Сын сновидения

ГЛАВА 42

Парменион вернулся в Пеллу вместе со своим сыном Филотом к концу осени, отдав все необходимые распоряжения, чтобы войско в Азии могло спокойно перезимовать.

Его принял Антипатр, хранивший в это время царскую печать и исполнявший обязанности регента.

— Мне очень жаль, что я не смог принять участия в похоронах царя, — сказал Парменион. — И я очень сожалею о смерти Аттала, хотя не скажу, что она стала для меня неожиданностью.

— Однако Александр выразил тебе свое полное доверие, послав к тебе Филота. Он хотел, чтобы ты добровольно принял решение, какое покажется тебе более справедливым.

— Потому я и вернулся. Но меня удивляет царская печать у тебя на пальце: царица-мать всегда не очень-то тебя жаловала. Говорят, она всегда пользовалась большим влиянием на Александра.

— Это правда, но царь прекрасно знает, чего хочет. А хочет он, чтобы его мать держалась подальше от политики. И действует самым решительным образом.

— А в остальном?

— Суди сам. За три месяца он вернул к жизни Фессалийский союз, усмирил фиванцев, вновь сплотил всеэллинский союз и вернул себе Пармениона, то есть ключи от Востока. Для мальчишки, как зовет его Демосфен, это не мало.

— Ты прав, но остается север. Трибаллы заключили союз с гетами, живущими в низовьях Истра, и вместе они постоянно совершают набеги на нашу территорию. Мы потеряли многие города, основанные Филиппом.

— Мне это хорошо известно, потому-то Александр и вызвал тебя в Пеллу. Он собирается пойти на север среди зимы, чтобы застать врага врасплох, и тебе надлежит командовать пехотой. Он поставит своих друзей под твое начало. Хочет, чтобы им дал урок хороший учитель.

— А где он сейчас? — спросил Парменион.

— Судя по последним известиям, движется через Фессалию. Но сначала проехал через Дельфы.

Парменион нахмурился:

— Посоветовался с оракулом?

— Если можно так сказать.

— Почему?

— Жрецы, вероятно, хотели избежать повторения того, что случилось с царем Филиппом, и объяснили, что пифия нездорова и не может ответить на его вопросы. Но Александр силой выволок ее к треножнику, чтобы она все же дала ему пророчество.

Парменион вытаращил глаза, словно слушал невероятную историю.

— И тогда пифия закричала вне себя: «Юноша, тебя не удержишь!» Александр остановился, пораженный этой фразой, и сказал: «Такой ответ меня устраивает». И ушел.

Парменион покачал головой:

— В самом деле, прекрасная история — реплика достойна великого драматурга.

— И Александр действительно таков. Или, по крайней мере, он еще и драматург. Увидишь сам.

— Думаешь, он верит в оракулы? Антипатр погладил свою колючую бороду.

— И да, и нет. В нем уживаются рассудительность Филиппа и Аристотеля и таинственная, варварская природа матери. Но он видел, как упал его отец, подобно быку у алтаря, и в это мгновение у него в голове молнией вспыхнули слова пророчества. Он не забудет их до самой смерти.

Сгустился вечер, и двух старых воинов неожиданно охватила глубокая грусть. Они чувствовали, что со смертью Филиппа их собственное время склонилось к закату и их дни, словно рассеялись в огненном вихре на погребальном костре убитого царя.

— Возможно, если бы мы были рядом с ним…— вдруг пробормотал Парменион.

— Не говори так, друг мой. Никто не может помешать замыслу судьбы. Нам нужно лишь думать, что наш царь подготовил Александра себе в преемники. Остаток нашей жизни принадлежит ему.

Молодой царь во главе своих войск вернулся в Пеллу и среди ликующей толпы проехал по городу. Люди не помнили другого такого случая, чтобы войско вернулось из победоносного похода, даже не вступив в сражение и не понеся ни малейших потерь. Все видели прекрасного юношу с сияющим лицом, в сверкающих одеждах и доспехах, словно воплощение молодого бога или эпического героя, И на его гарцевавших рядом товарищей словно падал отраженным тот же свет; их глаза сверкали тем же лихорадочным возбуждением.

Антипатр явился к царю, чтобы вернуть печать и сообщить о прибытии Пармениона.

— Немедленно отведите меня к нему, — велел Александр.

Старый полководец сел на коня и вместе с царем отправился в глухую деревню неподалеку от города.

Парменион почувствовал, как сердце подкатило к самому его горлу, когда ему объявили, что царь отправился к нему, ни на минуту не задержавшись в своих палатах в столице. Выйдя за дверь, он увидел стоящего перед ним монарха.

— Старый храбрый солдат! — воскликнул Александр, обняв его. — Спасибо, что вернулся.

— Государь, — сдавленным голосом ответил Парменион, — смерть твоего отца глубоко опечалила меня. Я бы отдал жизнь ради его спасения, будь такое возможно. Я бы заслонил его своим телом, я бы…— Он не смог продолжить, его голос прервался.

— Я знаю, — кивнул Александр. Он положил руки ему на плечи, прямо посмотрел в глаза и проговорил: — Я бы сделал то же.

Парменион потупился.

— Это произошло молниеносно, — продолжал молодой царь. — План был разработан чьим-то гениальным и жестоким умом. Стоял страшный шум; я шел впереди вместе с царем Эпира Александром. Евмен крикнул мне что-то, но я не понял, я даже не услышал, а когда до меня дошло, что что-то случилось, и я обернулся, отец в крови уже упал на колени.

— Я знаю, государь. Но не будем больше говорить об этих печальных вещах. Завтра я отправлюсь в Эги, принесу жертву в его погребальном храме, и надеюсь, он меня услышит. Какова причина твоего визита ко мне?

— Я хотел повидать тебя и пригласить на ужин. Мы соберемся все вместе, и я изложу вам мои планы на зиму. Расскажу о нашей последней кампании в Европе. А потом мы пойдем на восток, на восход солнца.

Он вскочил на коня и галопом ускакал прочь, а Парменион вернулся в дом и позвал слугу.

— Приготовь мне ванну и лучшие одежды, — велел он. — Сегодня вечером я ужинаю с царем.