Святополк II. Своя кровь

Глава 18

Переночевав в Выдобичах, Василько Теребовльский на другой день стал собираться в путь, спеша догнать основной обоз, который шел прямой дорогой в Червенскую землю. Спрашивая благословения на задуманную зимой войну с Польшей, Василько остался отстоять заутреню. Именно в это время его и отыскал гонец от великого князя Святополка Изяславича. Вбежав в храм, княжий отрок коротко поклонился Васильку:

- Князь, Святополк Изяславич, великий князь киевский, просит тебя быть у него гостем, подождал бы ты малость, не ходил от именин его. Через три дня у князя пир, тебя зовут!

Получить приглашение к великому князю для него, малозаметного князя-изгоя, да еще на почетный пир, было лестно. Это означало признание его земель, его самого и знак скорейшего осуществления его самых честолюбивых желаний. Вот там бы, на пиру, и переговорить со Святополком Киевским, как он уже беседовал с Мономахом!.. Василько сложил персты щепотью, медленно перекрестился, кланяясь читающему тропарь игумену.

- Передай князю - за честь благодарствую, молюсь за его здравие и долгие лета, - прошептал он, - да не могу и часа ждать, когда дома рать!

- Но великий князь просил тебя именем своим, яко старший еси, - настаивал гонец.

- Не могу. Спешу домой! - не оборачиваясь, отмолвил Василько. Гонец постоял немного, послушал пение монахов, перекрестился на иконы и вышел из храма.

Давид Игоревич встречал его на крыльце. Волынский князь места себе не находил, мерял шагами широкие сени и едва не кинулся навстречу отроку по ступеням.

- Ну, что ответил Василько Ростиславич? - крикнул он.

- Прощения просит. - Гонец остановился на полпути, снял шапку. - А только прибыть не может - говорит, не могу ждать.

- Никак, ослушаться брата своего старейшего вздумал!.. Ты передал ему, что молодшие князья обязаны старших слушаться?

- П-передал, - кивнул гонец.

- А он что?

- «Не могу» - говорит.

- «Немогу»… - передразнил его Давид Игоревич. - Жди здесь! - и ринулся в терем.

Святополк Изяславич, по своему обыкновению, утро проводил за чтением. Читал все подряд - и «Шестоднев», и «Деяния», и поучения греческих философов, переведенные для него учеными книжниками и печерскими монахами. Он был недоволен, когда волынский князь оторвал его от чтения о диковинных тварях иноземных.

- Что Василько Ростиславич? - спросил он.

- Князь, - Давид отдувался, словно за ним гнались, - не хочет Василько к тебе на именины идти! Ждать, говорит, не можно!

- Может, его звали не так?

- Звали как положено, я сам гонца снаряжал. Не идет Василько. - Давид тяжело плюхнулся на лавку, отер ладонью лицо и толстую шею - при волнении он всегда обильно потел. - Не чтит тебя… Сам посуди - только-только разделили землю по вотчинам, дабы у каждого была своя земля - а тебя уже молодые князья не почитают. Не слушается тебя Василько, под твоей рукой ходя! Сговаривается против тебя с Владимиром Мономахом, потому и не чтит!..

- Но, может, дело у него спешное дома? - предположил Святополк. Сказать по правде, он все еще не слишком верил в преступление Василька - одно только, что брата его убили по наущению Ростиславичей…

- А ведаешь ли, какое это спешное дело? - наседал Давид. - Рать у Василька стоит собранная! В поход теребовльский князь собрался!.. Помысли, что будет, аще отъедет к себе! Тогда увидишь, что не будешь иметь городов своих! Тогда вспомянешь меня!.. Нельзя Василька отпускать!

Святополк отвернулся к окну. Все никак не мог поверить, что теребовльский князь замыслил против него худое. Мономах мог - он с завистью на золотой стол Киевский взирает, неистовый Олег Святославич тоже - этот пылает местью за попранную княжью честь. А Василько?.. Но с другой стороны, этот незаметный князь может быть орудием в руках Мономаха!

- Добро, - молвил он? наконец. - Пошлю к нему гонца… Служба в храме уже завершилась, монастырская братия расходилась по дневным делам, Василько и его дружина чуть задержались, принимая благословение от игумена, но отроки уже выводили коней, когда прискакал второй гонец из Киева. На сей раз за Васильком послали самого Никиту Малютича. Молодой боярин был горд порученным делом, улыбался и смотрел на все весело и живо. Теребовльскому князю он улыбнулся так же открыто, махнул короткий поклон.

- Князь! - воскликнул он на весь двор так сильно, что некоторые монахи поспешили отворотиться от слишком явного проявления этой жизнерадостности. - Великий князь киевский Святополк Изяславич тебе передать велел: не хочешь ждать именин - неволить не хочу. А просто приди, посиди гостем у меня вместе с Давидом Игоревичем Волынским.

- Давид Игоревич в Киеве? - Василько слегка нахмурился. Он недолюбливал соседа, чувствуя, что и тот не жалует его.

- Гостем приехал к Святополку Изяславичу, остается до его именин. Он про тебя и сказал.

«Небось мириться желает - мы ж соседи, а теперь после снема нам надо землю поделить, дабы распри не встало», - подумал Василько. Помириться с Давидом ему хотелось - начинать войну с ляхами, имея за спиной неудоволенного их вечного доброхота, не хотелось. Да и после, когда он пойдет дальше, пусть Давид будет с ним в мире и не замахивается на червенские города. И Василько ответил:

- Передай князю, что буду у него.

Никита Малютич опять оскалился в веселой улыбке, вскочил на коня и поскакал прочь. Сам Василько двинулся следом.

Он ехал по полю мимо рощ к встающим впереди стенам Киева, матери городов русских. Начало месяца груденя выдалось прохладным, с Днепра задувал резкий ветер. Совсем не так было в эту пору в Прикарпатье. Там даже поздняя осень мягче и золотев, а здесь деревья роняют последние листы, трава побурела, кусты и рощи стоят почти голые и неприютные. Но для молодого, полного жизни и радужных надежд князя даже сейчас мир был прекрасен. Он скакал впереди отобранных чести ради десяти отроков, расправив плечи и уперев кулак в бедро. Крупный, серый в яблоках жеребец нес его широкой рысью, и теребовльский князь смотрел на мир ясными синими глазами. За рощей над Днепром вставали белые стены столицы и ее Золотые ворота, но его глаза видели не только это, но и пока далекое, но уже несомненное будущее - боевые походы, победы, честь и славу.

Жеребец вдруг шарахнулся в сторону, всхрапнув, и всадник отвлекся от сладостных дум. Откуда ни возьмись, на опушке рощи возник отрок. Судя по виду, был он из числа смердов, но смотрел так ясно и гордо, что Василько невольно обернулся на него.

- Ты что тут бродишь, коней пугаешь? - молвил он. - Ты чей?

- Я оттуда. - Отрок мотнул светлой головой в сторону Киева. - А ты, князь, едешь туда?

- Еду, - кивнул Василько.

- Не езди, - сказал отрок по-стариковски строго. - Тебя хотят няти…[37]

Молодой князь только подивился на странные речи:

- Кто на меня зло замыслил?

- Враги твои. Не ходи туда, - упрямо повторил отрок.

- Да как же меня нять и кому, когда с князьями я замирился, - усмехнулся Василько. - Мы крест целовали… А иные мои недоброхоты далече. Да и что может случиться со мной, ведь я в гости к великому князю еду! Он не допустит!

Но отрок только поджал губы, покачал скорбно головой и отступил в кусты. Василько даже нахмурился - парень исчез за деревьями так быстро и бесшумно, что на ум невольно приходили недобрые мысли. Он перекрестился, отгоняя сомнения и страх. Но весь люд еще помнил старых богов, а в домовых, водяных и леших верили даже князья. И ведь верно, что неведомая сила ведает все про дела людские.

Покачав головой, Василько тронул коня и малое время спустя уже был на княжеском дворе.

Святополк Изяславич точно ждал дорогого гостя. Он был нарядно одет; длинная темная борода, в которой мелькали седые нити, была расчесана. Рядом с ним стояли двое бояр и его молодая жена - худенькая, как девочка, с большими темными глазами на скуластом смуглом личике. Давид Игоревич раздвигал губы в улыбке, напевно говорил что-то любезное, и Василько чуть было не вспомнил слова странного отрока и не повернул коня назад, когда он поспешил приветствовать теребовльского князя.

Но тут вперед выступила молодая княгиня. На вытянутых руках она бережно несла на серебряном подносе чару вина и хлеб. Подойдя к Васильку, Ирина Тугоркановна слегка поклонилась и подала ему вино:

- Здравствуй и добро пожаловать, гость дорогой! Василько улыбнулся, светлея сердцем, единым духом осушил чару, закусил и, разгладив усы, поцеловал молодую княгиню в губы. Ирина Тугоркановна мило зарделась, отвела заблестевшие глаза и мышью скользнула прочь.

- Проходи, Василько Ростиславич! - Святополк раскрыл объятия. Князья обнялись, поцеловались. Давид Игоревич еле нашел в себе силы ответить на приветствия.

Трое князей сидели в маленькой каморке за чарой меда. Пощипывая длинные усы и тихо улыбаясь на огонь свечи, Святополк расспрашивал Василька о его делах. Молодой князь отвечал охотно, но уклончиво. Про настоящее и ближайшее будущее не распространялся, а вот про то, что было в прошлые годы, говорил много и охотно. Увлекшись, он пару раз оговорился, вспоминая про беседы с Мономахом и военные походы, ради которых просил у князей рати, но по этим коротким обрывкам Святополк начинал догадываться, что Давид прав. Василько и Мономах что-то задумали.

- Не ошибаешься ли в силах своих? - молвил он, когда Василько в третий раз оговорился о войне. - Распутица на дворе, какой поход в такую пору? Ни конному, ни пешему не пройти! Это всем известно!.. А зима начнется - и Великий пост. Христианину в такое время о душе своей думать надо будет, а не о погублении чужой. Не спеши, погости у меня до Святок. А после по санному пути и в боевой поход тронешься…

Если бы Василько согласился, его можно было удержать возле себя как заложника, выпытать у него все про замыслы Владимира Мономаха, и как знать… Но молодой князь решительно мотнул головой:

- Прости, князь, не могу. Велел товарищам своим вперед идти. Они уж полпути без меня прошли, а тут распутица, ты верно подметил. Так что мне надо поспешать. Я и так задержался…

Взгляд Давида Игоревича прямо-таки кричал: «Видишь, князь! Он сам сознается!» Но сам волынский князь молчал, кусая губы и хмурясь.

- Тогда хоть пообедай у меня перед дальней дорогой, - развел руками Святополк. - Я и с собой велю снеди положить. ..

- Вот от этого не откажусь. - Василько пригубил меда. - А то, прямо скажу, несытно в монастыре нас угощали - одна капуста да тюря гороховая с вяленой рыбой!

- А мы на ловы ходили, дичину набили, - сказал Святополк и встал.

- Пойду распоряжусь…

Он быстро вышел, плотно притворив за собой дверь, и оставил князей одних.

Василько не спеша допил мед. Киевские меды отличались от родных волынских - были не столь мягки и душисты, но обильны пряностями и крепки. Смакуя на языке последние капли, Василько повернулся к Давиду:

- А хороши здесь меды, правда? Только крепки малость да пряностями обильны. Ты пробовал?

Давид кивнул и быстро сделал глоток из своего кубка.

- А вот я у византийского кесаря Алексея Комнина два лета назад вино пробовал - фряжское[38], - продолжал Василько. - Оно на вкус совсем другое.

- Угу, - пробурчал Давид.

- Святополк Изяславич, слышал я, богат, и у него много добра иноземного собрано. Поговаривают, что особенно богат князь книгами, коих у него превеликое множество, да серебро к нему течет рекою от иудейских и германских купцов?

Давид кивнул, в душе проклиная словоохотливость Василька и досадуя, что ему приходится сидеть тут сиднем.

- Твои пределы ляхи и угры не беспокоят? - продолжал тот.

Давид помотал головой. В каморке ненадолго повисло молчание.

- Я слышал, князь на ловы ездил? - снова заговорил Василько. - И много он дичины набил?

- Д-Да.

- А на какого зверя ходили?

Волынский князь понимал, что Василько просто старается разговорить его, но не мог заставить себя открыть рот. А теребовльский князь не мог взять в толк, почему молчит его собеседник. Очевидно, вино одних людей делает болтливыми, а других немыми.

- Я летом новый поход затеял - ежели из этого целым ворочусь. А не смогу сам идти - так брат Володарь вместо меня встанет, - как ни в чем не бывало продолжал Василько. - Мы уж о том с ним уговорились. Я хотел у тебя дружины попросить. Дашь своих людей? Хоть тысячу воев, ежели, как ты говоришь, с ляхами у тебя мир?

«Эва куда гнет!» - со злостью подумал Давид и хлопнул ладонью по столу.

На этот звук в каморку шагнул холоп. Это был один из людей Давида, оставленный им здесь на всякий случай.

- Где наш брат, князь Святополк Изяславич? - спросил он.

- Стоит в сенях, - ответил холоп.

- Пойду к нему. - Давид Игоревич резко встал, кивнул Васильку. - А ты пока посиди.

Теребовльский князь остался пробовать мед и не сразу понял, в чем дело, когда снаружи лязгнул засов.

- Эй, кто там? - крикнул он от стола. - Давид Игоревич! Послышались быстрые удаляющиеся шаги. Василько встал, подошел к двери, толкнул ее, потом налег сильнее, но она лишь дрогнула под его крепким плечом.

- Эй, кто там? - Василько грохнул по двери кулаком. - Кто еще чудить вздумал? Отоприте!

Он ударил по двери несколько раз, но дубовые створки не подались. Василько чувствовал, что за дверью стоят люди, но что это означает?..

«Не езди, князь! - всплыли в памяти слова странного отрока. - Тебя хотят няти!»

Чуть не опрокинув лавку, Василько бросился к косящатому оконцу. Он легко вышиб его кулаком, высовываясь наружу, но широкие плечи застряли в узком проеме. Князь хватанул себя за бок - он был готов рубить окошко мечом, но поздно вспомнил, что оставил его на пороге. Василько высунулся из окошка, озираясь, чтобы позвать кого-нибудь на подмогу, но окно выходило на задний двор. Отсюда были видны только стены и крыши клетей да забор. Кричать придется долго.

Недоброе предчувствие сжало грудь, но еще не хотелось верить, что все так серьезно. Василько надеялся, что заперт по ошибке - кто-то из глупых холопов, не зная о его приезде, привычно запер опустевшую, как думал, клеть. Но ведь он кричал, звал…

Снаружи затопали шаги, и он развернулся навстречу людям. Засов скинули.

Когда четверо суроволицых воев переступили порог, Василько угадал, что его заперли не случайно. Из-за их спин шагнул кузнец. Звякнула цепь кандалов.

- За что? - только и спросил Василько.

- То князь сам поведает, - пробасил один из воев.

Все четверо двинулись на него, заходя с двух сторон и зажимая в угол. Василько метнулся было к двери, которую оставили приоткрытой, но навстречу ему оттуда высунулись копья. Молодой князь отшатнулся, и тут его схватили за локти.

Кузнец подошел спокойно, словно ему каждый день приходилось сажать князей на цепь. Голову Василька за волосы оттянули назад, чтобы он мог заклепать на горле железный ошейник. Тот соединялся цепью с двумя обручьями на запястьях, и еще пару кандалов замкнули на ногах.

- Готово! - Кузнец вытер руки о кожаный передник, убрал клещи и гвозди и вышел.

Выломанное окно заложили кое-как доской от лавки, и вой оставили Василька одного. Он опять услышал, как лязгнул засов и прозвучал негромкий голос, приказывающий сторожить узника до рассвета.

Давид с замиранием сердца прислушивался к крикам пленного князя, а затем к звукам короткой борьбы. Его воевода сам поставил сторожей возле каморки, доложил князю о сделанном деле, и волынский князь дрожащей рукой вытер обильный пот на высоком с залысинами лбу.

- Святополк ждал его в своих палатах и вскочил, когда Давид ворвался к нему:

- Взяли Василька! Теперь наш верх будет! Святополк тяжело оперся ладонями на столешницу, глядя в пол. Ему было и радостно, и тревожно. Давид ждал.

- Что делать будешь с ворогом? - наконец спросил он.

- Не ведаю, - покачал головой киевский князь.

Всю ночь он ворочался на постели, толкал локтем в бок Ирину. Под утро покинул так и не сомкнувшую в тревоге глаз жену, прошел к Любаве. Но и у наложницы не нашел успокоения. Князю все казалось, что он что-то сотворил не так, но что - понять не мог.

Встав утром с тяжелой головой и так ничего и не придумав, он повелел созвать к себе всех своих бояр и знатных мужей от киевлян, как всегда делал, когда предстояло решить дело большой важности. По особому приглашению были призваны игумены, пришли люди от митрополита. Собравшиеся в палате люди удивленно переглядывались. Лишь весьма немногие ведали, что вчера в гости приезжал теребовльский князь, но не более того.

Святополк Изяславич пришел вместе с Давидом Игоревичем и его тремя боярами. Коротко кивнув головой, в ответ на нестройные приветствия бояр и поклонившись священникам, он сел на свой стол и заговорил быстро и горячо, боясь, что от волнения не сможет все высказать:

- Мужи киевские, святые отцы! Проведал я о том, что супротив меня злодеяние задумано. Сей князь волынский, Давид Игоревич, мне поведал, что злоумышлял на меня Василько Ростиславич, князь теребовльский, совокупясь с Владимиром Мономахом Переяславльским, чтобы меня золотого Киевского стола лишить, а Давида Игоревича - Волынского, дабы Васильку сесть на всей Волыни, а Владимиру Мономаху вопреки старшинству и роте княжьей стать первым князем на Руси. Ростиславичи давно уже были врагами нашего рода - брат мой старший, Ярослав Изяславич, десять лет тому назад был злодейски убит слугой своим Нерадцем по наущению Ростиславичей, и ныне на Волыни собираются войска. Ведомо мне, что желал Василько завладеть моими городами, которые еще со времен Изяслава Ярославича принадлежали нашему роду, - Туровом, Пинском, Берестьем и…

- Погорином, - подсказал Давид Игоревич.

- Да, - кивнул Святополк. - Сие наши приграничные земли, они отошли киевскому уделу по Любечской роте, и лишаться я их не хочу. Однако ведаю наверное, и мужи Давида Игоревича тому послухи, что уговаривался Василько Теребовльский с Владимиром Мономахом. Ныне взят злоумышленник и окован в железа. И призвал я вас, люди киевские, дабы решить - как нам поступить?

Бояре переглядывались, сдержанно переговаривались. У одних в Турове и Пинске были угодья, и терять их не хотелось, другие раздумывали, сколько будет стоить сбор на войну, ежели придется ратиться с Ростиславичами, третьи перешептывались, поглядывая на Давида Игоревича.

- А кто докажет, что Василько Ростиславич на тебя злоумышлял, княже? - подал голос Ян Вышатич.

- Бояре мои слышали! - воскликнул Давид Игоревич. - Давно Василько покоя моей земле не дает и соседям тоже.

Лазарь Мишинич, Василь и Туряк как застоявшиеся кони рванулись вперед. Лазарь Мишинич подошел к братьям Вышатичам, объясняя им суть дела, остальные заговорили чуть ли не хором, перебивая друг друга и на ходу выдумывая новые доказательства Васильковой вины. Бояре чесали затылки, иные косились на игуменов и посланных митрополита, вздыхали и крестились. Дело было новое и опасное.

Наконец решительно встал Ян Вышатич. Все тотчас смолкли и обратились в его сторону - старого тысяцкого слушались. Воевода отер кулаком широкий лоб под полуседой копной волос.

- Великий князь, - тяжело бухнул он на всю палату. - Решаем мы, что тебе надо блюсти свою голову, ибо тяжко голове без плеч, так и плечам без тела, а Киеву без князя, как князю без города своего. По иному рассудить вас не можно. Ежели Давид Игоревич прав, князь Василько примет казнь. Ежели Давид Игоревич не прав, Бог ему отомстит за худые дела.

Святополк сжал кулаки и посмотрел на Давида. Тот едва заметно улыбнулся - это означало, что великий князь не может решить дела сам и готов отдать его в чужие руки. А уж он постарается, чтобы все было так, как хочет он.

- Добро, мужи киевские, - вздохнул Святополк Изяславич. - Вы свое слово сказали, я его выслушал и согласен… Василько Ростиславич примет казнь.

Некоторые бояре стали креститься, переводя дух. Не дожидаясь, пока будет сказано еще хоть слово, Святополк встал и быстро вышел, почти выбежал, вон.

Но побыть одному ему не удалось. Не успел он затвориться в палатах, как к нему пришли посланные от митрополита Николая. Среди них был священник отец Василий, служивший обедни в теремной церкви княжеского подворья.

- Не допусти бесчестья, княже! - провозгласил игумен Софийского храма. - Не спеши с казнью, уподобляясь неверным язычникам, коие за малую провинность готовы брата своего жизни лишить. Не бывало такого на Руси отродясь, чтобы брат брата, а тем более князь князя убивал! В бою погибали люди, но и только! Внемли голосу разума, послушай божественного слова! Господь наш, Иисус Христос, заповедовал прощать брата своего не до семи, но до семижды семи раз! Коли Василько невиновен, не делай греха, а коли виновен, поступи по-христиански милосердно и возвысишься над прочим людом. Будешь истинно велик, как отец твой боголюбивый Изяслав, ибо сей доблестный князь много на своем веку претерпел неправды и превратностей судьбы, а все же прощал и любил братьев и врагов своих, всегда готов был жизнь и честь положить за други своя и не озлобился, но с сердцем чистым и праведным конец принял! А дед твой, Ярослав Мудрый! Не он ли усмирял смуту, посеянную братом его, Святополком Окаянным и…

Глаза князя блеснули, и игумен, сообразив, что может сказать не то, замолчал. Зато подхватил отец Василий:

- Князь! Не бери греха на душу, не казни родича своего! Ведь не чужую - свою кровь пролить готов!

- Я Василька казнить не хотел и не стал бы, - прежде, чем остальные подхватили речь попа, ответил Святополк, вскидывая узкую ладонь. - Не я - мне Давид Игоревич Волынский наклепал. По его словам Василько схвачен.

Отец Василий внимательно посмотрел на князя, пытаясь прочесть в его душе тайные мысли. Но в темных, чуть прищуренных глазах Святополка ничего нельзя было разобрать.

Князь боролся с собой. Правду молвить, иногда ему казалось, что он погорячился. Василько в самом деле не вел войска под стены Киева. Он действительно в Любече о чем-то сговаривался с Мономахом, может и о свержении киевского князя - Владимир спит и видит, как бы стать единственным князем на Руси. Он уже сломал Святославичей, волынские изгои ему не опасны. Остался Святополк, да и того после разделения уделов можно уже не признавать за старшего князя. Вот разве что Киев, в котором так удобно сидеть… Но с другой стороны, как доказать связь этих князей?

Простившись наконец с игуменами, Святополк долго сидел один, обхватив голову руками. Неслышно вошел Давид Игоревич, присел за стол подле.

- Что тебе наговорили святые отцы? - спросил негромко.

- За Василька Теребовльского просить приходили, - не сразу ответил Святополк. - Негоже, говорили, своего же родича кровь проливать! Просили отпустить с миром и не брать на душу греха…

- А ты что решил, князь?

- Страшно мне! - Он выпрямился и медленно перекрестился. - В самом деле, как прикажу убить его?.. Нет, Давид, мое слово таково - не хочу я крови племянника моего! Не хочу его убивать!

- И не надо. - Давид придвинулся ближе. - Слышал ли, как такие дела в Византии делаются?..

- Нет! - почти выкрикнул Святополк. - И слушать ничего не хочу! Грех на душу брать?.. Пока не поздно, вели отпустить Василька! Я ему за бесчестье хоть десять, хоть пятьдесят гривен серебром уплачу…

Он даже выпрямился, собираясь встать и выйти, и Давида обдало жаром при этих словах. Он надеялся на нерешительность и подозрительность киевского князя, но тот явно запуган попами и монахами и готов сделать что угодно, чтобы исправить содеянное. Но дело в том, что самому Давиду отпускать Василька было нельзя.

- Нет! - выкрикнул он. - Я Васильков нрав ведаю получше твоего! Не таков теребовльский князь, чтоб бесчестье спустить! Отпустишь его, а он серебро не возьмет, а прямиком к Мономаху и поскачет жаловаться. Тогда переяславльский князь точно пойдет на тебя войной. С ним поднимутся Ростиславичи и уже точно захватят твои города… Если Василька не казнишь, а так пустишь, не будет княжения ни мне, ни тебе!

- Но я не хочу его смерти! - вскричал Святополк.

- А я разве о смерти толкую? - дрожащими губами улыбнулся Давид. - Ослепить - и все! Останется он жив, но слепец не воин! Будет принужден судьбой сидеть дома и не станет опасен никому, а Мономах лишится союзника! Да и иные князья свободнее вздохнут…

- Ослепить? - медленно переспросил Святополк, словно не расслышал.

- А то нет?.. И сие не казнь - сие лишь упреждение, чтобы иным неповадно было!.. Ты, князь, отдай мне Василька - я все и сотворю.

Как было просто согласиться! Кивнуть головой, махнуть рукой - и гора с плеч. Не ведать, не слышать, не думать ни о чем!.. И Святополк Изяславич согласился.

В тот же день к вечеру закованного в кандалы Василька Ростиславича положили в возок и повезли прочь из Киева.

Давид спешил. Васильковых людей, приехавших с князем, ему удалось перенять. Они все сидели в подвалах киевского князя. Нескольких везли с собой на всякий случай. Но основная дружина теребовльского князя, его боярин Кульмей, воеводы и слуги оставались на свободе. Они двигались домой, догоняя рать. Рано или поздно они догадаются, что в Киеве с князем случилась беда, а там недалеко и его самого отыскать. Поэтому следовало расправиться с Васильком как можно скорее.

Уже стемнело, когда поезд волынского князя остановился в Белгороде. Дабы никто посторонний не слыхал и не видал, кто и что будет вершить, встали на постой на окраине города, в предместье, заняв две маленькие изобки. В той, что побольше, расположился со своими людьми Давид Игоревич, в другую затолкали Василька.

Изобка была малая, с земляным полом, черной от старости печкой, одним крошечным окошком, затянутым бычьим пузырем, уже нежилая, но еще сохранившая запах дыма, копоти и человеческих тел. Кроме небольшой скамьи, на которой сидел узник и стоял ковш с водой и лежал ломоть хлеба, ничего в ней не было.

Снаружи спускалась осенняя промозглая ночь, было темно, как в могиле, и так же холодно и сыро. Пальцами порвав бычий пузырь, Василько с тревогой смотрел в окошко. Он не мог смириться с неизвестностью, не мог покориться своей участи.

Скрипнула дверь, мелькнул огонек свечи, и послышался тихий голос. Ему прислали священника. Молодой еще, лет сорока с малым, живой и простой в обращении поп Василий подошел, сел рядом, как-то странно глядя на пленного князя.

- Мир тебе, сын мой! - сказал он. - Не желаешь ли что сказать, передать кому?

- Нет. - Василько отодвинулся от попа насколько можно. - Ты почто пришел?.. Это Давид тебя прислал? Неужто он смерти моей желает и прислал тебя, чтобы меня приготовить? Так знай, - голос его зазвенел, - что я невиновен, смерти не боюсь, а тех, кто меня обманом сюда заманил и пленил, Господь покарает. Я не смирюсь и после смерти обращусь ко Всевышнему, чтобы он обрушил гнев Свой на их головы!

Отец Василий внимательно смотрел на молодого князя. Красивый, широкоплечий, тот гордо вскинул голову и горящими глазами смотрел на попа. Какой у него был взгляд!.. Отец Василий догадывался о том, что должно произойти, он был послан князем нарочно для того, чтобы проследить, что и как свершилось, и донести обо всем. Быть просто свидетелем для него было не в диковинку, но привыкнуть созерцать человеческую мерзость отец Василий все еще не мог.

- Не трать силы понапрасну, сын мой, - сказал он. - Лучше соберись с духом и приготовься к тяжким испытаниям.

- Ты верно сказал, святой отец, - вздохнул Василько. - Настал мой час. А теперь ступай.

Поп встал, пятясь, отошел к двери. Василько сидел и смотрел на огонек свечи.

Тихо потрескивало пламя, отекал воск. За окном завывал ветер, неся по небу дождевые облака, поскрипывали ветками две старые яблони. Василько неотрывно смотрел на огонь. О чем он думал? Какие мысли теснились в его голове?.. Вряд ли он сам мог бы сказать сейчас. Мелькали лица - братья Володарь и Рюрик, мать, Владимир Мономах, Давид и другие князья, Алексей Комнин и хан Тугоркан. Иногда в их череде вставало лицо жены и двух маленьких сыновей. Меньшого, Ивана, он только летом посадил на коня…

Снаружи по-прежнему выл ветер и скрипели ветки, но молодой князь каким-то тайным чутьем угадал приближающихся людей и, когда дверь скрипнула, отворяясь, уже стоял, ожидая их.

Вошли трое. Двух Василько не знал, только по виду угадал в одном из них торка. Третий был смутно знаком - кажется, это был один из слуг Давида Игоревича. Василько видал его как-то в Любече, но по имени назвать не мог.

Они вошли, притворяя за собой двери, и неспешными осторожными шагами стали приближаться. В их молчании было что-то зловещее.

Торк нес на плече свернутый ковер и, войдя, сбросил его на пол, расстелив привычным движением кочевника, словно у себя в юрте.

- Зачем? - Василько отпрянул, вжимаясь в стену. В блеске их глаз ему почудилось нечто звериное. Так волки медленно окружают отбившегося от стада оленя.

Цепь кандалов загремела, когда он вскинул руку, и по этому знаку двое из троих бросились на него.

От первого Василько увернулся, второго сшиб тяжким Ударом кулака в грудь. Цепь на запястьях и помогала и мешала ему разом - он никак не мог размахнуться как следует, но удары получались тяжелыми и Полновесными. Слуга Давида отлетел с криком, второй еле успел спасти нос. Торк прыгнул зверем, вцепился в локти, повис всей тяжестью. Его дернули за цепь - железный ошейник врезался в горло. Перехватило дыхание. Василько рванулся, захрипел, но, превозмогая боль и удушье, сумел вырваться.

Кто-то зацепил скамью. Свеча упала и погасла. Рванувшийся бежать, Василько споткнулся о чье-то тело. Его крепко схватили за ноги. Он рухнул на пол, ударился о печь. Сверху тяжело пали двое и всей кучей покатились по полу.

Некоторое время в темноте изобки были слышны только возня, сопение, хриплые крики и приглушенная торкская ругань. Не видя ничего, Василько продолжал сопротивляться, вслепую угощая палачей ударами и не чувствуя боли и только краем сознания удивляясь, почему его до сих пор не убили.

- Его повалили на ковер, опрокинули на спину, и какая-то тяжесть легла поперек груди. Василько рванулся, сбросив ее.

- Держи! Держи! - вопил торк.

Его помощники закричали, зовя на помощь. Послышался топот ног - это вбежали еще двое. Василько почувствовал, как его схватили за ноги и руки. На лежащую на груди доску уселся человек, по бокам навалились другие. Грудь затрещала под их тяжестью. Не выдержав, князь застонал от боли. В темноте он скорее почуял, чем увидел склонившуюся над ним тень. В следующий миг что-то холодное и скользкое мазнуло по щеке.

- Голову! Голову ему держи! - взвизгнул торк. Сильные руки вцепились в волосы. Угадав наконец, что с ним собираются делать, Василько рванулся из последних сил, но жесткая ладонь схватила его лицо, кулаком зажимая рот, а потом последовали два быстрых удара в глаза. Второго он уже не почувствовал…

Отец Василий остался у забора, крестясь и с замиранием сердца слушая доносившийся из изобки шум борьбы. Первыми туда вошли слуги обоих князей - овчар Святополка Изяславича торк Беренди, его же конюх Сновид Изечевич и слуга Давида Игоревича Дмитр. Через некоторое время они позвали себе на подмогу еще двоих - так отчаянно сопротивлялся пленный князь. Наконец все стихло.

Дверца изобки приоткрылась, и все пятеро выбрались на вольный воздух. Нечаянные помощники палачей неистово крестились, конюхи сурово переглядывались, торк деловито вытирал нож.

- Он… мертв? - дрожащими губами вымолвил отец Василий.

- Нет, - оскалился Беренди. - Раз-раз, и без очей! - Он ткнул растопыренными пальцами в сторону священника.

- Тьфу, язычник! - Отец Василий исподтишка перекрестился. Он шагнул было к изобке, чтобы взглянуть на казненного, но увидел, что Дмитр уже запирает ее на замок.