Сын соперника

Глава 24

— Огонь!..

Паймер вздрогнул, услышав оглушительный залп из огнестрелов. Звук, подобный раскатистому удару грома, гулким эхом разнесся по окрестностям.

Хамилайские батальоны пошли на штурм Беферена.

— Кое-кто в городе от такой веселой музыки запросто наделает в штаны, — весело подмигнул Идальго.

Однако Паймер знал, что главная цель всей этой пальбы — наделать побольше шума. Пехотинцы разрядят свои огнестрелы, приблизятся на расстояние штыкового удара — тут-то и начнется настоящий бой.

— В атаку!..

Хамилайцы, повинуясь приказу, двинулись вперед. Земля задрожала от мерного шага тысяч пехотинцев. Бойцы уже примкнули штыки, готовясь ударить по противнику.

С ними в атаку шли и солдаты инженерных отрядов, имеющие при себе приставные лестницы и веревки с крючьями.

Исходные позиции первых штурмовых колонн тут же заняли батальоны второй линии. Их место уже готовы были занять следующие, а дальше в бой рвались кавалеристы, на которых генералы императрицы возлагали наиболее серьезные надежды.

Паймер, впрочем, недоумевал по этому поводу. Ведь если пехотинцы не возьмут штурмом стену, какой прок будет от бравых улан с их породистыми рысаками?

— А ведь могут и не взять, — задумчиво проговорил Идальго. — Стены-то новые.

— Новые — ладно. Крепкие, вот что важно, — не менее задумчиво протянул герцог.

Идальго пожал плечами.

— А-а… Все равно Беферен падет.

— Тоже мне знаток, — фыркнул Паймер.

— А у вас парик сидит неровно.

Старик поправил свой многострадальный «головной убор».

— Кровь льется рекой, Идальго. Такие вещи тебе раньше не нравились.

Избранный поморщился, однако ничего не ответил. Паймер вновь принялся наблюдать за штурмом.

Первые колонны атакующих уже почти добрались до стен города. Герцог слышал оглушительные выстрелы лонггонов, видел, как ядра выкашивают целые шеренги хамилайцев, чувствовал запахи пороха и крови… Однако на место разорванных на части солдат тут же становились их товарищи, заполняя пустоты в шеренгах, и пехотинцы упрямо шли вперед.

Генералы бросали на штурм все новые и новые батальоны. Все больше и больше трупов появлялось на поле битвы. Грохот лонггонов становился невыносимым… но штурм продолжался.

Передовые шеренги уже находились под самыми стенами Беферена.

— Все идет неплохо, — беззаботно сказал Идальго.

— Все-таки не думаю, что им удастся взять стену, — с сомнением в голосе отозвался Паймер.

— Я вовсе не то имел в виду, — хмыкнул Избранный, похоже, больше обращаясь к самому себе, нежели к герцогу.

Кадберн предполагал, что враг начнет штурм бомбардировкой города с кораблей, поэтому большинство орудий установил так, чтобы их огонь накрывал всю видимую часть реки.

Как только Акскевлерен появился на стене, полил дождь. Он оказался теплым; в воздухе разнесся запах пыли.

Прямо перед восходом солнца Кадберн увидел темные силуэты кораблей неприятеля. Он тут же подал сигнал тревоги. Звон колоколов был слышен на всех трех островах. Солдаты, ополченцы и простые граждане бросились занимать свои места на стенах.

Как только стало светлее, Избранный заметил, что берега реки шевелятся, будто живые. Присмотревшись, он понял: это солдаты противника.

— Вот хитрый ублюдок! — ругнулся Кадберн.

— Господин?… — подал голос один из командиров.

— Намойя ведь не может сразу посадить всех солдат на корабли. И вместо того чтобы переправить одну партию и вернуться за другой прямо к берегу, он заводит своих зверенышей как можно дальше в воду.

Избранному хотелось застонать от ярости. Если неприятель решил поступить именно таким образом, план Гоша грозил провалом.

— Ну, тем лучше. Для нас будет больше мишеней! Верно, господин?

— Зависит от того, как скоро он переправит солдат на острова. — Акскевлерен прикусил губу и добавил: — Или остров.

— Корабли в пределах досягаемости наших орудий, господин!

Кадберн выругался. Вражеские суда шли не в строю кильватера, а выстроились по четыре-пять. Это позволяло им быстрее пройти поражаемое пространство.

— Огонь!.. — заорал Кадберн. — Немедленно! Шевелитесь же!..

Кляйн Феррен приводил в порядок деловые бумаги.

Как только до дворца донеслись звуки битвы, его первым инстинктивным желанием было все бросить и поспешить на крепостные стены. Однако, поскольку он является военным губернатором Беферена, то должен сохранять спокойствие и невозмутимость до самого конца…

Стряпчие, озабоченные своими делами, вели себя так, будто ничего особенного и не произошло. Да, подумал Кляйн, похоже, его сдержанность стала хорошим примером для подражания.

Когда последний приказ был подписан и чернила на нем высохли, Феррен передал бумагу курьеру.

— Командиру роты легкой пехоты из Оффры. Это у восточного причала. Ответа не последует, поэтому, когда вернетесь во дворец, доложите дежурному офицеру.

Курьер, еще совсем мальчишка, отсалютовал, взял приказ и выбежал из резиденции губернатора.

— Ну… — произнес Феррен, поднимаясь из-за стола — медленно, чтобы не побеспокоить больные колени. — Все, что я мог сделать, я сделал.

— Теперь вы присоединитесь к резервному батальону, господин? — поинтересовался один из служащих.

Феррен раздраженно на него посмотрел и сказал:

— Нет. Даже батальон резерва не нуждается в помощи такого старика, как я. Мне осталось лишь исполнить свой последний долг.

Он кивнул, прощаясь со служащими, которые пусть и не долго, но все же помогали ему в осуществлении полномочий военного губернатора, снял головной убор и вышел из дворца.

Улицы города были совершенно пусты. В небе ярко светило солнце. Феррен подумал, что подобное в истории города случилось чуть ли не впервые. На короткий миг он почти поверил, что все снова в полном порядке, но тут же почувствовал резкий запах пороха — и день для него стал серым и мрачным.

Кляйн поправил камзол и двинулся в направлении городских стен, по пути улыбаясь всем встречным солдатам. В пятидесяти шагах от главных ворот на глаза ему попались первые раненые. Их завернули в грубые простыни и оставили на обочине дороги. Между ранеными ходил врач и пытался помочь тем, кому помочь еще было можно. Кровь ручьями лилась в сточные канавы. Оттуда она попадет в холодные воды Беференского залива…

Феррен взял огнестрел и боеприпасы к нему у одного из раненых солдат, который лежал без сознания, и медленно поднялся по каменным ступеням древней крепости. Некогда она была второй в мире по своей мощи и величию, а теперь готова пасть к ногам завоевателей.

Сначала все оказалось гораздо хуже, чем мог предположить Велан Лаймок.

Потери, понесенные его войсками после обстрела из киданских лонггонов, едва не заставили тысяцкого отдать приказ к отступлению. Пытаясь сохранить хладнокровие, Лаймок велел пойти на штурм крепости всем, кто уцелел после первой переправы. Нескольким кораблям он приказал отправляться за следующей партией солдат.

Велану потребовалось какое-то время, чтобы понять: первые потери вовсе не так велики, как представлялось со страху. Большинство солдат с потопленных лодок добрались вплавь либо до островов, либо обратно до материка. Те корабли, которые подошли к Кархею, высадили десант толково и быстро. К счастью, в этой части острова у киданцев имелось очень мало огнестрелов, да и те не были использованы достаточно эффективно, поскольку десант прикрывался огнем корабельных лонггонов.

Достаточно быстро Лаймок накопил на острове достаточно сил, чтобы начать штурм. Его солдаты, которым отступать с Кархея было просто некуда, бросились на стены с отвагой обреченных.

С обеих сторон раздался оглушительный многоголосый крик ярости. Бойцы Лаймока бились отчаянно: защитники крепости, которая в некоторых местах имела всего два ярда в высоту, отважно сопротивлялись.

Однако атакующие были гораздо лучше вооружены и количественно превосходили обороняющихся, поэтому в пределы крепости они проникли даже раньше, нежели предполагал Лаймок в своих самых оптимистических планах.

Отвлекающий маневр тысяцкого полностью удался. Все внимание защитников было сконцентрировано на северо-востоке города, в районе Кархея. Если Намойя Кевлерен остался верен своему плану, тогда в ближайшие минуты он пойдет на штурм Кидана с юго-западной стороны.

— Отражена!.. — вскричала Лерена. — Что вы подразумеваете под словом «отражена»?! Я послала двенадцать своих лучших батальонов штурмовать этот ничтожный забор, который они называют крепостью, а вы говорите мне, что они отброшены!..

Генерал, на которого орала императрица, стоял, повесив голову.

— Ваше величество, враг оборонялся с невероятной силой и храбростью…

— А мои солдаты?! Они что, поголовно трусы?!

— Нет, ваше величество, они храбрецы… равно как и ваши генералы. Но мы ничего не могли поделать. Наши потери слишком велики, а у противника осталось еще достаточно сил…

— Кто приказал моим солдатам отступить? — зловеще процедила правительница.

Генерал побелел.

— Я, ваше величество…

Лерена скрипнула зубами и закрыла глаза. Когда же она открыла их, то увидела, что с почтенного военачальника пот катится буквально градом. Генерал прекрасно помнил, что императрица сделала со своими врагами во время битвы на холмах, и сейчас ждал, что вот-вот взорвется.

Однако Лерена ласково улыбнулась.

— Значит, вы возглавите следующий штурм.

От счастья генерал чуть не упал в обморок. Штурм?… С этим он справится.

— Вы должны начать наступление в течение ближайшего часа, — приказала Лерена, жестом отпуская его.

Генерал согнулся в поклоне пополам и удалился едва ли не вприпрыжку.

Императрица повернулась к Уилдер.

— Прикажи моей семье подготовиться. Каждый Кевлерен должен явиться сюда с одним из своих Акскевлеренов.

Уилдер робко поклонилась и поспешила выйти как можно быстрее, чтобы императрица не заметила выражения дикого ужаса на ее лице.

— Ты слышишь? — живо спросил Намойя у Квенион.

Голос господина вывел девушку из задумчивости. Она прислушалась.

— Огнестрелы! Битва уже началась!..

Дождь, припустивший незадолго до рассвета, вымочил всех до нитки. Одежда тяжелым грузом висела на плечах. Видимость резко ухудшилась, и на некоторое время Квенион даже показалось, что они плывут не в ту сторону, чуть ли не мимо Кидана. Но команда судна четко выполняла свои обязанности, и вскоре вдалеке показались неясные очертания острова.

Их корабль подошел к берегу первым. И угодил прямо в какое-то болото, как показалось Квенион.

Она неуверенно посмотрела по сторонам. Вода отвратительно воняла гнилью, маленькие белые крабы сновали между торчащими из воды корнями мангровых деревьев.

Впрочем, Намойю это абсолютно не волновало. Он перелез через борт, плюхнулся в воду и двинулся вперед, пробираясь через мангровые заросли, не замечая противных жуков, улиток и прочую живность, которой все кругом буквально кишело. Он даже не повернулся, чтобы посмотреть, идет ли кто-нибудь сзади.

Принц знал, что за ним пойдут все, ведь он — Кевлерен. Ты ведешь, а за тобой следуют…

Квенион вздрогнула, почувствовав, как сапоги уходят глубоко в жидкую грязь. Что-то укусило ее за руку, еще что-то ловко забралось за шиворот. Она едва не закричала, но Намойя уходил все дальше, и девушка изо всех сил поспешила за ним.

Скоро она вся извозилась в болотной грязи, но брела в ней уже не по пояс, а по колено.

— Теперь недалеко, — лихорадочно бросил Намойя. — Совсем близко… и мы обязательно победим.

Квенион брела, пошатываясь, обходила мангровые деревья, спотыкалась о корни, боролась с грязью, усталостью и насекомыми. Девушка знала, что не должна отпускать господина от себя. Она — его Избранная. У нее есть обязанности.

А у него по отношению к ней?…

Прекрати, строго сказала Квенион себе. Толку от таких мыслей мало. Он простил тебя. Ты получила то, чего хотела.

Девушка повторяла снова и снова, заставляя себя поверить в то, что именно этого она и хотела, да, всегда хотела…

Вражеский солдат — здоровенный, с красным от напряжения лицом — показался над краем стены, держа в руке огнестрел. Он уже перебросил одну ногу на другую сторону, когда увидел, что перед ним стоит Кляйн Феррен с оружием наперевес. Лицо солдата приобрело странное выражение — кажется, он удивленно улыбнулся. Феррен поднял ствол и выстрелил в упор в это лицо. Прямо в глаза ему брызнула чужая кровь. Убитый хамилаец мешком свалился со стены.

— Перезаряжай, идиот!.. — крикнул ему солдат, стоявший неподалеку.

Прошло очень много лет с тех пор, как Феррен в последний раз перезаряжал огнестрел. Едва он закончил возиться, над стеной показался еще один вражеский солдат.

Феррен выстрелил — и снова попал.

— Справа!.. — крикнул кто-то.

Кляйн обернулся. Еще один хамилаец… пытается ткнуть штыком.

Феррен инстинктивно поднял огнестрел и нажал на спуск.

Щелк.

Сзади раздался выстрел. Вражеский солдат взвыл от боли и схватился за левое плечо. Кляйн изо всей силы ударил хамилайца прикладом огнестрела по голове. Приклад треснул, а враг упал без звука. Он был мертв.

Феррен посмотрел по сторонам в поисках другого оружия взамен сломанного огнестрела, увидел меч, поднял, взвесил на ладони. Ничего, сойдет.

Он осторожно выглянул из-за стены. Вот они, враги… но пока на штурм не идут. Кажется, чего-то ожидают.

Арден отправил гонца на главный остров, чтобы сообщить Гэлис и Поломе, насколько серьезной оказалась атака на Кархей.

Неожиданно он увидел идущих со стороны стены ополченцев, причем раненых среди них не заметил. Арден удивился, но потом удивление переросло в беспокойство: защитники крепости, похоже, бежали, бросив свои позиции.

Вместе с Эриот он остановил бегущих. Велев девушке оставаться на месте, здоровяк бросился в ту сторону, откуда отступали колонисты.

— Подожди, Арден!.. — крикнула девушка, но он ее уже не слышал.

Почти сразу великан увидел бело-голубые мундиры вражеских пехотинцев, перебирающихся через стену. Арден знал, что, как только противник двинется вперед, колонисты уже не смогут его остановить.

Великан поспешно вернулся к покинувшим стены ополченцам и приказал им построиться. Кажется, паника прекратилась, потому что перед великаном довольно быстро образовались две шеренги. К ним присоединилась Эриот со своим отрядом. Сил должно хватить, подумал Арден.

Он поднял руку, чтобы отдать приказ к атаке, но тут Эриот неожиданно закричала:

— Подожди! Они сейчас будут стрелять!

Арден обернулся и увидел, что ривальдийские солдаты поднимают стволы огнестрелов. Их офицер уже был готов отдать приказ. На мгновение взгляды двух командиров встретились.

— Ложись! — заорал Арден.

Все переселенцы буквально рухнули на землю.

Эхо неприятельского залпа разнеслось по всему острову.

— Вперед, пока они перезаряжают!.. — крикнул великан.

Второй раз повторять не пришлось. Поднявшись на ноги, колонисты закричали страшными голосами и ринулись на врага.

— Держись за мной!.. — приказал Арден Эриот.

Он бросился вперед, размахивая направо и налево своим ужасным топором. Солдаты в бело-голубой форме в панике разбегались перед ним. Кто не успевал, падал с размозженной головой или пробитой грудью. Эриот шла за Арденом, оберегая спину друга. Правда, девушка никого не убила, потому что никто не смог подойти к великану ближе чем на длину его топора.

Арден заметил, что повсюду валяется брошенное солдатами противника оружие. Он схватил за локоть одну из девушек-колонисток и велел ей вместе с другими собрать как можно больше огнестрелов и боеприпасов к ним, чтобы позже распределить между защитниками города.

Отдав приказ, великан вновь ринулся в атаку, круша головы врагов.

Кто-то из неприятельских бойцов кинулся на него со штыком, но Арден уклонился и разрубил нападавшего топором от шеи до пояса. Лезвие застряло в теле, великан замешкался. Другой солдат в бело-голубом мундире поднял ствол, целясь в него, но Эриот успела раньше, вонзив свой кинжал ривальдийцу в бедро. Тот закричал и повалился на землю: девушка добила его ударом в горло.

Яростная схватка продолжалась еще какое-то время. Когда она закончилась, около стены не осталось ни одного солдата в ривальдийской военной форме.

Арден приказал Эриот убедиться, что противник не захватил пролом в стене, затем собрал всех колонистов, вооруженных огнестрелами, и провел инструктаж.

— Вы не должны уходить отсюда без приказа, — сказал он. — Вы — наш мобильный резерв.

На стене наступило затишье. Враг не предпринимал никаких действий, и можно было заняться ранеными.

Покончив с неотложными делами, Арден и Эриот вернулись к созданному ими отряду огнестрельщиков и стали ждать нового штурма.

Лерене пришлось применить силу, чтобы заставить семью помочь ей. Родственники умоляли отпустить их и не приносить Акскевлеренов в жертву, но императрица осталась глуха к просьбам. Она пригрозила повесить любимых кузенов, если те откажутся сотрудничать. Услышав такое, большинство Акскевлеренов попадали на колени и взмолились о том, чтобы их побыстрее принесли в жертву, лишь бы жизнь любимых господ осталась в целости.

Так или иначе, но все Кевлерены и потенциальные жертвы выстроились перед Лереной и устремили взгляды на Беферен. Позади каждого Кевлерена стоял гвардеец с саблей наголо.

Паймер, дрожавший, словно тростник на ветру, стоял рядом с племянницей. Ему очень хотелось закрыть глаза, но он не мог этого сделать. В глубине сердца старик понимал, что он — Кевлерен, даже несмотря на то, что у него нет способности к дару: жертвоприношение и Обладание манили его, как труп муху.

Лерена мягко сказала:

— Вы не будете Обладать самостоятельно. Я не могу взвалить такой груз на ваши плечи и сделаю все сама. Если попытаетесь помешать мне — умрете.

Императрица глубоко вздохнула.

— Приступайте.

Каждый Кевлерен протянул руку вперед и крепко сжал шею своего Акскевлерена. Маленькие иголочки, спрятанные под ногтями пальцев, безошибочно нащупали вены.

Жертвоприношение началось.

Поначалу ничего не происходило, но вскоре температура воздуха начала резко падать. Паймер заметил облачка пара, вырывавшиеся из ртов. Вспыхнуло голубое сияние, начало играть на саблях гвардейцев. Закружился вихрь, унесший прочь стоны умирающих и слезы палачей.

Кровь хлынула к ногам Паймера, ее запах неприятно щекотал ноздри герцога. Мороз пробежал по его коже.

Идальго должен быть где-то рядом, подумал старик.

— Да я все время тут стою, — ответил Идальго.

— Это успокаивает, — сказал Паймер.

Он бросил косой взгляд в сторону Лерены. Губы племянницы шевелились. Заклинание. Обладание началось. Интересно, что она сделает на этот раз?…

Гош почувствовал неприятный холод в желудке, когда не нашел врага в том месте, где рассчитывал.

Полковник был совершенно уверен, что противник двинется вниз по реке, чтобы не попасть под огонь лонггонов Цитадели, и именно поэтому привел с собой всю кавалерию. Теперь самая боеспособная часть киданской армии оказалась вне игры.

— На Кархее завязался бой, — проговорил Эймс Вестэвэй, глядя в подзорную трубу.

— Все ли солдаты противника переправились? — громко спросил Гош. — Неужели нам ничего не осталось?…

Вестэвэй ответил не сразу. Полковник заставил себя сохранять спокойствие.

— Они потеряли много кораблей, — заговорил Эймс. — Однако готов спорить, что все же не так много, как рассчитывал Кадберн Акскевлерен.

— А солдаты неприятеля?

— Большинство из них переправились, полковник, но на берегу я вижу значительное количество бойцов противника. Они на нашей стороне реки.

Лейтенант сложил подзорную трубу.

— Времени не так много. Корабли скоро вернутся.

Линседд не стал медлить ни секунды. Драгуны, выстроившись в колонну по четыре, направились на север.

Они двигались шагом, несмотря на то, что времени было в обрез. После ночного перехода лошади сильно устали.

Полковник очень хотел бы поверить в нечто большее, чем Сефид. Через какое-то время он с удивлением понял, что просит помощи у богини Кидан.

Наверное, Полома сказал бы, что это странно…

Кляйн Феррен втянул ноздрями воздух. Пахло еще чем-то — кроме пороха. Стало сильно напекать голову. Он посмотрел вверх и открыл рот от удивления. Крепостная башня пылала. Военный губернатор собирался поднять тревогу, но, заметив, как странно перемещается пламя — прыгая, точно живое, — промолчал. Это не огонь! — застучало в голове.

Пламя медленно расползалось по стене, а потом полыхнуло так, что Феррен ощутил жар всем телом.

— Во имя Сефида, — хрипло пробормотал он.

Вся стена уже была охвачена огнем. Поднимаясь вверх, он казался почти белоснежным и горел так ярко, что Феррен невольно отвернулся и закрыл голову руками.

Пламя начало издавать страшный свистящий гул; тут же последовала яркая вспышка, которую Кляйн видел даже сквозь закрытые веки. Несколько защитников крепости дико закричали, кто-то спрыгнул со стены, спасаясь от огня.

И вдруг — тишина.

Феррен открыл глаза, медленно убрал руки.

Основная часть стены исчезла.

На вершине вспомогательного укрепления показалась лестница, затем два крюка. Феррен, держа в руке меч, подбежал к этому месту и посмотрел вниз.

Откуда их так много?…

Что-то сильно ударило его в лицо, кровь залила глаза. Кляйн покачнулся. Он не понимал, что происходит.

И тут Феррена окатило волной такой боли, что он мог только кричать — долго и страшно.

Полома и Гэлис стояли на Длинном мосту. Ланнел Тори терпеливо ожидал неподалеку.

Префект и стратег, не обращая никакого внимания на дождь, прислушивались к звукам боя на Кархее. Они ждали известий от Ардена, прежде чем посылать туда подкрепления.

— Помню, как в первый раз увидела Длинный мост, — сказала Гэлис и похлопала рукой по каменному парапету. — Ты был тогда рядом. Мы штурмовали Цитадель.

Полома кивнул.

— Кажется, что минули годы…

— Всего несколько месяцев.

— Если мы сегодня победим…

— Мы обязательно победим сегодня, — перебила Гэлис.

— Если мы сегодня победим, — упрямо сказал Полома, — то я больше не хочу никаких войн в Кидане.

Стратег покачала головой. Она знала, что в этом мире, полном опасностей, говорить такое неразумно.

— Помнишь наш разговор на «Ганнеме» во время перехода через Бушующее море? — спросил Мальвара.

Гэлис тихо рассмеялась.

— Который из них? Мы разговаривали часами.

— По поводу того, что Кидан достаточно силен, чтобы не попасть под влияние Ривальда или Хамилая.

— Да, помню. А еще помню, как ты сказал, что хочешь, чтобы Кидан не превращался в большую рыбу, а всегда оставался маленькой и никому не видимой рыбкой.

— Теперь я понимаю, что нет такого понятия, как маленькая невидимая рыбка, — хмыкнул он. — В море водятся лишь хищники — и их корм.

— Ты хочешь, чтобы Кидан стал могущественным?

— Я скажу тебе, стратег, чего я хочу для Кидана. Я хочу университет, хочу паровые экипажи и мосты. Хочу объединить всех людей, живущих вдоль течения Фреи, чтобы они перестали быть нашими врагами и превратились в друзей. Хочу построить нормальный порт, чтобы к нам приплывали торговые корабли со всего мира. Да, я желаю видеть Кидан могущественным — могущественным настолько, чтобы он мог позволить себе все это. Хочу, чтобы ты это знала.

— Тогда обещаю тебе, префект Полома Мальвара: если мы переживем сегодняшнее нападение, я помогу тебе создать этот город.

Теперь настал черед Поломы смеяться.

— В общем-то я знал, что ты так скажешь.

Когда пламя охватило стену, Чиерма отвернулся. Его стошнило. Он вытер рот тыльной стороной ладони.

— Не самый приятный момент, — произнесла леди Энглей.

— Поди прочь!.. — рявкнул он.

Чиерма наблюдал за последними мгновениями независимости Беферена. Хамилайские пехотинцы ворвались в город. Численность атакующих значительно возросла — впрочем, как и потери. Бывшему губернатору Геймвальда показалось, что первые шеренги поплатились за свой скромный успех половиной личного состава.

Тут он вспомнил, что за огромная империя простирается за спиной Лерены. Она восстановит потери в течение трех месяцев, в то время как Ривальд никогда не сможет сделать этого, даже если Беферену каким-то чудом удастся пережить нападение.

Может быть, городу все-таки удастся отбиться, думал Чиерма, видя, что защитники крепости вновь отбросили хамилайцев. Солдаты бежали прочь, многие бросали по пути огнестрелы. Ривальдийские бойцы ликовали.

— Не думаю, что Лерена закончила, — вновь заговорила Энглей.

Интересно, что еще придумает императрица?

Энглей осмотрела на экс-губернатора со странной жалостью. Неожиданно он вспомнил, что не так давно леди рассказывала о том, как Лерена убила ее.

— Она убьет их, — прошептал Чиерма с ужасом. — Она принесет в жертву Кевлеренов…

Намойя расположился на крайнем правом фланге первой шеренги походной колонны. Принц весь светился от гордости за свою новую армию, которая перешла в наступление в точно указанном месте и в четко обозначенный срок. От волнения он даже перестал чувствовать сильную головную боль, мучившую его всю дорогу.

И вот они вышли на окраину Кидана. Вдалеке показалась Цитадель, а перед ней — Длинный мост. Именно там враг попытается остановить их, подумал Намойя. Принц отчетливо слышал шум битвы и понимал, что все внимание киданцев сосредоточено на Велане Лаймоке. Этот разнаряженный попугай прекрасно сделал свое дело.

Скоро солдаты Намойи вышли к центру города, где были расположены самые дорогие дома, Великий Квадрант и здание Ассамблеи. Людей на дороге попадалось все больше: поднялась тревога. Ривальдийские войска двигались по городу под проливным дождем, ускоряя свой шаг.

Но вот дорога свернула к Длинному мосту. На другой стороне находилась Седловина, а за ней — острова Кархей и Кайнед…

Намойя силился разобрать, что происходит на Кархее, но было слишком далеко. Звуки битвы постепенно стихали, хотя время от времени с той стороны слышались одиночные выстрелы. На северном, самом дальнем конце Седловины принц разглядел людей, очень похожих на военный отряд, но они находились в неправильном месте в неправильное время. Им не успеть до Цитадели раньше него.

Намойя во главе первой роты добрался до середины моста. Перед ривальдийцами находилось сердце Кидана, а на другом конце моста их ожидали несколько сотен неприятельских солдат.

Феррен проклинал собственную слабость. Все тело ныло от боли, голова гудела. Он почти ничего не видел: когда стена вспомогательного укрепления зашаталась словно от ветра, Кляйн решил, что ему почудилось.

Но нет. Кусок стены задрожал, будто в лихорадке. Полетели осколки, острые, как бритва. Один из них чиркнул Феррена по щеке.

Кляйн дико огляделся. Врагов не видно, только свои… Стена продолжала дрожать. Осколки сыпались уже градом. Что-то ударило Феррена по руке и почти тут же — по ноге: на одежде остались глубокие порезы.

Неожиданно его окружило странное серое облако, которое гудело, как тысяча злющих комаров. Феррен увидел сквозь муть в глазах, как защитники Беферена стали падать под напором зловещей серой мглы.

Сверху посыпались камни. Он пытался убежать, но облако окутало его — и не пустило. Кусок гранитной плиты рухнул Феррену на голову, проломив череп. Ноги подломились. Сознание, странным образом не покидавшее несчастного, фиксировало подробности — вот здесь течет кровь… нет, хлещет струей, а здесь сломанные ребра насквозь пропороли мясо, кожу и камзол и вылезли наружу.

Как некрасиво…

Феррен упал. Целых костей в теле не осталось. Сознание сжалилось и покинуло Кляйна. Он уже не видел, как серое облако продолжало окутывать его все плотнее, поднимая и скручивая изуродованное тело, как это делают хозяйки, когда выжимают выстиранное белье.

Первым сигналом большой беды для Гэлис и Поломы стали бегущие в панике жители Кидана. Они неслись через Длинный мост вниз по обрыву Седловины. Первый из бежавших бросился к ним и закричал, что к мосту направляется отряд ривальдийских солдат.

— Это невозможно, — спокойно произнес Полома. — Кадберн Акскевлерен наблюдает за их кораблями из Цитадели. Сумей враг обогнуть остров, мы бы знали об этом.

Человек уставился на префекта.

— Да там по меньшей мере шесть батальонов!.. Большинство солдат — ривальдийцы вроде тех, что были здесь два года назад. Они все бледнокожие, как стратег, — добавил он и кивнул в сторону Гэлис.

Выпалив все это на одном дыхании, человек махнул рукой и побежал дальше.

Гэлис судорожно сглотнула. Позади нее, на восточной стороне моста, расположились две роты народного ополчения, третья ожидала распоряжений на западной стороне. Еще две находились внизу, в Седловине, и были готовы в случае необходимости быстро переправиться на Кархей. Шесть рот она отправила на Кайнед…

— Думаешь, это правда? — спросил Полома.

— Мы не можем позволить им добраться до Цитадели! — зло бросила Гэлис.

Полома побледнел. Стратег повернулась к Ланнелу:

— Отправляйся к ополченцам и передай мой приказ быстро двигаться сюда.

Тори кивнул и бросился исполнять приказ.

— Полома, спустись в Седловину и приведи еще две роты. Арден и Эриот теперь должны обойтись собственными силами. Здесь я подготовлю все необходимое для обороны. Мы сможем развернуться в шеренгу, а ривальдийцы, проходя через мост, будут вынуждены двигаться тесными колоннами.

— Это дает нам какое-то преимущество? — с сомнением в голосе спросил префект.

— Только если враг не бросится сразу в атаку, — ответила Гэлис.

Полома поспешно удалился, а стратег начала выстраивать солдат двух имевшихся в ее распоряжении рот. Третью, которую привел Ланнел, она поставила на левом фланге. Ополченцы, вооруженные огнестрелами, заняли места в первых двух шеренгах.

Гэлис бросила взгляд вниз, пытаясь разглядеть Полому. Он уже добрался до основания Седловины и теперь повернул в сторону причала на северной стороне.

Хоть бы Полома бежал быстрее! — мысленно взмолилась стратег.

Она услышала мерный глухой гул. Длинный мост задрожал.

— Без команды не стрелять! — приказала Гэлис.

Показалась ривальдийская пехота. И тут стратег испытала шок: на правом фланге первой шеренги шел Намойя Кевлерен.

Гэлис испугалась до такой степени, что чуть было не приказала открыть огонь, который не смог бы причинить ривальдийцам большого вреда, потому что они находились еще слишком далеко.

Однако стоит замешкаться, и Кевлерен пустит в ход магию… Полома рассказывал ей, что в свое время Намойя принес в жертву свою Избранную, дабы уничтожить ополченцев, ставших на его пути.

Пока Гэлис колебалась, ривальдийцы неожиданно опустили огнестрелы, прокричали боевой клич и кинулись в атаку.

Первые две шеренги ополченцев без приказа открыли стрельбу. Часть нападавших упала замертво, но их товарищи всего лишь перепрыгнули через тела и бросились дальше.

Сефид обновился и стал гораздо мощнее, чем раньше.

Лерене казалось, что она спокойно могла доплыть на нем обратно в Омеральт. Небеса наполнились им, отражая море крови, растекавшееся у ног императрицы. Каждая клеточка тела Лерены горела словно в огне, хотя боли она не чувствовала.

Теперь правительница Хамилая могла видеть сквозь небо, сквозь моря и океаны, сквозь саму земную твердь… Она могла слышать мысли каждого живого существа в этом обновленном мире, чувствовать боль, страх и даже любовь.

Тут Лерена заметила два призрака, парящие неподалеку. Они получали удовольствие от ее жертвоприношения. Императрица искренне за них порадовалась.

Но не будем отвлекаться, сказала она себе и сосредоточила свое внимание на Беферене. Лерена увидела, что хамилайской армии — с ее помощью, разумеется, — наконец-то удалось взять крепость. Даже отсюда она слышала стоны умирающих ривальдийцев.

Императрица была довольна победой и в то же время от всей души жалела своих беференских подданных, как теперь их нужно было называть.

Ничего, она поможет им… Она поможет всем, кто докажет ей свою преданность. Они будут любить ее так, как Акскевлерены всегда любили Кевлеренов. Теперь Лерена — самый могущественный человек во вселенной, и для всех людей в мире естественным чувством является любовь к ней.

Императрица опустила глаза и увидела Паймера. Герцог свернулся калачиком у ее ног, словно малое дитя. Его следует защищать больше всех остальных. Она ведь не могла заглянуть в будущее, хотя начала задумываться и над этой возможностью. Наступит время, и дядя ей очень пригодится.

Лерена приказала собрать тела мертвых родственников и их Акскевлеренов и разжечь погребальный костер.

— Его дым разнесется по всему миру, — тихо и ласково сказала она Паймеру.

Стоя на середине Длинного моста, Намойя отдал солдатам приказ атаковать.

Он внимательно наблюдал за ходом боя и едва не захлопал в ладоши, когда увидел, что неприятельские ополченцы слишком рано открыли огонь. Вслед за этим начались сюрпризы.

Первые две вражеские шеренги быстро и четко отступили назад, а у тех, кто занял их место, в руках оказались копья и мечи.

Солдаты Намойи двигались слишком быстро и просто врезались в ополченцев, напоровшись на выставленные копья. Бой превратился в свалку.

Следующим сюрпризом для Намойи стало появление белокурой женщины-стратега, которая взяла его в плен во время последней битвы за Кидан. Она — его злейший враг, одна из тех, кого Кевлерен собирался убить лично.

Но сначала надо разобраться с оборванцами, которые мешали продвижению его солдат…

Ривальдийцев больше, однако в сложившейся обстановке, на этом треклятом мосту, где они сбились в кучу, как стадо баранов, подобное преимущество становится скорее недостатком… Причем действовать надо быстро, иначе к киданцам подойдут подкрепления.

И тут белокурая женщина что-то крикнула. Ополченцы с копьями синхронно опустились на одно колено, а за ними во весь рост встала шеренга бойцов с огнестрелами. Раздался залп. Когда рассеялся дым, Намойя увидел, что ряды его пехотинцев значительно поредели.

Нет, не все еще потеряно. Идите же вперед, оборванцы, молил про себя Намойя, тут-то мы вам и покажем…

Однако приказа идти в атаку женщина-стратег не отдала.

Принц нахмурился… И тут последовал третий сюрприз.

По рядам ривальдийцев позади Намойи пронесся шум. Что-то случилось. Принц велел Квенион оставаться с авангардом, а сам побежал назад.

Увидев, что произошло, он побледнел. Со стороны Седловины к мосту быстро приближалось до двух рот солдат противника. Еще немного — и ривальдийцы будут окружены. Начнется бойня.

Принц задержался на мосту дольше, чем рассчитывал.

Выход только один…

Намойя почувствовал резь в желудке, а голову пронзила дикая боль. Необходимо уничтожить ополченцев впереди, чтобы вырваться из кольца… иначе нельзя. Либо победа, либо — гибель.

Все будет так, как должно быть.

Принц бросился назад, к авангарду и Квенион, своей Избранной.

Велан Лаймок потерял лучших бойцов во время нескольких попыток штурма крепости на Херрисе.

Даже зная, что у него уже нет численного превосходства, он продолжал атаковать, делая все возможное для решающей победы Намойи Кевлерена.

День клонился к вечеру, а ривальдийский флаг так и не взвился над Цитаделью. Велан знал, что толку от нескончаемых штурмов становится все меньше и меньше. Теперь его долг — отвести войска с острова и доставить их в целости и сохранности на материк.

Роту солдат, вооруженных огнестрелами, тысяцкий оставил в арьергарде, а остальных повел к берегу.

Лаймок бросил последний взгляд на Цитадель. Ривальдийского флага нет. И победы тоже нет. Что-то пошло не так, больше медлить нельзя. Киданцы, похоже, не собирались преследовать солдат Велана, за что тот был им очень благодарен, хотя лонггоны, установленные на башнях Цитадели, продолжали вести огонь.

Лаймок проследил за полетом ядра, выпущенного в сторону материка, и убедился, что пехотинцам на том берегу ничего не угрожает. Его очень удивило столь нерациональное использование боеприпасов. Интересно, на что рассчитывают киданские артиллеристы?… Впрочем, судя по сложившейся обстановке, бояться за свою армию Велану не стоило. Чем больше боеприпасов неприятель израсходует сегодня, тем меньше боеприпасов у него будет завтра.

Все, что оставалось тысяцкому, — это ждать возвращения кораблей, погрузить на них войска и набраться смелости, чтобы посмотреть в лицо Намойе Кевлерену, когда он станет объяснять причины, побудившие его отдать приказ об отступлении.

Крик отчаяния, вырвавшийся из груди вестового, вывел Велана из задумчивости. Нет, противник не пошел в атаку… Однако слабый отблеск пламени заставил Лаймока повернуться в сторону южного берега Фреи.

Там горели его корабли.

Гош Линседд вел драгун к реке, надеясь, что ривальдийцы не ждут атаки с этой стороны.

Вскоре он услышал отдаленные залпы лонггонов. Стреляли с башен Цитадели. Как ни странно, ядра пролетали высоко над головами противника. Более того, ривальдийцы тоже наблюдали за пролетавшими снарядами и улюлюкали им вслед.

Гош оскалился. Враг занят чем угодно, только не наблюдением за восточной стороной. Умно, Кадберн, очень умно.

Когда до противника оставалось несколько сотен шагов, полковник поднял саблю. Драгуны тут же перестроились в две шеренги. Гош командовал первой, а лейтенант Эймс Вестэвэй — второй.

Теперь надо ждать, когда их заметит неприятель…

Как только один из вражеских солдат поднял тревогу, Линседд дал сигнал к атаке. Драгуны пустили лошадей галопом. Через несколько секунд их ровная линия сломалась, так как некоторые животные были утомлены длительным ночным переходом. Но едва киданцы достигли позиций противника, от былой усталости не осталось и следа. Ривальдийские пехотинцы, крича от ужаса, начали разбегаться в разные стороны. Драгуны рубили их на скаку.

Гош остановил лошадь, чтобы спокойно разобраться в обстановке. Именно в этот момент он увидел у берега корабли, которые спешно готовились к отплытию. Уцелевшие пехотинцы противника пытались добраться до судов, однако матросы не обращали на них внимания, а некоторых, пытавшихся вскарабкаться на борт, вообще спихивали в воду.

Полковник со своей частью отряда принялся очищать берег от ривальдийцев. Перерубив всю пехоту, драгуны спешились и стали расстреливать из карабинов команды не успевших отчалить кораблей, благо расстояние до них не превышало нескольких десятков ярдов.

Матросы начали сдаваться в надежде спасти свои жизни. Скоро почти все суда оказались в руках полковника. У него не хватало людей для присмотра за таким количеством пленников. Чтобы не рисковать понапрасну, Линседд запер ривальдийцев в трюмы и поджег корабли.

Со стороны Цитадели донеслись бурные крики радости, поддержанные салютом из лонггонов.

Квенион не знала, что ей делать с авангардом. Она пыталась хотя бы сохранить сложившееся относительное равновесие сил. Девушка решила использовать один из приемов противника: выстроила солдат в две шеренги, одна из которых вооружена огнестрелами. Это на время уменьшило активность врага и дало бойцам Кевлерена передышку.

Неожиданно рядом возник Намойя. Девушка с облегчением посмотрела на принца. Однако тот разглядывал ее с таким зловещим блеском в глазах, что ей стало не по себе.

Интересно, что сейчас она сделала не так?

— Мы скоро попадем в окружение, — сказал Намойя. — Нас атакуют с тыла.

— Значит, надо пробиваться вперед, — сказала Квенион.

— Да, — возбужденно произнес принц. Он странно посмотрел на девушку и добавил: — Моя Избранная…

Казалось, все его чувства хлынули через край. Квенион не могла сдержать радости, которая наполнила каждую клеточку ее тела…

Но тут ее разум, ясный и чистый, как рассвет в Сайенне, быстро указал на одну деталь.

Почему принц смотрит так оценивающе?…

Квенион все поняла.

Он собирается принести ее в жертву, чтобы спасти армию. Принц уже проделал такое раньше — со своей первой Избранной.

Намойя Кевлерен хочет убить ее.

Какая ирония, горько подумала Квенион. Мужчина, которого она, казалось, любила больше собственной жизни, сейчас говорил с нею пылко и с нескрываемой страстью — но только для того, чтобы объявить ей смертный приговор.

Намойя протянул руку. Квенион отпрянула. Сбитый с толку принц нахмурился.

— Квенион, моя Избранная, это необходимо. Чтобы спасти наше дело… ради Кевлеренов, ради Ривальда… мне нужна великая жертва. Мне нужно пожертвовать тем, что я люблю больше всего на свете.

Эти слова почти убедили девушку. На короткий миг она снова превратилась, в верного Акскевлерена, живущего с единственной целью — служить Намойе. Рука принца нежно погладила ее по волосам, затем по щеке… И тут чары рассеялись. Квенион вспомнила все, что уже сделала для него, все, что сделала ее предшественница, все, чем для Кевлеренов жертвовали их Избранные в течение столетий, — и поняла, что не хочет умирать.

Рука принца обвилась вокруг шеи девушки. Квенион чувствовала, как палец с маленькой иголочкой на конце приближается к артерии.

Не медля ни секунды, она выхватила кинжал, висевший у Намойи на поясе, и изо всей силы воткнула клинок ему под подбородок, прокричав прямо в лицо:

— Я больше не люблю тебя!..