Сын соперника

Глава 16

Полома приказал слугам связать незваного гостя, валявшегося на полу без сознания.

Когда слуги поняли, что этот человек явился в дом, чтобы убить их хозяина, то схватили его, крепко связали руки тонкой веревкой, а когда незнакомец очнулся, избили злоумышленника так, что он снова надолго потерял сознание.

Полома ничего этого не видел. Как только неизвестный перестал представлять для него опасность, префект возвратился к матери.

Соркро лежала поверх простыней, полностью одетая. Ее веки трепетали, точно крылья бабочки. Хэтти сидела на краю кровати, поглаживая руку госпожи и вслушиваясь в ее бормотание так внимательно, будто это были последние слова старой женщины.

Полома сел рядом с Хэтти, приложил ладонь ко лбу матери и удивился, насколько он холодный. Префект попытался послушать сердце. Оно почти не билось.

Мальвара встал, не в силах усидеть на месте. Глупо, но он подумал о вине, за которым послала его мать. Устыдившись, что забыл принести его, Полома извинился перед ней за этот промах.

Хэтти ничего не поняла и тепло улыбнулась ему.

— Она тобой очень гордится.

Эти слова означали, что Хэтти знает: Соркро уже умирает.

— Врач, — отрывисто сказал префект. — Я пошлю тебя за врачом!..

— Врач не поможет, — мягко возразила служанка. — Никто из нас не в силах что-либо предпринять. Теперь все зависит только от нее самой…

Полома ощутил себя посторонним. Словно здесь умирала вовсе не его мать… Он изо всех сил захотел что-то почувствовать, принять какое-то решение, куда-то побежать, но вместо этого остался стоять на месте беспомощный и безмолвный.

Будто его здесь вовсе нет.

Словно прочитав мысли Поломы, Хэтти сказала:

— Она знает, что ты здесь. Когда ты говоришь, она все еще слышит твои слова.

Это было совсем не то, что он желал сейчас услышать. Мальвара хотел, чтобы его мать умерла спокойно, чтобы она находилась без сознания, как тот ублюдок, проникший в его дом и пытавшийся убить его. Он хотел, чтобы Соркро ничего не знала о собственной смерти. Это все неправильно.

Префект почувствовал, как в груди поднимается волна ярости.

Он сжал зубы и стиснул кулаки.

— Ей все равно, — сказала Хэтти. — Она ничего не чувствует.

— Как ты можешь так говорить? — слабым голосом спросил Полома. — Откуда ты знаешь?…

— Потому что у твоей матери не отняли жизнь. Ее не застрелили и не зарезали. Она умирает от старости. Она измучена. Она испытала больше, чем может вынести человек.

Промокшая с головы до ног Гэлис возвратилась в Цитадель.

В ее комнате на первом этаже башни — с видом на город из одного окна и на восточный берег Фрей из другого — никого не было. Войдя, девушка увидела, что в камине разведен огонь, а на столе стоит бутылка вина.

Гэлис направилась прямо к столу, налила целую кружку и выпила вино залпом. Потом она начала снимать мокрую одежду, мечтая еще об одной горячей ванне.

— Я бы не стал пока заходить так далеко, — произнес Гош Линседд.

Гэлис подпрыгнула от неожиданности. Гош сидел на стуле, стоявшем у полки с картами и бумагами. Казалось, он только что пробудился после короткого сна.

— Надеюсь, тебе понравилось, что развели огонь. Я попросил, чтобы все было готово к твоему возвращению…

— Вот уж не ожидала тебя здесь увидеть, — сказала девушка. Ее голос прозвучал раздраженно. Она поняла это и добавила мягче: — Почему ты не вернулся в казармы со своими драгунами?

Гош весьма двусмысленно улыбнулся:

— Я думал, нам стоит обсудить случившееся.

Гэлис тяжело вздохнула:

— Так же говорил Полома.

Голос полковника напрягся.

— Так вот где ты была?…

Девушка смерила Линседда взглядом.

— Да, но его матери стало плохо, и мы не смогли все детально обсудить.

— С ней все в порядке? — Гош действительно выглядел обеспокоенным. — Может быть, ей нужен врач?

— Я не знаю, но думаю, что дело серьезное. Уверена, Полома позовет врача, если сочтет нужным.

Полковник кивнул и посмотрел на свои руки.

— Ты считаешь, что я поступил неправильно, приведя сегодня драгун в Седловину? Думаешь, я обострил ситуацию?…

— Послушай, Гош. Мне нужно переодеться и вообще привести себя в порядок, прежде чем вести умные разговоры.

Линседд быстро поднялся с места.

— Да-да. Разумеется. Почему бы тебе не… м-м… не закончить то, чем начала заниматься?… Поговорим завтра?

— Отличная мысль, — кивнула Гэлис. Полковник открыл было дверь и собрался уходить, но неожиданно остановился и спросил:

— Ты здесь нигде Кадберна не видала?

Гэлис удивилась, а потом поняла, что не встречала его уже дня два, а то и больше.

— Нет…

Гош пожал плечами.

— Что ж. Найдется, я уверен.

Девушка, неожиданно для самой себя встревоженная отсутствием Избранного, неуверенно проговорила:

— Да. Ты прав, конечно…

Но полковник уже закрыл за собой дверь.

Дождь продолжал лить и ночью.

Для колонистов-переселенцев шум капель, барабанящих по крышам их лачуг, больше походил на рев водопада. Впрочем, крыши с напором стихии справлялись неплохо, чего нельзя было сказать о стенах, выложенных кирпичом, изготовленным из сырой глины.

Часовые плотнее кутались в плащи: вода нещадно хлестала по лицам. Они понимали, что в такую погоду вряд ли кто рискнет проникнуть на остров. Те из них, кто замечал Ардена, идущего в лачугу Эриот, лишь кивали ему.

Эриот уже спала, тихонько посапывая. По сравнению со своим ночным гостем она походила на маленькую куклу. Арден склонился над девушкой, чтобы потрясти за плечо, но вода, стекавшая с него ручьями, закапала ей на лицо.

Эриот открыла глаза и непроизвольно дернулась.

— Это я, — успокоил ее Арден, стараясь говорить как можно тише.

Девушка окончательно проснулась.

— Конечно же, это ты, — ответила она сердито и села в кровати, закутавшись в одеяло.

Арден был для нее самым близким другом на всем белом свете. Они вместе с другими переселенцами купались голышом в реке без всякого смущения… но вот так, посреди ночи, в ее лачуге… нет, это совсем другое.

— На улице дождь, — заметил Арден. Эриот вздохнула.

— Вот удивил, — сказала она.

Потом, ткнув пальцем в гору одежды, которая лежала на грубо сколоченном стуле, добавила:

— Подай мне рубашку.

Арден повиновался.

— А теперь — платье…

Эриот попыталась рассмотреть лицо великана, но сделать это в темноте оказалось крайне трудно. Девушка почувствовала, как Арден навис над ней. Это до крайности возмутило ее.

— Отвернись, — бросила она.

Услышав, что Арден зашаркал ногами по полу, Эриот быстро встала с кровати и надела платье.

— В чем, собственно, дело?…

— Оружие.

— Что?…

— Ты ведь раньше раздумывала над тем, как поступить с оружием. Я решил, что сейчас самый подходящий момент, чтобы собрать его вместе и спрятать в новый тайник. Стены конюшен готовы.

На миг девушка прислушалась к шуму дождя. Ей показалось, что стоит выйти на улицу, и ее вмиг унесет потоком.

— Сейчас подходящий момент?…

— Дождь поможет нам, заглушит любой шум.

— Только мы? Вдвоем?

— Я уже договорился с людьми по поводу того, чтобы все оружие собрали в одном месте. Нас встретят у конюшен. Все сегодняшние часовые — из наших… ну, кроме драгуна в конюшне. Впрочем, думаю, по такой погоде он и носа не высунет. Будет сидеть с лошадьми — там, где тепло и сухо.

Похоже, Арден все продумал, решила Эриот и кивнула.

Из чего складывается портрет руководителя? — рассуждал Полома. Частично из влияния и интуиции, частично — из традиций и символов, а частично и вовсе из пустой бравады. Пока что в качестве префекта он провалился в попытках получить влияние, не обладал интуицией, как носитель традиций не выдерживал критики, зато напускной храбрости и бравады имелось хоть отбавляй.

Но все должно измениться.

— Как, ты сказал, твое имя?… — спросил он у долговязого мужчины, крепко привязанного к стулу.

Один из слуг Мальвары, настоящий гигант, с грозным видом навис над незадачливым убийцей. На лице у связанного виднелось изрядное количество кровоподтеков. Полома усмехнулся: он знал, что еще одна шишка имеется у злоумышленника на затылке, в том месте, где префект ударил его бутылкой с вином.

Ну и хорошо, подумал Полома. Пусть помучается.

— Не слышу ответа, — почти ласково сказал он.

Мужчина затряс головой.

— У меня нет имени. Нет прошлого. Я — ничто…

Полома хмыкнул.

— Да, с этим спорить трудно. Я бы даже сказал, что ты не киданец. Ты из какого-то поселения, что расположены вдоль реки?

Мужчина одарил Полому ненавидящим взглядом.

— Я киданец! — прошипел он.

— А по поведению и не скажешь, — удивился префект. — Ты здорово похож на приспешника Майры Сигни… Но ты ведь не плутократ, а?

— Я сражался за свободный Кидан!

— Как сражался? Убивая членов городского совета и бедного несчастного пьяненького переселенца? Человек, которого ты отправил на тот свет, тоже, между прочим, сражался за свободный Кидан. Однако это не принесло ему счастья.

В первый раз за все время пленник смутился, но ничего не сказал.

У Поломы мелькнула мысль, что, вполне возможно, убийство колониста не было заранее спланировано.

— А Кайсор Неври знает тебя? Я попрошу его прийти на опознание.

Префект выдержал паузу, давая возможность незваному гостю проникнуться смыслом сказанного.

— Или он уже в курсе, что ты здесь?…

Поначалу пленник явно не понял вопроса, затем догадался, что за ним скрывается завуалированное обвинение.

— Советник ничего не знает о моем присутствии здесь, — произнес он так решительно, что Мальвара тут же ему поверил.

Однако, напомнил себе Полома, не забывай о браваде.

— Этот вопрос должен быть вынесен на рассмотрение Ассамблеи.

Пленник с ужасом глянул на префекта.

— Из-за собственной корысти вы опорочите перед всей Ассамблеей невиновного? Вы даже еще хуже, чем я полагал…

— Хуже, чем тот, кто подсылает наемного убийцу, чтобы он тайно пробрался в дом и убил постороннего человека?…

— Я уже сказал, Кайсор Неври ничего об этом не знает!..

Полома внимательно посмотрел на собеседника.

— Если ты никого не выгораживаешь, то зачем скрывать свое имя?

Злоумышленник был явно подавлен. Он что-то пробубнил себе под нос.

— Не слышу, — повысил голос префект.

— Ланнел Тори, — едва слышно произнес пленник. — Меня зовут Ланнел Тори…

Во сне Гэлис видела Китайру.

Она не могла с точностью сказать, о чем конкретно был сон. Все, что стратег помнила, — любви там больше не осталось, и ее это очень обеспокоило.

Ей хотелось знать, что означает этот странный сон, но она боялась понять все до конца. Девушка попыталась разобраться в собственных чувствах и обнаружила там лишь отголоски той любви, которую испытывала к еще живой подруге. Теперь же все, что осталось в ее сердце, — печаль, боль и жалость к самой себе…

Гэлис смотрела на языки пламени, пляшущие в камине, и думала о том, почему не чувствует никаких угрызений совести. Возможно, стратег поняла необходимость оставить воспоминания о погибшей подруге или же примирилась с мыслью о том, что у Китайры были свои секреты, и она не хотела, чтобы о них узнал весь белый свет.

Единственный способ выжить — отречься от прошлого.

Девушка поднялась с кровати и пошевелила дрова в камине. Несколько искорок оторвались от головешек и улетели в трубу.

Гэлис услышала, как на улице зачирикала птичка. Машинально она посмотрела в окно. Горизонт просветлел. Ей хотелось, чтобы рассвет наступил, лишь когда появится возможность не бояться грядущего дня.

Стратег услышала, как позади хлопнула входная дверь. Она повернулась, решив, что это один из часовых пришел сообщить о происшествиях за ночь или кто-то с кухни принес завтрак. От мыслей о еде желудок заурчал.

Но в дверном проеме стоял Кадберн. Он был весь перепачкан; даже стоя у окна, девушка чувствовала запах земли, листьев и речной воды, исходивший от его волос и одежды.

Криво улыбнувшись, Избранный произнес:

— Он идет, стратег. Я точно не могу сказать, когда он будет здесь, но этим летом Намойя Кевлерен возвратится в Кидан.

Под руководством Эриот и Ардена переселенцы прятали свой арсенал — в основном это были мечи и кинжалы — в специально сделанные в южной стене конюшни пустоты. Дело не из легких — холод, дождь, напряжение… Люди старались работать как можно тише, и дождь им в этом здорово помог. Лишь один раз часовой, услышав странный звук, неохотно выглянул из своего укрытия. Выйдя на улицу, он не заметил никого из колонистов — те спрятались за близлежащими лачугами и недостроенным западным крылом конюшни.

Когда последний кинжал опустился в тайник, стену вновь заделали, и переселенцы растворились в ночи, надеясь хоть немного поспать перед началом рабочего дня.

А Эриот и Арден даже не пытались заснуть. С приближением утра дождь ослаб, облака на горизонте начали рассеиваться. Девушка и гигант отправились на общую кухню, набрали там хлеба с солью и стали дожидаться рассвета.

— Я вот тут подумала… — начала Эриот, жуя хлеб.

— Как глава Союза колонистов ты и должна этим заниматься. Тебе за это и платят, — мрачно произнес Арден.

— Мне платят?… — чуть не подавилась девушка.

— Уважением, — пояснил великан. — Ты получаешь массу уважения.

— А-а… — с некоторым разочарованием протянула она.

— Так о чем ты?

— А может, нам не стоило прятать оружие?

Арден уставился на свою подругу.

— Но ведь это была твоя идея.

— Я думаю, осознание, что мы готовы использовать его, может повлиять на умы наших людей. Они решат, что мы не найдем общего языка с коренными жителями…

— Может быть, и не найдем.

— Я тоже так раньше думала, Арден. Если мы сами не начнем считать себя киданцами, наше дело — труба. Оружие тут не поможет, вот что я хочу сказать.

— Зато если «истинные» граждане решат напасть на нас, нам будет чем защищаться. Если мы погибнем, то уж точно не сможем стать киданцами, так ведь?

Эриот вздохнула.

— У меня нет ответа на этот вопрос.

— Возможно, его и в природе нет. А вдруг мы, надеясь на лучшее, на то, что выживем, продолжаем заблуждаться?

— Должно быть что-то большее, чем просто желание выжить, — тихо произнесла Эриот.

— Ты просто мечтатель, — сказал Арден, загадочно улыбнувшись.

— А ты — нет, Мрачный Арден?

Прежде чем он смог что-то сказать, с южной оконечности Кархея донесся крик часового. Девушка и гигант вскочили со своих мест и посмотрели в сторону пролива. В легком тумане виднелась маленькая лодка, идущая с острова Херрис.

— Интересно, кто это? — поинтересовалась Эриот.

Арден пожал плечами.

— Пойдем и выясним.

Они встретили лодку у берега, где уже столпилась дюжина-другая переселенцев, потревоженных окриком часового. Из лодки выбрался пожилой мужчина, он пристально вглядывался в лица окруживших его людей.

Чтобы рассмотреть Ардена, ему пришлось задрать голову.

— Вы, должно быть, этот… как его… мрачный… — запинаясь, произнес старик на хамилайском.

— Я не мрачный, — засопел Арден.

— Просто строгий, — улыбаясь, добавила Эриот.

Незнакомец внимательно посмотрел на девушку.

— А вы — Эриот Флитвуд, насколько я понимаю…

— Верно. А вы кто? И откуда знаете наш язык?

— Я слуга из дома Мальвара, а они — торговцы. Я часто вел дела от их имени с купцами из Ривальда и Хамилая. Меня прислал префект Полома Мальвара. Он просит вас, Эриот Флитвуд, и вашего друга-великана прибыть утром в Седловину — туда же, куда и вчера. С собой вы можете привести столько переселенцев, сколько сочтете нужным.

Эриот нахмурилась.

— Префект хочет, чтобы колонисты прибыли на Херрис в большом количестве?

Слуга пожал плечами.

— По-видимому, да. Он сказал, что дело касается справедливости и возмездия.

Эриот и Арден обменялись озадаченными взглядами. Девушка сказала старику:

— Передайте префекту, что мы сделаем так, как он просит.

— Приходите, когда солнце на пядь поднимется над горизонтом, — закончил разговор слуга, сел в лодку и поплыл обратно.

По пути к месту встречи в Седловине Поломе показалось, что все происходящее напоминает ему один из тех спектаклей, что он видел в Омеральте во время ссылки в хамилайскую столицу. Сложные политические игры походили на вычурные задумки авторов постановок о семье Кевлерен — полные драматизма сцены, лихо закрученные сюжетные линии, а в конце — Мальвара на это горячо надеялся — счастливая развязка.

В отличие от пьесы последнее префект гарантировать не мог.

Умышленно опоздав на встречу, назначенную на западной вершине спуска, ведущего к Седловине, Полома приказал слуге пригласить актеров другой стороны.

Довольно большая группа «истинных» граждан во главе с Кайсором Неври уже собралась и наблюдала за тем, как на берег высаживаются колонисты, прибывшие с Кархея.

Между ними находился эскадрон драгун под командованием Гоша Линседда, чуть поодаль стояла Гэлис Валера. Префект обрадовался, когда увидел рядом с ней Кадберна Акскевлерена.

Отлично. Вся труппа в сборе.

Полома нервно сглотнул. Да, здесь все… за исключением Соркро, прикованной к постели, цеплявшейся за жизнь, как цепляется за дерево последний осенний листок, атакуемый всеми ветрами.

Хэтти ошибается. Соркро не уходит из жизни, жизнь уходит из нее.

Мальвара глубоко вдохнул пряный воздух.

— Начнем представление, — прошептал он.

Трое слуг, которых он привез с собой, чтобы они присматривали за Ланнелом Тори, искоса посматривали на своего подопечного. Тот пытался стоять ровно, хотя веревки сильно ему мешали.

Они начали спускаться по склону. Из толпы «истинных» граждан раздались возгласы. По толпе пронесся гул возмущения. Полома попытался подавить страх.

Префект увидел, что советник узнал человека, пойманного в доме Мальвара, и теперь пытается успокоить своих последователей, удержать их от открытого столкновения.

Не оглядываясь по сторонам и не отвечая на вопросы, Полома и его слуги провели безмолвного Тори через строй «истинных» граждан и оставили его под присмотром драгун.

— В чем, собственно, дело? — спросил Гош у Мальвары.

— Сейчас увидите, — не глядя на него, ответил префект.

Он сделал знак, чтобы колонисты и их противники подошли ближе. Драгуны передвинулись, но толпа оставила значительное пространство для всадников.

Полома подождал, пока Гэлис и Кадберн подойдут поближе к центру, а затем грубо толкнул Тори к Эриот и Ардену. Пинок в спину оказался столь сильным, что Ланнел упал на землю к их ногам.

«Истинные» граждане взревели от ярости.

— Префект, кто этот человек? — спросила Эриот.

— Его зовут Ланнел Тори, — громко произнес Полома. Толпа стихла. — Это человек, убивший вашего друга Кардера!..

Полома ожидал, что при этих словах и переселенцы, и коренные киданцы потеряют голову. Именно поэтому он попросил Гоша Линседда со своими драгунами присутствовать здесь.

Однако над толпой повисла гнетущая тишина.

Эриот указала на Ланнела.

— Он убил моего друга?

В ее голосе послышались яростные нотки. Полома кивнул.

Девушка сделала несколько шагов в сторону злоумышленника.

— Его зовут Ланнел…

— Ланнел Тори, — отчеканил префект. — Он — киданец.

Толпа безмолвствовала.

— Он ваш, Эриот Флитвуд, — обратился Мальвара к девушке. — Накажите его, как сочтете нужным.

— Как сочту нужным, — эхом отозвалась она.

Взгляд ее не отрывался от лица Ланнела Тори. Ненависть накрыла девушку багровой волной, дыхание участилось, лицо залила краска. Позади нее вместе с другими переселенцами стоял Арден, который внимательно следил и за Эриот, и за убийцей.

— Накажите так, как сочтете нужным наказать киданца, убившего одного из ваших, — добавил Полома.

Эриот резко подняла голову.

— Того, кто убил другого киданца! — произнесла она.

Полома посмотрел на нее, но ничего не сказал.

Эриот подошла к одному из драгун и выхватила у него из ножен саблю прежде, чем он помешал ей.

Девушка развернулась и направилась к Ланнелу Тори с клинком, поднятым над головой. Убийца равнодушно посмотрел на нее. Его взгляд не выражал ни раскаяния, ни ненависти. Покорность судьбе — и все.

Большинство переселенцев и коренных жителей были просто ошарашены сообщением Поломы и никак не реагировали на происходящее, хотя из толпы соратников Кайсора Неври уже начали раздаваться неодобрительные возгласы.

Послышался громкий голос Ардена:

— Как ты сказала, Эриот Флитвуд?… Он убил одного из нас, одного из граждан Кидана!

Девушка уже собиралась опустить меч, но руки не слушались ее, и оружие осталось поднятым к небу, словно его держала неведомая сила. Эриот вспомнила Кардера, вежливого, работящего и нежного Кардера, скривилась от боли — и ударила.

Сабля вонзилась в землю в нескольких сантиметрах от руки Ланнела Тори. Убийца зажмурился, когда песок брызнул ему в глаза.

— Он убил киданца. Его судьбу должна решить Ассамблея, — глухо сказала Эриот.