Тамаре снилось, что она забыла выключить музыкальный центр. И теперь страдала: какие-то голоса все бубнили и бубнили у нее над ухом, мешая полностью отключиться.
Причем звук самый противный — едва слышный. Так и тянуло прислушаться. Еще хотелось добраться до кнопки. Или хотя бы выдернуть шнур.
Тамара слепо пошарила слева от себя. Но наткнулась не на тумбу с центром, а на стул и ушибла пальцы.
Откуда он тут взялся?!
Тамара зашипела как кошка, подула на пострадавшую кисть и настороженно замерла: что-то не так.
Голоса не те. Тон не тот. Не «Русское радио» и не «Ретро» явно.
Что же тогда?!
Тамара приоткрыла глаза и коротко простонала: за что? За что ей такое? Чем она прогневала Бога, что ее опять будят ни свет ни заря?
Нужно срочно сматываться из Питера. Это не ее город.
Тамара села в постели и раздраженно уставилась на окно: так и есть. Теперь к племяннице прибавилась еще и родная сестрица. Будут пакостить вдвойне. На пару!
Глупая Машка зря на Лельку надеется. Считает — Лелька спать не будет, пока не вычислит вора. Мол, ей на один зуб. Разбежалась!
Тамара хмыкнула: вообще-то Епифанцева на пятьдесят процентов угадала. Лелька не спит. Вот только занята совсем не тем.
«Кстати, что она делает на моем подоконнике?!»
И это — мать!
У Тамары была причина беситься. И уважительная. Потому что сегодня на подоконнике животом вниз лежала не одна Динка. И не одна пара круглых розовых пяток болталась в воздухе.
Тамара стиснула зубы и зачем-то пересчитала пятки — четыре. И само собой — Крыс рядышком.
Милое трио.
Они ее в гроб вгонят.
И вообще — вечером Лелька легла спать в другой комнате! С Машкой. Софи, по счастью, выделила им отдельную спальню. Ха — странно, что сестрица Машку с собой не притащила, явное упущение.
Или она, Тамара, неправильно пересчитала пятки?
Но пяток по прежнему маячило перед глазами только четыре, и Тамара ни секунды не сомневалась — кому принадлежат те, что побольше.
Уж конечно не Машке!
Когда Лелька рядом, Епифанцева отдыхает.
И хорошо, а то хоть в петлю лезь.
На подоконнике чему-то засмеялась Динка, и Тамара приглушенно ахнула: с кем это они там?!
За всеми последними событиями Тамара как-то подзабыла про накормленного домашними пирожками старого нищего. Наверное потому, что вчера утром дед не пришел.
Тамарино лицо пошло пятнами: обожрался гад. Сто процентов — животом маялся, вот и не появился. А этот… с именем… на нее думает. В кафе глазел так, будто в зоопарк случайно попал.
Пятьдесят два пирожка!
Тамара окончательно помрачнела: а если приплюсовать к ним молочный суп, сосиски с тушеной капустой, блинчики с творогом, с мясом, гречневую кашу и…
Лучше не вспоминать.
Тамару затрясло: что-то ее ждет сегодня? Поспать не поспала, то есть день с самого утра снова не задался. И если раньше ее жизнь осложняла одна Динка, то сейчас, на пару с любимой маменькой…
«Боже, спаси меня и помилуй!»
Тамара перекрестилась и попыталась припомнить, готовила ли вчера вечером Вера Антоновна пирожки. Если да, и эти две авантюристки скормили их нищему — катастрофа. Наверняка все опять свалят на нее. Самое печальное — никто не удивится. Поверят.
Ну нет.
Пусть Лелька берет вину на себя!
Тамара отбросила одеяло и на цыпочках проследовала к подоконнику. Ее гнала слабенькая надежда, что она ошиблась. И Лелька, приличная молодая женщина, замужняя, мать двоих детей, беседует не с провонявшим потом и мочой бродягой, а… Ну пусть — с…
Фантазия отказала напрочь.
Несчастной Тамаре в голову лезла всякая чушь. Она по очереди отмела с негодованием цветочницу; страхового агента; спортсмена; газетчика; раннего прохожего, милиционера и дворника.
Пять утра!
Тамара жалела себя до слез. Сурово посмотрела на Крыса, и умный бультерьер прекрасно понял хозяйку. С готовностью ослеп и оглох. Даже отвернулся и с деланным любопытством уставился во двор.
Тамара подтащила стул, с трудом взгромоздилась на него, едва не упав спросонья, и мысленно ахнула: она не ошиблась. У стенки рядком сидели недавний нищий и оборванный, потрясающе чумазый мальчишка примерно Динкиного возраста, может, чуть постарше. Оба с аппетитом уминали — Тамара вздохнула с невольным облегчением: не пирожки, нет! — огромные бутерброды с маслом, сыром, колбасой и яйцами. Как только у них рот открывался!
Тамара осторожно порадовалась, что Вера Антоновна вчера не стала на ночь возиться с тестом, и сползла со стула. Немного подумала, но в кровать не пошла. Решила подслушать, о чем беседует родная сестрица с двумя разновозрастными бомжами. Не о последней же пьесе в ближайшем театре? И не о прочитанной книге.
Тоже — родственные души!
Поэтому Тамара тоже села у стенки. Только в комнате. Широко зевнула, растерла замерзшие ступни — ну и июнь! — и замерла, прислушиваясь.
Конечно, начало беседы она проспала, но не страшно. Лелька с Динкой еще сумеют ее удивить. К сожалению.
—А мне всего четыре,— разочарованно призналась Динка над Тамариной головой. — Мам, мне шесть только через два года исполнится, да?
Лелька ответить не успела. Хрипловатый, совсем не детский голос с улицы подтвердил:
—Точно, через два. Я, знаешь, как считать умею? Вот в школу пойду, лучше училки буду цифрами ворочать.
—Ага,—проскрипел старик.—Способный мальчонка, не врет.
—Как же ты в школу пойдешь,—удивилась Динка,— если ты не живешь нигде? Ранец кто тебе купит, и книги, и карандаши с ручками и тетрадями? Мой брат — его Мишей звать — столько всего в школу несет — ужас, ранец тяжелый-претяжелый…
Старик закряхтел. Мальчишка втянул вихрастую, нечесаную голову в плечи, взгляд его стал затравленным. Лелька поспешно воскликнула:
—А и ничего! Мы что-нибудь придумаем! Вот прямо сейчас возьмем и придумаем! Правда, Диночка?
Тамара похолодела. Сердце ее ухнуло вниз, губы пересохли, она вытянула шею в напрасной надежде, что у Лельки хватит здравого смысла не впутываться в чужую жизнь.
Хоть здесь, в Питере!
Мало ей Череповца?!
Естественно, глупая племянница радостно подтвердила, что мамочка придумает. И бодро боднула пяткой воздух, едва не разбив неосторожной тетке нос. Тамара едва успела увернуться.
Лелька поерзала животом по подоконнику, устраиваясь поудобнее, потом озабоченно спросила:
—Документы у вас какие-нибудь на ребенка есть? Свидетельство о рождении хотя бы.
—Да откуда ж,— пробубнил старик.— Пацан-то приблудный, имя только свое и помнил, когда ко мне прибился.
—Ой!— воскликнула Динка.—А ты не сказал, как тебя звать!
—Серегой, во как,— басовито проворчал маленький нищий.
—Как моего папу,—обрадовалась Динка.— Он тоже — Сережа!
—Правда?
—Я никогда не вру,— с достоинством сообщила племянница.— А ты?
—А я… я… бывает.
Дети замолчали. Лелька осторожно спросила старика:
—Что вы вообще знаете о мальчике?
—А ничо,— крякнул дед.— К чему мне? Малец и малец. Мое дело маленькое — кусок хлеба ему сунуть, ежели есть. Или рубашку какую-никакую выпросить. — Он завозился и неохотно признал:— Народ у нас разный. Порой и подают. Много ль пацану надо?
—Вообще-то много, — в тяжелой задумчивости протянула Лелька.
Тамара едва удержалась, чтобы не вскочить и не захлопнуть окно, прекращая таким кардинальным образом опасный разговор.
Динка снова боднула пяткой воздух — Тамара сноровисто увернулась — и спросила нового знакомого:
—А мама у тебя есть?
—Не. Померла она. Прошлой зимой еще. Замерзла.
—Ка-ак?!
—Так. Пьяной была, вот и не дотянула до подъезда, — угрюмо буркнул мальчик.
—А папа?
—Никогда не было, — уверенно сказал Серега и шмыгнул носом.
—А брат или сестра?
—Не-а.
Динка озадаченно помолчала и шепотом спросила мать:
—Разве так бывает?
—Изредка,— тихо отозвалась Лелька. — Очень, очень редко.
Динка протяжно вздохнула. Лелька вздохнула тоже и поинтересовалась у старика:
—А вы не пробовали пристроить мальчика в детский дом?
Старик промолчал. Он наелся, получил от жалостливой бабенки сотню рублей — что теперь тут задерживаться? Пора, пока дворник не появился, и честь знать. Повезло ему сегодня. И выпить есть на что, и кусок хлеба можно купить. Хотя хлеб лучше выпросить, чего зря денежки транжирить? Хлеб завсегда подадут, не ананас.
Грубить нищему не хотелось — к чему? Авось еще раз попользуется этим домом, деньги редко когда подают, и чаще железом, не бумажками. И не сотню!
А насчет мальчонки дамочка зря привязалась. Ну когда ему пацана по детским домам таскать? И кто его, нищего да бездомного, станет слушать? Да и не знает он, где они тут есть, детские дома.
Старик с кряхтеньем поднялся на ноги, поклонился окну в пояс и сказал:
—Спасибо за ласку, только пора нам. Вона уже где солнышко-то болтается, того и гляди народ на работу потянется, шуганут нас. И вам неприятности.
Мальчик неохотно встал, сунул остатки бутерброда в карман, на потом, и неумело, подражая старику, поклонился. Он с явным сожалением смотрел на чистенькую, хорошенькую девочку. Такие обычно с ним не заговаривали. Шарахались брезгливо в сторону и все.
Динка всхлипнула, встала на колени и крикнула:
—Подожди, не уходи!
Мальчик замер. Тамара тоже застыла, боясь спугнуть удачу. Лелька торопливо сказала:
—Сережа, ты в школу хочешь пойти?
Мальчик неопределенно мотнул головой, не сводя с Динки больших, грустных глаз.
—Я бы могла помочь,— воскликнула Лелька.— Только не здесь, а в Череповце!
Старик потянул мальчика за руку. Ему не нравился разговор. Он никому не верил. Жизнь научила.
Болтовня все! От жалости. А мальчонка поверит сдуру да обнадежится. К чему зря воздух сотрясать?
Ох бабы, бабы! Мозги куриные, вдаль заглянуть никак, все на эмоциях!
—Я серьезно, я не обманываю,— зачастила Лелька, торопясь сказать все, пока бродяга с ребенком не исчезли. — Я бы помогла пристроить Сережу в детский дом или в интернат, у нас в Череповце есть неплохие, я знаю. А пока он у нас пожил бы, да и по субботам-воскресеньям мог в гости приходить, так делают, я в газетах читала. С Динкой бы подружился, с Мишей, это мой старший сын…
Старик помрачнел и грубо потащил мальчика к подворотне. Лелька в отчаянии крикнула им в спины:
—Я не вру! Если вы приведете Сережу к вологодскому поезду на Ладожский вокзал, в воскресенье вечером, вагон девятый, я его заберу с собой… Ну послушайте же!!! Это ведь ребенок! Ему нужно учиться! Ему нельзя бродяжничать!
Динка зарыдала, спрыгнула на пол, зачем-то схватила огромный альбом дочери Софи и снова вскарабкалась на подоконник. Тетки она и не заметила.
Ошеломленная Тамара вскочила и, уже не скрываясь, наблюдала, как упрямая племянница перевалила на улицу. Тихо ойкнула, приземляясь. Стащила с окна альбом. Прижала его к тощему животу и вприпрыжку, босиком, почти голышом, помчалась за нищими.
Лелька вскрикнула и тоже спрыгнула вниз.
Тамара ахнула: сумасшедшая! В одной футболке!
И, сама не сознавая, что делает, полезла за старшей сестрой. Тоже босиком и в футболке. Только не в белой, как Лелька, а в темно-вишневой, любимой.
Бежала за сестрой, смешно попискивая и подпрыгивая, когда наступала на острые камешки, и думала: «Ненормальная семейка. Динка вся в маменьку. Чокнутая. Голышом на улицу, в центре Питера, о чем обе только думают? И альбом утащили. Зачем Динке альбом? Прижимает к себе как родной, куклу так никогда не таскала. Боже, что эта сладкая парочка надумала?!»
Что они надумали, Тамара узнала через пару минут, застыв по шпионски в подворотне. Потому что Динка нагнала-таки Сергея и дернула за подол грязной длинной рубашки.
Сергей обернулся. Старик хрипло откашлялся и с досады сплюнул. Лелька маячила за спиной дочери, но близко не подходила, боялась помешать дочери. Тамара зажала рот ладонью.
Динка тоненько спросила:
—Ты любишь рисовать?
—Не знаю,— пожал плечами Сергей.— Никогда не пробовал.—И признался: — У меня и карандашей-то нету.
—А я люблю.
—И что?— довольно грубо спросил Сергей.
—Это тебе,— Динка протянула маленькому нищему альбом.
—А что это?
—Мои любимые рисунки.
Сергей с любопытством посмотрел на странную девочку: зачем она его догнала? И что ему делать с этим большущим альбомом?
Динка, понимая, что ее огромная жертва, оказывается ненужной, жалобно сказала:
—Ты не понял. Это не я рисовала!
—А кто?
—Одна девочка. Она уже умерла. Давно умерла.
Динка осмотрелась и вдруг задрожала. Встала на цыпочки и зашептала Сергею в ухо:
—Она прямо здесь умерла. На этой дороге. Ее машина сбила. Рита за мячиком побежала, и тут…
Сергей испуганно отпрянул в сторону. Старик наконец отпустил его руку и торопливо перекрестился. Динка всхлипнула:
—Она, знаешь, как хорошо рисовала? Лучше всех! Если бы не мячик и не та машина, Рита стала бы художницей, я точно знаю. У нее и прадедушка художником был…
—И… что?— пролепетал Сергей, одной рукой держась за альбом.
Динкино личико порозовело. Она перестала плакать. Вытерла глаза, в упор посмотрела на Сергея и четко произнесла:
—Я не хочу, чтобы ты стал бродягой!
«Вот маленькая паршивка!— с невольным восхищением подумала прижавшаяся к стене Тамара.— Вся в мать. Лишь бы своего добиться. Любыми средствами. Ну и артистка!»
Мальчик растерянно оглянулся на старика. Он не знал, что сказать. И что делать не знал.
Старик пожал плечами и смущенно отвернулся. Вот если бы вместо девчонки говорила ее мать… Он бы и слушать не стал, утащил бы пацана прочь, не раздумывая!
А малышка что ж… У нее-то от сердца идет, маленькие дети искренни, тут все от Бога. Лучше, пожалуй, не вмешиваться, не его это дело ломать чужую судьбу.
Динка звонко сказала, продолжая смотреть в прозрачные серые глаза:
—Я тебе дам свой альбом. Посмотреть, понял? А когда ты придешь в воскресенье вечером на вокзал…
Динка обернулась к матери и спросила:
—Какой, мам?
—Ладожский,— подсказала Лелька.— Девятый вагон, вологодский поезд, я номера, к сожалению не помню, но можно спросить, подскажут…
—Вот, запомни — Ладожский вокзал, в воскресенье вечером!—воскликнула Динка и строго продолжила: — Ты мне вернешь этот альбом. А захочешь, поедешь с нами. В Череповец.
Динка сунула альбом Сергею, тот машинально прижал его к себе, и сердито заявила:
—Моя мама никогда не врет. Никогда! Раз обещала устроить тебя в школу, значит устроит.
Сергей молчал. Старик раздраженно сморгнул непрошеные слезы. Тамара сжала зубы.
Динка шепотом попросила:
—Поехали, а? Я тебя с папой познакомлю, его ведь тоже Сережей звать. И с братом. И с Томиком, это тетя моя, ох и классная, сам увидишь…
«Классная» тетя крепко зажмурилась. Радовалась, что племянница не может подслушать ее мыслей. А ведь раньше…
«И когда я ТАК изменилась?» — потрясенно подумала Тамара.
Она наблюдала за странной сценой, и сама не знала чего хочет. Чтобы маленький нищий развернулся и убежал? Чтобы старик обматерил этих двух благодетельниц и утащил прочь своего подопечного? Чтобы Сергей поверил Динке и явился на вокзал?
Ох, нет!
Или да?
Тамара помотала головой и снова уставилась на живописную группу, застывшую посреди дороги. Динка права — той самой, где когда-то погибла маленькая Рита. Может быть, даже на этом же месте.
Тамара поежилась: вот уж о чем не следует думать. Разве рисунки давно умершей девочки помогут выжить мальчишке?
Сергей покрепче прижал к себе альбом и хрипло спросил:
—Ты правда хочешь, чтобы я с тобой поехал?
Динка кивнула. Дети помолчали. Девочка бережно дотронулась до альбома и сказала:
—Если вдруг ты не… не захочешь с нами, тогда просто принеси мне альбом, ладно?— И едва слышно выдохнула: — Мне его Ритина мама подарила, понимаешь? Она совсем старенькая и скоро умрет. Она хочет, чтобы Ритины рисунки у меня были. И я стала художницей. Настоящей. Какой Рита не стала.
Сережа смотрел растерянно. Потом протянул Динке альбом и буркнул:
—Возьми. Мне не надо. Я же не рисую.
Динка отступила на шаг и отрицательно замотала головой.
—Нет. А то ты не придешь.
—Приду.
—Нет. Отдашь в воскресенье вечером.
Динка отступила на шаг и прижалась спиной к матери. Помахала Сергею рукой и воскликнула:
—Приезжай! Я буду ждать!
А Лелька облизала пересохшие губы и сказала:
—Запомни: Ладожский вокзал, вологодский поезд, десять вечера, девятый вагон, воскресенье. Не опоздай!
Больше никто не вымолвил ни словечка. Старик снова поклонился матери с дочерью, взял Сергея за руку и пошел к Невскому.
Лелька, Динка и Тамара смотрели вслед, и каждый думал о своем. Динка мечтала о дружбе с таким большим мальчиком, ей очень понравился Сережа. И потом — все дети обязательно должны ходить в школу!
Лелька думала, что до сентября полно времени, она все успеет. И Сергей обязательно поможет. У мужа полно связей, неужели они вдвоем не смогут устроить маленького сироту в хороший интернат? А если дело затянется, тоже ничего страшного, малыш поживет пока у них. Мише с Динкой вовсе не помешает товарищ…
Тамара проводила взглядом исчезнувших за углом нищих и мрачно констатировала: пропал Динкин альбом.
Что теперь скажет Софи?!
Через пять минут Тамару уже всерьез беспокоило, что скажет Софи. Она растерянно топталась у окна и зверем смотрела на Крыса, преданно последовавшего на улицу следом за хозяйкой.
Спрыгнул, негодяй, с подоконника!
И прятался во дворе, высматривая ее, Тамару, в подворотне, и не попадаясь на глаза.
Ах, прохиндей!
Через минуту здесь появятся Лелька с Динкой и что им, прикажете, говорить? Что шпионила? Выглядывала, подслушивала, и мечтала, чтобы у них ни черта не вышло?!
Тамара беспомощно подняла глаза на окно и ужаснулась, насколько оно высоко. Ей в жизни не забросить в комнату Крыса, она ведь уже пробовала когда-то. Если только бессовестный пес похудел?
Тамара взяла на руки притихшего бультерьера и ахнула: как же, похудел! Скорее прибавил пару килограмм, если не три-четыре. Растолстел как… как… как боров!
Само собой, решить проблему Тамара не успела. Во двор неспешно вошли обнявшиеся как подружки Лелька с Динкой. И обе ничуть не удивились, заметив под окном мрачную Тамару с еще более мрачным Крысом.
Бедолага предчувствовал, что сейчас начнут попрекать лишним весом. И угрожать диетой. И уверять, что он сломал Тамаре жизнь. Вот прямо сейчас и сломал!
Перспектива остаться без завтрака заставляла бедного Крыса жмуриться и жалостливо скулить. За что он и получил весьма ощутимый шлепок по жирной спине.
Динка, рассмотрев жавшуюся к стене тетку, бросилась к ней с радостным воплем:
—Томик, ты что здесь делаешь?
—Самой интересно,— угрюмо буркнула Тамара.
—Ой, я знаю, ты за нами полезла, — подсказала племянница.
—Точно,—не стала отпираться Тамара.— Сделала такую глупость.
—Почему «глупость»? — удивилась Динка.
—Да так,— хмыкнула Тамара.— Кажется.
Подошла Лелька, встала рядом и тоже задрала голову на окно. Крыс прижался к Динкиным ногам и гулко завздыхал. Динка пискнула:
—Ой, Томик!
—Сама поняла? — насмешливо поинтересовалась тетка. — Или Крысеныш подсказал?
—Вы о чем, девочки?— рассеянно спросила Лелька.
Тамара покосилась на нее и неожиданно согнулась от хохота: ну и картинка! Две встрепанные дамы в футболках и босиком! И с ними не менее лохматая девчонка в трусиках! Посреди почти стольного города Санкт-Петербурга! Рядом Невский! Ой, мамочки!
Динка тоже прыснула. Крыс бодро тявкнул, мгновенно сообразив, что все штрафные санкции на сегодня отменяются. Лелька всплеснула руками и воскликнула:
—Не понимаю, что здесь смешного! Нам бы как-то домой попасть!
—Как-то,— прохрюкала Тамара и сползла по стене вниз.— Ой, не могу!
—А я знаю — как!— закричала Динка, прыгая на одной ножке вокруг тетки.
Крыс упругим мячиком скакал рядом и весело повизгивал.
Лелька смерила взглядом расстояние до подоконника и пожала плечами: дети и должны быть умнее родителей. Она, например, не понимала, как им попасть в квартиру. Если только через подъезд, разбудив всех звонком…
Впрочем, на Тамару Динкин вопль тоже произвел впечатление. Она перестала вытирать футболкой асфальт, сморгнула слезы и с трудом поднялась на ноги. Поскребла затылок и с надеждой спросила:
—И как?
Динка показала пальчиком на соседнее окно и заговорщески шепнула:
—Постучать сюда.
Тамарино лицо вспыхнуло от радости: ну она и дуреха. Нужно просто разбудить Машку! Как она сама-то не додумалась?
Тамара подбежала к нужному окну, но дотянуться до стекла не смогла. Разочарованно вздохнула и попыталась достать в прыжке. Не допрыгнула, зато ободрала пальцы о стену. Зашипела и замахала рукой.
Динка дернула ее за футболку и удивленно сказала:
—Томик, зачем ты прыгаешь? Не нужно прыгать, ты же не заяц. Лучше подними меня, я сама постучу.
Тамара не стала говорить себе, кто она такая. И сетовать, что который год не может себя заставить делать зарядку. Подула на несчастные пальцы и молча подняла племянницу. Динка забарабанила в окно и жизнерадостно закричала:
—Тут-тук-тук! Открывай, Элик, это я! И мы! Тук-тук-тук!
Тамара ахнула и едва не уронила племянницу. Она не верила собственным ушам: при чем тут Элик?! Это же Машкино… или не Машкино? Ой-е-ей!
Тамара рывком поставила бессовестную Динку на асфальт и зашипела:
—Ты с ума сошла?!
—Я?
—Ты зачем будишь этого… Электрона?!
Динка широко распахнула свои удивительные глаза, цвет радужек мгновенно поменялся с синего на лиловый. Что в данный момент означало: их хозяйка просто потрясена.
Динка сочувственно похлопала тетку по руке и мягко спросила:
—А кого, по-твоему, я должна будить?
Тамара задохнулась от коварства племянницы. Похватала ртом воздух и пролепетала:
—Машку, вот кого.
Динка хмыкнула и ехидно поинтересовалась:
—Считаешь, Маша сможет поднять нас наверх? Даже Крыса?
Тамара застыла, не находя слов. Лелька смеялась, отвернувшись. Крыс озабоченно пыхтел. Из окна с досадой сказали:
—Мог бы сразу догадаться — Тамара!
Прекрасно знакомый, чуть хрипловатый голос вогнал Тамару в краску. Она подняла голову и оскорблено воскликнула:
—При чем тут я?!
—И снова в неглиже,— обреченно констатировал Электрон, рассматривая багровую от гнева девушку. — Я, по-твоему, железный?
Он бросил взгляд на остальных. Поклонился смеющейся Лельке. Улыбнулся прыгающей от восторга Динке. Подмигнул Крысу и ухмыльнулся:
—Вас сегодня побольше!
—Ага, с нами мама,— согласилась Динка.
—Я догадался,— кивнул Электрон.— Семейственность налицо. Как и привычка гулять ни свет ни заря и обязательно э-э…
—В неглиже,— услужливо подсказала Лелька.
Электрон рассмеялся и послал Лельке воздушный поцелуй.
Лельке!!! Она ведь замужем! И вообще…
Тамара сжала зубы и с ненавистью посмотрела на Электрона: он еще и хохочет! Все свалил на нее,— а при чем сегодня она, скажите на милость? — и ухмыляется!
Нет, почему ей так не везет?!