много. Сейчас надвигался неизбежный розыгрыш финала с саркандским флотом, потом (если удастся остаться живым) необходимо двинуть шары на шпионском столе. Вот позже… Снукер гранд — воистину бесконечная игра…

Там-туру-та-там, — легко касались маленькие исцарапанные ладони гулкой барабанной кожи. На пальце блестел жреческий перстень — слишком громоздкий и неуклюжий для обезьяньей лапы. Вот всегда у нее так.

Ложились на волны серые хлопья дымки первых сумерек, и грубое жреческое серебро казалось фальшивым в предчувствии живого серебрения ночи…

В эту ночь на борту спали мало. Энди сидел на носу, изредка переговаривался с занявшим место у рулевого весла минотавром — маневрировать ходом и парусом сейчас не имелось необходимости — ветер оставался строго попутным. Впередсмотрящий следил за спокойной рябью волн: глубина достаточная, рифы и иные неприятности маловероятны. Конечно, море никогда не станет столь же понятным и близким как Болота и все же Энди осознавал, что моряк из него вышел недурной. Еще бы чуть-чуть опыта и везения… Именно о везении негромко беседовали в носовой каюте Док с гребцом и несостоявшейся княгиней. Немногословная, но выразительная Ша определенно немало попутешествовала морями и вполне осознавала сложность ситуации. Не спала, но почему-то помалкивала мартышка. Вот кто спал и не показывался из кормовой коморки — так это юнга. Видимо, Гру помогали железные нервы и уже всем известное давешнее строгое напутствие мамани — «не перетруждаться!».

Начало светать из каюты высунула нос Манки, поглазела на небо, независимо прошла к мачте, прищурилась на парус.

— Можно и не лезть, — сказал минотавр. — Они не отстали. Семь огней, полагаю, семь кораблей. С полным уважением к нам и с запасом.

Мартышка выругалась.

— Прекрати, — потребовал, не оглядываясь, Энди. — День будет длинным, и основательные поводы посквернословить еще возникнут. А отстать саркандцы не могли: и погода, и море идеальны.

— Ух-хух, верно Гру говорил — колдун-погодник у них, — заметила многоопытная в обсуждении магии обезьяна.

Энди тоже начинал верить в магов, способных управлять ветром. Звучало достаточно дико, но погода последних дней подсказывала, что в этом суеверие таиться немалая доля правды. Впрочем, все это уже не так уж важно — расстановка шаров ясна. Скоро покажется луза приозерного пролива, прибрежные холмы уже начали менять свой характер.

— Холмы тают, ух. Придется нам идти мимо, чего шмондюков к катеру приводить, — пробормотала мартышка. — Но вообще, сэр Энди, я вовсе не это хотела спросить.

— Да? А что? — Энди не выдержал и на миг обернулся. Кажется, обезьяна причесалась.

И вообще выглядела пугающе серьезной. И еще она волновалась.

— Будет сраженье и потому я хотеть спросить… нет, сказать… нет, у-эх, предложить… — мартышка запуталась, гневно фыркнула и замолчала, пытаясь собрать раскатывающиеся шары внезапно позабывшихся слов.

— Ты по-простому скажи, и лучше без «сэров», — буркнул рулевой, вновь глядя в море.

— Ухух-ху-ху, да. Я понимаю: обезьяна и шкипер — это вообще никак. Я не такая глупая. Но ты не мог бы сделать мне детеныша?

— Гм, это что, так срочно?

— Сейчас-то уже некогда, — признала очевидное мартышка. — Но вечером? Если не поубивают? Как раз полнолуние на небесе. Я уже не мелкая, мне пора вынашивать. Ты подходишь как самец. Давай? Что тебе стоит, а, Энди? Будет приятно, ух — да!

— Давай-ка к этому вопросу вернемся, если действительно нас не поубивают. Сейчас мне на твоем внезапном и лестном предложении трудно сосредоточиться.

— Э, ухух, что тут сосредотачиваться? — удивилась мартышка. — Сделаем, да и все! Или я обидно сказала?

— Нет. Не обидно. Мы уговаривались что лучше всё спрашивать прямо и это остается очень верной манерой игрового розыгрыша. Но сейчас нам лучше подумать о бое.

— Ух-хух! Верно! Ждать тяжело, — мартышка отчаянно, до хруста в суставах, потянулась.

— Сраженье! Но потом ты подумаешь?

— Непременно.

Манки удовлетворенно «ухухнула» и шмыгнула на корму к минотавру — корпус судна отвечал легким припрыжкам ее босых лап едва ощутимыми вздрагиваниями — ходить обутой мартышка так и не привыкла.

Энди знал, что милое предложенье слышал весь экипаж — недаром стоит полная тишина. Все верно: тут не знаешь смеяться или грустить. В слишком различные игры играют люди и дарки на одном и том же игровом столе моря и земли…

Рассветный розыгрыш начался внезапно и с приятного хода.

— Да я вас едва узнала! — на палубу прямо с воздуха элегантно сбежала летучая вдова.

— Хорошо, что флаг разгадала.

— Ну и слава богам! — только что вышедший из каюты Гру воспитанно сдержал зевок. — Не зря возились.

Идея с флагом принадлежала дальновидному юнге: зеленый прямоугольник с нашитым посередине маленьким белым кругом сшили уже на борту, но кусок яркого шелка Гру заранее припас в Сарканде.

— флаг хорош, но этот… герой внес определенное сомнение, — на минотавра, потрясенного внезапным явлением летающей красавицы, Хатидже не указывала, но понятно кого имела в виду.

Энди познакомил вдову с новыми лицами (и пушистыми мордами) и катерники сразу перешли к делу.

— Как я понимаю, погоня? — Хатидже указала за корму. — Магнусу я уже сказала, мы готовы. «Ноль-Двенадцатый» на ходу — поставили матерчатые фильтры, на десять-двадцать миль их хватит. Проскакивайте в озеро, дальше разберемся.

— Этак мы прямиком к вам саркандцев и приведем, — возразил Гру. — У нас за кормой тащиться шесть-семь корыт, на каждом копий по пятнадцать-двадцать.

— Восемь парусников. Я пересчитала, издали они выглядят довольно одинаковыми. Эка невидаль. Котел отлично держит давление, пулемет свое слово отстрочит. И потом каков иной вариант? Мы просто остаемся в стороне? Чтобы сидеть и смотреть? — резко осведомилась вдова.

— Раз вы такой розыгрыш не рассматриваете, не будем о нем и упроминать, — заверил юнга. — Но надо бы саркандских шмондюков попытаться растянуть и запутать.

— Садимся у перешейка, раскатываем по лузам, уходим по мысу? — озвучил уже наметившуюся комбинацию рулевой.

— Примерно так, но предлагаю закинуть пару дополнительных крючков… — ухмыльнулся юнга…

Вдова взлетела немедленно по уточнению плана.

— У нас не очень многочисленная, но незаурядная команда, — заверил Энди несостоявшуюся княжну, с ужасом и восторгом глядящую вслед летучему ведению. — Лично для вас с уважаемой Шилкой имеется весьма ответственное задание.

— Ыы-ы-ныы? — предположила догадливая немая.

— Именно. Быть быстрыми, понятливыми и не мешать, — подтвердил штурвальный.

Вдова присвистела еще раз — перед самым началом операции. У Магнуса возникло интересное дополнение к плану. Вообще из Хатидже получился просто идеальный посыльный-порученец. Рулевой переглянулся с Гру — шансы на достойную игру повышались на глазах. Кстати…

Энди неспешно перемотал защитную повязку на своих глазах. Манки проверила узел.

— И все же я просто обязан вернуть замечательные очки, — снова завел свое излишне педантичный минотавр. — Тебе нужнее.

— Полагаю, день будет беспокойный, очки с меня все равно могут слететь и разбиться. У меня рогов нет, любой удар оптику заденет, — пояснил Энди.

— Ух-ху-ху, жаль-жаль, — засокрушалась мартышка. — Рога тебе бы не помешали.

— Это вот умная шутка или остроумная? — спросил рулевой у минотавра.

Авр показал огромные зубы. Нужно ему почаще улыбаться — на саркандцев наверняка подействует.

Мартышка выволокла боевое древко багра, Энди без спешки проверил наконечник. Соратники с уважением наблюдали.

— Мне бы такую штуковину, но покороче и потяжелее, — размечтался Авр.

— Видимо, то будет называться «боевой молот», — кивнул Энди. — Увы, нам такое оружие в трофеи пока не попадалось.

— Ух-хухух, может у саркандцев найдется? — предположила мартышка. — Сэр рулевой, может тебя поцеловать? На счастье? Так, вроде бы, положено.

— А ты умеешь?

— Ух, нет. Но мне Ша объясняла. Должно получиться.

— Поцелуи — это редчайшее дело, — сообщил минотавр. — Мне вообще видеть не приходилось, жертвы целоваться избегают. Видимо, в этом деле много тонкостей и традиций, нужно полное сосредоточение.

Энди подумал что запас иронии в арсеналах объединенной команды заметно превосходит все иные виды вооружения.

— Леди и джентльмены, пора начинать! — окликнул с кормы Гру.

Флюгу посадили на камни аккуратно — корабль был ни в чем ни виноват, его было жалко. Перед этим неблаговидным поступком преследователей пришлось подпустить ближе: саркандцы должны были видеть кораблекрушение, но без излишних подробностей. За дистанцией следил Гру — на его дневные глаза сейчас приходилось полагаться целиком и полностью. Флюга беглецов совершила несколько суетливых панических маневров и выбрала себе камни.

…Обшивка жалобно скрипела, берег был в тридцати ярдах. Мартышка и Ша бегали по прибрежному склону, взмахивали плащами, разбрасывали тряпки, пустые бочонки и вообще всячески изображали суету. Представительный Док стоял на уступе, командно взмахивал руками и играл важного господина. Шуршулла подпрыгивала на камне, свистела и помогала чем могла. Гребец, пыхтя, втаскивал на склон мешки с самым необходимым имуществом.

— Достаточно! Драпайте и передайте шкиперу, что неожиданности непременно будут. Кто знает, что у туповатых саркандцев в башках, да и головами ли они вообще думают, — напомнил юнга.

Мартышка скатилась обратно к берегу, остальные скрылись за гребнем холма — еще раз показалась шуршулла, на миг замерла столбиком, грозно взглянула в сторону приближающего врага и удрала.

— Ну, поехали, — призвал юнга уже из «Заглотыша».

Барочная боевая команда взялась за весла, но заколебалась.

— Может, мне все же здесь остаться? — спросил минотавр. — Конечно, я ужасный и отчасти магический дарк, но не лодочный. И бегать не умею.

— И я! — поддержала мартышка.

— У нас был план или не было плана? — сухо уточнил Энди, стоя на накренившемся борту флюги.

— Действительно, хорош дурить! — рявкнул юнга в барке. — А ну, podnavalis!

Лодочники дружно взялись за весла и «Заглотыш» бодро двинулся вдоль берега. Мартышка на миг отвлеклась и сделала лапой странный жест, обращенный остающемуся на флюге рулевому. Минотавр явно удивился фокусу и повернулся к Гру, видимо, спрашивая о смысле жеста. Впрочем, разговора слышно уже не было.

Энди подумал, что обезьянка чудовищно продвинулась по тернистому пути цивилизованного самосовершенствования. Воздушный поцелуй, надо же. Сказывается влияние Ша — девицы практичной, но не лишенной определенной романтичности. В отличие от вдовы, которая любую поэзию и чувствительность на дух не выносит. В чем, конечно, совершенно права.

Покинутый корабль казался гораздо просторнее, чем час назад. Плескали волны и шуршал недалекий прибой, болезненно скрипел сидящий на камнях корпус флюги. Нет, течь не так уж велика, можно и залатать.

Раздумывая над всякой второстепенной ерундой, Энди наблюдал за маневрами противника. Саркандцы, видимо, рассмотрели все представление и не колебались. Передовая группа судов разделилась: три флюги продолжили следовать мористее — явно намереваясь отрезать и прижать к берегу трусливого «Заглотыша». Два других корабля нацелились на «брошенную» флюгу беглецов. Расстановка не принципиальна, сейчас следовало беспокоиться об отставших судах противника. Знают ли саркандцы об озерном проливе и готовы ли к маневру по обходу? Войти в озеро и окружить беглецов на мысу — план вполне напрашивающийся, но сочтут ли княжеские моряки его разумным и необходимым? Противник имел инициативу и массу возможностей для вольного розыгрыша шаров в данной ситуации. В снукер гранде такое случается довольно часто.

Солнце пекло шею. Сейчас яркий свет обязан стать союзником человека-с-болот: саркандцы должны все видеть и обманываться. Но в двух рубахах и спрятанной между ними кольчуге все равно было жарко. Энди с сомнением пощупал живот. К доспехам у воина должна появиться солидная привычка, иначе они могут больше навредить чем помочь. Но, как говориться, ухух вам — что поймаем, то и грызем.

Корабли были уже близко — Энди знал что пора предельно сосредоточиться на четкости розыгрыша. Недурно было бы, случись на головной флюге сам Его Светлость Смелое Солнце Сарканда. Впрочем, это оказалось бы слишком большой удачей. Кстати, а как вообще выглядит князь? Энди пытался вспомнить — видел же Его Светлость на пиру, пусть и мельком. Но в памяти почему-то всплывал более поздний эпизод…

…Нет, определенно тогда не целовались. Не до того было, да она действительно и не умеет. Вспоминать было стыдно, и… гм… «Вкусно» — вот в этом описании бесстыдного чувства Манки удивительно права.

Плеск разрезаемых форштевнем волн, невнятные голоса… Энди с удовольствием потянулся — тело отозвалось приятным ноющим предвкушением большого дела — и встал, демонстрируя себя над бортом.

— Их слепец! Берегись! — немедленно заорали с близкой флюги.

Энди ссутулился в худшей обезьяньей традиции, слепо вытянул дрожащую руку:

— Помилосердствуйте! Дайте слово сказать! На милость князя уповаю!

С корабля ответили чрезвычайно грубым пожеланием и вопросили:

— Где серебро, козий сын?

— Откуда мне знать, благородные господа? — искренне удивился Энди. — Я вообще безглазый.

— Сейчас еще и безголовый будешь! — пообещали с флюги искренние саркандцы, пуская в ход багры и притягивая корабли борт к борту. — Кто похитил княжье серебро и свадьбу опозорил? Говори, урод!

— Ах, вы про то подарочное серебро? — догадался Энди. — Богами клянусь, ни единой монетки в руках не держал. Это не мы. Но благородный лорд Минотавр оставил князю выкуп…

Тянуть дальше было неразумно. Князя на борту подошедшего судна явно не имелось, вторая флюга неудачно отставала, зато первый особо прыткий моряк-саркандец, грозя мечом, уже перепрыгнул на борт.

— Вот, вот выкуп! — заторопился Энди и воздел над головой Сторожа. Рубины коварно блеснули в солнечных лучах…

Людям свойственно интересоваться всяческими выкупами и вообще ценностями. Даже если они предназначены вовсе не им. На артефакт уставились почти все моряки, а прозевавшие поспешили узнать, что так поразило их товарищей и повторили ошибку, корабль превратился в музейный зал с замершими скульптурными группами. Довольно уродливыми.

К сожалению, до второй флюги магия Сторожа не дотянулась. Там после краткого мгновения тишины возопили на разные голоса:

— Заколдовали!

— Как жрецов с ума сведут!

— Спасайся!

Кормчий флюги спешно переложил руль, но дистанция была малой, а саркандское корыто, пусть и не готовое похвастать гигантскими размерами, все же отличалось маневренностью от послушной и чуткой лодочки. Корабль по инерции скользил к своему «вымершему» собрату…

Энди подбросил носком сапога багор, ждавший на палубе, и еще не поймав оружие в руку, вспрыгнул на планширь. Чреда движений тотал-клиренс[1] уже была намечена — ночной рулевой молниеносно пересек палубу заставленной живыми скульптурами, флюги, не останавливаясь взлетел на нос и прыгнул на двигающийся второй корабль. Конечно, саркандцы были не дети — успели среагировать. Две пущенные второпях стрелы Энди не особенно обеспокоили, вот нацеливающиеся наконечники копий пришлось отводить-отбивать древком багра. Под ногами промелькнула вода, сапоги ударились о палубу; оказавшись на корме судна, рулевой заработал багром, цепляя крюком, вспарывая острием лица и шеи, подсекая древком ноги… Не убить — ошеломить и запутать. Раненые и просто сшибленные с ног саркандцы валились на палубу, рядом с их телами упал увесисто стукнувший о палубу багор атакующего…

С носа и из-за мачты выскакивали разъяренные моряки:

— Где колдун⁈

— В каюте! — провыл один из лежащих, держась за сломанное колено.

Энди действительно был в каюте — приятно темной и уже спокойной. Пришлось немедля всадить нож в бок какого-то шарахнувшегося боязливого господинчика — по виду писаря или иного низко-благородного умника. Бедняга повалился под стол и не мешал. Энди сорвал висящую под потолком лампу, локтями и ногами сгреб в кучу все способное гореть, вылил сверху ламповое масло. К счастью, мартышкино огниво осечки не дало. Смотреть как разгорается было некогда — в дверь уже лезли особо храбрые воины, наперебой выставляя мечи и копья. Энди показал им Сторожа — двое храбрецов замерло, один, видимо подслеповатый, шарахнулся назад:

— Колдует!

Палуба взвыла, Энди, щурясь, подул на разгорающийся огонь, попробовал выдернуть из рук замершего в дверях саркандца копье — тот, пусть и бессмысленно пучил глаза на манер французского мопса, отдавать оружие не пожелал. Пришлось выталкивать копейщика на палубу целиком и с оружием. Прикрываясь этим полуживым щитом, рулевой выскочил из дымной каюты. Момент отыгрыша был весьма опасен — и действительно рубанули сразу с двух сторон. Кольчугу не пробили, но все равно было больно. Но больше рулевого напугал удар, пришедшийся по спрятанному на груди Сторожу. Даже боги не знают, что может натворить поврежденный артефакт!

Энди в ярости прихватил за запястье ближайшего противника, сшибая других отшвырнул воина к борту — кости саркандца отчетливо треснули. В спину крепко кольнуло болью — видимо, стрела. Но рулевой уже покатился по палубе, нашаривая надежное древко багра. Вот оно! Энди лягнул кого-то ногой, ящерицей соскользнул в трюм, уже снизу, продолжая движение длинного кия-багра всадил наконечник промеж ног особо несчастливого воина — тот взревел воистину нечеловеческим голосом — казалось, палуба на голову рухнет. Порядком оглушенный, Энди вскочил на бочку, чуть в нее не провалился, ударил багром сунувшегося по трапу мечника и в ярости взревел:

— Ух-хух! Слава Святому Минотавру-Авру!

В воплях и шуме едва ли кто-то осознал смысл боевого клича — но вышло, по мнению рулевого, вполне достойно. Впрочем, по палубе топали и голосили куда громче:

— Пожар, спасайся!

Наконец-то плеснула вода за бортом — кто-то из саркандцев счел уместным первым покинуть корабль.

Не медля Энди выпрыгнул на палубу. Да, дыма было уже изрядно. Хрипели раненые, на баке метались смутные силуэты — что-то хватали-спасали из имущества. Жадность — неискоренимый порок.

— Ух-хух! Минотавр грядет! — громогласно напомнил Энди и швырнул в кого-то подобранный с палубы топор. Мишень бухнулась на колени, но тут же живо поползла к борту и перевалилась через планширь. Примеру непробиваемого товарища последовали и другие моряки. Палуба живо опустела.

В кормовой каюте славно трещало пламя. Кашляя, рулевой отступил подальше. Было бы милосердным добить корчащегося раненого, но Энди считал себя игроком, но отнюдь не всесильным судьей снукер-гранда. Вдруг несчастному удастся выжить и поумнеть? Ну, или особо истошно покричать перед смертью и нагнать на удирающих дружков побольше страха.

Крошечная переполненная лодочка торопливо выгребала в море, за ней плыли припозднившиеся саркандцы. С этими понятно: на вражеский берег высаживаться не рискнули, постараются добраться до ушедших вперед кораблей. Благоразумно. Но кто-то из моряков поплыл и к берегу. Ошалели со страху?

Энди перепрыгнул с палубы горящего корабля на флюгу, заполненную живыми статуями. Перекинется огонь или нет? Разгорающийся корабль вроде бы относило в море. Впрочем, все равно ничего поделать нельзя — сдвинуть судно в одиночку никак не получится. Пора сходить на берег.

Вода была освежающа и приятна, прибой умиротворяющее плескал о камни, но тяжесть кольчуги и ощутимая боль в спине напоминали, что розыгрыш длинной партии едва начат. Опираясь на багор, Энди выбрался на берег. Лежащий на камнях саркандец пытался отползти, но замер и притворился мертвым.

— Есть тут кто-то? — настороженно вопросил рулевой у небес, слепо задирая голову.

Раненый моряк молчал, с ужасом глядя на жуткого слепца и шевеля губами в отчаянном призыве к богам. Нога у саркандца была сломана, ниже колена из порванной штанины торчала бледно-розовая кость. Уже не игрок. Вернее, игрок не боевого фрейма.

Энди горестно вздохнул, поправил мокрую повязку на лице:

— О, мои глаза! Боги, как вы жестоки! Слава Великому Минотавру-чудотворцу! Я иду, иду, мой господин!

Нащупывая путь древком багра несчастный слепец принялся взбираться на склон…

Линия прибоя осталась внизу, на скале ветер принялся трепать мокрую одежду, а солнце немедля попытаталось выесть глаза. Рассматривать берегу замерших кораблей или разыгрывать комедию с выбравшимися на пляж саркандцами у рулевого не имелось ни малейшего желания. Сейчас было важнее иное. Прикрывая ладонью глаза, Энди оценил обстановку у дальних луз поля битвы. «Заглотыша», несомненно, настигли. Самой барки отсюда видно не было, но одна из саркандских флюг стояла у самого берега, две приближались к ней. Казалось, оттуда донесся истошный крик, но в этом рулевой не был уверен. Устойчивый восточный ветер, наконец-то, сменился на северный — сейчас дуло с озера. Полоса спокойной озерной воды за нешироким скалистым мысом слепила солнечными бликами. Вдоль скал мыса поднималось несколько дымов костров — летучая вдова не теряла времени. В целом, игра на том углу стола развивалась как и было рассчитано.

Энди взглянул на восток. Здесь шары расположились в весьма предсказуемой, но отнюдь не самой благоприятной позиции. Все три вражеских флюги стояли на якоре. Напротив ли входа в озерный пролив, определить было трудно, но бесспорно где-то рядом. Дымы у озера саркандцы, бесспорно, разглядели, ситуация их должна обеспокоить. Подозревают засаду. Решаться ли продолжить преследование?

Рулевой еще раз взглянул в сторону затаившегося «Заглотыша» и трех саркандских корыт. Да помогут боги хитроумному юнге и минотавру разыграть фрейм достойно, и да упасут мартышку от стрел. Лодочникам сейчас ничем не поможешь. Энди вскинул багор на плечо и запрыгал через расщелины. Обломок стрелы в спине порядком мешал, но нужно было поспешить к катеру…

Манки бегала над прибрежным обрывчиком, стараясь не слишком ловко прыгать, вскидывала к солнцу лапы, пыталась рвать на себе волосы, хотя с косынкой делать это было ух как непросто. «Изображай приманчивое отчаяние» сказал Гру. Обезьяна поддернула подол юбки, напяленной поверх подкатанных штанов, взбежала наверх, заломила лапы и повернула обратно. Хватит, наверное. Ближайшая флюга уже огибала прибрежные рифы — скоро высадятся. Манки глянула на уткнувшийся в расщелину «Заглотыш» — это ж сколько добра на барке приходиться бросать⁈ Ух-хуххухух, прямо сердце не выдерживает. Обезьянка еще раз подхватила подол: икры хоть и худющие, но издали должны сверкнуть. С флюги невнятно, но азартно завопили. Именно. Все саркандцы — хамье и шмондюки. Ухух, все до одного!

Манки нырнула в щель — берег здесь был сплошь скалистый, крупная расщелина глубоко врезалась в тело мыса — юнга очень правильно ее углядел.

— Как? — озабоченно спросила обезьянка.

— Ну, цирк и даже лучше, — скорее одобрительно, чем насмешливо заверил Гру. — Давай поживее.

Прыгая по камням, беглецы углубились в сырой сумрак расщелины. Под ногами между острых камней еще журчали вяло докатывающиеся сюда волны прибоя. Далее скальные стены начинали смыкаться-подниматься.

— Готов? — спросил юнга, взбираясь по уступам.

Минотавр с удобством сидел в коротком ответвлении, отдыхал и набирался боевой злобы.

— Не сомневайся, — заверил подземный дарк. — Главное, известите поточнее, когда нужно будет дальше удирать. В шуме опасаюсь не услышать.

— Известим, — заверил Гру.

— Ух-ух! — подтвердила мартышка.

Они выбрались на солнце.

— Твой правый фланг, — напомнил юнга.

Впору было обидеться — совсем обезьяну за бестолковое создание принимают. Но Манки знала, что сейчас вся обидчивость ни ко времени и вообще от нервности. Поэтому просто кивнула.

— Не надувайся, — попросил догадливый Гру. — Сейчас лучше все перепроверить и с должным занудством. Пока время еще есть.

— Да я понимать. Но битва большая, ту, ух, зачешешься, — призналась Манки.

— Это верно, — согласился юнга. — У меня прям как медузу-волосянку между лопаток раздавило, так свербит. И тяжел брюхом будто меда обожравшийся.

Они похихикали. Манки тоже примеряла кольчугу, но в доспехе словно черепахой становилась — к земле так и тянуло. Для самцов доспех может и подходит, но стройным обезьянкам это сущее мучение. Да еще и почесаться под этим железом вообще не получается.

— Я, ух, еще камней соберу, — сказала Манки, возвращаясь мыслями к грядущему сражению.

— Только не высовывайся. И дай мне косынку. Да, браться за дело — только по команде, — вновь напомнил юнга.

— Да, сэр, — кратко, как надлежит, ответила обезьянка, понимая что условности людям ужас-ужас как нужны.

Она ныряла в скальные щели, выбирая камни получше, складывала в горки. Засада была делом знакомым, но здесь людей по обе стороны очень много, все пойдет хитроумнее, медленнее и со всякой ихней человечьей заумью. Так, конечно, интереснее, но и ошибиться ух как легко. Нужно не забыть и уточнить что такое «цирк». Судя по смыслу, вроде борделя, только для особо умных.

— Идут! — предупредил юнга с другой стороны расщелины.

Манки затаилась в короткой каменной норе. Взвешивала в лапе самый лучший камень: кидать, как известно, следует по затылку — там у людей слабое место. Если снизу кидать, то можно и промеж ног, но снизу тут никак не выйдет. Дис-поз-иция не позволяет. Обезьяна прислушивалась к приближающимся голосам, щурилась на солнце и свободной лапой обирала лишние нитки с покороче оборванного подола. За платье ругаться не будут сраженье это сраженье! Вот солнце нынче слишком яркое — сэру Энди будет неудобно.

Высовываться Манки не собиралась — когда-то Гру очень толково разъяснял про эту извечную обезьянью ошибку. Люди в ошибках много понимают, этого у них не отнять. Вообще становиться человеком — сложно, интересно, но утомительно. С другой стороны если взглянуть на бесконечный матч-учебу — иной раз можно просто валяться и всецело надеяться на опытного друга. С обезьянами, так, ухух, не получается. У них никакой не цирк, а просто визгливый бардак в смысле беспорядка, в жегнахще, как говорят гребцы и вдовы.

Саркандцы шли и расщелиной и малым дозором поверху — предусмотрительные — все как Гру рассчитывал. Голоса приближались. Манки поняла, что от нетерпения у нее ладони и подошвы аж зудят. Нет, сидеть, ждать…

…- Вон, платок зацепился!

— Это та поскакучая девка потеряла!

Азартны, шмондюки-хамло верхнего дозора. Вкусное будет дело.

Манки не увидела — услышала движение по другую сторону расщелины. Кто-то из дозорных ахнул.

— Давай! — негромко и спокойно сказал Гру.

Обезьянка подскочила…

Из трех стражницких копий в руках у юнги оставалось лишь одно. С этими палками остро-наконеченными Гру немало повозился: укорачивая, шлифуя и вымеряя неведомый «бал-анс». Сейчас копья не сплоховали. Один из саркандцев сидел, придерживая пронзившее живот копье, другой вовсе лежал — забавный, ну словно сверчка тростинкой в горло проткнули. Лишь третий, завывая, бежал прочь.

— Что там у вас⁈ — многоголосо орали из расщелины — саркандцев там напропихалось видимо-невидимо.

— Займись! — кратко указал Гру, прыгая к расщелине…

Манки метнула в беглеца-дозорного камень. Сначала снаряд летел, вроде, хорошо и точно, потом саркандец оступился на неровности. Щелк! — камень стукнул отчетливо, костяно, но слишком высоко. «Темя» так называется оно у шмондюков-хамло, если они без шлема. Саркандец выронил топор, закачался. Мартышка понеслась к нему, готовя второй камень… Ух-ху, не понадобилось. Стоял на коленях, ухватившись за голову. Бить в печень, как обучали, было неловко. Манки припомнила другой урок. Левой рукой за нос, задрать, нож в правой — по горлу! Ух-хе! Даже в крови вообще не испачкалась!

Обезьяна понеслась обратно, обтирая ладонь о юбку. В крови не испачкалась, но нос у саркандца оказался сопливым. Хамло! Сплошь они хамло!

— Бомби! — завопил мечущийся вдоль расщелины юнга.

У-хух! «Бомби» — это не просто «кидайся». Тут настоящее сраженье, об таких днях в человечьих легендах пишут. Нож в ножны — не потерять! И камни!

…Внизу, в тесноте расщелины действительно рычала и выла истинная битва. Минотавр крушил дубиной ошеломленных саркандцев. В дарка пытались стрелять лучники, но извилистая расщелина такому хитрому маневру порядком мешала. Лопались головы, хрустели под кольчугами и кожаными, обшитыми бляхами, рубахами, кости…

— Во имя Писифы! — громыхал глоткой как древней жертвенной медью минотавр и градом осыпались от этого волшебного гласа глыбы со скал, падали люди…

Довольно скоро Манки сообразила что для «бомби» камней нужно было собирать побольше. Попасть с небольшого расстояния труда не составляло, но хитрые саркандцы затылков не подставляли, падать с первого камня не спешили, многие были в отвратительных шлемах, да еще со щитами. Ловкий Гру падал на колено на краю расщелины, бил копьем как острогой, держа за самый конец древка. Вот он попадал почти каждый раз, а у обезьяны — ух-хе-хе — разве что на третий раз получалось. Впрочем, саркандцы уже вовсю ломились назад по тесной расщелине, вопя, бросая мешающие копья и затаптывая раненых…

— Стоп! — крикнул Гру, останавливаясь. — Отходим.

Манки хотела обругать глупого юнгу — нашел когда командовать. Но тут же осознала ход игры. По расщелине от моря продвигалась следующая многочисленная стая саркандцев, взобрались они и на верхний склон. Многовато, ухух их в писопу!

Шагах в двадцати позади боевых лодочников начинался уклон в сторону озера: десятки промоин, берег здесь словно когтями расцарапали — всё как рассказывала летучая вдова. Отходящие скатились по ближайшей промоине, тягомотный минотавр норовил отстать, юнга поторапливал, мартышка размышляла над тем, что люди ловко умеют придумывать слова: вот называют «отход!» и получается вовсе не то что «драпать». Но саркандцы сейчас отстали — не рискуют в щели сходу соваться, там, ухухух, не угадаешь на что налетишь, потерял враг храбрых «отходчиков»…

— Вон он, плот! — разглядел юнга.

Плот, приготовленный Магнусом и вдовой, по правде говоря, был попросту тремя стволами, связанными веревками. Шкипер явно недооценивал вес минотавра.

— Ничего, нам путешествовать недалече, — напомнил Гру.

Предусмотрительный Авр скинул свои роскошные сапоги-носки, ступил в воду, мощно оттолкнул плот от береговых камней. Мартышка с юнгой чуть не слетели в воду:

— Ух-хух! Ты нас так на другой берег вышвырнешь! Залазь.

Минотавр запрыгнул на стволы — соратники снова чуть не скатились в воду.

— Ты уж к середке двигайся, — пропыхтел юнга.

Авр утвердился на притопших стволах, загреб широкими ладонями — пошли не хуже чем на катере, Гру лишь подправлял движение шестом-веслом.

Вот теперь саркандцы углядели беглецов, негодующе завопили и кинулись к озеру. Но они были далеко — плотовщики имели солидную «фору» — как именует такие удачные боевые положения особо умный сэр-рулевой.

Плот удалялся в сторону противоположного берега озера. Один из неистовых саркандцев стрельнул вслед из лука — стрела упала в воду, порядком не долетев до цели.

— Помаши им, что ли, — юнга протянул мартышке косынку.

— Ух! Ух! — Манки схватила почти потерянный замечательный предмет одеяния. — Какой ты памятливый! Спасибо!

Она стояла на плоту, держась за рог минотавра и прощально махала светлым платком — оставшиеся на берегу саркандцы аж выли от ненависти и бессилия. Было очень здорово!

— Авр, мы сейчас не особо гребем, а только для виду, — озабоченно напомнил юнга. — Возвращаться будет далеко.

— Да, битва еще не закончена, — минотавр нежно водил по воде лапищами.

Саркандцы стояли на берегу, глазели то на озеро с плотом, то на дымы костров восточнее по мысу, то в сторону моря — там тоже поднимался густой дымный хвост. Все верно. Манки и сама бы тут крепко задумалась. Вот шмондюки из Сарканда повернулись к озеру задами…

— Уходят! — возрадовалась обезьянка.

— И мы сворачиваем потихоньку, — скомандовал Гру.

Плот начал забирать вдоль берега — поймут саркандцы маневр или нет, уже не так важно — они все равно запутались. А опаздывать к битве невежливо…

Сначала Энди вышел к наблюдательному посту на одной из высот мыса, потом увидел стоящего под прикрытием озерных скал «Ноль-Двенадцатого». Катер был в порядке — над трубой мерцал воздух — котел работает, корабль готов к делу. Впрочем, у старины Магнуса иначе и быть не могло.

— Жив, Энди? — окликнул исполняющий обязанности наблюдателя Док. — Славно горят посудины!

— Хорошие флюги, — согласился рулевой, оглядываясь на дымные столбы у берега моря.

— Черт! — доктор ахнул, увидев обломанную стрелу в спине товарища.

— Неглубоко. — успокоил Энди. — Едва кольчугу и рубахи пробило. Сэр, будьте добры обломить еще покороче, сейчас она двигаться мешает.

— Покороче⁈ Ты в своем уме? Немедленно давай сюда спину…

Энди лежал на животе, разглядывал в бинокль суда саркандцев. Противник по-прежнему делился на группы: две флюги стояли на якоре у входа в озеро, один корабль болтался у горящих посудин, остальные торчали в том месте, где был настигнут «Заглотыш» — что там происходило, рассмотреть было трудно — похоже саркандцы снимали с мыса десант. Энди размышлял над грядущим новым розыгрышем: пока расстановка шаров оставалась неочевидной — шар-биток и право удара у противника, пока не начнут, нет смысла волноваться. Но наблюдение отвлекало от крайне неприятных ощущений в спине: наконечник Док извлек, но теперь саднило даже больше.

От катера прибежал Сан. сказал про ранение «могло быть хуже, вот если бы пониже — в хвостовой отдел, тот самый болезненный» и сообщил что группа Гру отошла благополучно — вдова к ним слетала — сейчас подгребают к катерной стоянке. Саркандцев потрепали — одну из команд флюг можно списать в расход.

— Это хорошо, — Энди растопырил руки, давая доктору забинтовать себя, — Но вряд ли князь уйдет. Сам он в деле еще не был. И Гру его не видел, так?

— Вроде не было князя. Хотя может его наш геройский бык затоптал. Он там в тесноте ворогов по стенам аж размазывал, могли не разглядеть князя. — предположил гребец.

— О планах противника мы узнаем своевременно, к чему гадать, — справедливо заметил доктор. — Энди нужно обильное питье и отдых.

— Питье — это хорошо, — согласился рулевой. — Отдохну на борту, нужно переговорить с Магнусом.

Сан остался наблюдателем, Энди с доктором спустились к катеру.

— Рад тебя видеть. — шкипер пожал руку долго отсутствовавшему рулевому. — Пока вас не было, произошли всякие немаловажные события, впрочем, сейчас их пересказывать некстати. Пока о главном: «Ноль-Двенадцатый» на ходу и ограниченно готов к бою. Пулемет мы перебрали и смазали.

— Весьма своевременно, — порадовался Энди.

— Благодарите Хатидже, — со сдерживаемой гордостью отметил шкипер. — У нее открылись таланты к механике.

— Весьма ограниченные таланты. — мрачно уточнила вдова. — Мне бы отожраться до приличного веса, а так трехдюймовый гаечный ключ едва удерживаю.

— С гайками мы и сами управимся, вы уж лучше летайте, мисс Хатидже, — запротестовал Энди.

— Хватит болтать, немедленно иди и ложись, иначе свалишься в самый неподходящий момент, — потребовал Док.

Энди вытянулся на животе и закрыл глаза. Спина ныла и дергала, но жестокость знакомого, застланного вытертым одеялом, рундука и уют тесной каюты действовали поразительно благотворно. Наконец-то «Ноль-Двенадцатый», чудесная плавучая нора. Энди нащупал кружку — доктор оставил целый кувшин кислого отвара. Видимо, вдова отыскала заросли каких-то ягод, судя по бодрящему вкусу — исключительно целебных. Просто замечательно.

Рулевой раздумывал над новым фреймом, слушал катер. Вот приплыли и поднялись на борт воины Гру. Было слышно, как мартышка живописует сражение: «они слева набегают — ух-ух из луков!». Энди ухмыльнулся — тянуло в дрему, не хотелось ни о чем думать. Потом обезьяна осторожно заглянула в каюту.

— Ты как, сэр-Энди?

— Хорошо. Но думаю, мне следует отдохнуть.

Манки болтать языком не стала, присела на пол. прислонилась спиной к рундуку. От воительницы пахло озерной слабосоленой водой, влажной тканью и немного кровью. Энди, не открывая глаз, положил ладонь на обезьянью макушку — пальцам было приятно на подсохших неровно стриженых прядях.

— Сколько?

— Ух, всего одного, — прошептала мартышка. — И еще камнями. Вместе со всеми. Гру копьем как змеюка-ффу, а минотавр просто зверь!

— Хорошо-

Энди знал, что она тоже закрыла глаза. Это было славно. Полуденный свет едва попадает в каюту, пахнет котлом, пеньковыми канатами, железом, призраками давно забытых грузов шерсти, апельсинов и пороха, а еще свежим питьем и свежими мартышками. Но снаружи все еще полдень и до спасительной темноты слишком далеко. Саркандцы начнут раньше. Но все равно хорошо…

Наверное, он все-таки заснул, потому что когда вновь стал думать. Манки в каюте не было, а на палубе обсуждали маневры врага — саркандцы всей флотилией шли к проливу.

Энди осторожно встал и прислушался к телу — вполне терпимо. Но возвращение кольчуги пробитой спине явно не понравится. Ну, «легким» грядущий фрейм никто и не называл.

Шифровка

Лагуна — Твин Кастлу

Этот Сарканд удивительно туповатый город как политически, так и по части стратегии военного дела. Вот куда все флотом поперлись? А если город вражеский контингент захватит внезапной и героической атакой? Впрочем, этот Сарканд нам и даром не нужен. Таким городишком завладеешь — до пенсии очистные сооружения придется строить. Уныла же печаль твоих судеб и стоков©. в общем, продолжаем наблюдение.

Из блокнота ^Гениальные размышления и склероз'.

Проф. Островитянская. Тезисы к курсовой лекции «физиология и этика в отношениях тупиковых видов»

Секс, секс! Да задолбало уже этим сексом, порочное и извращенное человечество! Психи ошалевшие, фетишисты изобретатели разнузданные! Но невозможно объяснить нормальному земноводному студенту что плотное всасывание пастями и обмен слюнями — не пытка, не издевательство, а проявление высокодуховного чувства глубокой личной симпатии. Начинаем теорию, заучиваем «эрос», «филию», «строге-агапэ-людус» и прочие «прагмы» — тяжеловато, но доступно. Техническая сторона вопроса: стыковка, нагнетание давления, расстыковка — аудитория хихикает, но принцип понимает. Поцелуи — вообще никак! Не воспринимают и вое. Что делать? Думала подкорректировать человечество — если там в эпохах покопаться, можно подчистить этот шокирующий атавизм. Проверила — шимпанзе и бонобо тоже целуются. Не ожидала, считала приличными приматами. Шмондец какой-то, безвыходная ситуация.

[1] Тотал клиренс — непрерывное забивание всех шаров — от первого до последнего — в лузы.