Фамильная цепь играла огнем в солнечном свете. Светились не только жемчужины, но и каждый камень. Казалось, что украшение покрыто тонким слоем золотой пыли. Гэлис тщательно изучила камни, но найти объяснение странному явлению так и не смогла. К ее списку неразгаданных тайн добавилась еще одна.
Скорее всего тайны здесь никакой нет, подумала она, но тут же спохватилась. Откуда ей знать? Возможно, фамильная цепь со всеми ее загадками имеет прямое отношение к смерти Китайры.
— Ты уверен, что это не принадлежало Мэддину? — спросила девушка.
Кадберн покачал головой.
— Он, конечно, не показывал свою цепь так уж часто, но эту я не узнаю.
Мужчина взял украшение из рук Гэлис и поднял его к свету. Камни пылали так ярко, что смотреть на цепь без боли в глазах было невозможно.
— Я уверен, что она так не блестела…
— Кто мог дать Китайре нечто подобное?
— Только Кевлерен. Больше некому.
Гэлис посмотрела на Кадберна.
— Какой Кевлерен? А, Мэддин…
— У него имелась лишь одна цепь. Будь у него другая, не думаю, что он стал бы скрывать ее от меня.
— Конечно, — разочарованно сказала девушка.
— Скольких Кевлеренов знала Китайра? — спросил Избранный.
Гэлис нахмурила брови и задумалась.
— Только его одного… Не думаю, что до встречи с принцем она была знакома с кем-то еще.
— Но она ведь была грамматистом! Она изучала Сефид!
— Кевлерены всегда недолюбливали грамматистов. — Девушка похлопала Кадберна по плечу. — Боюсь, неспособность Мэддина к дару сделала принца более открытым к простым людям, чем всю его семью.
Кадберн не стал спорить, возвратил девушке фамильную драгоценность и отошел от окна. Взгляд его блуждал по комнате, изучая обстановку.
— С делами Китайры все обстоит таким же образом? — спросил он, указывая на папки и кожаные портфели, разложенные по всему полу и единственной кровати. — Я не знаю, как поступить с вещами Мэддина. Что мне со всем этим делать?
— Да, дела обстоят так же, — ответила Гэлис.
Она аккуратно убрала цепь.
— Трудно расстаться с воспоминаниями. Теперь любые мелочи из жизни принца будут тебе казаться существенными… Думаю, поселенцы не откажутся принять некоторые предметы из гардероба Мэддина. Мы можем отдать его книги в библиотеку Кидана, если такая существует. Я помогу, если не возражаешь.
— Спасибо, но у тебя самой много дел с вещами Китайры.
В воздухе повисла гнетущая тишина. Гэлис глубоко вздохнула.
— Я обязана спросить… Что конкретно произошло, когда погиб Мэддин?
— Не хочу об этом гово… — начал Кадберн и осекся. Потом сглотнул и добавил: — Не потому, что я не помню, а потому, что не могу забыть…
— Понимаю, ведь каждая вторая мысль в моей голове — о Китайре. Любой сон, любой перерыв в работе занят воспоминаниями о ней — и о том, как я обнаружила ее труп.
— Прекрати, — осуждающе произнес Акскевлерен.
— Но ведь все обстоит именно так, Кадберн, и я учусь жить с этим. Я не должна забывать, но должна понять, и без помощи мне не разобраться.
Девушка опустила глаза.
— Когда ты в Ассамблее сказал, что именно Намойю Кевлерена следует винить в смерти принца, я подумала, что, возможно, он причастен и к убийству Китайры. Но все еще не пойму, каким образом. А самое главное — по какой причине?…
Гэлис ждала ответа, но Кадберн молчал. Она кивнула и двинулась к выходу, но тут Акскевлерен произнес:
— Подожди. Пожалуйста…
Теперь настал его черед глубоко вздыхать. Он закрыл глаза.
— Мэддин стоял рядом со мной, но неожиданно отдернул руки от стены, — медленно произнес Избранный, и его собственные руки, словно в подтверждение только что сказанных слов, замелькали в воздухе. — Он подул на ладони, как будто остужал их. Я помню, как решил, что камни Цитадели, наверное, сильно нагрелись…
— Ваше высочество?… — позвал Кадберн, глядя на принца Мэддина Кевлерена с явным беспокойством.
— Все в порядке… — слишком резко ответил Мэддин и посмотрел на реку, в ту сторону, куда велся огонь по лодкам противника.
Кадберн отчетливо услышал, как принц произнес: «Нет». Похоже, что это был ответ на заданный самому себе вопрос. Но тут же Акскевлерен заметил, как из груди принца разливается призрачный свет. Он увидел, как заблестел каждый камешек на фамильной цепи его господина; создавалось впечатление, будто сквозь рубашку прорывается свет тысяч маленьких звездочек.
— Кадберн, — пробормотал принц и вскрикнул от боли. Потом он начал падать. — Кадберн…
Акскевлерен потянулся, чтобы подхватить его, но каждая частичка тела хозяина уже была охвачена огнем.
— … Казалось, будто полыхает настоящий костер. Я опалил себе кожу и волосы и упал со ступенек, обо что-то сильно ударившись головой.
Кадберн потер затылок и пробормотал:
— Шишка все еще не прошла. Большая, с яйцо величиной…
— Продолжай, — потребовала Гэлис.
— … Очнувшись, я понял, что лежу у подножия стены. Посмотрел вверх и увидел господина. Он был весь в огне.
Акскевлерен затряс головой.
— Нет, я не видел самого Мэддина, но это был он. Вспышка пламени в ночи… Принц не издал ни звука, но огонь пылал, словно…
Кадберн умолк.
— Был ли на стене кто-нибудь еще?
— Кто-то — наверняка. Я слышал, как закричали, что был выстрел из лонггона. Затем стена взорвалась. Я потерял сознание…
Акскевлерен устало посмотрел на Гэлис и добавил:
— Это все, что я помню…
— Мне говорили, что во время использования Сефида замечается что-то странное. Возникает ощущение холода или металлические предметы светятся голубым…
— Это ведь было ночью. Я не видел никакого свечения. Впрочем, не скажу, чтобы особенно всматривался. Я не помню многое из того, что случилось до смерти его высочества. Да, стреляли по лодкам противника, стараясь уничтожить как можно больше до того момента, как они доберутся до Кархея или Херриса. В особенности до Кархея, ведь крепость там еще не достроена. Мы волновались за колонистов.
Кадберн посмотрел на Гэлис и попытался изобразить на лице подобие улыбки.
— Мы помнили, что ты находишься там, стратег. Мэддин знал, что в любом случае ты не сдашь позиций.
Гэлис вспыхнула. Такое доверие испугало ее. Впрочем, принц не зря надеялся на нее: колонисты под командованием стратега удержали остров.
— Впрочем, — добавил Кадберн, — наверное, если Обладание столь сильно, то признаки его отсутствуют. Вероятно, такое бывает.
— Откуда ты знаешь, что это был Сефид?
— Говорю тебе, цепь Мэддина сверкала так, будто выжигала путь к его сердцу! Это был Сефид, вне всякого сомнения… — Девушка расслышала нотки нарастающего гнева в голосе Избранного. — Я нисколько не сомневаюсь в том, что именно Намойя Кевлерен использовал магический дар… — Акскевлерен указал на восток. — Он придет именно оттуда, чтобы отомстить. Я буду ждать…
Гэлис кивнула.
Она не только понимала неистовый гнев Кадберна, но и разделяла его. Если Намойя Кевлерен возвратится, то стратег, без сомнения, поможет Акскевлерену уничтожить ривальдийского принца.
Тем временем Кадберн ходил вокруг вещей Мэддина.
— Очень много людей погибло во время нападения плутократов на Кидан… — сказала девушка.
— Думаешь, я не знаю?
— Некоторые тела изуродованы до неузнаваемости. Некоторые обгорели. Иные погребены под развалинами… Массу трупов выловили из реки.
Кадберн с подозрением посмотрел на Гэлис.
— На что это ты намекаешь? Что Намойя Кевлерен может быть среди мертвых?
— А разве такое невозможно?
Акскевлерен громко рассмеялся, но тут же понизил голос почти до шепота:
— Абсолютно невозможно…
— Почему ты так уверен?
— Потому что я видел, как он удирал.
Глаза Гэлис расширились от удивления.
— Отчего же ты раньше не сказал?
— Прежде в моих словах никто не сомневался, — печально пояснил он.
Стратег рассерженно поднялась со своего места. К ее щекам прилила кровь.
— Я не сомневалась в твоих словах, Кадберн. Ты прекрасно об этом знаешь. Я хотела лишь удостовериться…
Избранный сделал шаг назад.
— Прости. Я должен был сказать, но не думал, что это так важно. Главным я считал лишь то, что он вернется…
— Что конкретно ты видел?
— Это было в конце битвы… Я находился с той стороны крепости, где произошел взрыв. В тот момент я увидел, как принц отплыл. Мы были слишком заняты, чтобы остановить его.
— Намойя был ранен? Он уплыл один?
— Не думаю… нет, погоди… — Кадберн потер глаза. — Ему помогали… Один человек. Одна то есть. Она помогла ему сесть во вражескую лодку. Это последнее, что я видел.
— Она?…
— Его Избранная, не помню имени.
— Квенион, — рассеянно проговорила Гэлис. В голове у нее зародилась новая мысль.
— Да, похоже, так.
Внезапно Гэлис осенило. Она подняла голову и поймала взгляд Кадберна.
— Я спрошу еще раз. Это крайне важно. Ты уверен, что видел именно Намойю Кевлерена? Уверен, что ему помогала Квенион, его Избранная?
— На первый вопрос ответ — «да», на второй — «скорее всего». А ты что, полагаешь, что он умер от ран прямо в лодке?
Девушка покачала головой.
— Думай, Кадберн. Думай, что это значит…
— Думать — о чем?
— Намойя убежал с Избранной.
— Ну и?…
— Она была жива. Неужели ты не понимаешь?
— Конечно, понимаю, что она была жива, — раздраженно произнес Акскевлерен. — Об этом я и говорил тебе.
Они пристально смотрели друг на друга. Гэлис заметила, что раздражение на лице Акскевлерена сменилось пониманием.
— И если она была жива, — начал он медленно, — тогда Намойя не использовал ее как жертву… А если он не пожертвовал Квенион, единственной Акскевлерен, имевшейся у него, то он не мог Обладать так, чтобы убить Мэддина…
— Или Китайру, — добавила стратег.
— Даже Юнара не могла добиться такой силы Сефида без уничтожения Нетаргер или кого-то очень близкого…
Глаза Гэлис сделались круглыми.
— А могла ли Юнара…
Кадберн замахал руками.
— Нет. Только не на таком расстоянии. Даже Эмбер, первый из рода Кевлеренов, не сумел бы этого сделать.
Девушка не смогла сдержать сдавленного стона.
— С тобой все в порядке? — обеспокоенно спросил Избранный и положил руку ей на плечо.
— Я думала, что поняла, что случилось в ту ночь. Что поняла, как погибли те, кого мы любили… Но теперь, кажется, я в еще больших потемках, чем раньше. Если Намойя не использовал Сефид, а расстояние для Юнары слишком велико, то кто тогда совершил подобное? И как именно это сделали?…
Гош Линседд и Эймс Вестэвэй стояли на месте строительства конюшен. Возник спор о количестве камня, необходимого для построек, и Гош пришел, чтобы разобраться с этим вопросом.
Как только появились офицеры, один из рабочих отправился за человеком, с которым можно было поговорить на эту тему. Ожидая его прихода, Гош позволил себе на минуту расслабиться и насладиться теплой погодой, стоявшей в Кидане. Сможет ли он приспособиться к более жаркому и влажному климату Новой Земли?…
Полковник заметил, что Эймс принял такую же позу, как и он сам. Линседд был польщен и в какой-то степени позабавлен. Гош вспомнил, как некогда подражал своему герою Мэддину Кевлерену.
Эти воспоминания заставили его улыбнуться. В то время принц был лишь Конюшим Третьим Принцем Мэддином Кевлереном. Имя и титул его оказались столь длинны, что по размеру больше походили на воинскую колонну, которую он возглавлял во время рейдов вдоль границы с Ривальдом. В глазах Мэддин соединил в себе образ старшего брата, героя, мудреца и покровителя. Он так хотел походить на принца… однако всегда знал, что никогда таким не станет, поскольку не рожден Кевлереном.
Но пребывание в компании Мэддина давало молодому Гошу чувство родства с принцем. Он гордился тем, что иногда Кевлерен спрашивал у него совета и прислушивался к его мнению. Особенно ярко это проявилось в годы службы. Воюя вместе, Линседд, Мэддин и Кадберн Акскевлерен оказались связаны крепкими узами — такими, которые возможно обрести только на поле боя. Став большим, нежели просто братья, они интуитивно понимали друг друга во время сражения — с полуслова, с полувзгляда.
А сейчас…
Линседд вздохнул. Сейчас принц мертв, а Кадберн превратился в чужака.
К полковнику подошла группа переселенцев во главе с женщиной, с которой Гош уже имел честь столкнуться. Позади нее легким шагом шел огромный темноволосый мужчина, которого Линседд неоднократно видел на острове. Телохранитель?… И от кого он будет ее защищать? Уж наверное, не от него и не от Эймса…
— Госпожа Флитвуд?…
Женщина натянуто улыбнулась:
— Вы помните, полковник. Я польщена.
Ее манера поведения была уверенной: чувствовался немалый опыт общения с вышестоящими. Гош помнил их первый разговор, когда столь юная и хрупкая девушка поразила его своей непреклонностью.
Линседд присмотрелся к ее большой свите, получив в ответ такие же оценивающие взгляды. Толпа колонистов, сопровождавших странную пару, отошла чуть назад.
— Теперь вспомнил, — произнес Гош. — Вы — глава их союза.
— Совершенно верно. Союза колонистов.
— А ваше положение в союзе? — спросил полковник у мужчины.
— Член, — каким-то монотонным голосом ответил тот.
— Разумеется, — невозмутимо сказал Гош и вновь переключил все внимание на женщину. — Слышал, возникли проблемы с количеством камня, необходимого для постройки конюшен.
— Да. Нужно слишком много, — ответила она. — Пока что слишком много…
Краем глаза Гош заметил, что Эймс проявляет нетерпение. Его подчиненный был раздосадован вольной манерой поведения Эриот Флитвуд. С офицерами так общаться не принято, особенно со старшими… Некоторые поселенцы нервно наблюдали за молодым лейтенантом.
— Ваши предложения? — поинтересовался Гош.
— Для фундамента и колонн хватит и трети. Древесину на крышу, а поверх — тростник.
Гош покачал головой.
— Нет. Тростниковые крыши очень огнеопасны. Чересчур рискованно.
— А перетаскивание нескольких тысяч кирпичей на этот склон ради табуна лошадей — слишком непосильная задача для членов союза. Мы и так понесли слишком много потерь во время строительства крепости. Многие раны уже никогда не заживут. Спина, надорванная раз, надорвана навсегда.
— Но крепость была нужна для защиты всех нас.
— Поэтому мы ее строили и не жаловались, — парировала девушка.
— А конюшни будут защищать лошадей, что позволит моим драгунам патрулировать за пределами Кидана и бороться с врагом еще до его появления у залива.
— Поселенцам хорошее жилье важнее, чем конюшни для лошадей. Почему ваша скотина должна получить кирпичные стены и крепкие крыши, а мы все — лишь глину и солому?
Среди колонистов прокатился шепот одобрения.
— Это вопрос необходимости, — возразил Гош.
— Вот именно, — кивнула Эриот Флитвуд. — Необходимости построить хорошие дома для людей.
— Повторяю, нам нужны лошади, чтобы защищать…
— Кого защищать? Кучку поселенцев, умирающих от холода и болезней?
Колонисты рассмеялись. Им нравилась словесная перепалка, к тому же они видели, что перевес в споре пока на их стороне.
Эймс двинулся вперед, открыл рот и собрался что-то сказать. Гош положил руку ему на плечо и произнес:
— Все в порядке, лейтенант.
Кто-то из поселенцев ухмыльнулся, глядя на Эймса, но полковник заметил, что ни Эриот, ни великан не разделили их веселья. Он понял, что для колонистов это не способ увильнуть от работы. По крайней мере двое, стоявшие перед ним, были настроены серьезно. Подобная мысль не сильно удивила Гоша, хотя он и предполагал нечто другое. Будучи солдатом и чиновником, полковник знал, что люди, заинтересованные в получении результата, готовы пойти на компромисс.
— Я понимаю нежелание рабочих таскать такое количество кирпичей, — начал Линседд, — но ваше предложение недостаточно доработано…
Ему показалось, что после этих слов девушка немного расслабилась, и общее напряжение спало. Хотя, возможно, ему просто почудилось…
Эриот снова улыбнулась, на сей раз более искренне.
— Ты быстро сдалась, — с серьезным видом сказал Арден, когда они с Эриот возвращались после встречи с офицерами.
— Я не сдалась, — весело ответила девушка. — Я получила то, чего мы хотели.
— Ты могла получить больше.
— Может быть. Но если полковник Гош Линседд поймет, что мы играем с ним честно и откровенно, то ответит тем же. Нет смысла выжимать сухой лимон, там все равно нет сока. Кроме того, нам нужны каменные стены, забыл? Чтобы хранить наш арсенал.
Арден немного подумал.
— Мы не всегда будем решать проблемы только с ним. Он лишь командует солдатами. Эта светловолосая женщина…
— Стратег Гэлис Валера.
— Ну да. Она ведь тоже командует? По крайней мере командовала на том корабле, на «Ганнеме», помнишь? И еще в битве за остров. В ней ты тоже сомневаешься?
— Я помню ее по «Ганнеме». Это Гэлис в нас тогда сомневалась. Вытащила всех наверх, хотя капитан предпочитал, чтобы мы оставались внизу.
Эриот покачала головой:
— В конце концов, она не будет главной всегда. У Кидана есть свой совет.
— У нас есть огнестрелы.
— Как и у ривальдийцев. Это не имеет значения. Огнестрелы не помогут нам здесь закрепиться.
Арден проворчал:
— Думаешь, киданцы выгонят нас отсюда?
— Нет, если мы сами станем киданцами.
— Те, на Херрисе, точно нас не примут, — сказал великан, указывая на самый большой остров Кидана.
— Я не то имела в виду. Мы должны их принять. Мы должны научиться говорить о себе как о киданцах, а не как о хамилайцах. Кроме того, мы ничего не должны империи. Она так о нас беспокоилась, что насильно, без нашего на то позволения, посадила на корабли и отправила за тридевять земель.
Сквозь черную бороду Ардена пробилась слабая улыбка.
— Это было твое собственное решение, Эриот Флитвуд. Ты хотела новой жизни.
— Не обсуждается, — презрительно фыркнула девушка. — Я думала, мы отправляемся в Каел, и в любом случае не собиралась на другой конец света. Я хочу сказать, мы должны сами поверить в то, что это теперь наш дом и у нас столько же прав жить здесь, как и у солдат, или у стратега, или у жителей соседнего острова. Мы — часть этого города, потому что если мы здесь чужие, Мрачный Арден, то мы чужие везде.
После минутного молчания Арден буркнул:
— Я не такой уж и мрачный…
— Ты темный, серьезный и опасный, как шторм на море.
— Ну, наверное, — согласился он нехотя. — Но не мрачный.
Если бы Мальвара не заглянул в храм богини Кидан днем ранее, то скорее всего в следующий раз не обратил бы на него внимания и прошел мимо.
Пытаясь понять, что изменилось в облике здания, префект остановился, но ничего особенного не заметил. Полома уже повернулся, чтобы продолжить путь к Ассамблее, однако что-то непонятное, непостижимое и мимолетное удерживало его взгляд.
Он присмотрелся внимательнее. На правой колонне виднелись три вертикальные отметины, каждая длиной и шириной с палец. Отметины оказались свежими. Это можно было определить по камню, на котором они были выдолблены, — он был гораздо чище остальных. Средняя отметина глубже, чем соседние, к тому же немного шире и длиннее. Полома подумал, имеют ли эти насечки некий смысл, или же просто кто-то похулиганил.
Советник надеялся, что если это все-таки хулиганство, то подобное совершил не колонист, иначе такое развяжет руки оппонентам префекта в Ассамблее. Сразу начнутся выступления типа «приехали поселенцы не пойми откуда и осквернили самую главную святыню нашего города»…
Пройдя еще немного по направлению к зданию Ассамблеи, Мальвара вновь увидел такой же знак, выбитый на одном из камней Длинного моста. Отметины были идентичны оставленным на храме.
Значит, это не просто вандализм.
Оказавшись на другой стороне Седловины, высокой равнины, разделявшей остров Херрис на две части, Полома забыл об увиденном. На сегодня запланировано заседание совета, на котором должен выступить Кайсор Неври. Префект был уверен, что его оппонент не станет поднимать вопрос о выселении колонистов до тех пор, пока не прояснятся планы Намойи Кевлерена в отношении города. Но это не помешает им вставлять палки в колеса при обсуждении других вопросов.
Сложность положения заключалась в том, что у самого Поломы союзников было не так уж много. Во время двухгодичной ссылки большинство его друзей в совете убили плутократы. Несмотря на то что многие из выживших советников благодарили молодого человека за помощь в освобождении Кидана от мертвой хватки Ривальда, они не считали необходимым поддерживать его в Ассамблее. Со временем Мальвара, конечно, привлечет на свою сторону достаточное количество тех, кто разделяет его точку зрения, в особенности относительно поселенцев из Хамилая. Но решающим аргументом являлось время, а его у префекта как раз и не было. По иронии судьбы положение хамилайцев укрепилось в связи с угрозой еще одного иноземного нашествия — теперь со стороны ривальдийской колонии Сайенны. Но что будет после нападения, если Кидан вновь выстоит?
Собравшиеся в Ассамблее, включая сторонников Неври, тепло поприветствовали председателя совета. Оппоненты — еще не враги, подумал Полома.
Он занял свое место за овальным столом прямо под огромным окном в потолке.
Дожидаясь, пока все советники рассядутся по местам, префект быстро пробежал глазами повестку дня, приготовленную секретарями Ассамблеи. В ней было полно мелких вопросов. Полома понял, что до конца дня ему придется выслушивать разглагольствования по поводу совершенно незначительных дел. Но такова суть работы совета. Никакая мелочь не может ускользнуть от внимания киданского городского парламента.
Мальвара просмотрел список вопросов для обсуждения и прикинул, какие из них могут быть использованы оппонентами. В глаза ничего такого не бросалось; префект горячо желал, чтобы день прошел спокойно.
Советники все прибывали. Полома внимательно изучал лицо каждого, пытаясь по внешнему виду обнаружить намеки на характер отношения к той или иной из противоборствующих сторон. Некоторых советников он знал по старым временам, другие приходились младшими братьями его бывших сподвижников. Абсолютно новых людей было не так уж много: они появились в совете после восстания, когда освободились места. Молодые деревца быстро прорастают на месте вырубленных.
К своему удивлению, префект заметил знак из трех черточек на рукавах нескольких советников, но в данном случае средняя черточка была не только немного шире и длиннее двух других, но еще и зеленого цвета, в то время как еще две — черного. Все помеченные этим знаком являлись откровенными сторонниками Неври.
И тут Полома понял значение символа. Три черточки — это три острова Кидана: Кайнед, Херрис и Кархей. Средний остров, где находилась основная часть города, изображала большая зеленая полоса. Люди с этим значком на одежде позиционировали себя как истинные киданцы в противовес жителям Херриса…
Неври отыскал способ заявить о своих взглядах, не прибегая к дискуссии в Ассамблее. Они подождут нападения ривальдийцев: когда это случится, то совместно с переселенцами из Хамилая дадут отпор врагу, а потом выставят хамилайцев из города. Подготовительные мероприятия ведутся полным ходом…
Гэлис обдумывала, как лучше встроить контингент хамилайских пехотинцев и драгун во вновь созданную систему вооруженных сил Кидана. Случайным прохожим казалось, что она просто бродит по периметру Кархея. Но ум стратега не переставал работать, постоянно пребывая в поиске выхода из сложившейся ситуации.
Старый Кидан целиком зависел от народного ополчения — временной непрофессиональной армии с небольшим воинским опытом, которую возглавляли советники, сменявшие друг друга на посту главнокомандующего и коменданта Цитадели — единственного военного укрепления в городе. Такой безынициативный подход не сработает в случае хамилайских солдат. Ведь они — порождение империи, политической системы с населением, администрацией и ресурсами, необходимыми для создания и содержания полноценной постоянной армии. А Кидан представлял собой лишь город, да и то небольшой — по крайней мере по хамилайским меркам.
Правда заключалась в том, что все люди, привезенные Мэддином, предназначались для одной лишь цели — отбить Кидан у Ривальда. Гэлис не знала, как собирался поступить с ними принц после завершения кампании, но надеялась, что ее планы совпадали с планами умершего Кевлерена.
Воинские подразделения необходимо разделить.
Некоторые из них, поправила себя девушка. Глупо расформировывать лучшие: личная охрана Мэддина и драгуны давали городу огромное преимущество перед любым из вероятных противников. Следует сохранить инженерный батальон. Он необходим для строительства сложных зданий и военных объектов, которые понадобятся в будущем. Но как поступить, к примеру, с тремя оставшимися кавалерийскими эскадронами? Стратег полагала, что роспуск половины хамилайских формирований приведет к ослаблению напряжения между колонистами и коренными киданцами. В случае же неожиданного нападения на город их можно будет вновь собрать, как народное ополчение…
… как народное ополчение, повторила про себя Гэлис. Такое, как было у киданцев раньше. Действительно, почему бы хоть частично не возродить его? В подобной армии смешаются колонисты и киданцы. Если Гош и Полома согласятся, то вооружить их можно будет не копьями, а огнестрелами. Это послужит делу объединения лучше, чем сотни речей в Ассамблее. Нужно заставить людей работать сообща, как это было перед подготовкой атаки на плутократов. К тому же городская администрация знает, как управлять ополчением.
Таким образом, Кидану придется финансировать всего два постоянных батальона…
— Простите… — произнес женский голос.
… И если существование этих двух сил поможет привлечь на свою сторону близлежащие города, особенно те, что являлись противниками или соперниками Кидана, все потраченные средства окупятся сторицей…
— Стратег Гэлис Валера?…
Услышав собственное имя, девушка возвратилась к реальности. Она остановилась и посмотрела вверх. Потом вниз.
Гэлис увидела невысокую колонистку. Они уже встречались раньше. На корабле. А потом?… Она не могла припомнить.
— Да?…
— Меня зовут Эриот Флитвуд. Мы раньше встречались…
— Припоминаю, — сказала Гэлис. Хоть и смутно, добавила она про себя.
— Я — избранный лидер Союза колонистов.
Стратег моргнула.
— Лидер чего?…
— Союза колонистов. Созданного, чтобы защищать наши интересы. Большинство из нас являются его членами. Примерно несколько сотен.
Гэлис было трудно уловить суть беседы. Она не могла так быстро переключиться с солдат на какие-то союзы.
— Мы обеспокоены, — произнесла девушка.
— Вы обеспокоены, — сухо поправила Гэлис, но Эриот Флитвуд пристально смотрела на нее без всякого намека на улыбку.
Стратег откашлялась.
— Что же именно вас беспокоит?
— Если вы пройдете со мной, то я покажу.
У Гэлис не было ни малейшего желания куда-то ходить с этой девушкой. Ей хотелось продолжить прогулку и решить, как организовать ополчение. Да, инженерный батальон, подумала она, я совсем о нем позабыла…
— Стратег, совет города отвечает за всех нас?…
Эта фраза привлекла внимание Гэлис.
До сегодняшнего дня они с Гошем избегали разговоров по поводу руководства. Им очень хотелось, чтобы проблему разрешил Мэддин. Что входило в его далекоидущие планы? В особенности в отношении уже существовавшего городского совета… Задумавшись над этим вопросом после смерти принца, Валера была более или менее уверена в том, что вся полнота власти окажется в руках Поломы. К тому же он являлся правителем, пересекшим вместе с хамилайской экспедицией через Бушующее море для восстановления своих полномочий. Гэлис предполагала, что коренные киданцы захотят очистить город от непрошеных гостей, а у колонистов имелись совсем другие планы…
Стратегу показалось, что на нее вылили ушат ледяной воды. По коже пробежали мурашки; она поняла, что они с Гошем слишком долго пускали дела на самотек. Эта женщина заявляла, что является лидером какого-то Союза колонистов… Они предпринимали первые шаги, чтобы заявить о себе как о политической силе. Не очень-то хорошо, подумала Гэлис, особенно если переселенцы начнут претендовать на руководящие посты.
— Стратег?… — вновь окликнула Эриот Флитвуд. Она спокойно дожидалась ответа, уходить без которого явно не собиралась.
— Это очень деликатный вопрос, — медленно проговорила Гэлис.
— Верно, — согласилась Эриот. — Именно поэтому вы и должны пройти со мной.
Кадберн знал, что вел себя как полный дурак. Убитый горем, измученный, истощенный, сбитый с толку — но все же дурак.
Он был настолько ошеломлен ужасной смертью Мэддина в результате воздействия Сефида, что невольно предположил, что источником магической силы является Намойя Кевлерен. Другая возможность никогда не приходила ему на ум, несмотря на то, что Акскевлерен собственными глазами видел, как принц и его Избранная садились в лодку. Для чего теперь ему жить? Он не знал, против кого направить свой гнев. Может быть, в битве участвовал еще один ривальдийский Кевлерен? Но эту мысль Кадберн отбросил практически сразу. Столь бледное и черноволосое создание неминуемо будет выделяться среди золотокожих киданцев, как луна на беззвездном небе. И если он оказался среди нападавших, то почему уничтожил только Мэддина и Китайру Альбин?
Ни в Ривальде, ни в Хамилае не было Кевлеренов, способных применить дар на столь большом расстоянии. Юнара использовала всю свою силу для того, чтобы лишить жизни Алвей Селфорд и ее ребенка, когда корабль находился в нескольких днях пути от Омеральта.
Кадберну хотелось кричать — ему не на кого было направить свою ненависть. Это заставляло его чувствовать себя бесполезным и, несмотря на бушевавший в душе огонь ярости, вялым. Он всегда знал, что нужно делать, потому что ему приказывал Мэддин или же Избранный сам предпринимал все необходимое для обеспечения полной безопасности господина. Он так долго был Акскевлереном, что не помнил себя до службы, не ведал, есть ли у него семья и где она сейчас.
Теперь Кадберн — словно птица без крыльев, словно дух без тела. Сейчас, когда объект его мести оказался миражем, он был Акскевлереном, живущим без цели и предназначения.
В глубине души Избранный понимал, что нужно отыскать причину жить дальше, отрешившись от прошлого. Необходимо выжить, чтобы понять, что же на самом деле произошло с Мэддином. Для этого Кадберн готов был перевернуть весь мир, а после спокойно лечь и ждать прихода смерти, несущей долгожданное успокоение.
Но прежде нужно решить много важных дел, требующих его способностей и талантов.
Эриот проводила белокурую женщину-стратега к крепостной стене на южной стороне Кархея, возведение которой колонисты и инженеры закончили всего несколько дней назад.
Стена была достаточно крепкой, хоть и грубой. Со временем ее перестроят по всем правилам: ровная кладка, проходы внутри, перекрытия между блоками на башнях. А пока она выдержит любое нападение. Ворота оказались в лучшем состоянии: их подпорки были глубоко вкопаны в землю, деревянные створки обшиты железом.
Несколько переселенцев собрались у ворот и что-то живо обсуждали между собой.
— Что происходит? — спросила Гэлис.
Вместо ответа Эриот легонько отодвинула в сторону собравшихся и показала на странное изображение, появившееся на воротах ночью.
Три черточки.
Гэлис подошла и внимательно изучила знак. Затем повернулась к Эриот и пожала плечами.
— Что это означает?
— Я надеялась, вы мне объясните.
— Кто сделал такое?
— Я думала, что и на это вы мне ответите.
— Вы не стали бы мне это показывать, если бы не сочли важным, — сказала Гэлис. — Почему бы вам не рассказать мне все, что вы знаете?
Эриот поискала кого-то взглядом.
— Белвит, иди сюда, — позвала она.
Пожилой мужчина осторожно вышел вперед. У него были тонкие седые волосы и длинный нос. Он беззубо улыбнулся женщинам.
— Госпожа Флитвуд… — начал он, прилагая, похоже, все усилия, чтобы собраться с мыслями.
— Пожалуйста, расскажи стратегу Валера, что ты видел сегодня на Херрисе.
Белвит выпрямился.
— Ну, дело было так. Я искал бревна для конюшен полковника — ну, полковника Линседда, вы понимаете… я же плотник, вы понимаете. Я шел по центру острова, я искал место, где можно найти подходящие бревна, конюшни ведь будут такими большими, вы понимаете…
— И на острове ты увидел?… — сказала Эриот, не проявляя никаких признаков нетерпения.
— Ну, вот это, — произнес Белвит, кивнув на знак. — Они там повсюду. На дереве и камне. Все одинаковые. Полоски. Средняя — побольше. Все свежие. — Он покачал головой. — Грубая работа, но это, я так думаю, вы понимаете.
— Спасибо, Белвит, — поблагодарила Эриот. Старик шагнул назад в толпу колонистов. Гэлис беспомощно посмотрела на девушку.
— Чуточку терпения, Эриот Флитвуд. Что все это значит?
— Три черты, — ответила девушка. — Три острова. Но значение придается только средней черте.
Стратег удивленно рассмеялась, но выражение лица Эриот заставило ее смолкнуть.
— Вы — герой для обеих сторон, — пояснила девушка. — Вас на Херрисе знают так же, как и здесь. Вы хороший солдат, друг и покойного Кевлерена, и командующего, и заморского принца.
— Заморского принца?…
— Поломы. Пока вам никто из них не будет досаждать. Но мы, переселенцы, ездим на Херрис и обратно, наблюдаем за киданцами и кое-что замечаем. Мы видим, как они отдаляются от нас. Они не любят нас, стратег. Они не хотят, чтобы мы здесь оставались. — Девушка указала на отметины на двери. — Я готова поспорить, что это именно их знак.
Казалось, Гэлис приняла новость скептически, но Эриот видела, что ее слова глубоко запали в душу стратега.
— Так я спрошу еще раз, — сказала девушка. — Кто здесь главный? К кому нам обратиться по этому поводу?…
Гош подумал, что закаты в этой части света неописуемо прекрасны.
Отсюда, с западной оконечности острова Кархей, Киданский залив сверкал словно золотое блюдо. Раздувшийся солнечный диск все еще нависал над горизонтом: его лучи пытались противостоять наползавшей с востока темноте ночи. Дома, в Омеральте, или на ферме недалеко от южного города Боутелл, где прошло детство Линседда, закат был похож на волшебство. Летом солнце вставало подобно неведомой жар-птице и, рано опускаясь за Вардарские горы, посылало пурпурные тени на поля и каналы…
Гош ощутил тоску по дому, но тут же понял, что тоскует по молодости. Ему нравилось чувствовать ответственность только за себя, своих боевых товарищей и своего принца.
Мэддину пришлись бы по душе здешние закаты, подумал Линседд.
Услышав позади шаги, он обернулся. Это оказались Гэлис и, к его величайшему удивлению, Кадберн.
Избранный немигающими глазами смотрел на запад. Шрамы на его лице походили на глубокие морщины.
Все трое молча наблюдали за тем, как солнце окончательно опустилось в море, затем повернулись и зашагали к поселению.
— Мы не можем рассчитывать на то, что Полома сдержит советника Неври и его сторонников, — сказала Гэлис. — Необходимо что-то предпринять, чтобы помочь ему. Иначе мы потеряем все.
— Еще до нападения Кевлерена?
— Если он вообще нападет, — заметил Кадберн.
Гоша поразило подобное высказывание. Когда Избранный выступал перед Ассамблеей, то уверенности в том, что войны с Сайенной не миновать, в его словах было больше.
— Неври будет выжидать, пока мы стоим на защите Кидана, — сказала Гэлис. — Но он уже начал кампанию против нас. Это хитро…
— Подло, — перебил Кадберн.
— Но очень умно. Он рассчитывает получить поддержку и одновременно вызвать вражду среди поселенцев.
— Кажется, я что-то пропустил, — заметил Гош, чувствуя, что не понимает сути разговора. — Собственно, я понятия не имею, о чем речь…
— Мы лишь кое-что обсудили по дороге сюда, — пояснила Гэлис. — А это я обнаружила только днем, и то лишь благодаря странной маленькой девушке, претендующей на звание представителя всех переселенцев.
— Эриот Флитвуд, — понимающе кивнул Гош. — Она может… Что вы с Кадберном решили предпринять?
— Пока ничего, — промолвил Акскевлерен.
— Но есть кое-какие идеи, — добавила Гэлис.