Такой я видел Японию

Мы уезжаем на остров Кюсю

Выезжаем из Токио в 12 часов 30 минут дня. Нам не смогли достать билеты в спальные вагоны, так как в связи с изменением плана наших поездок времени для этого уже не хватило. Поэтому накануне позвонил Кобаяси и предупредил, что он пойдет на вокзал занять для нас очередь для посадки в вагон. Дело в том, что кроме спальных мест в поезде есть откидные кресла, причем места, расположенные в середине вагона, продают как плацкартные, а остальные достаются тем, кто заблаговременно занял очередь на перроне.

В Токио несколько вокзалов; приехав на западное крыло Токийского вокзала, находящегося в центре города, и поднявшись по широкой лестнице вверх, мы попали в гудящую толпу пассажиров, стоящих в разных очередях к разным поездам. Кто стоит, кто сидит, подстелив газету. Здесь можно увидеть стайку гимназисток в ученических формах — в черных юбках, белых блузках с широким воротником, отороченным синим кантом; физкультурников в трико и девушек, подстриженных под мальчишек; бойскаутов с рюкзаками и в красных галстуках. Кобаяси и трое его сотрудников стоят в очереди к одному из вагонов. К ним присоединяется Н. Корсаков, а мы остаемся в стороне с вещами. Состав подан, и каждый, не торопясь, без суматохи, не нарушая очереди, входит в вагон. Те, что стоят в конце, знают, что сидячих мест им не достанется, и стоят в ожидании, когда кто-нибудь сойдет на ближайшей станции. Наконец появляется Кобаяси у дверей вагона и, широко улыбаясь, показывает пальцами ноль (к большому пальцу прикладывает указательный), что по-японски означает «все в порядке».

Итак, мы распрощались, и поезд наконец тронулся. Здесь не так, как в вагонах первого класса. Очень жарко и душно. Температура в вагоне 38 градусов при влажности 90 процентов. Ехать нам ровно 20 часов. Сидеть весь путь при такой жаре и духоте нелегко. Мягкие кресла кажутся подогретыми.

Примерно полчаса мы едем по Токио. Неожиданно подъезжаем к Иокогама. Остановка одна-две минуты, затем сильный звук электрического звонка, и поезд с грохотом мчится дальше. Шум невообразимый, усиливающийся от близко расположенных к полотну железной дороги строений. Всю дорогу преследуют рекламы, проносящиеся сплошной стеной. Рекламы на панелях, на заборах, на заводских трубах, на отдельных щитах. Наконец кончились города и потянулись рисовые поля, стелющиеся длинным зеленым ковром. Много овощных: лук, помидорные кусты, стоящие на высоких подставках и усыпанные красными плодами; бобовые: адзуки, фасоль и соя. Над созревающими полями проса натянуты либо нейлоновые сетки, либо блестящие разноцветные ленты для отпугивания птиц. Рисовые поля отделены друг от друга соей, посеянной по бортам… Приближается море, мы проскакиваем сквозь многочисленные туннели… Места холмистые, покрытые лиственным и сосновым темно-зеленым лесом… Дорога поднялась высоко, внизу, у кромки моря, вьется автострада с мчащимися автомашинами. Там свои туннели… Много купающихся… Проезжаем маленькие города, но, поскольку здесь море, среди небольших домиков вдруг возвышаются семи- и восьмиэтажные строения — это отели… Большие реки с широченными руслами, длинные мосты… На быстром течении много рыбаков с удочками, стоящих в воде; очевидно, ловят форель, как сказал наш сопровождающий, Тогото-сан… У берега уложены полые, внутри цементные фигуры, напоминающие звезду с толстыми, тупыми концами; они гигантских размеров и мелкие… Море уходит и больше не появляется; справа от нас, в направлении на юго-восток, тянутся горы… Собираются тяжелые тучи, полил дождь. Наш вагон металлический, он сильно нагрет, и кажется, что от дождя он несколько остынет… Постепенно растительность меняется. Уже встречаются мандариновые сады, а затем плантации чая. Кусты чая подстрижены низко, и потому они сильно отличаются от грузинских чайных плантаций… Виноградники, персиковые насаждения. Проезжаем город Нагоя, сюда мы скоро вернемся. На высоком месте стоят храмы-пагоды с изогнутыми краями крыш и высоко поднятыми вверх гребнями… Крестьянские дома покрыты черепицей, они значительно уступают по виду и размерам крестьянским домам на Хоккайдо. На Хонсю нет таких просторов, как на Хоккайдо, преобладают небольшие наделы, и потому крестьяне, как нам говорили, помимо земледелия занимаются и отхожим промыслом…

Часто встречаются кладбища. Памятников сравнительно немного. Вместо них — плоские длинные каменные питы различной ширины и высоты, стоящие на низком постаменте. Они поставлены очень плотно и издали производят впечатление хаотического нагромождения каменных полок.

Естественно, мы тут же забрасываем вопросами наших попутчиков, и они, привыкшие к нашей, мягко выражаясь, любознательности, терпеливо объясняют, что в отличие от христианского и магометанского мира приверженцы буддийской и синтоистской религий кремируют тела умерших. Прах после сожжения помещают в специальный глиняный сосуд. Его кладут в вырытый под землей фамильный склеп, который накрывают каменной плитой. Память об усопших отмечается в Японии специальным днем. Но кроме этого в первый, третий, седьмой и тринадцатый год после смерти собираются родственники покойного и делятся воспоминаниями о нем. Сын, потерявший родителей, находится в трауре в течение недели и может не ходить на работу.

…Темнота наступает очень быстро, почти без сумерек. Зажигаются и остаются позади мчащегося поезда многоцветные огни реклам в городах Киото, Осака, Кобе.

В вагоне все спят в самых невероятных позах, так как ноги нельзя вытянуть в длину. Поезд должен прийти в Тосу в 8 часов 36 минут утра. Ночью проезжаем туннель под морем, соединяющий острова Хонсю и Кюсю. Это сооружение было построено несколько лет назад…

Утром в газете прочитали, что над Кюсю прошел небольшой тайфун; убито двое, ранено четверо, разрушено несколько домов. В связи с этим припоминаю наивный рассказ одного студента Хоккайдского университета: «Я очень люблю свою страну и поехал по туристской путевке путешествовать пр ней. Приехал на Кюсю, а там меня ждал «господин Тайфун». Я не люблю злых людей, и потому, быстро собравшись, уехал на соседний остров Сикоку, но «господин Тайфун» раньше меня пришел туда; очевидно, он хотел со мной подружиться, но я, повторяю, не люблю злых людей, и потому отказался от его дружбы и вернулся обратно на Хоккайдо».

Поезд с грохотом пересекает железнодорожные стрелки. В Японии почти все поезда переведены на электрическую и дизельную тягу. Утром служащий поезда подметает вагон. Он толкает веником с длинной ручкой целую кучу пивных банок, бутылок, коробок из-под всякой еды. Этот мусор передвигается до тамбура, и там он лежит на самом проходе. Пассажиры ходят через мусор в течение всего дневного пути. Ящиков для мусора в обычных вагонах нет, бросать же в открытые окна остатки еды нельзя. Окурок — и тот не выбросишь!

Японцы весьма строго соблюдают и личную гигиену, они все очень чисто одеты, как правило, все в белоснежных рубашках. Мужчины в вагонах снимают брюки и ходят в белоснежных кальсонах.

…После города Симоносеки — крупного порта — поезд ныряет в подводный железнодорожный туннель, и через три минуты мы уже на острове Кюсю.

Поезд останавливается в маленьком городишке Тосу. Нас встречает директор опытной станции доктор Ямадзаки, и мы едем по узким улочкам в отель. Как обычно, нас встречают чрезвычайно приветливо, произнося слова мягко, протяжно. Нам предлагают принять горячую ванну после утомительной дороги. При носят ватное кимоно. Принять горячую ванну — значит доставить себе приятнейшее удовольствие, утверждают японцы. Небольшой глубокий бассейн, облицованный кафельными плитами, наполняется горячей водой. Принимающий ванну должен проделать все процедуры вне бассейна, а затем погрузиться в него. В деревнях у каждого. даже самого убогого дома стоит бочка с теплой водой, в которой по вечерам купаются дети. Нельзя лечь спать, не приняв горячей ванны — таков обычай страны.

У нас нет времени, поэтому мы, к удивлению горничных, совершаем все процедуры чрезвычайно быстро и спускаемся вниз, где нас ждут. Выезжаем из Тосу.

Около 20 минут едем по городу Куруме и попадаем на территорию опытной станции. Новое трехэтажное здание станции построено из железобетона и стекла, с низкими четырехгранными мраморными опорами, с широкими внутренними лестницами и просторными лабораториями.

Директор опытной станции доктор Ямадзаки — весьма симпатичный, милый человек. Он физиолог и ведет исследование водного режима цитрусовых, овощных, изучает физиологическую связь питания с засухоустойчивостью.

Сотрудник станции, доктор Асидзава, заведующий отделом овощных культур, переписывается с сотрудницей нашего института Т. В. Лизгуновой. Он успешно осваивает русский язык и, хотя не умеет говорить по-русски, писать и читать может.

Нас приглашают в кабинет директора, где уже приготовлен обед. И на этот раз не удержусь от описания очень красиво сервированного стола. Перед каждым поставлены две бутылочки холодного молока, большое блюдо с овощами и очищенными дольками мандаринов, сельдерей, который, как говорят японцы, снимает усталость, помидоры, огурцы, винегрет с мясом, отдельно картошка, залитая майонезом, много сандвичей, две банки консервированной черешни.

Очень жарко, и нам предлагают сначала (до четырех часов дня) провести собеседование с научными сотрудниками станции, а уже потом осмотреть опытные ноля. Директор Ямадзаки просит рассказать о Всесоюзном институте растениеводства, о мировых коллекциях растительных ресурсов, собранных институтом.

Моя лекция продолжалась час, затем последовали многочисленные вопросы.

На опытной станции много разных типов теплиц, оранжерей, где изучают: культуры на водной среде (гидропоника): поведение растений на водной среде при добавлении кислорода и углекислого газа с помощью маленьких нагнетательных насосов; влияние длины дня при выращивании наших среднеазиатских дынь, которые здесь менее сахаристы, а также влияние различных подвоев, в частности Citrus trifoliata, прививая к нему мандарин «Унсю». Привитые растения отличаются различной урожайностью, но существенных изменений не наблюдается.

Высеяли семена диких родичей мандарина и спустя десять лет стали изучать корневую систему деревьев; она различна: одни глубоко ушли в почву, у других она расположилась на поверхности, третьи постепенно стали высыхать и т. д. Из 200 выращенных деревьев выжило около 90. На станции насчитывается более 200 образцов изалии; некоторые выведенные сорта очень красивы.

В специальных холодильных камерах опытной станции выводят насекомых для биологической борьбы с вредителями.

…Снова собираемся за директорским столом. С самого начала нашей встречи нас сопровождал корреспондент газеты «Асахи». Он попросил меня ответить, что общего и в чем различие сельскохозяйственной науки и сельского хозяйства вообще в Японии и в СССР. Я ответил ему, что общее — это стремление к интенсификации сельского хозяйства, а различие — в масштабах. Понятно, что для Японии 500 тысяч гектаров под пшеницей — это звучит внушительно, у нас такая площадь может быть составлена из нескольких десятков казахстанских и сибирских совхозов. Общее же в науке — это стремление помочь крестьянам получать высокие урожаи. (В тот же день вечером нас показывали по телевидению, и наши снимки напечатали в нескольких местных газетах.)

Нас угощают виноградом, имеющим сильный терпкий привкус амурского вида, с мелкими семенами, крупноплодным инжиром, прекрасными на вид персиками. Достаточно было сказать, что персики мы уже не в состоянии есть, как тут же нам предложили взять пакеты с персиками с собой в гостиницу.

Пришло время расставания. С гор сползают густые тучи, леса становятся темными. Тепло распрощавшись со всеми, садимся в машины, и вскоре мы в гостинице.

Мне очень понравилась гостиница «Сейран-со». Обслуживают очень приветливые, мило улыбающиеся горничные. Они в кимоно. Нас встречают как давних знакомых, низко кланяясь, положив ладони на колени, что-то говорят, и хотя мы и не понимаем, но чувствуем, что говорят что-то теплое. Берут из рук портфели и фотоаппараты, сочувственно спрашивают через Мидори, не устали ли мы, как себя чувствуем в такой жаркий день.

Принимаем горячий душ, надеваем кимоно, которое, к сожалению, мне только до колен, что вызывает смущенную улыбку на лицах женщин. Но я начинаю привыкать к такой форме одежды и, шаркая маленькими тапочками, иду по полированным до блеска коридорам гостиницы.

Садимся за низкий столик и начинаем уплетать как их-то раков, маленький соевый пудинг, который нужно разламывать палочками на кусочки, окунать их и черный соус, потом в соус с кунжутными семенами, куски сырого тунца и каракатицы, а также жареных устриц, похожих на стружки редьки, и многое другое неизвестного происхождения.

Увидев, что мы закончили ужинать, обслуживавшая нас горничная стала низко кланяться и извиняться за и», что она невкусно нас покормила. Как оказалось, это обычная церемония, которая не нуждается в опровержении.

Пока нам стелят постель, смотрим телевизор, который прочно вошел в быт японцев. Очень часто показывают картины из жизни самураев. Они чрезвычайно храбры и отчаянно дерутся на длинных кривых саблях. Саблю держат обеими руками, и нападающий и защищающийся вначале замирают в угрожающих позах, за-к-м с диким криком бросаются друг на друга. Ловкий и сильный побеждает. Обычно показывают злого и попарного феодала-самурая, узурпатора, который издевается над своими крестьянами. Тогда те выдвигают какого-нибудь храброго воина, и под его предводительством крестьяне побеждают. В других вариантах молодой красивый воин спасает красивую девушку, которую похитил феодал. До ее освобождения воин совершает массу подвигов. Такие картины подобны американским ковбойским фильмам и рассчитаны на невзыскательного зрителя.

Кроме таких и им подобных безвкусных фильмов, проповедующих садизм и эротику, есть множество прекрасных японских кинокартин, получивших высокую оценку и признание у себя на родине и на международных кинофестивалях.

Горничная желает нам спокойной ночи и зажигает какую-то небольшую зеленую спираль, которая начинает дымить, издавая приятный незнакомый нам запах. Оказывается, это против комаров, которых здесь, на кие страны, довольно много и которые зло кусаются. Ни усталость после 20 часовой тряски в поезде берет гное, и мы засыпаем глубоким сном. Только утром сквозь сон Я слышу, как певучий голос японки несколько раз произносит «дантё-сан, охаё» (буквально «доброе утро, глава делегации»), и я просыпаюсь.

Раннее утро. Нас пришли провожать Асидзава и другие. Садимся в вагон первого класса с мягкими креслами и едем на юг, в город Кумамото, столицу одноименной префектуры. Всего полтора часа езды на электричке.

Поезд мчится мимо зеленых рисовых полей. Вдали гряды гор, покрытые лесом. Приближаясь к ним, видим густые заросли бамбука, дикого винограда и эпифитов, прилепившихся к стволам деревьев. Хотя еще утро, но жарко и душно.

На вокзале в Кумамото нас встречают сотрудники сельскохозяйственного отдела префектуры, и, погрузив вещи в две легковые машины, мы едем в префектуру. Это большое, но довольно старое строение. Проставляемся. Встречает нас заведующий отделом — толстый, средних лет человек по имени Сугимото. У него в кабинете много людей, он извиняется за жару и прост нас поехать в ресторан, куда он приедет вслед за нами.

Кумамото — большой город, здесь около 400 тысяч жителей. Центр города застроен многоэтажными домами, банковскими учреждениями. Ресторан, куда мы приехали, напоминает обычный европейский, где можно заказать и европейскую и японскую еду. Нас встречает заведующий обществом по распространению научных достижений, по улучшению сельскохозяйственного производства Савада, который в апреле 1963 года в составе делегации японских специалистов посетил Советским Союз и пробыл у нас 40 дней Он побывал в Москве, Ленинграде, Ташкенте, Киеве и с восторгом рассказывает о виденном. Савада-сан уже целый год разъезжает по Японии с докладами об используемой в колхозах и совхозах СССР технике, о гигантских масштабах наше го сельскохозяйственного производства. Он говорит, что единственное, что мы можем увидеть здесь полезно го для себя, — это высокую агротехнику, применяемую на полях японских крестьян, и в этом он, конечно, прав.

Приходит Сугимото. Он желает успешного завершения нашей поездки по стране. Слово предоставляю! Мне, и я коротко говорю о цели нашего приезда и благодарю японцев за неизменно теплый прием.

Заказывают пиво, от которого мы на этот раз отказываемся. Савада «возмущается» нашим поведением и вспоминает, как русские его ежедневно поили напитками покрепче — коньяком и водкой. Я объяснил наш отказ от пива тем, что оно все равно не спасет нас от жары и после холодного пива жара кажется еще нетерпимей. Обед проходит незаметно за разговорами о цитрусовых, которыми эта префектура славится.

…Снова низкие поклоны. Мы также произносим по-японски «домо аригато» (большое спасибо) и едем на плодовую опытную станцию префектуры Кумамото. Езды один час. Дорога все выше и выше поднимается в горы и кружит по южному склону. Далеко внизу плещутся тихие воды залива, выступающий за ним мыс где-то сливается с дымчатым горизонтом. Дороги крутые, нет привычных барьеров, только в особо опасных местах на коротких подставках, выкрашенных в белый цвет, стоят длинные полосы двутавровых железнодорожных рельсов. По склонам гор везде мандариновые плантации. Поднявшись на высоту 400 метров, мы въезжаем на опытную станцию. Директор, еще молодой человек, Насида-сан встречает нас, и мы, как всегда, уже моментально влезая в тапочки, поднимаемся на второй лаж деревянного домика и усаживаемся в кресла перед вентилятором. Мокрые от нестерпимой жары, протираем лица и руки освежающими салфетками.

Вся площадь станции расположена на террасах. Боковина террас облицована сырцовым камнем. Дорожки узкие, асфальтированные.

Здесь изучают вопросы питания, выращивания цитрусовых на различных типах почв, борьбы с вредителями. Насида дает основные сведения о цитрусовых насаждениях. В общей стоимости сбора фруктов удельный вес мандаринов составляет около 50 процентов. В 1964 году под мандаринами было занято около 100 тысяч гектаров. Граница произрастания мандаринов не заходит за пределы возделывания многих других цитрусовых культур. На севере она ограничивается 37-й параллелью. Основные плантации располагаются к югу от Токио. Наибольшее распространение мандарины имеют на Тихоокеанском побережье. Мандариновые сады отходят здесь от береговой полосы не более чем на 10–12 километров. Разводят их обычно на террасированных склонах, порой довольно крутых. Наиболее распространены сорта мандаринов «Миякава», «Мацуяма», «Сутияма», «Тоноуэ», «Хасаку», «Бунтан», «Хиран» и некоторые другие. Для подвоя мандаринов обычно используют «каратачи» (Poncirus trifoliata Rafin.) и в редких случаях «юное». Прививку мандаринов проводят, как правило, двухступенчато. Вначале на подвой «каратачи» прививают мелкосеменной мандарин «комикан», и только после этого уже на прижившийся «комикан» прививают культурный сорт мандарина. Для омолаживания старых деревьев мандарина применяют корневые прививки, используя для этих целей «юное». На Кюсю встречается 45–50 родственных мандарину форм, которые изучались как материал для подвоя, но пока ни один из них не превзошел подвой «каратачи». Ранние мандарины («Унсю») убирают в октябре, поздние — в конце ноября и в начале декабря. До апреля — мая плоды поздних сортов хранят в специальных помещениях, а там их замораживают.

В настоящее время в Японии произрастает много видов и сортов цитрусовых. Но эндемическим видом считается только один — С. Tachibana Tanaka. Согласно древним записям историка Тагимамори, интродукция цитрусовых из других стран началась примерно 1900 лет назад. Спустя семь веков, около 1240 лет назад, стали ввозить из Китая саженцы новых сортов цитрусовых. К этому периоду относится знакомство с такими видами цитрусовых, как Р. trifoliata Rafin., С. medica L., С. maxima Merr. C. tangerina Tan. и другие.

Селекционная работа в различных провинциях Японии с цитрусовыми отмечена уже в X веке. В XVII–XIX веках были выведены многие сорта цитрусовых как результат естественной гибридизации и мутаций. Среди них получил всемирную известность «Унсю-микан», или мандарин Сацуса. Предполагают, что это отклонная форма, выделенная 300 лет назад от мандарина, привезенного на остров Кюсю из Южного Китая. Другой известный сорт, «Нацудандал», обнаружен среди сеянцев мандаринов 275 лет назад в западной части Хонсю, в префектуре Ямагути. Это один из лучших в настоящее время позднеспелых сортов мандаринов в Японии. С годами интерес к цитрусовым повысился. В 1859 году из США стали интродуцироваться многочисленные сорта лимона и апельсина. В 1902 году в Окицу была открыта специальная опытная станция по цитрусовым. Здесь испытывали известные сорта апельсинов «Вашингтон Навель», «Валенсии», лимоны, грейпфруты. С 1937 года ведется систематическая селекционная работа, которую возглавил ныне здравствующий директор плодовой опытной станции, президент общества садоводов Японии, доктор М. Кадзиура. Система селекционной работы заключалась в том, что здесь получали новые нуцеллярные гибридные сеянцы, а также почковые мутанты, которые затем рассылали по всем префектурным цитрусовым опытным станциям. На этих станциях в течение десяти лет проводили испытание новых сортов. Лучшие из них после утверждения советом общества садоводов и регистрации в министерстве сельского и лес кого хозяйства получали новое название.

В настоящее время мандарин «Унсю» завоевал ли тирующее положение среди всех цитрусовых в Японии. Если площадь под последними в 1962 году достигала 100 тысяч гектаров, а общий урожай — 1133 тысяч тонн, то под «Унсю» было занято 80,7 процента всей площади цитрусовых, а сбор его составлял почти 80 процентов всего урожая цитрусовых.

Относящийся к ранним летним сортам цитрусовых превосходный «Нацудандал», урожай которого составляет 15,5 процента общих сборов, занимает 12,4 процента общей площади цитрусовых. Остальная площадь занята такими сортами апельсинов, как «Вашингтон Навель», «Хасаку», «Понкан», «Шеддок» (С. maxima Меrr.), лимонами и другими цитрусовыми.

Японские цитрусоводы в последние десятилетия вывели многочисленные сорта мандаринов путем привлечения в гибридизацию других видов цитрусовых, облачающих ценными свойствами и признаками. Это дает возможность обеспечить круглогодовое снабжение городов свежей продукцией.

Сотрудники станции расспрашивают нас об опыте советских цитрусоводов, и я рассказываю о траншейном методе выращивания лимонов в Таджикистане. Увлекшись интересной беседой, мы забываем о нестерпимой жаре и духоте и долго ходим по участкам.

Возвращаемся, когда солнце садится в море. Сверху картина очень красивая. Море переливается ультрамарином и золотыми бликами последних солнечных лучей. Где-то далеко рыбачьи лодки застыли на зеркальной поверхности залива.

Останавливаемся в европейского типа гостинице «Кастл» («Крепость»), расположенной неподалеку от старинной феодальной крепости. Вечером многоэтажные пагоды освещаются прожекторами, и отель виден издали.

Следующее утро пасмурное и сырое. Ночью шел дождь, и улицы мокрые. Направляемся в Асо. Ехать два часа на восток. Едем по узким улицам города. Снова дождь. Здесь выпадает 1800 миллиметров осадков в год. Душно, парит, как в бане. Проезжаем мимо старых домов, некоторые из них покрыты толстой рисовой соломой. Мелькают маленькие деревушки в несколько домов.

Дорога вьется в разных направлениях. Шофер не превышает скорости 35–40 километров, как это и указано на дорожных знаках. Хотя, насколько видит глаз, на дороге никого нет, но нарушать правила он не будет. На горах стелются тучи; они сползают с них и провожают нас обильным дождем. Вспоминаю слова Савада, который говорил, что эти места — Гиндза тайфунов, то есть самое оживленное место встречи всех тайфунов. Сорвался ветер, но вскоре утих. Судьба была милостива к нам и избавила нас от встречи с тайфуном. Проезжаем через город Асо. Это небольшое курортное место, в основном для состоятельных людей.

Префектурная опытная станция, куда мы приехали, помещается в ветхом одноэтажном здании. Директор станции Кобаяси приступил к работе только 20 дней назад. В большой сараеподобной комнате стоит стол, много стульев, довольно грязно и пыльно. Впервые мы встретили в Японии такую бедную опытную станцию. Представив нам еще четырех научных сотрудников, директор дает краткую справку о работе станции. Основана она в 1931 году в Итиномия и в 1934 году переведена сюда, где обширные площади заняты сельскохозяйственными культурами.

Станция расположена на 480 метров выше уровня моря. Поливных земель на станции 1,5 гектара, под суходольными культурами — 3,5 гектара. Научных работников и обслуживающего персонала 15 человек, из них 10 научных сотрудников, 2 служащих и 3 рабочих. Здесь занимаются селекцией риса, сои, кукурузы, адзуки, овощными. Кроме того, научные сотрудники станции разрабатывают тему по выведению сортов кукурузы, устойчивых к ветру (тайфунам). Выведены короткостебельные сорта кукурузы, у которых початки расположены внизу и верхушка свободна от тяжести; они урожайны. На станции построены два вегетационных домика; один покрыт стеклом, другой — рифлеными листами из пластика. В грунт посеяна соя для изучения сроков посева, количества образовавшихся цветков и т. д. Крестьяне после уборки весенней или летней культуры высевают сою, а потому селекционеры опытной станции стремятся вывести скороспелые сорта.

…Собираемся ехать на действующий вулкан — место, посещаемое туристами. Выезжаем на хорошую асфальтированную дорогу, поднимающуюся все выше. По краям дороги сосновый лес. Постепенно лес редеет и наверху исчезает вовсе. Пологие холмы покрыты густой травой и превращены в пастбища.

Сотрудник станции объясняет нам, что 78 процентов пастбищ принадлежит общественным организациям и префектуре, 8 — частным лицам и 14 процентов — государству. Опытная станция проводит окультивирование лугов на средства, отпускаемые правительством. Эти естественные луга удобряют цианамидом кальция — 70 килограммов на гектар и столько же вносят перед дискованием. Высевают райграсе, красный клевер, кормовую тыкву. В ближайшие годы здесь будет 1500 голов молочных и более 30 тысяч голов мясных коров остризской породы. Мы видим стада пасущихся коров светло коричневой масти, табуны лошадей.

…Под нами большая зеленая долина, окруженная горами. Это — величайший в мире кратер древнего вулкана. Диаметр кратера 26 километров, он легко просматривается благодаря четким кругам, образованным горами. Самая высокая вершина этих гор 1580 метров. Мы едем по средней части долины. Попадаем в густой молочный туман. Автомашины идут при зажженных фарах, хотя в долине светит солнце. Дорога просматривается на расстояние не более пяти метров. Наконец мы у цели. На большой площадке построен вокзал канатной дороги, но на наших машинах знаки префектуры, и потому нас пропускают вверх.

Едем по щебенке около двух километров к самому кратеру. Кругом шлак, кратер изрыгает дым и сернистые газы. Временами туман отходит, и мы видим дымящийся кратер. Девушка в одном платье, несмотря на пронизывающий холод, собрала вокруг себя экскурсантов и дает объяснения: ширина кратера — три километра, глубина — один километр, за последние 1500 лет было 150 извержений. Неподалеку от кратера, в 50 шагах, построено сооружение из железобетона, напоминающее дзот. Пока здесь продают всякую мелочь, но вообще это укрытие для туристов, которых может застать дождь камней внезапно начавшегося извержения. Эту фразу Мидори перевела так: «Когда вулкан начнет тошнить, он плюется, и тогда в горе образуется дырка».

Тут же продают коллекции вулканических пород в красиво оформленных коробках, сувениры в виде брелоков с монограммой покупателя, написанной иероглифами, открытки с видами вулкана и т. д.

Мы замерзли и потому с удовольствием садимся в машины; внизу весело светит солнце; осторожно пробиваясь сквозь туман, едем в Асо, а оттуда на вокзал.

На электропоезде долго едем сквозь толщу гор. Я насчитал 36 туннелей.

…Бесконечная зелень полей, все горные склоны покрыты молодыми соснами, посаженными в строгом порядке. Здесь тепло и всегда влажно, поэтому зелень чистая и какая-то молодая и нарядная…Наступают сумерки. Горы вдали становятся густо-синими, и на фоне серого неба четко очерчиваются их контуры. Внизу бежит река. На камнях посреди реки парень спиннингом ловит форель… Пролетают остановки, по репродуктору объявляют их названия, оповещают о графике движения и соблюдения графика в пути. Прохлада кончилась, и завтра нас ждет обычная для этого времени года в Японии жара. В 8 часов 50 минут мы прибудем в город Беппу, где сядем на пароход и направимся на Сикоку.

Беппу — большой курортный город на берегу моря — известен повсюду в Японии своими горячими минеральными источниками и горячим целебным песком на пляжах, Весь городок, где прожирает более 120 тысяч жителей, полыхает в рекламных огнях. Длинные ряды магазинов с висящими длинными красными фонарями и искусственными цветами. Все освещено неоновыми лампами. Высоко взвиваются световые рекламы конкурирующих радио- и телефирм «Сони» и «Националь». Очевидно, городские власти придают световым рекламам большое значение, так как они очень украшают ночные города.

В Беппу мы пробыли всего два часа и, бегло осмотрев город, поехали на пристань.

Пароход большой. Служащий во всем белом провожает нас в каюту первого класса и спрашивает о завтраке, который будет подан в половине восьмого утра. Выходим на палубу. Японцы, провожая, кидают друг другу разноцветные ленты. Сотни таких лент протянулись от провожающих к отъезжающим. Два коротких гудка — и пароход отходит от пристани. Он уходит в ночное черное море. Город посылает свои рекламные приветы, и мы идем спать.