Такой я видел Японию

Первое знакомство со страной

Нас принимало министерство сельского и лесного хозяйства. В иокогамском порту, откуда мы тотчас отправились в Токио, нас встретили сотрудники министерства Такамура и Кобаяси. С их участием обсуждалась и программа наших поездок по стране. Сначала не все шло гладко. В соответствии с прочитанным Такамура планом мы могли посетить только два острова — Хоккайдо и Хонсю. По нашим откровенно разочарованным лицам японцы без труда догадались, что это нас не очень устраивает. Я беру слово после Такамура и, поблагодарив за теплые слова приветствия и рассказ о научных задачах, которые нам представляется возможность решить здесь, настоятельно прошу включить в план поездок южные острова — Сикоку и Кюсю. Кто-то из японцев спрашивает под общий смех, не хотим ли мы посетить хотя бы десятую часть из четырех тысяч японских островов. Мы сожалеем, что желаний значительно больше, чем времени, но все же обсуждаем мое предложение. Изменение маршрута требует дополнительного времени для бронирования мест в гостиницах, в поездах и т. д. Посоветовавшись между собой, наши хозяева обещают изменить маршрут путешествия. Приносят крупномасштабные карты, и мы все, склонившись над ними, решаем, что из намеченного надо исключить, чтобы выкроить время для поездки по всем главным островам.

Работа началась 16 июля. Нас пригласили в министерство и познакомили с важнейшими элементами структуры руководства научными учреждениями. Главное место в системе руководства занимает технический совет, который состоит из трех отделов: общих вопросов, административно-финансового, информации и пропаганды. При совете имеется коллегия из 16 специалистов, занимающихся координацией всей научно-исследовательской работы большой сети (более 50) сельскохозяйственных и биологических институтов и опытных станций. В это число входят: государственный институт сельскохозяйственной науки, государственные сельскохозяйственные опытные станции, государственный институт животноводства, государственная научно-исследовательская садоводческая станция, опытная станция по чаю, государственный институт радиационной селекции, опытная станция шелководства, опытные станции по удобрениям и агрохимии, карантинные опытные станции по растениеводству.

— Вся исследовательская работа, — рассказывает руководитель технического совета, полный, небольшого роста господин Огута, — проводится в научных учреждениях, находящихся в подчинении министерства, и на префектурных станциях (нужно сказать, что вся Япония разделена на 46 префектур; префектура в административном отношении соответствует примерно нашей области). В каждой префектуре в соответствии с ее сельскохозяйственным профилем имеются свои опытные станции. Если на государственной опытной станции проводят только научно-исследовательские работы, то префектурные станции в основном занимаются распространением и внедрением результатов этих работ в крестьянские хозяйства. Так, в обязанность префектурной станции входит испытание и размножение выведенных сортов вначале в одном месте, а затем во всей префектуре, которая специализируется на данной культуре.

Мы спрашиваем Огута о научной периодике. Науч дые статьи сотрудников опытных станций публикуются по решению самой станции, но, если речь идет о монографиях или других больших обобщающих исследованиях, нужно решение технического совета.

— А вообще, — добавляет Огута, — по каждой культуре у нас имеется свой ежеквартальный научный журнал. Журналы при исследовательских институтах выходят раз в год, при необходимости выпускается специальный номер. Новинки, представляющие практический интерес для крестьян, публикуются через Общество по распространению знаний. Его отделения имеются при министерстве сельского и лесного хозяйства и в каждой префектуре.

Мы чувствуем, что наша беседа затянулась, но нас еще интересует, как поступают со специалистами, оказавшимися неспособными к научной работе. Этот вопрос входит в компетенцию директора. Он может уволить такого сотрудника либо перевести его на работу, более соответствующую его возможностям. Если между директором и увольняемым возникает конфликт, в качестве арбитра выступает отдел координации при министерстве, за которым последнее слово.

В разговор вступает молодой человек, до сих пор сидевший в углу молча. Он говорит, что научные исследования в области сельского хозяйства в последние годы развиваются довольно успешно, и записывает мелом на доске следующую табличку:

Часы показывают полдень. Во всех учреждениях Японии это время обеденного перерыва, и потому нас просят пойти в ресторан, который находится в парке Хибия неподалеку от министерства. За столом сидит человек пятнадцать-семнадцать. Как говорит Такамура, все эти люди принимали участие в подготовке маршрута наших поездок по стране. Обед на европейский манер. На длинном столе небольшие, искусно составленные букетики цветов — это уже японский орнамент. Мы не чувствовали той неловкости, которая обычно бывает на официальных обедах среди незнакомых людей, говорящих на непонятном языке, Наши переводчицы (кроме Седы нас сопровождает переводчица с японской стороны Мидори Кавасима) работают не умолкая, обедающие весело комментируют услышанное. Нам уютно среди друзей, и это чувство не покидало нас за все время пребывания в Японии.

В два часа дня нас принял в своем кабинете заместитель министра господин Осава, стареющий полный человек. Он усаживает нас на мягкие диваны у низкого столика и, приветливо улыбаясь, расспрашивает о цели приезда и главных задачах, стоящих перед сельским хозяйством Советского Союза. Разговор носит общий характер, и мы вскоре раскланиваемся. Именно раскланиваемся, потому что в Японии, как и в Индии, не принято подавать руку при знакомстве и при прощании. Но если в Индии и во многих странах Юго-Восточной Азии, приветствуя друг друга, люди молитвенно складывают ладони, то в Японии руками касаются колен, сгибаются и раза два или три кланяются. Этот старинный обычай, на мой взгляд, оправдан тем, что освобождает человека от необходимости тут же мыть руки, особенно летом, после пожатия влажной от пота чужой руки.

Нас проводят в департамент экономики к начальнику отдела связи с иностранными делегациями господину Хисамура. Очень высокий человек в очках сидит за металлическим столом. При нашем появлении он быстро встает, приглашая располагаться в его кабинете. Такамура представил каждого из нас, и Хисамуоа, не теряя времени, подошел к висящей на стене большой карте Японии и стал рассказывать.

— Как вам должно быть известно, — начал он тоном опытного педагога, — Япония — маленькая по территории страна, фактически расположенная на четырех островах. С севера на юг это будут Хоккайдо. Хонсю. Сикоку и Кюсю. Кроме того, имеется множество мелких островов. К сожалению, из обшей площади архипелага, составляющей примерно 370 тысяч квадратных километров до 80–85 процентов приходится на горы и возвышенности. Япония — страна гор. Равнины и низменности небольшими пятнами лежат в котловинах гор, между озерами и реками, у морских берегов и чрезвычайно густо населены. Вследствие большой протяженности страны с севера на юг (около 2400 километров) климат Японии весьма разнообразен. Самая важная и отличительная особенность его — большая влажность. На Хоккайдо выпадает от 1000 до 1500 миллиметров осадков, на Хонсю (который иногда называют еще Главным островом), Кюсю и Сикоку — от 1500 до 3000, а в некоторые годы до 5000 миллиметров.

Хисамура обращается ко мне с вопросом, сколько осадков выпадает в Москве или Ленинграде, и, когда я отвечаю, что в течение года, особенно за счет осенне-зимних осадков, выпадает около 800 миллиметров, он оживляется:

— Ну, наконец-то, хотя бы в этом мы вас значительно обогнали.

Хисамура извиняется за свое затянувшееся сообщение, но мы настоятельно просим, чтобы он продолжал рассказывать — это поможет нам понять характер и направленность сельского хозяйства Японии.

— Поскольку наша страна представляет собой часть северо-восточной климатической области муссона, то в отличие от вашей страны обычно зимой у нас стоит ясная погода, за исключением Хоккайдо; весна же дождливая, но больше всего осадков приходится на лето; самые жаркие и влажные месяцы — июль и август, когда температура в тени иногда достигает 38 градусов в условиях чрезвычайно высокой влажности.

При этом сообщении мы переглядываемся: жару мы уже ощущаем без удовольствия, а впереди долгие дни поездки. Очень не хочется покидать прохладный кабинет нашего приветливого «лектора».

— Нужно вам сказать, — продолжает между тем Хисамура, — что северные окраины Японского архипелага находятся в холодном климатическом поясе; холодные сибирские ветры, дующие со стороны Японского моря и Тихого океана, иногда проникают в глубинные районы Хоккайдо и Северного Хонсю, часто приводя к гибели до 20 процентов урожая озимой пшеницы. Самый холодный месяц — январь. В это время на Северном Хонсю температура снижается по ночам иногда до минус десяти градусов. На западном побережье выпадает снег. На восточной стороне архипелага много равнин, в том числе главная равнина страны — Канто, где расположены крупнейшие города Японии. Здесь и даже в самых южных районах Сикоку и Кюсю иногда выпадает довольно глубокий снег, правда, быстро стаивающий. На юге страны климат субтропический с продолжительным вегетационным периодом, превышающим 200 дней. В этой части страны произрастают цитрусовые и другие теплолюбивые растения.

Заканчивая свое сообщение о климатических условиях Японии, — говорит наш собеседник, — должен вам сказать, что перед японскими крестьянами стоят чрезвычайно большие трудности. Если о них не сказать, то вы не сможете правильно оценить их трудолюбие, неуемный оптимизм и веру в свои силы. Вы, очевидно, знаете, что Япония — одна из наиболее густо населенных стран мира, а лишь 16,4 процента ее площади пригодно к обработке. Большинство крестьянских хозяйств имеет менее гектара пахотной земли. Теперь представьте себе, что кроме обычных неудач, связанных то с засухой, то с излишним увлажнением почвы выпавшими осадками, существуют еще другие, не менее страшные стихийные бедствия. Назову некоторые из них. Тропические ураганы, приходящие из южной части Тихого океана. Бедствия, причиняемые ураганными ветрами, всегда значительны, особенно потому, что тайфуны, проносящиеся над островами шесть-семь раз в течение года, чаще всего наблюдаются в период уборки урожая. Как правило, тайфуны сопровождаются сильными ливнями. Порою за сутки выпадает до 400 миллиметров осадков, то есть столько, сколько у вас в Ленинграде за полгода. Во многих земледельческих районах Японии к прочим стихийным бедствиям добавляются частые землетрясения, которые разрушают оросительные и осушительные каналы и плотины, изменяют уровень поверхности и превращают сельскохозяйственные угодья, расположенные вдоль побережий, в покрытые соленой водой лагуны. В связи с землетрясениями в Японии довольно часты цунами — высокие приливные волны, возникающие в результате сдвигов земной коры. Они обрушиваются на территории прибрежных районов и причиняют серьезный ущерб земледелию.

Мне кажется, я рассказал вам о главных факторах, определяющих развитие сельского хозяйства Японии, — добавил господин Хисамура. — Теперь с вами поговорят наши ведущие специалисты, и вы, перед тем как двинуться в путь по стране, будете иметь представление, в каких климатических и социально-экономических условиях живут и трудятся наши крестьяне, почему поставлены те или иные научные проблемы в институтах и опытных станциях, какие преобразования ожидаются в японской деревне в ближайшие годы.

Такамура и Кобаяси торопят нас на встречу с доктором Кадзиура, крупнейшим садоводом, председателем Общества садоводства Японии, директором государственной научно-исследовательской садоводческой опытной станции в Хирацука (префектура Канагава).

Быстро идем по просторным коридорам министерства. Это восьмиэтажное здание построено недавно. Несколько бесшумных лифтов поднимают одновременно по 20 человек. В комнатах почти нет деревянной мебели. Столы, кресла, большие ящики для картотек, шкафы — все эти вещи из металла, окрашенного блестящей серой краской. Служебные помещения большие, с огромными окнами, но в каждом сидит много сотрудников, и, пожалуй, им тесновато. Пока ждем лифта, Кобаяси-сан[1] рассказывает нам, что рабочий день в учреждениях Японии начинается в девять утра и заканчивается в пять вечера с перерывом на обед с двенадцати до часу. Время обеда строго регламентировано, и никто не вправе нарушить его деловыми разговорами.

Но вот мы в просторном кабинете, где расставлены большие полированные столы и металлические стулья с мягкими сиденьями. Нам навстречу идет сухощавый, уже немолодой человек, с узким лицом и добродушными толстыми губами, со смешинкой в умных глазах. Это и есть доктор Кадзиура. После приветливых расспросов о каждом из нас он говорит, что слышал о нашей просьбе включить в программу и два южных острова — Кюсю и Сикоку, в связи с чем придется на несколько дней задержаться в Токио, чтобы дать возможность забронировать для нас места в гостиницах и заказать билеты на поезда и пароходы.

— В летнее время, — улыбаясь, говорит доктор Кадзиура, — масса учащихся школ и вузов и иностранных туристов разъезжают по стране, и поэтому очень рискованно пускаться в путь, не имея заранее заказанных билетов на транспорт. Но считайте, что вам повезло, и используйте эти несколько дней, чтобы познакомиться с Токио, ведь это самый населенный город мира. У нас здесь живет более десяти миллионов людей, а это в два раза больше, чем во всей соседней с вами Финляндии.

В программе ваших поездок, — продолжает доктор Кадзиура, — посещение государственной садоводческой опытной станции, поэтому подробно о плодоводстве поговорим на месте. Сейчас я скажу только, что многие культурные плодовые растения, возделываемые у нас, — пришельцы из соседних северо-восточных стран, но, благодаря тому что они прибыли к нам, так сказать, в доисторические времена, акклиматизировались и под влиянием человека облагораживались, приобретали лучшие хозяйственные качества, ныне существующие сорта не имеют ничего общего с их дальними сородичами, от которых они произошли.

Приведу два примера. Знаменитый японский ранний и холодостойкий мандарин «Унсю», который растет и у вас, на Черноморском побережье, китайского происхождения, но в Китае нет сорта, имеющего достоинства японского «Унсю». То же самое относится к японской хурме, которая, хотя и прибыла к нам также из Китая, приобрела такие замечательные качества, каких не найти среди сортов, возделываемых в Китае.

Ко всему этому нужно добавить, что в отличие от материковых растений Восточной Азии многие культурные растения в Японии проделали значительный путь на север, поэтому в нашей стране вы найдете скороспелые сорта риса, которые представят для вас большой интерес, холодостойкие сорта цитрусовых, яблонь и других ценных растений.

На прощание доктор Кадзиура желает нам ярких впечатлений в наших поездках.

На следующий день с утра мы снова в министерстве. Ждем заседания коллегии. Нас усаживают на диван в большой, заставленной столами комнате, где много сотрудников, телефонов, вращающихся кресел, металлических серых шкафов. Сотрудники уже знают нас и дружески нам улыбаются. Осмелев, подхожу посмотреть, как работает молодая розовощекая машинистка. Она печатает, держась за ручку небольшого рычажка, который быстро опускает на серый большой квадрат, состоящий из отдельных иероглифов. Их более 3130. Немыслимо себе представить, как можно найти нужный иероглиф с замысловатыми фигурками, черточками, точечками… Я с великим удивлением слежу за проворными руками машинистки, которая, ничуть не смущаясь, быстро выстукивает знаки, бросая взгляд на рукопись, лежащую на столе по левую сторону от нее.

Конечно, иероглифическая письменность — это большое препятствие для знакомства европейцев с научными достижениями китайцев и японцев. Попытка в далеком прошлом упростить японскую письменность введением слоговых азбук — так называемых хирагана и катакана — мало что дала: в обеих азбуках более сотни довольно сложных значков, а главное — они не смогли окончательно вытеснить иероглифы. Возможно, поэтому японские ребята начинают ходить в школу с шести лет: им нужно много времени, чтобы освоить письменность.

Но вот нас приглашают на заседание. Советник технического совета по науке Имандзуки представляет нам каждого из присутствующих. Здесь заведующие отделами: общих вопросов, планирования, кооперации, агротехники, пастбищ, сельскохозяйственных машин, почв и удобрений, болезней растений и т. п.

Рассказывает о японском земледелии Имандзуки:

— Размер посевных площадей Японии не может идти в сравнение с огромными площадями вашей страны, — говорит он, мягко улыбаясь и проводя рукой по иссиня-черным волосам. — Уже многие десятилетия обрабатываемая площадь у нас почти неизменна. Так, в конце 1918 года в Японии имелось шесть миллионов гектаров обрабатываемой площади, и в настоящее время — почти столько же. Не думайте, что мы не осваиваем новые территории! Это отнюдь не так! Но в связи со строительством промышленных объектов, железных и шоссейных дорог и других государственных предприятий изъято из сельскохозяйственного оборота более полутора миллионов гектаров. Для освоения новых земель нужны большие капиталовложения, а это не по силам мелким крестьянским хозяйствам.

Японское правительство, — продолжает Имандзуки, — предпринимает меры для объединения усилий хозяйств и большей концентрации капитала в них при помощи сельскохозяйственных объединений и коопераций. Большая часть обрабатываемых земель Японии орошается. Нужно заметить, что современное поливное земледелие является результатом упорного труда крестьянина, создавшего сложные ирригационные системы.

Имандзуки оборачивается к висящей на стене большой карте Японии и продолжает свой рассказ, проводя указкой по местам, которые он называет:

— Неполивные поля преобладают на Хоккайдо, в районах, расположенных в его центральной гористой части, а также в префектурах Акита, Нагано, Кагава, Фукуока, Оита, где под богарным земледелием занято 80 процентов посевных площадей. Чтобы вы представили себе, какая разница между орошаемым и неорошаемым земледелием, достаточно сказать, что на полях с искусственным орошением можно собирать по два-три урожая в год, на неполивных землях снимают только один урожай. На неполивных землях в основном возделывают зерновые, зернобобовые культуры, батат (сладкий картофель), картофель и тутовые деревья, листья которых являются кормом для шелковичных червей. Особенно интенсивно используют такие земли при выращивании овощей в пригородных районах Токио и в равнине Сендай, где с крохотных участков крестьяне собирают семь-восемь урожаев в год, применяя рассадный метод и различного рода укрытия; о них вам расскажут сами крестьяне. На поливных землях при получении двух урожаев в году первой культурой сеют рис, а затем пшеницу, ячмень или батат. При трех урожаях в год высевают рис, следом — зерновые или бобовые, затем — арбузы или кабачки.

Фантазия у наших крестьян, — замечает Имандзуки, — поистине неисчерпаема. Иногда они собирают два урожая поливного риса и в оставшееся время сеют кормовые культуры. Вы, наверное, знаете, что по трудолюбию японский крестьянин, так же как крестьяне Восточной и Юго-Восточной Азии, не имеет себе равного. Он работает на своем участке с раннего утра до позднего вечера круглый год. Вы не увидите ни одного сорняка на поле, потому что крестьянин своими руками собирает и вносит под растения органические удобрения и не желает, чтобы они достались сорнякам. Но времена меняются. Сейчас нужны новые формы интенсификации сель-скоро хозяйства. Мы решили пойти путем развития химической промышленности, выпускающей дешевые минеральные удобрения, гербициды и ядохимикаты для борьбы с болезнями растений, сорняками и вредителями.

За последние годы наша страна, — не без гордости продолжает Имандзуки, — по количеству основных удобрений, вносимых на единицу обрабатываемой площади, вышла на третье место в мире, после Голландии и Бельгии. В 1963 году, например, на каждый гектар пашни было внесено в среднем около тонны минеральных удобрений, при этом не учитывалось большое количество навоза и компоста, которые продолжают вноситься в почву крестьянами, проявляющими свое исключительное усердие. Очевидно, трудолюбием крестьян в большой степени и определяется то обстоятельство, что Япония по урожайности занимает одно из первых мест в мире. Обратите внимание на показания средней урожайности основных продовольственных культур (с гектара): рис — 40 центнеров, ячмень — 30, пшеница — 25 центнеров и т. д.

Как вы сами представляете, те видимые успехи, которых добились наши крестьяне, не пришли сами собой. Наша задача — поднять на очень высокий уровень семеноводство и обеспечить крестьян чистосортными семенами, дать им правильный рецепт использования минеральных удобрений применительно к типу почв, чтобы внесение удобрения оправдало себя экономически; необходимо максимально снизить себестоимость химических продуктов, что приведет к снижению цены на них и увеличит доход крестьян.

Мы координируем научно-тематические планы между исследовательскими учреждениями, а это поможет предельно приблизить решаемые задачи к нуждам крестьян и в какой-то степени избежать такое явление, как дублирование научных тем. Большую роль играют семеноводческие фирмы, снабжающие крестьян семенами овощных культур. Вы посетите одну из таких фирм, она имеет свои научно исследовательские селекционные и семеноводческие опытные станции.

Мы просим Имандзуки объяснить систему поощрения селекционеров. Оказывается, никакой дополнительной оплаты, никаких премий не существует. Но есть ряд Поощрительных мер, например повышение селекционерам заработной платы или повышение в должности.

На этом заканчивается интересная беседа. Нас угощают холодным кофе, и мы прощаемся.

Завтра, 18 июля, суббота, третий день нашего пребывания в Токио, а города мы так и не видели. В субботу в учреждениях работа заканчивается в 12 часов, поэтому наши друзья намерены показать нам город за оставшиеся полтора дня: в понедельник начинается наша поездка по стране.

О Токио писалось много, но не писать о нем невозможно. Этот город — самая населенная столица мира, хотя по территории своей уступает, например, Нью-Йорку. Приехавшего в Токио поражает не гигантский масштаб города — его не охватить ни взглядом, ни многочасовыми поездками по бесчисленным улицам, — а необычный, какой-то лихорадочный темп, который заражает каждого, и, очевидно, поэтому, когда выдается часок свободного времени, мы не гуляем по улицам, а спешим, как все, хотя нам жарко и душно.

Утром приходят к нам в отель Мидори и Кобаяси, с которыми мы успели подружиться. Сначала направляемся к императорскому дворцу. Идем пешком. На улицах обычное оживление, много машин, пешеходы спешат так же, как на московских улицах. Кобаяси говорит, что сегодня все торопятся особенно. Одни, окончив дела пораньше, уедут за город, другие — на один из многочисленных пляжей, некоторые — в деревню к родственникам. Останавливаемся у красного светофора. Токийцы, да, впрочем, и все японцы, исключительно дисциплинированны. Публика столпилась у кромки тротуара в ожидании зеленого сигнала, причем в этой части города довольно мало машин и улица хорошо просматривается, но тем не менее ни один из пешеходов не нарушает правила. Нам очень хотелось перейти мостовую на красный свет, когда не было машин, но чувство неловкости перед дисциплинированными японцами помешало сделать это. На оживленных улицах больших городов, на тротуарах, стоят урны с красными флажками, и, если дорогу должен перейти малыш, он берет в руку флажок и, высоко подняв его над головой, переходит мостовую, а потом кладет в урну, стоящую на противоположном тротуаре. Школьникам в Японии предлагается носить желтые шапочки: так они лучше видны шоферам.

Мы обращаем внимание на большой щит, высоко поставленный на перекрестке улиц. Оказывается, на нем муниципалитет ежедневно вывешивает сводку числа несчастных случаев, происшедших на улицах Токио в результате нарушения правил уличного движения. Одна цифра показывает нарастающий итог с начала года, две другие — число раненых и убитых в течение минувшего дня. Удивляемся, что при столь высокой дисциплинированности пешеходов в Токио уже в июле погибло 384 человека, за вчерашний день было ранено 14 человек и двое убито. Кобаяси говорит, что, если бы муниципалитеты других столиц мира вывесили подобные щиты, на них, очевидно, красовались бы цифры не меньшие, чем в Токио.

— Я не совсем уверен, — добавляет он, — что прохожие в других странах более дисциплинированны, чем у нас.

В разговор вступает Мидори, которая высказывает предположение, что основная вина за несчастные случаи надает на водителей автомашин. Роль ГАИ исполняют здесь полицейские в серой форме и в белых касках, которые, ловко лавируя на мотоцикле между машинами, останавливают нарушителя и штрафуют его на три-четыре тысячи, а то и на пять тысяч иен, и потому их очень боятся шоферы. Я спрашиваю у Мидори, откуда у нее такие познания в шоферских делах, и она рассказывает, что они с подругами и с соседом-юношей купили в складчину совершенно бросовую машину, кое-как починили и во время отпуска и по большим праздникам выезжают на ней на прогулки.

— Машину водит тот юноша, но мы не раз имели удовольствие встретиться с нашими представителями ГАИ, — при этом Мидори делает большие глаза и смешно кривит рот, подчеркивая своей выразительной мимикой, что такая встреча не всегда оказывалась приятной.

Мы идем мимо большого старинного здания городского суда.

— Как ни странно, — говорит Кобаяси, — это одна из очень редких построек, сохранившихся в целости после второй мировой войны. Токио ведь был в руинах, особенно центр города. Все эти многоэтажные здания из стекла и алюминия — постройки послевоенного времени.

Столица Японии дважды была разрушена: первый раз во время катастрофического землетрясения в 1923 году и потом в результате налетов американских бомбардировщиков в 1945 году. Сейчас токийцы вновь реконструируют город, с тем чтобы собрать в нем самые совершенные черты европейских столиц. Наше пребывание в Японии совпало с периодом подготовки ее столицы к приему участников XVIII Олимпийских игр. Везде строят. Строят днем и ночью. Муниципалитет удлиняет все четыре существующие линии метро и строит две новые; возводят на бетонных опорах пять эстакадных дорог. Когда едешь по такой дороге на машине, эта широкая магистраль то уходит вниз, то вдруг взлетает вверх, чтобы, сделав мягкий поворот, снова укрыться под дорогой, идущей над ней.

Пересекаем уютный парк Хибия и выходим к императорскому дворцу, который построен на возвышенности. Он окружен широким рвом, наполненным водой. Когда-то ров был глубокий, сейчас он заилился и зарос водорослями, отчего кажется совершенно зеленым. За рвом высокая пологая стена из темно-серых, замшелых камней. Трехарочный каменный мост переброшен через ров и ведет к воротам дворца-пагоды. Там живет император Хирохито с семьей.

Мидори предлагает конкурс на кратчайшее изложение истории Японии хотя бы в течение десяти минут. Кобаяси берется это сделать.

— Начнем с того, что с незапамятных времен названия страны отражали ее географические особенности; «Страна больших островов», «Страна, где восходит солнце» (по-японски это произносится Хи-но-мото-но ку-ни), а в 645 году, — увлекшись, как на экзамене, продолжает Кобаяси, — страну назвали Ниппон, что означает «Страна восходящего солнца». В средние века правители Японии, стараясь сохранить целостность социального и политического строя, крепко закрыли двери Страны для внешнего мира. Но эта изоляция была непрочной. Вскоре в страну стали проникать испанские и португальские миссионеры, нидерландские и китайские торговцы, которые обосновались на небольшом острове у Нагасаки. Отсюда в страну просачивались научные знания с Запада, сведения о жизни народов, проживающих на других материках. Изоляция Японии от внешнего мира, как ни старались сохранить ее сёгуны Токугава, была нарушена в 1853 году, когда американский коммодор Перри ввел в токийскую бухту военные корабли и потребовал заключить торговый договор с США. Вскоре торговые договоры были заключены со многими западноевропейскими странами. При императоре Муцухито, который правил страной с 1868 по 1912 год, столица была переведена из Киото в Эдо, переименованный в Токио, что означает «Восточная столица».

— Нужно вам сказать, — вступает в разговор Мидори, — что при Муцухито благодаря решительным мерам были упразднены феодальные порядки, тормозившие развитие страны, широко открылись двери для восприятия западной цивилизации и в короткое время Япония вышла в ряды передовых стран мира. В 1912 году, после смерти Муцухито, на престол вступил император Иосихито, а с 1926 года и по настоящее время императором является Хирохито. Император увлекается ихтиологией и опубликовал несколько книг по морской биологии. Один из его сыновей преподает в Токийском университете.

— Япония пережила много неприятных моментов, но будем считать, что все это позади. Сейчас наша страна прошла путь больших социально-экономических преобразований, и мы движемся вперед, по пути прогресса, — заключил Кобаяси.

Выслушав предельно краткую историю Японии, мы пришли к выводу, что победителя в этом конкурсе нет, так как в рассказе приняло участие несколько лиц.

Было решено пойти погулять по улицам. С Дворцовой площади, на которой мы стоим, открывается широкая панорама деловой части Токио. Поток машин течет по магистрали, исчезающей за высокими строениями. За исключением нескольких известных проспектов, улицы в Токио не имеют названий. Они разбиты на районы, кварталы и корпуса.

Спускаемся в метро. Оно неглубокое, без эскалаторов, в своем оформлении просто. В оживленных районах города станции более просторны. На станциях метро продаются газеты и журналы, сладости, фруктовые соки, сигареты. Вход в метро по билетам, стоимость которых зависит от расстояния — от 30 до 70 иен. Билеты обязательно отбираются у выхода. Остановки довольно частые. Вагоны несколько шире наших, с бархатными сиденьями вдоль стен. На станциях и в вагонах очень жарко. Бешено вращающиеся вентиляторы не облегчают участи пассажиров.

Проехав несколько остановок, выходим на поверхность и идем мимо многочисленных кинотеатров, магазинов, ресторанов. Фланирующая публика одета очень опрятно и элегантно. Мужчины в белых рубашках, хорошо начищенных остроносых туфлях, женщины в блузах и лишь немногие в кимоно. Так японцы одеты не только в воскресные дни, но и в будни. Бродим по лабиринту необычайно тесных улиц и переулков, которые удивительным образом соседствуют с широкими проспектами, так же как огромные современные гостиницы, например «Нью-Отани» с вращающимся рестораном на крыше, с двухэтажными домиками, хаотично расположенными на этих улочках.

Воспользовавшись приглашением корреспондента газеты «Известия» Б. Чехонина показать нам ночной Токио, мы усаживаемся в его небольшую машину, и он, не только заправский шофер, но и прекрасный гид, веют нас по множеству улиц — широких и узких, шумных и тихих, залитых светом реклам и полутемных. Пусти нас по этим улицам одних, мы бы наверняка заблудились. Японцы, как правило, не знают иностранных языков, поэтому каждому из нас сразу по прибытии дали по коробочке спичек, на которой написано название нашего отеля «Дай-ити». В случае, если мы «потеряемся», можно показать таксисту коробочку — и нас довезут до отеля.

Я люблю смотреть чужие города ночью, особенно сели они расцвечены огнями реклам. Центр Токио представляет собой феерию разноцветных светящихся красок. Знаменитая Гиндза — средоточие капиталистического бизнеса в Японии — широкая улица, по которой плывет лавина машин. Ощущение движущейся лавины усиливается, если смотреть на проспект с моста: в одну сторону течет желтая река горящих фар идущих на вас машин, в другую — красная — задних подфарников. Ослепительные витрины роскошных магазинов, огромные, переливающиеся разноцветными огнями рекламы фирм с вращающимися новыми моделями автомашин, установленными на крышах домов. Замысловатые, гигантского размера неоновые иероглифы извещают о новых изделиях из синтетики. Красные свисающие японские фонари с черными надписями на них, брызги фонтанов из электрических лампочек. Огромная бриллиантовая корона в золотой оправе — герб нефтяной компании — венчает вершину многоэтажного дома. Эта буйная стихия света и красок сначала изумляет своим ослепительным великолепием, а затем утомляет.

Мы возвращаемся в отель пешком. Идем мимо очень узких улочек, обвешанных бумажными фонариками. Здесь расположены японские бары. У порогов стоят молоденькие девушки и с милой улыбкой приглашают прохожих зайти отдохнуть. С шумом проносится над нашими головами электричка окружной железной дороги, увозя в ярко освещенных вагонах пассажиров на окраины Токио. Центр Токио — это многоэтажные административные здания, банки, страховые общества, министерства, крупнейшие универмаги. Но почти 11-миллионное население живет в одно- и двухэтажных домах, разбросанных на большом пространстве далеко от центра. Многочисленные наземные электропоезда, метро, авто бусы и трамваи доставляют утром людей на работу в центр. Мы много раз наблюдали, как огромная людская масса широким потоком выплескивается на улицы из железнодорожных вокзалов. Для японца понятие расстояния от дома до работы несколько отлично от нашего. Когда однажды мы спросили сопровождавшего нас Кобаяси, далеко ли он живет от работы, он ответил спокойно, что это довольно близко — всего час езды на метро, а там пешком еще минут пятнадцать. Кто-то из нас шутливо заметил: «Да это же рукой подать», — а Кобаяси-сан совершенно серьезно подтвердил, что, в общем, это недалеко, другие живут значительно дальше.

Сегодня воскресенье, и мы решили посетить знаменитую телевизионную вышку, видную со всех точек Токио. Раннее утро. Выходим на пустынные улицы. Дневной Токио по сравнению с ночным выглядит суровым, серым и тусклым. Кажется, будто его отмыли, сняли нею позолоту, и он стал таким, каким и должен быть: строгим, деловым, с многоэтажными домами и банковскими зданиями, с массивными стеклянными дверьми, у которых стоят парни в униформе, широкими проспектами, соседствующими с узкими улочками, многочисленными ресторанами, кафе, барами. Нам говорят:

— Обратите внимание на витрины столовых или небольших ресторанов. Вам незачем входить внутрь, чтобы спросить о любимом вами кушанье и разочарованным уйти, если его не окажется. Видите, на витринах выставлены все имеющиеся блюда и показаны цены. Если вы не завсегдатай этого ресторана и не знакомы с его меню, вы можете выбрать себе блюдо по вкусу и по карману еще до того, как войдете. В этом случае и вы и официант будете довольны друг другом.

Мидори рассказывает, что после пяти часов, то есть после окончания рабочего дня, все рестораны бывают настолько переполнены, что на широких тротуарах возле них устраиваются временные столовые.

Но вот она — в то время самая высокая в мире телевизионная башня. Ее высота — 333 метра. Она стоит на четырех огромных ажурных опорах. Между ними построен четырехэтажный дом с плоской крышей. Внутри большой, просторный холл с многочисленными киосками, где можно приобрести и сладости и сувениры — маленькие модели башни. Вместительный лифт поднимает нас на высоту 120 метров. Японка в белых перчатках, стоящая у ручки управления лифтом, рассказывает в микрофон историю строительства телевизионной башни. Лифт останавливается, и мы выходим в круглое застекленное просторное помещение, откуда открывается великолепная панорама Токио. Правда, небо заволокло тяжелыми тучами, моросит дождь, но мы видим многоэтажные дома центра города и на обширной территории вокруг центра темные крыши низких, прижавшихся друг к другу домиков жителей столицы. Видны зеленые пятна парков. Ближе к нам — своеобразные гаражи на бетонированных крышах домов, где в несколько рядов стоят автомашины. С гаражами в Токио туго, как, пожалуй, во всех крупных городах мира.

— Посмотрите направо, — обращаются ко мне, — видите, плавательные бассейны. Вода в них изумрудная. Это отсвечивает кафель, которым выложены дно и стены.

Действительно, это красиво. На зеленой лужайке, у бассейнов, поставлены стулья с разноцветными сиденьями. Несмотря на то что вход платный, желающих поплавать много.

На смотровой площадке стоят подзорные трубы; можете опустить в автомат десять иен и пять минут любоваться панорамой города. Очень далеко видны дымящиеся трубы заводов. Говорят, Токио в диаметре имеет 60 километров. Но и того, что мы видим в этот пасмурный день, достаточно, чтобы иметь представление о городе-гиганте. Обращают на себя внимание небольшие телевизионные вышки, разбросанные по городу. Нам дают справку, что кроме государственных имеется большая сеть коммерческих радио- и телевещательных компаний, рекламирующих новинки торговли. Бесчисленные рекламы с довольно широкой программой вклиниваются в любую телепередачу. Они мешают сосредоточиться на основной передаче, предлагая вам: витамины самые целебные, поднимающие настроение и тонус, снимающие усталость, портативные стиральные машины, известные во всем мире фотоаппараты «Кэнон», шоколадное драже и т. д. Проходит время, и мы привыкаем к этим назойливым рекламам, так же как и к непрекращающемуся за окнами отеля глухому шуму беспрерывного движения транспорта.

Но нам пора спуститься со 120 метровой высоты на землю. Наши японские друзья обещали показать нам сегодня еще увеселительную часть Токио — район Асакуса.

Мидори и молодой сотрудник министерства Итио-сан посвящают нас в уже разработанный план развлечений:

— Если дождь перестанет, мы будем гулять в парке, а затем пообедаем в японском ресторане. В противном случае пойдем в театр, покажем вам мюзик-холл с участием японских актеров.

Мы согласны на любой вариант, лишь бы больше видеть и хотя бы попытаться понять существо японцев, с древнейших пор удивляющих мир своим необычным энтузиазмом и трудолюбием. Выходим из отеля. Дождь льет не на шутку. Непрерывная толпа пешеходов с раскрытыми зонтами движется по улицам. Зонты разноцветные, и кажется, будто гигантское лоскутное полотнище колышется вдоль домов в такт движению ног.

Как ни удивительно, в эту пору лета во время дождя японцы плащей не носят, как и обуви на резиновой подошве. У некоторых на ногах гэта — обувь в виде деревянной скамеечки. Их изготовляют из деревянных планок, подбитых двумя продольными дощечками. Идущий по городскому асфальту в гэта цокает подошвами. В деревнях гэта — повседневная обувь, только продольные планки делают там очень высокими, очевидно, чтобы легче было ходить по грязи. Но есть и весьма изящная обувь — дзори, обтянутые цветной лакированной кожей. Гэта и дзори удерживаются на ноге ремешком, продетым между большим и указательным пальцами. На нас, европейцев, производят странное впечатление гэта, надетые на чулки, у которых выделен большой палец, и сапожки из мягкой кожи с одним пальцем, как у наших рукавиц.

Мы перебегаем улицу, укрываемся от дождя в такси. Машины вместительные. В качестве опознавательного знака вечером на крышах такси загораются желтые или красные лампочки под колпаком. Наше такси — капля в потоке машин. Совершив долгую поездку, попадаем наконец в район Асакуса. Едем мимо кинотеатров, ресторанов, бесчисленных магазинов и нескончаемой толпы людей. Выходим у большого одноэтажного здания театра и успеваем занять свои места перед самым открытием занавеса. Зал очень вместительный, очевидно, больше тысячи мест, кресла мягкие и удобные. Ряды расположены амфитеатром, и потому никто никому не мешает. Показывают театрализованную постановку «Степан Разин».

…На сцене боярский дом. Резвится княжна со служанками и няньками, которые поют песни на русские мелодии. Вдруг раздаются выстрелы, в окна валит дым, влетают какие-то свирепые дяди в кавказских бараньих папахах, в руках кривые ятаганы. Они неистово кричат, их пытаются заглушить звуки литавр и медных тарелок. Наконец, кто-то хватает княжну в охапку и уносит. Сразу все стихает, и мы облегченно вздыхаем.

Другая сцена — корабль с нарисованным на носу лебедем, на борту удалые казаки в ярко-красных шелковых штанах, заправленных в сапоги; на переднем плане возлежит грозный атаман, и к нему ласкается княжна. Поодаль поют песни его свирепые дружки. Поют они с чувством — им не нравится легкомыслие атамана. Атаману надоедают двусмысленные намеки товарищей, он хватает княжну — маленькую японочку — и легко бросает за борт. Все довольны, атаман восстанавливает свое реноме. Заканчивается сцена темпераментными плясками. Очевидно, эта постановка очень по душе зрителям, потому что они многократно вызывают на сцену исполнителей.

Затем показывают скетчи на японские сюжеты, танцевальные этюды, фрагменты из национальных музыкальных водевилей. Представление завершает большая группа каскадных танцовщиц. Гремит джаз. Танцовщицы затянуты в блестящие ткани, красиво подсвечиваемые прожекторами. Танцуют слаженно, в бойкой американской мадере.

Выходим на улицу, дождь перестал. Направляемся к храму «Асакуса Каннои» — большому деревянному сооружению, от времени потемневшему. Ворота храма сторожат огромные деревянные чудища с разинутыми ртами и выпученными глазами, угрожающе поднявшие обнаженные кривые мечи. Каково было мое удивление, когда оказалось, что эти страшные фигуры олицетворяли вовсе не злых духов, как можно было подумать, судя по их отталкивающему облику, а, напротив — добрых! Своим видом они призваны отпугивать злых духов, чтобы те не могли войти в храм.

Над воротами висит огромный медный колокол, в который звонят в особо праздничные дни. Храм открыт. Поднимаемся на несколько ступенек; у входа стоят большие решетчатые ящики для пожертвований, куда приходящие бросают монеты. Верующие, молитвенно сложив руки, стоят здесь минуту, потом спускаются вниз.

Я спрашиваю Мидори о современном японском театре, о влиянии западного искусства. Она несколько задумывается и, подбирая фразы, отвечает;

— Говорить о современном театре Японии очень трудно. После второй мировой войны, безусловно, сильно влияние Запада, и в этом вы могли сами убедиться, высказывая недоумение по поводу абстракционистских картин, которыми увешаны стены вашего отеля.

То, что мы с вами сейчас видели, — продолжает Мидори, — это своеобразная комбинация западной музыки и ревю, которая позволяет в мягкой и доступной форме показывать сценки из повседневной жизни японцев, высмеивать недостатки нашего быта. Не будет преувеличением, если я скажу, что в Японии представлены почти все театральные жанры и они удивительным образом сосуществуют. Мюзик-холлов в Токио несколько, в то же время у нас много театров, где сохраняются национальные классические формы, и они всегда собирают многочисленных зрителей.

Да, я припоминаю — мой знакомый профессор с кафедры искусствоведения Токийского университета говорил как-то, что, по приблизительным подсчетам, мюзик-холлы посещают не более трех-четырех процентов японцев, большинство же предпочитает национальные театры.

— К счастью, японцы очень патриотичны, — продолжает Мидори, — и у нас популярны классические формы театра, как, например, театр Но, где артисты широко используют в представлении маски. А наш знаменитый кукольный театр Бунраку! Он назван так в честь прославленного мастера кукольного действа и возник еще в начале XVI века. Мне хочется сказать об этом театре несколько слов, потому что он — проникновенное и отшлифованное веками воплощение искусства Японии, наше национальное сокровище. Театр имеет своего драматурга-классика Тикамацу. Его трагедии сюжетно напоминают средневековые баллады Европы, где несчастная судьба разлучает прекрасную даму и ее возлюбленного рыцаря, а герои, спасая поруганную честь, то и дело кончают с собой. Красота и страдания, честь и зло сопряжены здесь в единство редкой эстетической ценности, дополняемой нежной музыкой, изящным танцем и большой трагедийностью.

В спектаклях Бунраку играют великолепные лакированные куклы более метра высотой. Они разодеты в роскошные — до пят — кимоно, подпоясанные яркими широкими кушаками. Требуется три человека, чтобы управлять каждой куклой. Два актера-кукловода (один управляет левой рукой, другой — ногами куклы), одетые в черные халаты с капюшонами, скрыты от зрителя ширмой, а третий, главный оператор, который управляет головой и более выразительной правой рукой куклы, плавно движется за ее спиной на виду у зрителей, бесстрастный и чуждый разыгрывающейся на сцене трагедии.

Тридцать лет требуется оператору, чтобы овладеть мастерством управления куклой. Не меньше десяти лет учится его помощник, управляющий ногами. Большинство операторов театра вступили в труппу в десятилетнем возрасте. Первые пять лет они не участвуют в спектаклях, а лишь смотрят из-за кулис, как работают опытные мастера.

Деревянные куклы отличаются удивительной выразительностью жестов и мимики. Их мастерски вырезанные головы в замысловатых париках из человеческих волос отображают приблизительно 45 основных театральных персонажей. Мимика лиц обеспечивается при помощи хитроумно сделанных губ, глаз и бровей, которые кукловод по ходу действия приводит в движение, дергая за специальные шнурки.

Музыкальное и речитативное сопровождение пьес поручается самому главному актеру труппы — декламатору, который произносит роли кукол страстным, певучим голосом. Ему аккомпанирует исполнитель партии на сямисэне. То отрывисто резкие, то протяжно рыдающие звуки этого струнного инструмента создают музыкальный фон для декламатора, ритмически настраивают зрителя, готовя его к восприятию напряженных сцен драмы. И декламатор и музыкант во время представления сидят перед сценой.

Под давлением новых времен и веяний театр Бун-раку растерял своих почитателей из молодежи.

Мы медленно идем по улицам, и Мидори продолжает:

— Влияние Запада постепенно расширяется, и это находит свое отражение особенно в манере исполнения эстрадных песенок. Но при этом выработался свой, японский стиль интерпретации этих песен.

Так или иначе, но японские песни удивительно мело-личны и во всяком случае достаточно самобытны. Мне вспоминаются песни из индийских кинофильмов, которые, несмотря на то что они также насквозь пронизаны влиянием джазовой музыки, не утратили национального колорита.