Сын соперника

Глава 14

Паймер был заворожен голубым сиянием, исходившим от главных ворот замка Юнары. Идальго даже пришлось помахать рукой перед лицом хозяина, чтобы привести его в чувство.

— Что это?… — слабым голосом спросил Паймер, неохотно отводя взгляд от ворот.

Как только он посмотрел в сторону, мир неожиданно предстал перед ним во всем великолепии. У старика возникло странное чувство, что все это не больше чем сон. Стоявшие неподалеку охранники покосились на герцога, но Паймер ничего не заметил.

— Ничего хорошего из этого не выйдет, вы ведь знаете, — сказал Идальго. — Вы не можете Обладать…

— Я — Кевлерен. Меня притягивает, как мед — пчелу…

— Как падаль — рака. В любом случае то, что вы видите, принадлежит императрице Лерене.

— Почему?

— Она все и создала. Сначала осталось немного… лишнего, но позже все было израсходовано. — Избранный хитро подмигнул. — Вами, например.

Паймер повернулся к воротам и заметил, что императрица пристально смотрит на него.

Она тоже видит сияние, понял герцог.

— Кто еще может видеть это?…

Идальго пожал плечами.

— Никто. По крайней мере в Омеральте.

— Хватит, дядя, — громко сказала Лерена и сурово посмотрела на старика. — Я устала не замечать ваши маленькие шалости, но когда на вас смотрит весь двор!.. Я не могу больше глядеть на это сквозь пальцы!

Паймер обернулся и заметил, что все, кто находился в пределах слышимости, уставились на него. Идальго пожал плечами, но не сказал ни слова.

Герцог поклонился императрице.

— Ваше величество… — произнес он.

— И поправьте ваш парик!

— Ваше величество… — повторил Паймер. Повисла напряженная тишина. Все чего-то ждали. Но чего именно — никто, за исключением Лерены, не знал.

Несмотря на то что лето практически наступило, здесь, в тени Вардарских гор, воздух по утрам все еще оставался холодным, поэтому изо рта каждого из присутствующих вырывались маленькие облачка пара. Точь-в-точь паровые экипажи, подумал Паймер и тихо рассмеялся.

От взгляда, которым одарила его Лерена, у герцога по спине пробежали мурашки. На секунду он даже не узнал ее лица — так сильно оно изменилось.

Она больше не его племянница, уже нет…

Паймер отвернулся от императрицы. Он опасался того, что могла сделать Лерена, но тут его внимание отвлекли охранники, открывавшие ворота.

Во двор вошли двое мужчин. В одном из них старик узнал ривальдийского посла, другой оказался его слугой.

Вошедшие остановились, явно пораженные тем, что у ворот их встречает сама императрица со всей свитой.

— Мы ждали вас, посланник, — величественно приветствовала Авенела Лерена.

— О, я вижу, ваше величество, — пролепетал Кенди. Помедлив, он подошел к императрице, сделав слуге знак следовать за ним. У Паймера создалось впечатление, будто он сидит в театре, а на сцене разыгрывается фарс вроде тех, что ставят на площади в рыночные дни. Да, сейчас ведь все еще весна, напомнил ему внутренний голос.

Так, может быть, это и есть фарс?…

Кенди низко поклонился императрице.

— Не знал, что меня ожидают, — сказал он. — Иначе я бы поторопился.

— Разумеется, — без тени усмешки в голосе произнесла Лерена и протянула руку.

Авенел вспыхнул так, словно был пойман учителем в тот момент, когда писал на парте непристойность.

— Дайте его мне, — приказала императрица. Паймер с интересом наблюдал за тем, как смущение на лице посла сменилось враждебностью. Часть души герцога ликовала и поддерживала толстяка из холодного Ривальда.

Продолжай в том же духе, подумал старик. Скажи ей, чтобы сходила поиграть с одним из попугаев Юнары. Тебе это будет стоить всего лишь головы, зато воодушевит остальных…

Однако Авенел не стал никуда посылать Лерену, а полез в карман камзола, достал оттуда официальное письмо и передал его императрице.

Даже не взглянув на конверт, Лерена передала письмо человеку, стоявшему слева от нее.

Опять этот пронырливый канцлер Малус Майком…

Малус вскрыл конверт, быстро пробежал глазами письмо, а затем громко произнес:

— Ваше величество, Комитет безопасности республики Ривальд любезно и от всего сердца приглашает вас посетить столицу республики с тем, чтобы способствовать установлению мирных и дружественных отношений между республикой Ривальд и Хамилайской империей отныне и навсегда!..

Паймер подумал, что все это очень странно и необычно. Майком закончил чтение письма. Стояла мертвая тишина; герцогу показалось, что затих весь город. Мир словно затаил дыхание, ожидая, как будут дальше разворачиваться события.

У Паймера моментально пропало ощущение, что он наблюдает за фарсом. Перед ним была сама история. Больше того — ее переломный момент.

— Это конец, — прошептал ему на ухо Идальго.

— Я принимаю приглашение, — величественно произнесла Лерена и повернулась к принцу Родину. — Вы будете управлять страной в мое отсутствие, кузен. Канцлер Майком поможет вам.

Родин, начавший было расплываться в счастливой улыбке, при упоминании имени Майкома стал мрачнее тучи, однако нашел в себе силы вежливо поклониться императрице.

Кенди изо всех сил старался выглядеть довольным.

— Когда ваше величество желает отправиться в путешествие? Если вы дадите мне знать в течение нескольких недель, я распоряжусь, чтобы в Беферене начали подготовку…

— К чему ждать, посол? — ответила Лерена и тихо рассмеялась.

Она хлопнула в ладоши, и ворота тут же распахнулись.

— Мы отправляемся немедленно!..

Кенди не знал, что сказать или сделать.

Он понимал, что нельзя заявить: «Нет, ваше величество, вы пока не можете отправиться в Ривальд». Однако понимал и то, что нельзя больше стоять перед воротами, загораживая путь процессии.

Посол слабо улыбнулся, поклонился императрице и отошел в сторону, позволяя Лерене прошествовать мимо.

Когда она оказалась рядом, Кенди вытаращил глаза. Это была не императрица, а незнакомая приземистая женщина с лицом в форме сердечка и глазами, наполненными ужасной мощью и силой, пробиравшей до костей…

Авенел зажмурился, потряс головой и снова посмотрел на Лерену. Нет, с ней все в порядке… а вот он, кажется, перегрелся.

Все придворные, за исключением принца Родина и Малуса Майкома, последовали за императрицей. В самом конце процессии двигался герцог Паймер Кевлерен, который помахал послу рукой, приглашая его присоединиться. Кенди поклонился в знак согласия.

Поравнявшись с Авенелом, старик спросил негромко:

— Комитет безопасности хотя бы понимает, что он натворил?…

Кенди, которому совершенно не хотелось разговаривать, все же хотел сказать, что не сомневается в решении комитета. Однако посол тут же подумал: а вдруг и правда комитет поражен болезненным оптимизмом обреченности, верой в то, что все плохое обойдет их родину стороной и случится с кем-то другим?…

Он мрачно отметил про себя, что и сам, находясь здесь, в Омеральте, оказался подвержен подобной болезни. Что ж… в таком случае в наказание посланник Ривальда заслужил беседу с выжившим из ума герцогом…

— Ведь они отдают отчет в своих действиях? — весело добавил Паймер. — Иначе членов комитета можно обвинить в полном идиотизме. Однако, если верить моим впечатлениям от встреч с президентом Крофтом Харкером, его трудно назвать идиотом…

— Я уверен, что комитет понимает последствия принятого решения, — солгал Кенди, а потом добавил: — Я тоже всегда считал, что президент далеко не дурак…

— Однако он был одним из тех, кто с такой беспечностью низверг моих родственников…

Кенди посмотрел герцогу в лицо, выискивая в нем признаки сарказма, но увидел лишь откровенное любопытство.

— Не всякое путешествие начинается с выбора места назначения, — сказал посол. — Иногда достаточно просто выйти из дома.

— А! Значит, вот как все было, — многозначительно произнес Паймер.

— Раз мы с вами откровенны, ваша светлость…

— Мне тоже так показалось.

— … то могу я узнать ваше личное мнение о революции?

— Поначалу я был шокирован. Затем мои чувства приобрели довольно смешанный характер. Я радовался, что империя избавилась от своего самого стойкого, непоколебимого и опасного врага, но в то же время обеспокоился тем, что мои родственники Кевлерены были низвергнуты с такой подозрительной легкостью.

— Подобное беспокойство, без сомнения, разделяет императрица. Поэтому она и отправляется в Ривальд.

Паймер вскинул голову.

— А это, как правильно подметил Идальго, привело к пониманию того факта, что революция свершилась с молчаливого согласия — или даже в результате прямого участия — Избранных.

Кенди неожиданно ощутил, как все тело словно зарядилось неведомой энергией. Его сознание, до этого сконцентрированное только на беседе со старым герцогом, расширилось, и он увидел перед внутренним взором все узловые моменты недавней истории Ривальда и Хамилая.

— Так вот что случилось… — неслышно прошептал посол.

Он был настолько шокирован открытием, что вся его депрессия и грусть мигом испарились, а осознание происходящего принесло с собой неожиданную уверенность, обновление и ощущение внутренней свободы. Несмотря на то что его родине грозила беда, Авенел почувствовал себя легко и беспечно.

Он подумал о Синессе Ардре и решил, что бывший Избранный заслужил свою ужасную смерть.

Ардра предал своего господина или госпожу, он помог обстоятельствам сложиться так, что сам стал жертвой — и погубил Ривальд…

— Теперь ваша очередь, — произнес Паймер, не замечая изменений, произошедших с Кенди.

— Ваша светлость?… — рассеянно переспросил посол.

Идущая впереди процессия свернула на улицу, выходящую к императорскому дворцу. Кенди нашел взглядом Лерену. Она сделала это, все это ее рук дело. Мир встал с ног на голову только по ее прихоти…

— А какой была революция, с вашей точки зрения? — спросил Паймер.

— Кровавой, — не раздумывая, сказал Кенди. — Слишком кровавой. И еще более кровавым было ее завершение…

Паймер молчал. Ривальдийский посланник пристально посмотрел на него.

Кенди был уверен, что герцог в курсе всех дел, потому что именно из его докладов о путешествии по Ривальду Лерена получила сведения о произошедшем. Паймер каким-то образом раскрыл правду, и императрица начала действовать. Неудивительно, что бедняга в замешательстве…

Несмотря на всю антипатию, которую Авенел испытывал к Кевлеренам, ему стало жаль старика в дурацком рыжем парике.

События последних дней заставили посла усомниться не только в собственном здравомыслии, но и в логике мироустройства. Подумать только, эмоциональные и интеллектуальные кровосмесительные отношения между Кевлеренами и Акскевлеренами привели ривальдийских Избранных к восстанию, которое уничтожило и первых, и вторых!.. Но на этом дело не закончилось.

Легкость и беспечность исчезли вместе с четким пониманием прошлого и настоящего, оставив в душе Авенела Кенди благоговейный ужас перед грядущим.

Процессия остановилась у аудиенц-зала. Там уже ожидали паланкины и целый батальон королевской гвардии. Кенди подумал, сколько еще солдат ожидает их за городскими воротами.

Посланник решил, что дальше не пойдет. Он не знал, нужна ли императрице его компания по пути в Ривальд, но у Авенела не было никакого желания участвовать во вторжении в собственную страну.

Слуга Кенди с облегчением вздохнул, когда понял, что дальше они с господином не идут.

— Я должен предупредить Комитет безопасности, — пробормотал Кенди, хотя знал: шансы на то, что сообщение преодолеет границу, очень малы. Скорее всего Лерена опять установила преграды на пути в Ривальд… но попытаться стоит.

На какое-то мгновение, когда процессия еще не достигла старого дворца, императрица Лерена Кевлерен перестала понимать, что происходит и что она делает.

Во внутреннем дворике дворца сестры, в тени птичника, ею овладело холодное чувство осознания истинности достижения цели. Однако, оказавшись под солнцем, окруженная низкими жизнерадостными желтыми зданиями королевского дворца, императрица ощутила смятение.

Ее разум внезапно просветлел, и все снова встало на свои места. Впервые за долгое время Лерена слышала, как люди говорят друг с другом, слышала шум шагов и ветра, пыхтение паровых экипажей, двигавшихся через Омеральт… Она обоняла запахи еды, пота и нечистот, уловила на кончике языка привкус специй, человеческой жизни и дыма, идущего из тысяч каминных труб. Самым странным было услышать пение птиц, вторгавшееся в ее мысли, мечты и планы.

В тот момент у императрицы появилось непреодолимое желание возвратиться в птичник, но процессия уже свернула к дворцу. Впереди показался старый аудиенц-зал, пространство перед которым было заполнено паланкинами, носильщиками, солдатами с копьями и мечами, слугами… и самое главное — Акскевлеренами.

Тут Лерена вспомнила. Она отправляется на войну. По приглашению, разумеется, как же иначе… Это добавило чуточку изысканной иронии ко всему происходящему. Тем не менее речь шла о войне: это будет страшное, ужасное, но захватывающее приключение.

Прежде ей никогда не доводилось вести войн, но императрица знала, что такое бойня, и не думала, что военный поход от нее чем-то отличается. От этой мысли Лерена ощутила во рту привкус крови, и ее едва не стошнило.

Императрица добралась до своего паланкина. Уилдер стояла рядом, готовая исполнить любой приказ.

— Все сделано? — поинтересовалась Лерена.

— Как вы велели, — ответила Избранная, открывая дверцу паланкина.

Лерена с легкостью забралась внутрь, устроилась поудобнее и увидела в окне сияющий край птичника.

Казалось, купол прощается с ней: ажурное плетение вмиг вспыхнуло голубым светом Сефида, затем солнце вновь осветило птичник, и он приобрел свой привычный вид. Императрица поняла, что настало время отправляться. Она кивнула Уилдер, и та приказала носильщикам трогаться.

— Императрица все предусмотрела, — заметил Паймер, осматривая повозки за городскими воротами. Лошади лениво паслись на свежей весенней травке.

— Она планировала это несколько месяцев, — сказал Идальго.

— Я не удивился бы, если бы узнал, что Лерена готовилась к путешествию несколько лет, — промолвил герцог, высовывая голову из окна паланкина.

Он пытался сосчитать солдат эскорта. Старику показалось, что для вторжения их недостаточно. Возможно, сбор войск назначен в определенном месте неподалеку от границы. А будет ли там кавалерия? — подумал старик. Он не любил кавалеристов, считая их заносчивыми и слишком расфранченными для войны.

— Ты помнишь того ужасного офицера, тысяцкого Маркеллу Монтранто? — обратился он к Идальго. — Мы встречались с ним в Геймвальде. Эдакий попугай.

— Да, я помню.

— Невоспитанный, грубый, жирный лошадник…

— Да, я помню.

— Развязный пьяница. И от него пахло странными снадобьями. На лошади сидел будто бронзовый истукан. Такой развязный, жирный попугай…

— Я помню, — с нажимом повторил Идальго.

— Так вот, — фыркнул Паймер, — мне интересно, встретимся ли мы с ним снова.

— Этот жирный лошадник практически вечен, — несколько загадочно произнес Избранный. — Но прежде чем он попадется нам еще раз, мы встретимся с Чиермой Акскевлереном. Он живет в Геймвальде. Вы помните тамошнего губернатора, ваша светлость? С него все и началось.

Паймер подпрыгнул на месте. Носильщикам стоило немалых усилий удержать паланкин в равновесии.

— Я позабыл этого человека, — с трудом выдавил старик.

— Нет, вы не забыли, — мягко заметил Идальго. — Вы всего лишь слишком внимательно относились ко мне… Да, все началось с Чиермы. И резня, и жертвы, и даже это вторжение.

Идальго посмотрел на свои ногти так, будто они являлись произведением искусства.

— Мы скоро подъедем к тому пограничному посту, где вы…

— Возможно, Чиермы там больше нет, — быстро проговорил Паймер. — Мы ведь знаем, что Лерена убила всех Избранных.

Герцог резко замолчал, когда понял, что сказал.

— Всех Избранных за исключением одного, — сухо, но без злобы промолвил Идальго.

Он медленно поднял подбородок, чтобы Паймер мог лучше рассмотреть шрам на его горле.

— Любовь в ответе за все.

Старик не хотел вспоминать того, что ему пришлось сделать со своим Избранным. Но все было на благо империи… первый шаг в деле очищения Хамилая, действие, необходимое для того, чтобы обезопасить Кевлеренов от их творений…

Но это стало и началом личного кошмара для герцога.

Паймер опять высунулся из паланкина. Многие члены его семейства тоже отправились в поход. Старик вычислил это, исходя из количества паланкинов, видневшихся из его окошка.

Акскевлерены послушно следовали за своими хозяевами и хозяйками — с поникшими головами, опущенными плечами, нахмуренными лицами. Процессия больше напоминала похороны.

Паймер был бы удивлен, узнай он, что мнение президента Крофта Харкера о Маркелле Монтранто практически совпадает с его собственным. Различались эти мнения только тем, что Харкер видел в кавалеристе хоть какой-то толк — тот занимал контролируемое президентом место в Комитете безопасности. Крофт никогда не позволял Монтранто забывать, что именно усилия президента привели тысяцкого в комитет. Взамен Маркелла старался никогда не подводить Харкера.

Однако для Крофта тут имелось одно большое неудобство: ему приходилось часто встречаться со своим протеже. Во время таких встреч президент бессовестно льстил Монтранто, которому подобное общение доставляло неимоверное удовольствие.

— Я не очень-то уверен, что императрица примет приглашение, — начал тысяцкий, слегка щелкнув пальцем по первому пункту повестки дня, подготовленной к следующему собранию. — Она всего лишь глупенькая девчонка, как я слышал от того герцога, которого сопровождал во время его визита в нынешнем году. Странный старикашка этот герцог. Но честный, я уверен. Ему, знаете ли, понравилась моя компания. Нам ведь не угрожал тот его идиот, Избранный, правда? Ну так и не угрожает эта глупенькая молоденькая императрица. Пытался всячески его развеселить, я о герцоге. Депрессивная натура. Родом из деревни. Поумнел, пока был здесь, у нас. Но она не приедет. Только кокетничает со своей прислугой, так герцог сказал. С прислугой мужского пола, если быть точнее.

Монтранто оглушительно расхохотался.

Отсмеявшись, он вытер слезы, понюхал что-то душистое из маленькой коробочки и продолжил монолог:

— В любом случае — в чем, собственно, дело? Республика, к сожалению, больше никому ничем не угрожает, здесь не осталось ни одного Кевлерена, о котором ей стоит беспокоиться. Ни одного — после той ужасной ночи во дворце. Мы ведь знаем, что послужило причиной? Да, кошмар. Просто кошмар. Ну, они хоть свиделись со старым герцогом перед смертью. Все Кевлерены горели, как сухие лучинки. Опять-таки — ужасно. Ну и что? Я полагаю, вы своими глазами не видели того, что произошло, а? Ах, что за бойня. Что за кровавая, отвратительная бойня, я уверен…

— Она приедет, — произнес Харкер, который привык к обильным и вполне бессвязным монологам отважного кавалериста. — Скоро.

Монтранто полез в другую коробочку, выудил оттуда крохотную плоскую лепешечку и кинул ее в рот, слегка смахивающий на пасть кашалота.

— Да, мне ясна ваша позиция, — невнятно пробурчал он, зачем-то закатив глаза. — Удивить местных жителей — вот для чего все это придумано. Опять тайны. А что Сефид?…

На миг Харкер подумал, а не открыть ли Монтранто истинную цель визита императрицы, но потом решил не пугать его. Люди подобного сорта, рафинированные и полные напускной храбрости, похожи на нервных жеребцов, готовых встать на дыбы лишь от дуновения ветерка.

Впрочем, с сомнением подумал Харкер, может быть, он плохо знает нашего кавалериста?…

— Должно быть, вы правы, — сказал он. — Но она приедет. Не стройте иллюзий на сей счет. Мы должны обсудить ее появление. Это подводит нас к пункту номер два. Надеюсь, что по этому вопросу могу полностью на вас положиться.

Монтранто вытер руки, взял документ и прочитал второй пункт повестки: обращение к его высочеству Четвертому Принцу Намойе Кевлерену, губернатору республиканских колоний Сайенна и Кидан.

Он кашлянул.

— Безусловно, вы можете рассчитывать на мою поддержку по каждому вопросу. А вот призвать Кевлерена обратно? Я не совсем уверен, что вы понимаете…

— Кевлерен один. У него нет супруги или еще кого-то, чтобы создать пару.

— По ту сторону гор Кевлеренов много, — угрюмо произнес Монтранто, отбросив в сторону опустевшую коробочку. — Да. Много племенных кобылок…

— Я твердо убежден, что именно он — наше спасение.

Монтранто с опаской посмотрел на президента.

— Он захочет стать королем, вы понимаете?

— Да, понимаю. Но остальным членам комитета незачем об этом знать.

Монтранто озабоченно посмотрел в окно. Харкер проследил за его взглядом.

На улице стоял прекрасный день, солнечный, хоть и немного ветреный. Море было зеленоватого цвета — вместо безысходно-серого. На Харкера внезапно накатила волна патриотизма. Он любил свою страну, несмотря на ее унылость, дожди и пронизывавшие до костей ветра. Это была его земля — его, а не ведьмы Лерены. И совершенно не важно, как сильно она хочет ее заполучить. Если для спасения Ривальда придется реставрировать монархию, он пойдет на это. Президент знал, что ему это будет стоить жизни, равно как и Маркелле.

Он посмотрел на тысяцкого с некоторой долей симпатии.

— Вы уже послали кого-нибудь для того, чтобы обсудить данный вопрос с принцем Намойей? — поинтересовался Монтранто.

— Да. Одного из наших. Велана Лаймока.

Лицо Монтранто напряглось.

— Мы с ним встречались.

— Он заседал в комитете, но недолго, хотя все еще, конечно, считается его членом. Я не мог отправить эмиссара без достаточных полномочий.

— Помню. Значит, вы его мало знаете?

Харкер понял, куда клонит собеседник.

— Достаточно, чтобы понять: у него не хватает честности и силы характера заседать в комитете постоянно, — солгал президент. — Он еще недостаточно опытен, а его природный ум и наивность внушат Намойе Кевлерену доверие.

— А-а… — буркнул Монтранто и устроился в кресле поудобнее.

Харкер видел, как работает мысль собеседника. Да, тысяцкий понял, что хотел сказать президент. В сложившейся обстановке Крофт обязан привлекать на свою сторону людей, подобных Монтранто. Скорее всего Лаймока можно было использовать и выкинуть. Кроме того, если повезет, то ни Лаймок, ни Кевлерен не доберутся до Ривальда через Бушующее море. Его воды стали небезопасны.

— Так я могу рассчитывать на вашу поддержку в данном вопросе, офицер Монтранто?

— Несомненно, президент.

Когда Лерена была маленькой девочкой, ее мать, императрица Хетта, взяла дочь с собой в путешествие в портовый город Боутелл.

Сестра Юнара тоже отправилась с ними, но она была лишь орущим младенцем, поэтому внимание всех окружающих доставалось только Лерене. То было самое счастливое время в ее жизни. К тому же это был единственный раз, когда императрица отъезжала от Омеральта дальше, чем на десять миль. А сейчас ее процессия только что миновала указатель на Ривальд. Возможно, по пути они остановятся в Боутелле. Крюк не такой уж большой…

Лерена очень боялась, что будет нервничать, когда покинет столицу, но вместо этого почувствовала себя спокойно как никогда. Императрица порадовалась, что приостановила работы по строительству дороги для паровых экипажей на юге империи. Она была убеждена, что это не очень приятный способ путешествия. Весь этот дым и железки… А скорость, с которой перемещались железки, напоминала Лерене скорость пули, выпущенной из огнестрела.

Она посмотрела на ясное небо над головой. Лето в нынешнем году будет жарким, поэтому лучше отправиться туда, где прохладнее… Мимо рысью промчались несколько кавалеристов. Офицеры приветствовали императрицу с саблями наголо. Они так лихо и…

Лерена не могла подобрать правильное слово. Что-то, связанное с животными… Впрочем, за исключением собак и птиц, она мало с ними общалась. Императрица была крайне удивлена и взволнована видом коров, пасущихся на лугах всего в двух часах езды от Омеральта. Ей было трудно представить нечто большое и рогатое, имеющее отношение к цивилизованной жизни. Пожалуй, правительнице Хамилая следует больше внимания уделять сельскому хозяйству. В конце концов, это ведь и есть источник богатства и благополучия империи. После семьи, конечно же. Следовало признать, что даже Сефид не в состоянии прокормить миллионы ее подданных.

— Твоя семья жила на ферме? — неожиданно обратилась Лерена к Уилдер, сидевшей напротив.

— Простите, ваше величество?…

Видно было, что вопрос сбил девушку с толку.

— До того, как ты стала Акскевлерен.

— Честно говоря, я не помню, ваше величество.

— Ты бы наверняка помнила, если бы жила на ферме.

Уилдер лишь пожала плечами.

— Я не помню фермы. Скорее это был какой-то город.

— Боутелл? Возможно, мы заедем туда. Или Сома? Коегра?

— Я так не думаю…

— Ферберин? Кастелл? Хай Альт?…

— Кастелл, — неожиданно вырвалось у девушки. — Что-то в названии… мне знакомо…

— Но все равно это не ферма, — вздохнула Лерена. Ей хотелось бы знать, каково оно — жить на ферме. С коровами. И со свиньями, овцами и лошадью — одной или несколькими. И собаками, чтобы пасти овец и коров.

Императрица горько вздохнула, вспомнив своих собачек. Это были не шелудивые деревенские собаки, а гончие — высокие псы с длинными ногами и кроткими глазами. Лерена по ним очень скучала.

Она подсела ближе к окну, чтобы послушать птиц. Где-то каркнул ворон, а на некотором расстоянии от него протрещала сорока. У подножия Вардарских гор раскинулся лес, очень старый, почти реликтовый. На его полянках резвились попугаи, цапли и фламинго. Или, может быть, они живут на реках, а не в лесу?…

Неожиданно Лерена поняла, что не знает, какие птицы населяют лес, и высунула голову из окошка. Целый мир, утешала себя императрица, да, целый мир принадлежит мне… Может быть, имеет смысл построить собственную ферму? У Боутелла, к примеру… а управляющим назначить этого толстяка Авенела Кенди, он ведь все равно скоро окажется без работы. Ферма станет ее летней резиденцией, и животных там будет сколько угодно — и каких угодно.