- Эм-м?
Увидев посетителя, Катрина испытала такое удивление и так насторожилась, что резко отложила книгу на прикроватную тумбочку и приняла сидячее положение. Она не спускала с Милы хмурого взгляда всё то время, что молодая женщина закрывала за собой дверь. И не сказать, чтобы Миле это было неприятно. Она даже криво улыбнулась перед тем, как с насмешкой сказала:
- Да, это я. И да, палатой я не ошиблась.
- Но… но зачем? Да и вообще, как?
- Ну, было не так уж сложно получить разрешение навестить тебя, - принялась самодовольно рассказывать Мила. - Я наплела мэтру Оллену слезливую историю про то, как глубоко меня тронуло твоё состояние, и всего-то.
- Нет-нет, - нахмурилась Катрина ещё сильнее, - он бы не пропустил никого по такой причине. Ко мне запрещено пускать посетителей, ты лжёшь.
- Быть может, никого другого мэтр Оллен бы и не пропустил, но я сказала, что намерена простить тебя. А мир в твою душу ему вернуть хочется. Ты, я так понимаю, его любимица. Недаром же он тебя даже в помощницы взять намеревался.
Мила говорила надменно, так как хорошо помнила пренебрежительное отношение Катрины к себе. Ей хотелось проявить мстительность, а потому она никак не могла изменить своих интонаций. Естественно, что Катрина тут же набычилась.
- Но ведь ты не по этой причине пришла ко мне, верно? – попыталась узнать больше девушка, и Мила, как только швырнула на кровать Катрины её мятое письмо, с улыбкой подтвердила:
- Верно… Я пришла вернуть тебе эти душещипательные писульки и заодно выяснить, что именно на занятии по целительству произошло. Что-то в том, что было сказано мне, и в том, что ты Антуану Грумбергу написала, никак не стыкуется. Поэтому я хочу знать правду, и да, эту правду я готова из тебя клещами вытаскивать.
- Письмо вскрыто, прочитано, - побледнев на глазах, тихо сказала Катрина, а затем вновь нахохлилась. – Тебе известно содержание, а потому что за ерунду ты несёшь? Правда тебе уже известна! Мне нужны были деньги, вот я и решилась навредить тебе.
- О нет. Я не наивная дурочка, которая слепо доверяет словам, что всё у неё до свадьбы между ног заживёт. Будь тебе нужны деньги Грумберга, не приходил бы к тебе тайком Саймон. Я нюхом чувствую какой-то сговор. У всего этого есть второе дно, и я требую, чтобы ты рассказала мне правду!
Пожалуй, не зря Мила повысила голос. Некоторое время Катрина молчала, поджав губы до узкой черты, и по тому молчанию, что возникло, уже можно было сделать вывод, что некое подозрение Милы имеет под собой твёрдую почву. Мила поняла, что далеко не зря она решила пробраться в лазарет к Катрине. А та тем временем требовательно и зло посмотрела на молодую женщину. Она смотрела на неё долго, но, в конце концов, сказала:
- Я расскажу тебе правду, если и ты со мной будешь честна. Откуда у тебя это письмо? Оно предназначалось леру Грумбергу, а не тебе, Тварь!
- Не злись там, где нет нужды злиться, - снова напоказ усмехнулась Мила. - Лер Грумберг прочитал твоё письмо, мне оно досталось из мусорной корзины.
- Как из мусорной корзины? – вдруг ошеломлённо захлопала ресницами Катрина, и глаза её округлились. Затем у неё задрожали руки, а взгляд выразил такую опустошённость, что Миле вмиг стало стыдно за своё поведение. В своём письме Катрина излила всё то, что камнем лежало у неё на душе. Она писала трогательно, искренне, правдиво. Без малейшей утайки она обнажала своё сердце и раскрывала свою трепетную надежду.
… это письмо было подобно священному дару. Чтобы доверить такие строки кому‑то, нужно было обладать полной уверенностью, что читающий сохранит их втайне. Даже у порядком зачерствевшей к невзгодам других Милы ненадолго защемило сердце, когда она прочитала едва разбираемые в лунном свете слова. Но Антуан Грумберг… Тот, кому это письмо было предназначено, взял и безжалостно отправил письмо в мусор. Даже совесть его не кольнула, когда он бросил яблочный огрызок сверху.
- Ты лжёшь! Ты лгунья! – вдруг громко воскликнула Катрина, и Миле сделалось ещё более стыдно за своё поведение. Она вмиг осознала, что нынче ведёт себя ничуть не лучше тех, кого так невзлюбила за время обучения в академии. Она поступила крайне некрасиво, даже подло. И это понимание нанесло по ней такой сильный удар, что молодая женщина очевидно сникла, прежде чем негромко произнесла:
- Клянусь, Катрина, я сказала тебе правду. Ну как ещё это письмо могло бы оказаться у меня? Сама подумай, меня даже к порогу приличного дома никто не подпустит. А вот в помоях рыться – все считают, что это самое то место для Твари.
Мила внимательно посмотрела на Катрину. Выражение лица девушки из-за её объяснения сделалось ещё печальнее. Её губы тряслись, когда она едва слышно прошептала:
- Он… он выбросил моё письмо в мусор? Даже не сжёг его?
Катрина никак не могла принять то, что ей сказали. Она поверила Миле, но принять такую правду оказалось слишком тяжело для неё. Её глаза заблестели от слёз, затем по щекам побежали самые настоящие ручьи. Катрина, будучи не в силах сдержать своих эмоций при постороннем человеке, начала жалобно всхлипывать. И вот отчего стоять и злорадствовать Мила не смогла. В этот момент она испытала глубокое сострадание. Женская солидарность оказалась в разы сильнее всего остального, а потому после недолгих колебаний Мила села на кровать Катрины и, неуверенно обняв её за плечи, начала утешать.
- Мне жаль, - искренне зашептала она. - Наверное, лучше бы ты этого не знала. Я же читала твоё письмо, я должна была понять это. Зря я его тебе принесла, зря.
Катрина ничего не сказала. Вместо этого она расплакалась в голос ещё горше, а затем, с силой ухватившись за Милу, опустила голову ей на плечо. Эта хрупкая девушка в настоящий момент походила на маленькую и до смерти обиженную девочку, а потому заглянувший в палату мэтр Оллен округлил глаза от удивления. Но вскоре под требовательным взглядом Милы он закрыл дверь. Катрина не заметила появления мэтра Оллена, она всё плакала и плакала. Она плакала очень долго, а Мила нисколько не мешала ей. Молодая женщина знала, как это важно выплакаться, когда у тебя горе, так и рвущее на части душу. И прекрасно знала она, что хуже нет, когда такие слёзы всё-таки кончаются.
***
- Ради чего он собирает нас в этой аудитории? – шёпотом поинтересовался Филипп у Антуана, и Антуан вынужденно пожал плечами. Такое ему самому не было известно, но обстановка вокруг выглядела уж очень неприятной. Профессор Аллиэр сидел за учительским столом и то и дело обводил грозным взглядом своих студентов. А те сидели даже не за партами. Несколько стульев были выдвинуты вперёд, а потому Антуан и прочие находились как на ладони. Это заставляло нервничать, так как ещё и расстояние между стульями было таковым, что особо не побеседуешь.
- Наконец-то, вот и последний, - между тем прокомментировал профессор Аллиэр, едва скрипнула дверь. А там он указал запоздавшему Николасу на оставшийся свободным стул и потребовал. – Давайте, лер Дорадо, присаживайтесь скорее.
Николас обвёл ничего не понимающим взглядом одногруппников и неуверенной походкой подошёл к предназначенному для него месту. После чего сел. Профессор Аллиэр тут же, напротив, встал и, сделав вдоль доски несколько широких шагов, остановился, чтобы пристально поглядеть на каждого вызванного им студента.
- Лер Грумберг, лер Оуэн, лер Далберг, лер Виндог, лер Дорадо, лер Лёгьер, - негромко произносил он, едва шевеля губами. – Полагаю, вы уже поняли, что находитесь здесь не просто так. Ну-с, какая между вами общность?
- Все мы студенты второго курса и все мы люди благородных кровей, - без промедления ответил Вильям Далберг угрюмым голосом.
- Верно, - словно нисколько не заметив интонации маркиза, довольно кивнул тёмный эльф. - Я выбрал вас потому, что именно второй курс меня сейчас интересует, и именно потому, что ваше происхождение подразумевает ваше умение управлять другими людьми.
- Эм-м, мы что-то должны для вас сделать? – с настороженностью осведомился Антуан, и на лице декана факультета Чёрной Магии возникла неприятная улыбка.
- Снова верно. И да, хочу заметить, что меня проявленная здесь проницательность радует. Судя по всему, я без промедления могу перейти к делу, ради которого вас собрал, - тут профессор Аллиэр сделал паузу и, обведя студентов насмешливым взглядом, с наигранностью спросил. – Вы ведь не против нашего собрания? Думаю, что нет, так как собираться вместе вам привычно. То в академии, то в Вирграде вы собираетесь ради обсуждений, как вам лучше избавиться от лер Свон.
Не иначе декан наслаждался происходящим, раз его неприятная улыбка стала такой хищной. Ему понравилось, что его студенты либо побледнели, либо вздрогнули, либо с тревогой переглянулись. По чести сказать, Антуан даже испытал зависть к Вильяму Далбергу, который (один из всех) остался сидеть спокойно. Сам он не сумел проявить такую же выдержку.
- Можете не гадать, кто на вас донёс, - наконец, сказал профессор, и студентам показалось, что он читает их мысли. – На вашу удачу, группа у вас сплочённая, наушничеством никто не стал заниматься. Но жизненного опыта в том, как не оставлять за собой следов, вам определённо не хватило. И да, лер Далберг, не хмурьтесь столь возмущённо, я знаю о чём говорю.
Вильям Далберг всё равно сердито фыркнул и даже напоказ руки на груди скрестил. Однако, он промолчал, а потому профессор Аллиэр не стал делать ему новые замечания. Вместо этого он продолжил:
- Итак, я вызвал вас, чтобы сообщить - я возлагаю на ваши плечи обязанность убеждения ваших одногруппников в том, что они обязаны прекратить любые происки против лер Свон.
- Вы приказываете нам оставить Тварь в покое? – с возмущением осведомился Антуан. – Неужели вы не понимаете, что для таких как мы немыслимо проходить ритуал посвящения в магическое братство вместе… вместе с этой грязной девкой!
- Нет-нет, лер Грумберг, это уже ваши личные домыслы, - уставились на Антуана алые глаза. – Я говорю лишь о том, что все вы начнёте держать своих одногруппников под жёстким контролем. Потому что раз уж вам самим не хватает ума разработать и привести в действие достойный план, то отныне избавляться от лер Свон вы будете под моим руководством. Хватит с вас дурной самодеятельности. В конце концов, не пусти вы ситуацию на самотёк, останови вы своевременно лер Флетчер (это я сейчас конкретно вам лер Грумберг упрёк высказываю), то сложившаяся ситуация с вашим посвящением не стала бы предметом обсуждений не где‑то, а в самом Ковене.
Чем подобное нежелательно (и это мягко сказано ещё) было понятно абсолютно всем. По этой причине лица аристократов сделались серьёзными, они глубоко задумались, а затем едва ли не синхронно уставились на своего декана. Они приготовились внимательно его слушать, и, само собой, Найтэ это понравилось. Он ведь всё ещё хотел заполучить Милу Свон, и при этом благоразумно рассчитывал, что следствие из-за её исчезновения ни в коем случае не начнётся.
- Разрешите вопрос, - вдруг поднял руку Джейкоб Виндог.
- Да?
- Быть может, я один чего-то не знаю, но причём здесь лер Флетчер? Разве всё было отнюдь не несчастным случаем?
- О, подробности вы можете уточнить у лера Грумберга. Быть может, он пожелает ими с вами поделиться, - с едкой улыбкой ответил Джейкобу профессор Аллиэр, и Антуан почувствовал, как наливаются краской его щёки. – От себя скажу только то, что всё было не совсем несчастным случаем. Кое-что произошло намеренно. Кое-что нет. Но для вас самих будет лучше, если на слуху останется исключительно официальная версия – лер Флетчер ненароком принесла среди чистых просеивающих ложек использованную, из-за этого состав зелья лер Свон изменился, а дальше произошло то, что произошло. Лер Флетчер зря столь необдуманно выпила не предназначенный для неё состав.
Далеко не всех студентов эти слова удовлетворили. Они требовательно и с интересом уставились на Антуана, но он, сделав каменное лицо, сказал только:
- Я не намерен распространяться о чём-то другом, меня полностью устраивает официальная версия.
Антуан прекрасно понимал, что все присутствующие пришли к выводу о его желании совершить убийство чужими руками. Но признаваться им (даже друзьям) в истинном намерении Катрины молодому лорду не хотелось. Это выглядело бы как-то неправильно. Так что он искренне обрадовался, когда его пожелания совпали с интересами академии и даже всего королевства. Господину фон Дали не хотелось делать достоянием общественности студенческие дрязги. В недопущении урона репутации академии, покуда там учится лер Морриэнтэ, был заинтересован не кто-то, а сам король. Да ещё архимагу (об этом Антуан не знал, конечно) стало жаль девушку, смело рискнувшую жизнью ради других.
«Вы это серьёзно? – с укором посмотрел архимаг на следователя. – Вы хотите, чтобы суд вынес обвинительный приговор такой силы едва ли не единственному здесь добропорядочному студенту?».
Да, лишь по воле случая Катрина Флетчер избежала всеобщего позора, клейма отравительницы, огромного штрафа и даже пожизненного срока в тюрьме.
- Ваши намерения меня радуют, - между тем похвалил Антуана профессор Аллиэр. – Вот только хочу обратить ваше внимание на некий неприятный момент. Хотя лер Флетчер достаточна умна, чтобы клятвенно заверить всех в своём молчании о неких подробностях, никто ведь не знает к чему приведёт её женская эмоциональность в будущем. Девушка она общительная, подруг, которым она может довериться, у неё предостаточно. Вы понимаете?
- Да, - хмурясь, ответил Антуан. – Из-за такого помимо официальной версии по академии могут также начать гулять нежелательные слухи.
Было очень неприятно осознавать, но в настоящий момент Антуан не мог сказать, что хуже. То ли то, что над ним начнут насмехаться из-за его внезапного милосердия по отношению к Твари (и это тогда, когда он всего лишь дозволил Катрине делать, всё, что она хочет).
«Это твоя жизнь, поступай как тебе заблагорассудится. Но если результат замысла будет мне хоть в чём-то полезен, я подумаю о том, чтобы наградить тебя», - сказал он бывшей любовнице и всего-то.
А, быть может, хуже было то, что в это его внезапное милосердие далеко не все бы поверили. Многим бы стало предпочтительнее думать, что так он намеревался воспользоваться доверчивостью Катрины и хотел убить Тварь чужими руками. А это вызвало бы толки. Катрина могла превратиться в жертву, а его репутация значительно бы ухудшилась. В высшем свете не принято было выставлять напоказ что-то помимо добродетелей.
- Хорошо, что вы это понимаете, лер Грумберг, - сказал профессор Аллиэр. - Поэтому даю вам дружеский совет, на вашем месте я бы действовал на опережение. Воспользуйтесь тем, что в лазарет к лер Флетчер посторонние пока не допускаются, и сделайте так, чтобы любой слух, который она может пустить, первым делом вызвал бы недоверие к себе.
Антуан сходу задумался над тем, как осуществить такое. Прочие студенты с интересом поглядывали то на него, то друг на друга, но вскоре одному из них это надоело.
- Профессор Аллиэр, вы сказали, что мы будем действовать согласно вашему плану. Но чем он так отличен от наших замыслов? Чем он столь лучше того, что время от времени обсуждаем мы? - вернул тему к главному вопросу Вильям Далберг, и тёмный эльф с улыбкой ответил:
- Тем, что вы не будете действовать с наскока. Время, лер Далберг, нельзя тянуть, но и действовать поспешно, как нынче делаете вы, тоже нельзя. Узнать, подготовить, устранить нежелательные последствия… Только если выполнить все эти этапы, вы можете рассчитывать на желаемый результат.
Вильям Далберг от сказанного стал выглядеть ещё недовольнее. Было очевидно, что он считает себя состоявшимся хитрецом. Вот только вид профессора Аллиэра дал Антуану понять кое-что другое – тёмный эльф их тут всех за детей неразумных считал, и понимание этого оказалось для него крайне неприятно.
***
Саймон Сильвер недолюбливал Вигора Рейна, а Вигор Рейн недолюбливал Саймона Сильвера. Казалось, этого достаточно, чтобы эти двое никогда не общались, но сегодня всё вышло иначе. Оба мужчины вместе с Милой Свон сидели на дальнем от белокаменной дорожки берегу озера и с энтузиазмом обсуждали что-то.
Собственно, так вышло только по тому, что Вигора вызвал пред свои грозные очи профессор Аллиэр, а затем, когда смуглый каторжник, проклиная некоего мерзкого эльфа, поплёлся обратно, он столкнулся нос к носу с Милой и Саймоном. Они поприветствовали друг друга, но не разошлись по своим делам дальше. Все трое застыли, переглянулись и после Мила сказала:
- Я тут неплохое такое местечко знаю. Тихое. Можем поговорить.
- Детка, я только за когда собираются трое, но с двумя бабами мне как-то бы оно понравилось, а вот вместе с ним нет, - всё же решил позлословить Вигор, и щёки Саймона даже побагровели от злости.
- Виселица по тебе плачет.
- А по тебе нож. С малолетства такую деятельную купчину не перевариваю. Тошнит аж. А прирежешь, так вроде как легче на душе становится.
- Хватит вам, - шикнула Мила. – Один разбойник, другой торгаш, у меня совесть тоже ой как нечиста. Все мы тут с изъяном вообще-то.
Саймону эти слова не понравились, но зато Вигор усмехнулся и успокоился.
- Ладно, веди давай. Где там твоё укромное местечко? – сказал он. И Саймон добавил бы что-нибудь, но Мила на него очень выразительно посмотрела. Вот он и промолчал.
Как уже писалось, пришли они на другой берег озера, благо идти надо было недолго (это самое озеро по размеру больше напоминало пруд). Сухие веточки и трава при этом шуршали под ногами, первая зелень только начинала появляться. Даже почки ещё не набухли, хотя то здесь, то там можно было увидеть крокусы, подснежники и ярко-жёлтые цветы мать‑и‑мачехи. В последних числах марта подобное не часто можно было увидеть в этих краях, всё-таки север. Настоящая весна в Вирград редко спешила, и Мила втайне надеялась, что нынешняя погода затянется. Ей нравилось, конечно, что заморозки прошли. Но пока не было у озера столь надоедливых оводов, слепней и мелкой мошкары – это ей ещё больше нравилось. Лучше уж наслаждаться яркими крыльями первых бабочек, нежели бороться с постоянно зудящими укусами насекомых.
Вигор снял с себя плащ и, постелив его на землю, сел. Ноги бывший каторжник при этом привычно для себя вытянул, а потому казалось, что он не разговаривать сюда пришёл, а просто понежиться на солнышке. Саймон прислонился к дереву и скрестил руки на груди. Мила осталась стоять между мужчинами.
- Я вот что сказать хочу, - первой начала говорить она. – Побывала я в доме лера Грумберга.
- Это когда же? – удивился Вигор.
- В ночь со вторника на среду. Позавчера то есть.
- И мне не сказала, - недобрым голосом протянул Саймон.
Вынужденно Мила на друга виновато взглянула и только затем призналась:
- Прости, но я предполагала, что ты мне по этому поводу высказать можешь. А мне собственных укоров, знаешь ли, с головой хватало.
- Хм, - между тем нахмурился Вигор. – Выходит, ты впустую туда нос сунула? Или всё же нашла что-то? Если да, то скажи. Я могу свести тебя с кое-какими людьми, кто в таком товаре очень заинтересован.
- И это я торгаш, значит, - тут же презрительно фыркнул Саймон, и его слова заставили Вигора задумчиво прикусить нижнюю губу.
- Может, что-то дельное в секретере Грумберга и лежит, - стараясь игнорировать распри, продолжила Мила, - но вскрыть замок у меня не вышло. Извини, Вигор, ты меня учил, конечно, но вот такой из меня ученик никудышный. Поэтому на, вот твои отмычки.
Молодая женщина вытащила из кармана замотанные в ткань воровские инструменты и бросила их Вигору. Тот ловко поймал свёрток в полёте, и Саймон, глядя на это, возмутился так, что даже позу сменил:
- То есть это ты его просила тебя отмычками учить пользоваться, да?
- Ну, да.
- Пф-ф, тогда неудивительно, что у тебя ничего не вышло. Наш Вигор людей резать мастак, а не замки вскрывать. Надо было меня просить тебя этому делу выучить.
- И это я ещё разбойник получается? - демонстративно рассмеялся Вигор.
- А то ж! Мне сундуки вскрывать было надобно, так как товар то туда, то сюда, а сундуков этих на складе обычно до жопы, а ключи от них вечно то теряются, то путаются между собой. С хорошими отмычками оно сподручнее, знаешь ли.
- Хватит! – пришлось рявкнуть Миле. – Короче, ничего я у Грумберга дельного стащить не смогла и во второй раз я к нему ни за что не полезу. Отчего? Да оттого, что я через мэтра Оллена пробралась к Катрине Флетчер, и она мне рассказала, что все отцовские письма эта сволочь Грумберг сразу после прочтения сжигает.
- Это бы я и так тебе рассказал, - тут же буркнул Саймон.
- Так чего не рассказал? – гневно воззрилась на него Мила. – Ты почему молчал вообще?
- Да потому, - в раздражённом тоне начал отвечать друг, - что, когда ты про свою затею речь повела, мне отчего-то сперва захотелось в твоей бестолковой голове пробудить разумную мысль, что в принципе лезть к леру Грумбергу не надобно. Но нет, ты же умнее всех. И в результате ты так на этой идее зациклилась, что в моё объяснение не поверила бы, вот почему! Ты, Милка, вечно найдёшь кому довериться. Кому угодно, но только не мне.
- Я тебе доверяю, Саймон, - стараясь сдержать свою горячность, сказала Мила. В конце концов, Саймон ради неё такую сложную комбинацию хотел провернуть. Теперь ведь Мила достоверно знала, что ой как не Катрине Флетчер идея изменить состав зелья в голову пришла.
… Другое дело, что вышло всё оно паршиво, и сыпать соль на рану друга никак не стоило.
- Слышьте, вы свои шуры-муры при себе держите, а? – вклинился Вигор. – У меня тут дурное настроение вообще-то, мою мечту о куче лёгких бабок вы взяли и похерили.
- Ты мечту о куче лёгких бабок похерил, а я вот мечту жизнь себе сохранить похоронила! – мигом вспылила Мила, и после едва не расплакалась. - Потому что всё, ребят, всё. Я действительно не знаю, что ещё мне делать.
- Тебе нужно отчислиться и уехать в другую страну хотя бы на пару-тройку лет, - уверенно сказал Саймон, и Вигор, не задумываясь, поддержал его.
- Ну вот теперь да, теперь вот я с ним согласен.
- Но я этого сделать не смогу. Просто-напросто не смогу, - жалобно пролепетала Мила и замолкла.
Молодая женщина не знала, как объяснить, что не готова всё начинать с нуля. Другая страна только на словах выглядела хорошо. Ведь там, в этой другой стране, Миле предстояло вновь сделаться никем, ей предстояло вновь раз за разом искать любую возможность заработать, чтобы элементарно не ложиться спать на пустой желудок. Там, в этой другой стране, Милу не ждало ничего, что могло бы поддержать её на плаву. Ей досталась бы только боязнь, что руки Антуана Грумберга всё же дотянутся до неё. Ей досталась бы дрожь в коленях, что однажды её личность будет кем-нибудь раскрыта и тогда всё… Тогда всё ей, Миле, припомнят. И исчезновение из Верлонии без оплаты долга, и сокрытие настоящего имени…
- Вы, наверное, не поймёте, - наконец, сказала она. – Ты, Вигор, привык жить как перекати-поле и только рад что-либо вопреки закону совершить. А ты, Саймон, не знаешь, что такое бедность. В полной мере ты ни разу не ощутил её, и, тем более, у тебя есть всецело готовая поддержать тебя родня. Вы просто не понимаете, я не могу написать заявление на отчисление.
Она не выдержала и заплакала. Миле было стыдно плакать, но эти слёзы она не могла сдержать, как бы ни тёрла лицо рукавом платья.
- Хм. Ну, из-за того, что кое-какое следствие в академии только-только закончилось, группа покамест пришла к мнению на какое-то время оставить тебя в покое, - задумчиво глядя на неё, сообщил Вигор. – Это для тебя хорошая новость или как?
- Не знаю, - ответила Мила и, не желая больше показывать охватившие её эмоции, уверенно пошла прочь. Ей хотелось побыть наедине с собой какое-то время.