Всё началось с того, что мне захотелось написать статью о президенте Кеннеди к двадцатилетию со дня его гибели. Для нас, проживших девять лет под властью Хрущёва, Кеннеди был антиподом всевластного советского диктатора, грозившего уничтожить западный мир. Молодой, стройный, красивый, он смело встал перед разбушевавшимся носорогом и сказал ему нет. Нет, мы не дадим вам задушить Западный Берлин, окружённый каменной стеной. Нет, не позволим разместить ракеты с ядерными боеголовками на Кубе. Нет, не отдадим без боя Южный Вьетнам.
И носорог попятился, отступил. Но должен был возненавидеть своего противника — в этом я не сомневался. Если убийца президента прожил два года в СССР, а потом его так легко отпустили обратно в Америку — не проступала ли тут логическая цепочка? Не с заданием ли отправили бывшего морского пехотинца мастера тонких заморских операций? Которые, кстати, в те же месяцы приветствовали вернувшегося после двадцатилетнего заключения в мексиканской тюрьме своего героя — убийцу Троцкого, Рамона Меркадера.
Взяв в библиотеке «Отчёт Комиссии Уоррена», расследовавшей убийство президента, я начал читать его без всякого предубеждения, с полным доверием к мудрости американской юстиции. Но очень скоро обратил внимание на странную особенность этого тома: примерно треть текста была посвящена разъяснениям, почему тем-то и тем-то свидетелям не следует верить, такие-то улики не нужно принимать во внимание, а такие-то мотивы поведения участников драмы категорически отметать.
Главный же вывод отчёта — никакого заговора не было, и Освальд, и Руби действовали спонтанно и в одиночку — принять я просто не мог. Ну ещё Освальд — одинокий психопат-фанатик с винтовкой — такое бывает. Но чтобы профессиональный гангстер, Джек Руби, поставил на кон свою жизнь, подчиняясь исключительно эмоциональному порыву сострадания к вдове президента? Каким надо быть простаком, чтобы поверить в это?
Я снова отправился в библиотеку, набрал стопку книг, критиковавших выводы отчёта, и... С чем это можно сравнить? Вот если бы ураган, разбивший корабль Робинзона, выбросил его не на необитаемый остров, а бросил прямо на поля неведомой, давно идущей гражданской войны, где непонятно, кто в кого стреляет, на чью сторону стать, кому верить, с кем сражаться, — тогда его состояние можно было бы сравнить с тем, что пережил я.
Оказалось, что отчёт — отчётом, но кроме него, по распоряжению Конгресса, были опубликованы и открыты публике все материалы расследования: протоколы допросов пяти сотен свидетелей, фотографии вещественных улик, рапорты стражей порядка, расшифровка радиопереговоров далласских полицейских и прочее. Двадцать шесть толстых томов стояли корешок к корешку на библиотечных полках, будто бросая вызов: решишься занырнуть в эту бездну?
Десятки простых американцев до меня решились и кинулись докапываться до правды своими силами. Многие вынуждены были забросить свои дела, на годы погрузиться в скрупулёзное расследование, сносить насмешки и оскорбления могущественных защитников официальной версии. Их объединяли расплывчатым понятием «критики Отчёта». В своих книгах и статьях они убедительно вскрывали все несообразности, все расхождения выводов Комиссии Уоррена с материалами, содержавшимися в двадцати шести томах, с показаниями свидетелей и вещественными уликами. Но они не могли достигнуть единства между собой в ответе на главный вопрос: что же произошло на самом деле? Если был заговор, кто же был его инициатором? Какие нити связывали Руби и Освальда с заговорщиками?
Каждый критик выдвигал свою версию, отстаивал её, акцентировал данные, её подтверждавшие, уводил в тень информацию, ей противоречившую. В «списках подозреваемых» называли то Линдона Джонсона и Секретную службу, то Эдгара Гувера и ФБР, то правых экстремистов в союзе с богатыми нефтепромышленниками, то кубинских эмигрантов в союзе с ЦРУ, то военно-промышленный комплекс, то Никиту Хрущёва и КГБ. Но все критики вставали перед одной и той же дилеммой: Комиссия Уоррена, по их убеждению, целенаправленно уводила расследование на ложный путь; спрашивается — зачем? Поверить, что Верховный судья Уоррен и его коллеги были сами замешаны в заговоре и теперь заметали следы, не мог никто. Вопрос повисал в воздухе.
Опросы общественного мнения показали, что в первые месяцы после опубликования отчёта в сентябре 1964 года 30% американцев выразили несогласие с его выводами. Через год их число удвоилось. В 1967 году нью-орлеанский прокурор Джим Гаррисон объявил, что он раскрыл тайну убийства президента и вскоре начнёт аресты и допросы. Впоследствии его «расследование» с позором провалилось, но в январе—феврале 1967 года один за другим были убиты, или покончили с собой, или «умерли естественной смертью» десятки потенциальных свидетелей, упомянутых в двадцати шести томах документов расследования, включая Джека Руби (диагноз тюремного врача — быстротечный рак).
Вторая волна убийств и самоубийств прокатилась в 1975 году, когда сенатский комитет приступил к расследованию деятельности ЦРУ и в связи с этим собрался допрашивать видных мафиози. Один за другим исчезли с лица земли Джимми Хоффа, Сэм Д жанкана, Джон Росселли. К этому времени едва ли 10% американцев верили отчёту Комиссии Уоррена. И Конгресс принял решение провести новое расследование убийства президента. Конгрессмен Луис Стокс возглавил следственный комитет, который после двух лет работы выпустил свой отчёт как раз в те месяцы, когда семейство Ефимовых прибыло в Америку (1978). Так что в 1983 году передо мной на библиотечных полках стояло уже не 26 томов, как перед первыми американскими независимыми исследователями, а 26 плюс 12. Да ещё добрая сотня книг, написанных критиками первого отчёта за прошедшие двадцать лет. Но тщеславная мечта раскрыть такую тайну манила неудержимо. И я ринулся в открывшийся передо мной Мальстрем.
|\1В: Самое отвратительное в русской истории XX века — казни без вины. В американской — вина без наказания.
Главный вывод официального расследования Комитета Стокса: заговор имел место. «На основании имеющейся информации Комитет пришёл к выводу, что президент Кеннеди был, скорее всего, убит в результате заговора... Ни Освальд, ни Руби не были одиночками, какими их представило расследование 1964-го года. Тем не менее, Комитет откровенно признаёт, что он не смог вскрыть... характер и масштабы заговора... Комитету удалось получить новую информацию, касающуюся Освальда и Руби, и тем самым изменить взгляд на них; однако и убийца, и человек, который с ним покончил, предстают до сих пор на фоне необъяснённых или не полностью объяснённых событий, связей и мотивировок»[28].
Выводы Комитета Стокса, хотя и сформулированные с крайней осторожностью, явились наградой тем исследователям-одиночкам, которые в течение пятнадцати лет выступали против первой официальной версии. И хотя были ещё живы тысячи могущественных людей, поддерживавших в своё время эту версию и заинтересованных в том, чтобы новые данные не получили Широкой огласки; хотя отчёт Комитета Стокса не имел такой широкой рекламы и такого отклика, как отчёт Комиссии Уоррена, ибо пресса в значительной мере игнорировала его; хотя многие американцы даже и не слыхали о нём (ведь был Вьетнам, Уотергейт и все текущие войны и убийства), — он как бы официально открыл это дело заново и санкционировал правомочность новых исследований.
В докомпьютерные времена мне пришлось ксерокопировать сотни и тысячи страниц, сортировать их по папкам, по ящикам и как-то находить им место в нашем тесном подвальном кабинете. Рассказ о тройном убийстве в Далласе я решил построить в обратном хронологическом порядке: в первой части рассказать, как был убит Освальд; во второй — как был убит полицейский Типпит; в третьей — как был убит президент Кеннеди. Только проследив детально действия и перемещения известных участников заговора — Руби и Освальда, можно будет выйти на тех, кто стоял за их спиной, — так мне казалось.
После шести месяцев интенсивного чтения я пришёл к твёрдому убеждению, что все раны президента Кеннеди были нанесены выстрелами спереди. Это означало, что Освальд, находившийся сзади, в здании книжного склада, не мог быть убийцей. Он был вовлечён в заговор с заданием выстрелить в губернатора Коннелли, что он и сделал. Раны губернатора точно указывали место расположения стрелявшего: сзади и сверху, то есть в верхних этажах книжного склада. Раз Освальд не убивал президента, мне пришлось — не без вздоха — исключить Хрущёва из списка возможных заказчиков.
Был ещё один эпизод, свидетельствовавший о непричастности советской стороны к убийству. В январе 1964 года на запад «перебежал» офицер КГБ Юрий Носенко. На допросах в ЦРУ он представился куратором Освальда и пытался убедить следователей в том, что тот не был советским агентом, что его нашли неспособным подчиняться дисциплине и просто отпустили домой в США. Версия Носенко была так переполнена противоречиями и враньём, что ЦРУ отказалось верить ему и посадило на три года в одиночную камеру. Такая слабая подготовка лжеперебежчика явно указывала на то, что его натаскивали в панике, что о планировавшемся убийстве КГБ не имел никакой информации.
Но если не Хрущёв, то кто же?
Впервые моё подозрение пало на Кастро, когда я прочитал историю французского журналиста Жана Даниэля. Этот журналист в ноябре 1963 года находился в Гаване, пытаясь получить интервью у кого-нибудь из кастровской верхушки. Жил в дешёвом отеле, деньги бьши на исходе, никто интервью ему не давал. И вдруг — невероятная удача! Поздно вечером 20 ноября в отель является сам Кастро со свитой, входит в номер бедного журналиста и удостаивает его четырёхчасовой беседы.
Через два дня — новый подарок! Жана Даниэля приглашают — и привозят на правительственном автомобиле — в загородную резиденцию диктатора, где во время совместного ланча обсуждается широкий круг тем, связанных с американской политикой. Кеннеди, Джонсон, Гувер, ЦРУ — Кастро расспрашивает обо всех, демонстрируя хорошую осведомлённость. И надо же, такое совпадение — посреди ланча, в час дня, раздаётся телефонный звонок. Кастро берёт трубку и, помрачнев, объявляет, что в Далласе только что был убит президент Кеннеди. Теперь независимый западный журналист может рассказать всему миру, как встревожен и огорчён был глава кубинского правительства этим известием, как прозорливо предсказал: «Вот увидите, теперь они постараются свалить это убийство на нас»[29].
Из материалов расследования Комитета Стокса стало известно, что первая попытка убийства планировалась за два дня до посещения Далласа, во время визита президента во Флориду. Но там телохранители получили тревожные сигналы и уговорили президента лететь из аэропорта в отель на вертолёте. Покушение сорвалось, но становилось ясно, что и время первой встречи Кастро с французским журналистом было выбрано не наугад.
Случайные совпадения — любимый приём слабых романистов и драматургов. Поверить в то, что Кастро, давно уже не вступавший в беседы с журналистами свободного мира, решил вдруг сделать исключение из этого правила как раз в день и час покушения в Далласе, было трудно. Отсюда мог быть только один вывод: он знал о готовившемся покушении заранее и знал до мельчайших деталей.
Вскоре посыпались и другие подтверждения вовлечённости кубинцев в убийство. Нашлись свидетельницы, видевшие Освальда в компании кубинских дипломатов на вечеринке в доме мексиканских коммунистов в Мехико-сити в сентябре 1963 года. В разговорах на этой вечеринке необходимость убийства Кеннеди обсуждалась открыто. В том же месяце, на приёме в бразильском посольстве в Гаване, Кастро во всеуслышание объявил, что американская разведка продолжает засылать убийц на Кубу, и предупредил американские власти, что покушения на кубинских лидеров могут ударить бумерангом по ним самим.
Выяснилось также, что Руби давно был связан с кубинскими коммунистами, которым он продавал оружие ещё во время их борьбы с Батистой, а в 1959—1960-е годы четыре раза ездил на Кубу, чтобы выкупить из лагеря крупных мафиозных боссов, включая самого Сантоса Трафиканте.
Двадцать второго ноября сотрудница кубинского посольства в Мексике на вопрос приятельницы: «Слыхала новость?» — ответила с усмешкой: «Я узнала об этом раньше Кеннеди».
Картина далласской трагедии проступала передо мной всё яснее, но я понимал, что одним чтением обойтись не удастся. Необходимо было увидеть своими глазами здание Полицейского управления, в котором Руби застрелил Освальда, улицу, на которой смерть настигла полицейского Типпита, ограду за травяным склоном на Дейли-плаза, из-за которой раздались выстрелы, поразившие президента. И вскоре случай представился.
NB: «История вынесет свой приговор!» Звучит почти так же утешительно и является таким же самообманом, как реплика «там разберутся», бросаемая обывателем вслед «чёрной Марусе», увозящей очередную жертву в подвалы чека.
Американская ассоциация славистов проводила одну большую всеамериканскую конференцию раз в год, а также несколько региональных. Весной 1985 года такая региональная конференция юго-восточных штатов проходила в городе Форт-Уэрт (полчаса на автомобиле от Далласа), и я решил воспользоваться случаем — поехать на конференцию с выставкой-продажей книг «Эрмитажа». Все расходы на поездку тогда можно было законно объявить расходами нашего бизнеса и списать с налогов — существенная экономия.
Стоя на Дейли-плаза и оглядывая окрестности через видоискатель фотоаппарата, я навёл объектив на железнодорожный переезд, замыкающий площадь с запада, и вдруг подумал: «А ведь этот мост — последнее, что президент Кеннеди видел в своей жизни». И газон у меня под ногами — это именно тот газон, на который люди падали, укрывая своих детей от пуль. А другие люди — отчаянные смельчаки! — ринулись вот по этому склону к ограде наверху, потому что были уверены: выстрелы раздались оттуда.
Очень полезной для моего расследования оказалась прогулка по той улочке, на которой нашли убитого полицейского Типпита. Она была такой тихой, безлюдной. Что делала здесь патрульная машина в час пополудни, 22 ноября 1963 года, когда город был заполнен воем сирен, а эфир — радиоприказами диспетчера всем полицейским немедленно мчаться в сторону Дейли-плаза? Ответ мог быть только один: Типпит ждал кого-то в засаде.
Гибель Типпита плохо вписывалась в теории критиков отчёта Комиссии Уоррена. Большинство их пыталось обелить Освальда, упорно искало доказательства его незамешанности в случившемся. Поэтому показания шести свидетелей, видевших его убегавшим от места убийства с пистолетом в руке, были для них серьёзной помехой. Критики пытались дискредитировать их, искали противоречия в их словах, утверждали, что на них было оказано Давление.
Среди свидетелей был автомеханик по имени Уоррен Рейнольдс. Это он, преследуя Освальда, вбежал на заправочную станцию «Боу Тексако». Служащие заявили ему, что беглец пробежал мимо и скрылся в неизвестном направлении. В разговоре с журналистами и на допросе в ФБР Рейнольдс выразил уверенность в том, что Освальд укрылся на территории станции. На следующий день после допроса кто-то подкараулил его в тёмном переходе и прострелил ему голову. Рейнольдс чудом выжил, но вскоре неизвестные злоумышленники попытались заманить в автомобиль его десятилетнюю дочь. После этого Рейнольдс отказался встречаться с представителями властей и журналистами.
Выстрел в голову был для меня достаточным подтверждением того, что Рейнольдс говорил правду и что эта правда была для кого-то очень опасной. Но, осматривая место убийства Типпита, я наткнулся на ещё одно побочное доказательство его честности. «Рейнольдс и Каллавей» — гласила крупная вывеска над дверьми небольшой автомастерской. Имя Каллавей тоже было в списке шести свидетелей, видевших убегавшего Освальда. То есть, эти двое знали друг друга уже двадцать лет и так доверяли друг другу, что смогли вступить в успешное деловое партнёрство. Я записал адрес мастерской и впоследствии написал Рейнольдсу письмо с вопросами о загадочной заправочной «Боу Тексако», но ответа не получил.
Зато вскоре раздался крайне неприятный телефонный звонок. Звонивший представился независимым расследователем далласской трагедии и заявил, что хотел бы встретиться, чтобы поделиться важной информацией. Задав ему два-три вопроса, я убедился, что это самозванец, скорее всего не читавший даже отчёта Комиссии Уоррена. От встречи я отказался, но спросил, кто дал ему мой телефон.
— Мэри Феррел, — ответил он. — Мы с ней большие Друзья.
С Мэри Феррел я познакомился сначала эпистолярно, а потом посетил её в Далласе. В кругу независимых исследователей убийства её авторитет был необычайно высок. Многие обращались к ней за справками, и она щедро делилась сведениями из своего обширного архива.
Меня она приняла необычайно радушно, с готовностью отвечала на все вопросы, помогла связаться с другими критиками, жившими в Техасе, и с членами русской общины Далласа, знавшими лично Освальда и его жену Марину. Поэтому после неприятного звонка я сразу позвонил ей и спросил, что это за тип.
— Ах, Игорь, я дала ему ваш телефон и сразу пожалела. Он втёрся к нам недавно, изображает энтузиаста, но явно знает очень мало и всё время чего-то недоговаривает. Простите меня великодушно.
— Это ничего. Я его отшил, и дело с концом.
— Кстати, я разузнала для вас, что мистер Боу владел той заправочной недолго. Но он до сих пор живёт в Далласе. Вы можете позвонить ему.
— Знаете, я вспоминаю пулю в голове свидетеля Рейнольдса, заскочившего на территорию мистера Боу, и желание звонить пропадает.
— Что за ерунда! Хотите, я позвоню?
— Спасибо, но лучше не надо. Вы, я знаю, ищете преступников не там, где я. Но очень прошу вас: будьте осторожны с людьми с этой заправочной.
Не знаю, послушалась ли меня Мэри Феррел. Но года через два с ней случилось несчастье. Подавленным голосом муж сказал мне по телефону, что она упала на мраморный пол в каком-то учреждении и сильно расшиблась. Сейчас находится в больнице. «Упала? Но с какой высоты? Сама упала или кто-то помог?» Мистер Феррел пробурчал что-то неразборчивое и повесил трубку. Вскоре Мэри Феррел умерла, и мне так и не удалось дознаться, как произошло падение.
На следующий день после визита к супругам Феррел я отправился в гости к мистеру Мамонтову. Илья Мамонтов был видным членом русской общины Далласа, это его ФБР использовало в качестве переводчика во время первых допросов Марины Освальд. У него мне хотелось побольше узнать о самой загадочной фигуре во всей эпопее, связанной с Освальдом, — о Джордже Де Мореншильде.
Никому и никогда не удалось выяснить ни точную дату, ни место его рождения, ни судьбу его родителей, ни маршруты его многочисленных поездок по миру. Своей профессией он объявлял то кинематографию, то филателию, то нефтеразведку с помощью аэрофотосъёмок. Не было снято ни одного фильма, ни одна нефтяная скважина не выпустила фонтан чёрного золота, но жил де Мореншильд безбедно. В 1942 году он был арестован при попытке зарисовать береговые укрепления в Техасе. В 1957 году, в Югославии, пытался приблизиться на лодке к острову, где находилась резиденция Тито, но был отогнан огнём охраны. Однако допрашивавший его следователь Комиссии Уоррена делал всё возможное, чтобы эти детали не попали в протокол, чтобы не замечать вранья и противоречий в показаниях и помочь де Мореншильду изобразить себя честным американским бизнесменом, никогда, никогда не служившим никакой иностранной разведке.
После возвращения Освальдов из России в июне 1962 года супруги де Мореншильд немедленно взяли их под своё покровительство. Мистер Мамонтов рассказывал мне, что Освальд буквально смотрел в рот де Мореншильду, следовал всем его советам. Это-де Мореншильд помог Освальду устроиться на работу в полиграфическую фирму Jaggar-Chills-Stowal, занимавшуюся, среди прочего, выпуском карт по заказам военного министерства на английском, китайском и русском языках. Марину де Мореншильды пытались пристроить на роль приживалки в доме отставного адмирала Брутона — того самого, который до 1960 года возглавлял отдел связи военно-морского министерства и участвовал в разработке системы глобального контроля за перемещением всех подводных лодок, кораблей и ракет.
Всё, что мне удалось разузнать о де Мореншильде, складывалось в образ профессионального шпиона, служившего сначала германской разведке, а после 1945 года «унаследованного» КГБ. Советы после войны получили доступ к архивам ведомства Канариса и перевербовали многих немецких агентов. Скорее всего, супруги Освальд явились к советскому резиденту в Далласе не просто так, а на службу. Отсюда и работа в фирме, печатавшей секретные карты, и попытка ввести Марину в дом отставного адмирала. Пора было отрабатывать двухлетнее безбедное существование в Минске.
Однако Освальд оказался таким же непослушным и неуправляемым, каким он был всю свою короткую жизнь. В апреле 1963 года он прокрался ночью к дому генерала Уокера, главы техасских сторонников сегрегации, и выстрелил в него через окно — явно без санкции и к великому неудовольствию де Мореншильда. (Пуля прошла в дюйме от головы генерала.) Оба вскоре покидают Даллас, видимо, опасаясь расследования. Комиссия Уоррена, допрашивая де Мореншильда весной 1964 года, делала всё возможное, чтобы подлинная роль этой фигуры не выплыла на свет. Но в 1977 году Комитет Стокса собирался допросить загадочного кинематографиста всерьёз. За день до назначенной встречи со следователем де Мореншильд застрелился в доме своей дочери во Флориде.
Мистер Мамонтов предложил познакомить меня с Мариной Освальд, но я отказался. Судьба этой женщины не позволяла ей говорить всю правду ни в 1963-м, ни в 1978-м, ни в 1985 году. Но в своё время она ошеломила Комиссию Уоррена, проговорившись, что, по её мнению, Освальд планировал стрелять в губернатора Коннелли, а вовсе не в президента. Такое заявление никак не вписывалось в теорию убийцы, ненавидевшего президента, и его поспешили замять, уговорив Марину взять свои слова обратно.
NB: Суды не принимают молчание испуганного свидетеля в качестве важного доказательства. А зря.
За время расследования мне довелось лично познакомиться с несколькими критиками отчёта Комиссии Уоррена, со многими я был в переписке. Большинство Их не было удовлетворено выводами Комитета Стокса. Хотя Комитет признал наличие заговора, он всё же заявил о своей беспомощности перед загадкой убийства президента. А каждый критик к тому моменту имел свою теорию и каждый воспринял болезненно непризнание своей — выношенной и лелеемой — версии.
Характерная горечь прорвалась в письме ко мне одного из критиков, Пена Джонса: «Мне почти семьдесят. Время уходить на покой. Но чувства мои сильны как прежде. Мы потеряли хорошую страну... В январе 1985 года я, видимо, прекращу выпуск моего информационного листка, посвящённого новостям расследования. У меня просто не осталось средств... Убийцы победили. И мы потеряли нашу страну».
Я пытался разубедить его как мог. Я написал ему, что убийцы не победили. Что он и подобные ему создали атмосферу, в которой утешительная неправда не смогла выжить. Вопреки сопротивлению власть имущих, расследование продолжалось. Заговорщики начали нервничать, убивать друг друга, кончать с собой, умирать «при загадочных обстоятельствах». Исчезли Руби, Ферри, Джанкана, Росселли, Хоффа, де Мореншильд. Критики будили общественное сознание и таким образом заставили начать новое расследование, вскрыть новые нити. Да, писал я, вам не удалось посадить убийц на скамью подсудимых. Но страну свою вы отстояли, и она всё ещё прекрасна. Поверьте новому эмигранту, повидавшему другие страны, другие нравы, другие порядки.
Я писал это не в утешение старому человеку, а вполне искренне. Ибо бескорыстное и упрямое мужество этих людей было единственным светлым пятном в мрачной картине, встававшей перед моими глазами в процессе расследования. Многие из них надорвали силы в неравной борьбе, у многих жизнь пошла под уклон. Я видел свою задачу в том, чтобы объединить их усилия, создать воображаемую «Комиссию Ефимова-Московита» и выпустить собственный отчёт. Основные выводы этого отчёта, представленные в моей книге «Кеннеди, Освальд, Кастро, Хрущёв» («Эрмитаж», 1987), сводились к следующему:
1. Президент Кеннеди был убит группой профессиональных убийц, нанятых мафией Нового Орлеана. Они стреляли из-за деревянной ограды, находившейся на возвышении справа и спереди по ходу движения президентского лимузина (так называемый Травяной Холм, на северной границе Дейли-плаза в Далласе).
2. Роковой выстрел в голову был произведён профессиональным преступником по имени Джим Браден, он же — Юджин Хэйл Брадинг, он же — далее следует ещё десяток имён в картотеках лос-анджелесской полиции. Он был задержан через две минуты после стрельбы на Дейли-плаза, потому что вёл себя подозрительно, но отпущен за отсутствием улик и в тот же день улетел из Далласа. Любопытное совпадение: 4 июля 1968 года Джим Браден находился в Лос-Анджелесе, в ста милях от своего дома, но в десяти минутах ходьбы от отеля «Амбассадор», где в вечер того дня будет убит Роберт Кеннеди.
3. На теле президента не было обнаружено ран, нанесённых сзади, поэтому Ли Харви Освальда можно считать невиновным в его убийстве.
4. Однако в заговоре Освальд принимал самое активное участие: это он тяжело ранил губернатора Коннели, раны которого точно указывают позицию стрелявшего — сзади и сверху, то есть как раз из окна книжного склада. Освальд был вовлечён в преступление на роль «патси» — того, на кого укажут подготовленные «улики».
5. Джек Руби был представителем мафии, которому была поручена важная роль: уничтожение Освальда сразу после убийства президента. Задачу эту должен был выполнить приятель Руби, полицейский Типпит, но Освальд сумел достать пистолет на секунду раньше и убил полицейского.
6. Заговор был продуман превосходно; если бы Освальда удалось убрать сразу, мало у кого возникли бы сомнения в том, что он действовал один. Но так как это не удалось, Руби пришлось убивать Освальда на глазах У всего мира, потому что иначе мафия убрала бы его самого. (Из Нового Орлеана 23 ноября уже выехала команда с целью уничтожения этого опасного свидетеля.)
7. Вся имеющаяся информация указывает на то, что Фидель Кастро был инициатором убийства и оплатил его. (По косвенным данным можно оценить стоимость Убийства: от пяти до десяти миллионов долларов.) Кастро знал о многочисленных попытках ЦРУ подослать к нему убийц, он не мог допустить мысли о том, что это делалось без ведома американского президента, и видел в уничтожении его единственный способ спасти свою жизнь.
8. С самого начала президент Джонсон, начальник ЦРУ Маккон, судья Уоррен догадались, что Кастро стоял за спиной заговорщиков. Но они понимали, что открытое обвинение кубинского диктатора может вызвать взрыв такого возмущения в стране, которое сделает вторжение на Кубу неизбежным, — а в свете Карибского кризиса, случившегося за год до убийства президента, это могло быть чревато термоядерным конфликтом с СССР. Отстаивая теорию убийцы-одиночки, руководители страны видели себя спасителями миллионов мирных американцев, которые погибли бы в атомном конфликте. Кроме того, даже если войны удалось бы избежать, вскрывшиеся покушения на Кастро должны были вызвать такой скандал, после которого демократическая партия надолго утратила бы надежды на место в Белом доме.
Моя книга была закончена и опубликована «Эрмитажем» в 1987 году. Я сразу же послал несколько экземпляров в Даллас тем, кто помогал мне в расследовании. Мистера Мамонтова я просил передать один экземпляр Марине Освальд Портер. Льщу себя надеждой, что именно сведения, полученные ею из моей книги, подтолкнули её дать сенсационное интервью женскому журналу, в котором она заявила, что её покойный муж был лишь малой частью большого заговора; что Джек Руби убил его, потому что он являлся опасным свидетелем; и что, скорее всего, президент не был убит выстрелом из ружья Освальда[30].
В России моя книга была перепечатана в 1991 году репринтным способом, тиражом двести тысяч экземпляров. По-английски она вышла в Америке в 1997-м, по-французски — в 2006-м[31]. Но споры на тему «был заговор или не было?» не утихают. Они не утихнут, даже если Кастро на смертном одре признается, что это он заказал и оплатил убийство. Президент Кеннеди был и остаётся кумиром миллионов американцев. Для них было бы мучительно узнать, что он участвовал в планировании покушений на лидера независимого государства, подсылал к нему убийц, был пойман на этом, судим тайным судом в Гаване, найден виновным и публично расстрелян на площади американского города.
Мне не о чем спорить с защитниками теории «заговора не было». Какой-то интерес могут вызывать мотивы, движущие ими, причуды их ментальности — только и всего. Но критикам официальной уорреновской версии я буду повторять снова и снова: ни одна ваша книга не даёт объяснения позиции, занятой руководителями США в вопросе о расследовании убийства. Только признав Кастро инициатором заговора, вы получаете разгадку поведения Линдона Джонсона, Эрла Уоррена, Аллена Даллеса, Роберта Кеннеди, Джона Маккона и других: они поставили своей задачей скрыть правду, чтобы уберечь свою страну от угрозы атомной войны.
На задней обложке русского издания я разместил портреты двенадцати самых видных критиков отчёта. Но на обложку английского издания, осуществленного организацией кубинских эмигрантов, я поместил высказывания видных американцев, подтверждающие мою точку зрения.
Роберт Блэйки, директор-распорядитель расследования, проводившегося Комитетом Стокса: «Мы думали и о варианте, в котором синдикат намеренно вступил в союз с Кастро, чтобы убить президента, и эту идею было нелегко отбросить»[32].
Томас Манн, американский посол в Мексике: «Мне представлялось, что либо в Мексике, либо в США кто-то Дал Освальду задание и снабдил деньгами. Кастро представляется мне по своему характеру человеком, который мстил бы именно таким образом. Он экстремист латиноамериканского типа, который действует под влиянием импульсов, а не рассуждений, и не боится идти на риск. Вся история его жизни подтверждает это»[33].
Роберт Кеннеди: «Многое указывает на то, что Освальд действовал не один, что заговор был шире и включал либо гангстеров, либо Кастро»[34].
Сенатор Роберт Морган: «У меня нет ни малейшего сомнения, что Джон Фицджеральд Кеннеди был убит Фиделем Кастро или кем-то, кто действовал под его давлением, в отместку за наши попытки убить его»[35].
Президент Линдон Джонсон: «Кеннеди пытался прикончить Кастро, но Кастро опередил его... Всё это когда-нибудь выплывет на поверхность»[36].
NB: Правда не важна. Важна приверженность людей устоявшемуся мифу.