Таинство посвящения

Глава 15. Разумный человек прежде всего думает о последствиях

Так долго ходить Мила основательно отвыкла. Сперва почти два часа пешком до сеновала, где она устроилась на ночлег, а теперь вот ещё почти столько же до заветного дуба. Ноги уже отваливались от ходьбы.

«Хорошо, хоть я с вечера академию покинула, - мысленно похвалила себя за благоразумие Мила. – И передышку сделала, и хотя бы обратно в академию успеть должна».

Собственно, из-за того, что время конкретно поджимало (нельзя было допустить того, чтобы её в академии хватились), под раскидистым дубом, едва обзавёдшимся яркой листвой, молодая женщина отдыхала недолго. Мила лишь подождала, когда липкий пот, которым пропиталось её платье, подсохнет, напилась вволю воды из бурдюка, а затем накинула обратно пальто и упрямо двинулась в путь в сторону молодого леса. А там ещё где-то полчасика и полуразрушенная башня наконец-то показалась.

Это было корявое и основательно забытое людьми строение. В прежние времена осадная техника изрядно потрепала ранее стоявший здесь бастион, да и столько воинов в результате обороны полегло, что проклятое место было решено не восстанавливать. Чудо, что оно ещё не разрушилось окончательно.

Мила прошла за каменную кладку стен через огромную дыру, ранее бывшую воротами. Молодые деревья, старательно оплетавшие проход, оказались кем-то вырублены, путь был расчищен. На земле даже остались следы колёс, как если бы несколько дней назад здесь проезжали телеги с чем-то очень тяжёлым. Возможно, это всего-то купцы решили встать ночлегом, чтобы не тратиться на постоялый двор, но Мила всё равно внимательно осмотрелась по сторонам. Вот только след был старым, нынче округа выглядела безлюдной. Так что, перестав осторожничать, Мила юркнула в дыру и сразу оказалась внутри бывшей крепости. Естественно, никакие постройки толком не сохранились. Мох и травы так спрятали под собой остовы каменных стен, что с первого взгляда нельзя было понять, что ты уже не в лесу. Если бы не высокая корявая башня… Мила подняла взгляд к верху. Башня была высокой. Кажется, даже выше академической. Подниматься на такую высоту, да ещё (не иначе как) по гнилой лестнице Миле не хотелось.

- Катрина, - громко позвала она, и вмиг испугалась звучания своего голоса. В царящем покое звуки казались неким вызовом. Даже птицы испуганно вспорхнули с веток выпустившей бутоны яблони. – Эй, Катрина! Ты здесь?

Вопрос остался без ответа, лишь закутанный в тёмный плащ силуэт возник не пойми откуда (Мила обернулась на шум шагов позже, чем увидела это) и устремился ко входу в башню. Некто быстро юркнул в открытую дверь, и вокруг снова воцарилась тишина.

- Катрина? – с подозрением спросила Мила. Ей ничуть не верилось, что новоприобретённая подруга решила поиграть с ней, но спросить она была должна.

Увы, ответа снова не было. Зато откуда-то с неба к ногам Милы упала знакомая женская шаль, и это по‑настоящему напугало молодую женщину. Она было попятилась назад, однако за спиной вдруг послышался лай и грозное рычание собаки.

- Ату! Ату! – прикрикнул кто-то, и Мила не стала дожидаться беды. Она бросилась внутрь единственного места, где ещё могла укрыться – внутрь башни. И, честно сказать, она едва успела. Ей удалось хлопнуть дверью буквально перед самой мордой оскалившейся собаки и хорошо ещё, что внутри имелся засов.

- Твою мать, - чертыхнулась Мила, но не зря напряжение не покинуло её. Кто-то начал ломиться в дверь.

- А ну открывай, сука! Давай-давай.

Разумеется, приказу Мила нисколько не последовала, хотя порядком запаниковала. Она суетно огляделась по сторонам, но кроме лестницы в башне ничего не было. Проходы в другие помещения перекрывали завалы камней, и поэтому молодой женщине оставалось либо подниматься на смотровую площадку, либо стоять на месте. Спрятаться от нюха собак у неё бы точно не вышло. Вот только подниматься наверх не хотелось, Мила ведь нисколько не забыла про странного человека в плаще и не упустила она из внимания, что шаль откуда‑то с высоты упала.

- Твою мать, - жалобно протянула несчастная женщина, а затем откинула сомнения и решительно побежала вверх по лестнице. Ступеньки при этом скрипели, гнулись. Они действительно оказались трухлявыми и непрочными, хотя (это было очевидно) кое-где кто‑то их обновил.

«Да неужели не будет никакого окна, неужели нет никакого коридора?» - быстро переставляя ноги, не забывала оглядываться по сторонам Мила. Но ничего из того, на что она так надеялась, в башне не было, а потому (одновременно с тем, как внизу раздался грохот открытой двери) молодая женщина вбежала на смотровую площадку и тут же заозиралась, чем бы ей забаррикадировать проход. Увы, кроме налетевшего с ветром мусора и пыли вокруг ничего толком не было. Зато много кого имелось. Облокачиваясь на каменное ограждение и совсем рядом с ней, стояли Вильям Далберг и ненавистный ей Антуан Грумберг. Возле их ног лежала Катрина. Рот девушки был заткнут кляпом, руки стягивал тонкий шнур, сплетённый из шёлковой нити.

- Я же говорил, что она к нам пожалует, - улыбнулся Вильям Далберг и скинул с себя ранее виденный Милой плащ. Тёмная плотная ткань упала и прикрыла собой что-то похожее на громоздкий осадный щит. – Уф, жарко в нём слишком.

Денёк действительно выдался на редкость хорошим, если говорить про погоду. Ветер почти не чувствовался. Солнце палило так, как если бы полдень уже наступил. Стояло практически летнее пекло, и даже бабочки весело порхали в поисках наиболее ароматных цветов. Это у Милы день не задался, хотя только начался. Судя по всему, в этот прекрасный день ей предстояло умереть.

- Я-то понятно зачем здесь, - буркнула Мила, так как надеялась, что одной её смерти хватит. – А вот она здесь зачем?

- Ты о Катрине? – издевательски уточнил Антуан Грумберг.

- Да, я о ней.

- А она умрёт вместе с тобой, так как я ненавижу предательство. Понимаешь, - подошёл он ближе к светловолосой девушке и, присев, наотмашь ударил её по лицу. – Я ведь думал, что Катрина действительно хочет проявить заботу по отношению ко мне. А, оказывается, надоумила её на это ты, Тварь. Вы обе хотели поглумиться надо мной, а такое я не готов простить. Ни за что.

- Но я нисколько не участвовала в этом. Это даже не моя идея! – с возмущением воскликнула Мила. Она сходу поняла, что мерзкий Грумберг воспринял ранее предложенный Катриной план совсем не так, как оно было на деле. Он посчитал, что девушки сговорились между собой, вот и обозлился.

Но как было донести до него правду?

- Да? – между тем усмехнулся молодой лорд. - И кто же тогда всё это выдумал, если вы так мило щебетали друг с другом и даже обнимались на прощание?

«Саймон», - могла бы честно ответить Мила, если бы не предполагала – во-первых, ей не поверят, а, во-вторых, стоит сказать это, как её друг запросто станет следующим объектом мести мерзавца.

- Клык, Хват! А ну стоять! – вдруг появился на смотровой площадке заросший волосами детина. На поводке он держал двух свирепых псов, позади него юлили ещё три порыкивающие собаки. Было легко догадаться, что это именно он ломился в закрытую на засов дверь.

- Выйди отсюда, тебя сюда не приглашали. Ты должен был остаться внизу, - тут же с недовольством упрекнул мужика Вильям Далберг.

- Тык я думал, мож подсобить вам чем надо. А?

- С двумя девками я и один мог бы справиться, - недобро сверкнули глаза маркиза. – Так что вон отсюда, смерд. Внизу где-нибудь постой, я позже указание дам, куда останки этих двоих денешь.

Другой бы уже ушёл восвояси, но мужик, желая проявить услужливость, сам себе жизнь портил. Вместо того, чтобы послушаться, он расправил плечи и хвастливо сказал:

- Тык чего их девать куда-то? Мои собаки прям с костями человечину жрут. Вон, вы же их теперь воочию видите. Те ещё бестии. Так что доплатите серебра, и покойниц вообще никто никогда не сыщет.

- Меня интересует, чтобы их тела остались гнить в земле, - грозно сообщил Вильям Далберг, и, так как ему в будущем предстояло стать некромантом, прозвучало для слуха Милы сказанное более чем зловеще. – Я не намерен отступаться от первоначального плана, но, раз уж ты, глупец, уже не сделал то, что тебе было велено, то я с радостью уменьшу оговорённую плату на целый серебряный. А если ты сейчас возмущаться начнёшь или же сию минуту с моих глаз долой не исчезнешь, то и того меньше тебе достанется!

- Ага. Как изволите-с.

Крепкий мужик, торопя своих псов, наконец-то понял, что зря он своевольничать решил и потому ушёл. Антуан Грумберг с недовольством покачал головой, глядя ему вослед, а затем он неторопливо вытащил изо рта Катрины кляп. Девушка тут же взмолилась:

- Антуан, пожалуйста, нет. Я никогда не желала тебе зла. Я никогда не собиралась причинять тебе вред, я хотела как лучше…

- Тс-с, - прижал он палец к её губам, и после силком подтащил девушку к ограждению. – Отсюда открывается такой красивый вид, что тебе, наверное, очень хочется полетать.

- Не надо! – истошно завопила Катрина, и Мила закрыла глаза от ужаса. Она ничего не могла поделать. Стоило ей попробовать дёрнуться на помощь, как острие меча Вильяма Далберга упёрлось в её живот.

Однако, кое-что сделать ещё было возможно.

- Мою смерть будут расследовать. Я студентка академии, - грозно напомнила Мила.

- Некая сбежавшая студентка академии, - тут же недобро усмехнулся Вильям Далберг. – Жизнь в среде цивилизованных людей настолько стала Твари в тягость, что она решилась на побег. И поэтому… Что там Тварь сделала, Антуан?

- Обманула охранников на проходной и скрылась в неизвестном направлении. Я и ты лишь видели, как она проходит за ворота Вирграда.

- Чушь! – нашла в себе силы воскликнуть Мила. – Я сохранила письмо, что привело меня сюда. Его обязательно найдут. А по нему и на вас выйдут!

- Это письмо уже найдено, - вытащил из-за пазухи знакомую Миле бумагу Вильям Далберг. – Под твоей подушкой его было проще простого отыскать.

- Что? – похолодела от увиденного Мила, прежде чем к ней пришёл другой довод. - Ха, ты сам себе могилу роешь. Вот как ты объяснишь, что тайком прокрался в мою комнату? А, как?

- Хм, такой сложный вопрос, - напоказ задумался мужчина. – Наверное, вылитым на пол ведром свиной крови объясню. Скажу, что не было сил удержаться от шутихи. Вроде как, так я хотел сделать твоё возвращение из Вирграда незабываемым, но… Странно, отчего‑то ты не вернулась.

- Кроме того, - с наслаждением добавил Антуан. – Если что-то из содержания письма и станет известно, то из информации в нём всё равно можно узнать только две вещи – писала тебе Катрина и звала она тебя в башню. Так что с того? Катрина сама исчезла, а в башне следов никаких не останется. Уж об этом наш подручный позаботится. А если недостаточно старательным он будет, то ему и ответ держать. Не своими же собственными именами мы ему представились.

- Но он вас опишет!

- Он опишет иллюзии, под которыми скрыт наш истинный облик. Этому человеку отвели глаза.

- Всё равно, глупость откровенную вы совершаете, - как можно увереннее заявила Мила. – Я не дурочка одной сюда соваться. Если я в назначенный час не вернусь, то всем станет известно где я и зачем.

- То есть именно поэтому ты всю дорогу от академии проделала в полном одиночестве? И поэтому письмо не доверила кому-либо, а спрятала его под подушкой? Ты ведь оставила его именно там только из-за расчёта, что уж в таком месте в случае чего его обязательно найдут. А, значит, врёшь ты сейчас, Тварь. Очень некрасиво врёшь.

Суждения Вильяма Далберга вышли верными. Всё было так, как он говорил, и возражать Миле было нечем. Она окончательно поняла, что попалась. И, быть может, в будущем следствие проявило бы упорство, истина вскрылась бы, но для неё… Для неё самой было бы уже слишком поздно.

- Ну что, Катрина? Не надумала ещё полетать? – между тем поинтересовался у бывшей любовницы Антуан Грумберг.

- Антуан, я не хочу умирать. Не хочу. Во имя всего того, что между нами было…

- Заткнись! - снова ударил он её по лицу, прежде чем с ненавистью посмотрел на Милу. – Тебе, Тварь, тоже полетать доведётся.

- А, может, и нет. Мы с Антуаном, на самом деле, придумали очень интересную игру, - довольно произнёс Вильям Далберг, прежде чем весело засмеялся. – Чтобы нисколько не лгать, что мы не причастны к смерти некой студентки академии, тебе Тварь придётся самостоятельно потрудиться над тем, чтобы покинуть этот свет.

- А больше ничего тебе, сука, не надо? – взъелась Мила, но зря – меч тут же до крови уткнулся в её тело.

- Так вот, тебе придётся сделать всё самой, - ещё шире улыбнулся Вильям Далберг. – Мне очень нравится, когда люди напоследок испытывают душераздирающие сомнения между этикой и жаждой выжить. И, хотя ты всё равно не выживешь, будет приятно создать иллюзию этого. Поэтому мы сделаем так…

- Давай просто сбросим их с башни и дело с концом, - вклинился Антуан. Некая «интересная» игра, судя по всему, была ему не так уж интересна.

- Нет-нет. Эта Тварь столько времени меня раздражала, что я имею полное право на скромное удовольствие, - воспротивился Вильям Далберг, а затем, вновь посмотрев на Милу, продолжил. – Твоя милая подруга будет стоять на небольшом выступе внизу. Удержаться на нём самостоятельно невозможно, но ты ей поможешь. Ты будешь крепко держать её за руку, покуда пальцы не перестанут служить тебе, покуда твоя ладонь не вспотеет так, что ваши руки разъединятся. Тогда Катрина упадёт, и хорошим собачкам внизу наконец-то достанется мясца… Да-да, Катрина умрёт, так как далеко не Антуан, а именно ты отпустишь её полетать. И это будет только начало всех ожидающих тебя сюрпризов. Смотри, на чём тебе придётся стоять.

На этих восторженных словах Вильям Далберг поднял свой плащ, и Миле стало видно, что его одежда, оказывается, упала не на осадный щит, нет. Плащ намеренно прикрывал некую странную и достаточно крупную конструкцию из дерева и металла. Это был какой‑то плоский механизм, работу которого с первого взгляда понять у Милы не получилось. Но мерзкий маркиз был только рад объяснить свою задумку.

- Между основой этой плиты и её верхней частью я размещу яд. И сперва он будет безопасен, так как вредное действие несёт только дым этого вещества. Но этим дымом ты, Тварь, по полной надышишься. Трение, которое неизменно возникнет в результате попыток удержать подружку, создаст все условия, чтобы твои лёгкие наполнил яд. Дым будет настолько обилен, что даже твоя кожа и то покроется волдырями… поэтому, может, ты Катрину сразу отпустишь, э?

- Пошёл ты, - буркнула Мила.

- Зря ты так, я ведь дал ценный совет, как тебе, Тварь, сберечь силы для основного блюда. Ведь затем перед тобой откроется богатый выбор. Ты сможешь и дальше вдыхать яд и корчиться от мук, а сможешь предпочесть спрыгнуть вслед за Катриной с башни. Но это не всё. Ещё ты сможешь по полной насладиться другой моей задумкой.

- Какая же у тебя больная фантазия, ублюдок.

Миле показалось, что Вильям Далберг воспринял её слова за комплимент. Во всяком случае, он довольно поклонился, прежде чем продолжил говорить:

- Ради меня в этих развалинах в наикратчайшие сроки установили тонный пресс. Поэтому, как только тебе надоест дышать ядовитым дымом на смотровой площадке, ты всегда можешь войти внутрь башни. Правда, уходя я включу механизм, и поэтому потолок этой самой башни начнёт опускаться тебе на голову. Ты не сможешь не наступить на ступени, запускающие этот процесс. Это будет медленная и достойная для тебя смерть. Ты, Тварь, будешь раздавлена, как таракан. И даже не думай, что я не вижу в твоём взгляде надежду. Нет. Инженеры обещали мне, что лестница эту плиту нисколько не остановит, а их расчётам я верю. Они ещё ни разу не подвели меня ни в одной задумке. Кроме того, снаружи ещё и псарь дозором ходить будет. Он, кстати, также отличный лучник, а потому время от времени будет подбадривать тебя стрелами, - сказав так, Вильям Далберг заливисто рассмеялся. – Видишь, я постарался максимально разнообразить последние минуты твой жизни.

Если что в происходящем и было хорошего, так это только то, как Антуан Грумберг закатил глаза. Он явно был против. Судя по его взглядам на Катрину, решение убить бывшую любовницу далось ему не так уж легко и поэтому он хотел всё сделать быстро. В его желании было совершить убийство и навеки оставить в прошлом свой неблаговидный поступок.

Увы, Вильяму Далбергу с юных лет было ближе совсем другое. Этот человек настолько любил играть жизнями других людей, что не желал отказываться от развлечения. Для него было в разы важнее причинять страдания и боль. Ему хотелось истязательств. И Антуан Грумберг по непонятным для Милы причинам уступил. Молодой лорд ни слова не сказал против, а даже всецело включился в подготовку места казни.

Перво-наперво он связал Миле руки и ноги (дабы она не мешала), а затем помог опустить на выступ (размером немногим больше женской ступни) Катрину. Слёзы непрерывно текли с глаз девушки, но умолять о пощаде она прекратила (Антуану Грумбергу настолько нестерпимо было слушать это, что он ударил Катрину по лицу до крови, и она замолчала). А затем настала очередь Милы. Пока молодой лорд закреплял шёлковый шнур, не дающий Катрине упасть, Вильям Далберг с помощью некоего металлического рычага, отдалённо похожего на ключ, открыл крышку механизма и щедро рассыпал яд. Слой вышел толстым настолько, что прикрыл собой закрепляющие конструкцию штыри. Но Мила успела заметить их, и их вид напрочь лишил её плана скинуть мерзкое творение инженеров с башни. Туда, к собачкам поближе. Такое, оказывается, было продумано тоже.

«Всё предусмотрено», - с горечью подумала Мила, и Вильям Далберг, словно услышав эти мысли, сказал:

- У меня всё предусмотрено. Всё, кроме времени, которое человек способен в таких условиях продержаться. Но я надеюсь, что ты, Тварь, не разочаруешь меня и Антуана напоследок. Перед тем, как сесть на коней и вернуться в академию, мы бы хотели увидеть хотя бы одну из смертей.

- Свою смерть ты, сука, увидишь! – громко ответила Мила и даже попыталась пнуть Антуана, разрезавшего верёвку на её ногах. Но мужчина ловко увернулся, а после рывком поднял Милу на ноги так, что у неё ненадолго в голове помутилось.

- Ха, очень смешно, - между тем криво улыбнулся Вильям Далберг. А затем он глянул на солнце (было уже немногим больше полудня) и силком подвёл Милу к конструкции с ядом. – Оу-оу, аккуратнее.

Он сказал это по причине, что из-под крышки показался дымок. Совсем чуть-чуть, ветер сразу развеял его, но сердце Милы всё равно заколотилось чаще. Она поняла, что стоит ей хотя бы чуть-чуть сместить точку равновесия и… плохо всё для неё кончится.

- Так, а теперь наклоняйся… вот. Вы, девушки, замечательно смотритесь вместе, - сообщил Вильям Далберг, когда руки Катрины и Милы соединились. – Антуан, режь шнур.

Антуан Грумберг с мрачным выражением на лице послушно перерезал тонкую шёлковую верёвку, ранее удерживающую Катрину на выступе. Девушку тут же качнуло так, что она едва не свалилась. Мила с ужасом смотрела в испуганные глаза Катрины и мысленно молила небо, чтобы всё обошлось. Она старалась удержать девушку всеми силами, и из-за этого её ноги сделали не самое удачное движение. Из-под крышки снова возник дым, и на этот раз Мила ощутила жжение кожи.

- Прелесть, - остался доволен Вильям Далберг. – А теперь, Антуан, предлагаю перекусить внизу. Искусство смерти отнимает столько сил, мы заслужили отдых.

С высоты башни Миле было прекрасно видно, как Антуан Грумберг и Вильям Далберг расположились на покрывале и достали снедь. И хотя до неё доносился в основном весёлый голос маркиза Роунского, подобное ужасно нервировало. А тут ещё и Катрина.

- Не дёргайся, только не дёргайся, - с мольбой произнесла Мила. – Мне так тяжело не шевелить ногами и при этом держать тебя.

Её поза была ужасно неудобной. Кто-то верно рассчитал длину женских рук, а потому только низко склоняясь за ограждение башни Мила могла удерживать вытянутую руку Катрины. Из-за этого ноги её быстро затекли, а спину заломило. Долго продержаться в таком положении ни у кого бы не вышло.

- Ты, главное, держись и не дёргайся.

- И что тогда? – спросила Катрина тихо. – Мы всё равно здесь умрём, так не лучше ли сразу?

- Давай хотя бы потреплем им нервы. Мы ведь сможем продержаться до отъезда этих ублюдков, да?

- Сможем, - подтвердила Катрина так, как если бы не понимала, что лжёт. Её рука была уже потной, ладонь так и норовила выскользнуть. А держаться ей было не за что. Чьими‑то немилосердными стараниями кроме выступа с этой стороны башни ничего не было. Кто-то стесал всё лишнее и заделал раствором щели. – Мила, а ты не сможешь подтянуть меня к себе?

- Для этого мне надо ухватить тебя лучше, а это не получится. Если я наклонюсь ещё ниже, то сама упаду. Тут ногами не за что удержаться.

- Тогда просто ждём, да?

- Просто ждём, - подтвердила Мила и даже постаралась улыбнуться несмотря на боль и жжение в щиколотках. Кажется, она снова неудачно пошевелилась.

***

Забавный факт, но в это воскресное утро Люций Орион и Поль Оллен проснулись в тот же миг, что и Мила Свон. Вот только если молодая женщина, дождавшись, когда хозяин дома наберёт достаточно сена для корма скота и выйдет из сеновала прочь, повернулась на другой бок и в результате не просто полежала минуточку с закрытыми глазами, а проспала ещё целых два часа, то оба её преподавателя в постель уже не вернулись. Собственно, не в постелях они и спали.

Причиной последнего было то, что желающий проявить заботу о коллеге Поль Оллен решил проводить Люция до арендованной комнаты, и по пути мужчины разговорились так, что было уже невозможно закончить столь интересный разговор на полуслове. В результате Поль Оллен ненадолго (во всяком случае, в тот момент ему виделось именно что ненадолго) зашёл в скромную по размерам и обстановке комнату, и как-то так вышло, что до первых петухов[1] никто из мужчин внимания на то, как уже поздно, не обратил. Они вели интересную беседу, пили клюквенный морс и то и дело отщипывали по кусочку мяса с остывшего барашка.

- Ох, как же я задержался, - заслышав петушиный крик, поразился Поль Оллен. – Прошу простить меня, но мне надо идти.

- Позвольте, да куда ж вы пойдёте в такой час? – раздвинув шторы и посмотрев за окно, с укоризной осведомился Люций Орион. – Не ставьте меня в неловкое положение, прошу вас. Я и так нарушил ваши планы на вечер, мне крайне неловко будет выдворять вас ещё и на улицу посреди ночи. Ложитесь на кровать.

- А вы?

- А я прекрасно высплюсь на этой кушетке.

- Нет-нет, что вы. Я предоставил вам комнату отнюдь не для того, чтобы вы ютились на этой убогой мебели…

Так слово за слово преподаватели препирались едва ли не с полчаса. Оба они хотели проявить уважение, и стоящая одиноко кровать уже начала напоминать некое яблоко раздора. Но проблема разрешилась просто. Когда Поль Оллен упрямо растянулся на кушетке, напрочь отказываясь отдавать её кому-либо ещё, Люций Орион решительно скинул подушку на пол и заявил, что всё равно на кровати он спать не будет. А там сыграла свою роль усталость. Оба мужчины крепко заснули и, если бы не служанка, которую отчего‑то никто не уведомил, что комната занята, в жизнь не проснулись бы они на рассвете.

- А-а-а! – истошно завопила женщина, когда вошла в комнату.

Ей нисколько не подумалось, что мужчины спят. Для неё всё выглядело как сцена убийства. Один несчастный покойник, одетый в мантию преподавателя академии, лежал на кушетке, и пальцы его правой руки едва касались пола. Другой нашёл свою погибель на полу. Он, не иначе, проткнутый ножом насквозь, лежал на животе. Во всяком случае, служанка представила себе именно это, так как высохшие пятна морса, который коллеги разлили ненароком на пол, изумительно походили на кровь. А тут ещё покойнички и зашевелились.

- А-а-а! – ещё громче завизжала служанка и, высоко задирая подол платья, выбежала из номера. – Умертвия! Умертвия здеся!

Произошедшее вызвало ту ещё суету. И, хотя ситуация разрешилась быстро и над ней до колик в животе посмеялись абсолютно все, спать после такого Люцию Ориону и Полю Оллену напрочь расхотелось. Это и стало тем обстоятельством, отчего оба преподавателя подошли к проходной академии так рано.

[1] Примерно два часа ночи