Такой я видел Японию

Снова на острове Хонсю

Опять проплываем многочисленные острова и через час останавливаемся у причала города Уно на острове Хонсю. Через десять минут мы уже мчимся в поезде по побережью в Нагоя.

Проезжаем один из городов-гигантов — Кобе — второй по величине открытый порт после Иокогама. Дорога настолько углубляется в город, что из окон поезда видны широкие улицы, многоэтажные, современной архитектуры дома из стали и стекла. Одно- и двухэтажные дома раскинуты на большом пространстве вокруг деловой и центральной частей города. Мацусима говорил о Кобе, что население города растет очень быстро. Если а 1945 году здесь проживало около 400 тысяч человек, то теперь это число перевалило за миллион.

Через пять с половиной часов мы выходим на жаркий и душный воздух Нагоя.

Утром приезжаем в огромное многоэтажное здание Префектуры. В просторной комнате за столом сидят шесть человек — сотрудники сельскохозяйственного отдела. Кобаяси, который приехал в Нагоя, представляет нас. Все встают и кланяются. Затем каждый сотрудник дает пространные объяснения по культуре, которую он курирует.

В префектуре Аити основной культурой является рис, его посевная площадь составляет 80 тысяч гектаров, ежегодный сбор — 300 тысяч тонн. Рис сеют в прибрежных районах. Под другими зерновыми культурами — пшеницей, ячменем и овсом — занято 40 тысяч гектаров, и ежегодный сбор их — 40 тысяч тонн.

Префектура Аити обеспечивает себя собственными овощами на 71 процент. Под ними занято 20 тысяч гектаров, из них 4 тысячи засевают овощными непосредственно после риса на поливных полях. Возделывают рольку, капусту, стручковый перец, репчатый лук и картофель. Потребление овощей на душу населения здесь, как и в Токио, составляет 130 килограммов в год.

Способ возделывания овощей различен. Листовые овощи и корнеплоды выращивают в открытом грунте, и но площади они занимают ведущее положение. Это наиболее дешевый и легкий способ. Под синтетической пленкой занято 200 гектаров земли; так выращивают помидоры и огурцы. Кроме того, 82 гектара занимают вод утепленными и неутепленными теплицами, в которых получают овощи в зимнее время, летом же в них выращивают дыни. Примерно на тысяче гектаров расположены теплицы для выращивания ранних овощей без подогрева. После уборки овощных культур 70 процентов теплиц используют для выращивания хризантем в роз.

Стоимость 1 цубо (3,3 квадратных метра) стеклянной теплицы — десять тысяч иен, но так как продолжительность эксплуатации стеклянной теплицы семь-десять лет, она за это время полностью себя окупает.

Стеклянные теплицы значительно дешевле, практичнее, чем теплицы, покрытые поливиниловой пленкой. В них можно регулировать температуру, тогда как в теплицах с пленочным покрытием этого делать нельзя. Пленочные покрытия на металлическом креплении часто препятствуют круглогодичному использованию площади, вентиляции, что благоприятствует появлению болезней.

Площадь под стеклянными теплицами ежегодно увеличивается на 20 процентов. Их преимущество состоит еще и в том, что они выдерживают тайфуны.

В последнее время выращивание декоративных кактусов выгодно конкурирует с выращиванием овощей. Основное производство кактусов сосредоточено здесь, в префектуре Аитн.

Нас интересует практическая сторона применения гидропоники в овощеводстве. Специалист по этому вопросу дает нам краткую справку. Он говорит, что по i гидропоникой занято 7400 квадратных метров. Такой участок для выращивания овощей обслуживают при мерно 20 человек. Пока трудно говорить о практичности и экономической выгоде этого метода. В разных префектурах взгляды на гидропонику различны. Так. например, в префектуре Аити построено большое число теплиц, требующих много рабочих рук, а их здесь не хватает. Преимущество гидропоники заключается в том, что она дает возможность освободиться от ежегодной замены земли в теплицах и производить больше продукции на единицу площади. Гидропоника будет развиваться там, где не хватает земли и рабочих рук.

Из плодовых культур в Аити на площади семь тысяч гектаров выращивают черешню, персики, виноград, груши, бива. Кроме того, незначительные площади заняты под каштанами и яблонями. Крестьяне в префектуре в течение 600 лет специализировались на производстве саженцев плодовых, которые занимают здесь 107 гектаров. 90 процентов саженцев вывозится в другие префектуры. Только одних мандариновых саженцев здесь ежегодно производят 2540 тысяч, затем идут саженцы яблонь, винограда, груши, персиков, каштанов, сливы, хурмы. Здесь производят также подвой под мандарин и хурму.

Ввиду большого количества осадков вкусовые качества производимого здесь винограда невысоки. Из местных древесных пород в префектуре возделывают криптомерии и кипарисы.

Выводимые на опытных станциях сорта в течение трех лет испытываются фермерами, которым станции посылают образцы. Расходы компенсируются на поло винных началах министерством сельского и лесного хозяйства и префектурным управлением.

Наблюдения за испытанием проводят соответствующие инструкторы. Крестьяне же ведут самый примитивный учет. Результаты испытания у фермеров и на опытных станциях обсуждают в министерстве сельского и лесного хозяйства и префектуре. Лучший сорт получает паспорт, но иногда он распространяется быстрее, чем успевают дать на это разрешение. Селекционер за выведенный сорт получает диплом, и у него сокращается срок продвижения по службе.

Начальник отдела семеноводства рассказывает о темпах внедрения семян новых сортов полевых культур. Так, суперэлита нового сорта риса занимает 11 гектаров, на второй год под элитой высевают 130 гектаров и под первой репродукцией — 5200 гектаров. Новый сорт пшеницы занимает в первый год 19 гектаров суперэлиты, на второй —190 гектаров элиты и на третий — 9200 гектаров — первая репродукция. Три четверти сортов по зерновым культурам возделывают рекомендуемыми сортами. Сортосмену проводят в течение 10–20 лет, в зависимости от перспективности нового сорта.

Очередь задавать вопросы переходит к японцам Они интересуются методами овощеводства в различных почвенно-климатических условиях СССР, посевами риса и перспективами его выращивания и особенно просят рассказать о среднеазиатских сортах винограда, о которых они слышали много хорошего.

Несмотря на то что сегодня суббота, короткий день, наша беседа затягивается, и мы покидаем префектуру последними.

Отсюда едем осматривать достопримечательности Нагоя. Когда-то Нагоя был большой крепостью. Весь город был окружен высокими и толстыми стенами. В северо-западной части города в 1612 году правитель династии Токугава построил замок для своего сына. Потомки Токугава жили в этом замке до 1868 года. Теперь вокруг него высятся многоэтажные дома.

Замок построен по типу пагоды и производит внушительное впечатление. Высота его — около 45 метров, он окружен глубоким и широким рвом, заполняемым водой. У ворот были висячие мосты, которые убирались при возникновении опасности. Сейчас на месте висячих мостов построены обычные переходы. Со дна рва поднимается метров на двадцать пять вогнутая стена, а затем возвышается сама пятиэтажная пагода. По концам гребней крыши стоят золотые чудища-дельфины, размером в полтора метра каждое. Все стены как внутри, так и снаружи обложены огромными сырцовыми базальтовыми глыбами. Каждый камень принесен жителем в качестве дара, и на многих из камней запечатлены имена дарителей. Сейчас внутри замка построен бесшумный лифт.

Ходим по всем этажам замка. В каждой комнате выставлены картины японских и китайских художников. Чувствуется влияние искусства средневекового Китая. Правда, японцам свойственны полутона, а не яркие тона, как это принято в Китае.

С седьмого этажа открывается широкая панорама города. Его не охватить глазом, хотя совершенно чистое небо и ярко светит солнце. Это один из трех крупных промышленных городов Японии, здесь проживает около двух миллионов жителей. Он расположен между Токио и Киото. В Нагоя производят 85 процентов всех шерстяных и хлопковых тканей Японии.

В южном районе города расположены административные здания, они многоэтажны и высоко поднимаются друг над другом, там же высится остроконечная телевизионная башня. Север — это промышленный район, Множество заводских труб, как толстые палки, воткнуты среди кажущихся игрушечными домиков жителей Нагоя.

Город со всех сторон окружен кольцом гор, и потому здесь летом очень жарко, а зимой холодно. В городе много зеленых парков, храмов и музеев, и мы сожалеем, что из-за отсутствия времени не можем их посетить. Улицы города широкие и просторные, автомобили идут в два ряда в обоих направлениях. Посредине улицы ходят бесшумные трамваи.

Мостовые выложены по типу автострад — большими каменными плитами. Город был сильно разрушен в годы второй мировой войны, за послевоенный период построено много красивых зданий. Каждое здание имеет свое «лицо», свой архитектурный замысел и запоминается строгостью, линий и обилием стекла.

Метро в Нагоя построено после второй мировой войны, поэтому оно выгодно отличается от подземной дороги в Токио. Просторные платформы, светло-желтые колонны, поддерживающие очень широкие переходы, где размещаются магазины, ресторанчики и кафе.

Утром — выезд на опытную станцию по овощеводству, расположенную в 20 километрах от Нагоя. Едва выехав из города, машина попадает в другой маленький городок. Городом здесь считается любое поселение, где проживает не менее 50 тысяч жителей. Такие города тянутся друг за другом, и трудно понять, где кончается один и начинается другой. В основном черта города определяется главной магистральной дорогой и уходящими по сторонам узкими улочками. Кстати, улицы в некоторых местах настолько узки, что машина по ним подчас не может проехать. На таких улицах особенно живописно выглядят вывешиваемые на палках куски материи с иероглифами — это вывески лавок или реклама. За домами поля с посевами риса и таро, листья которого издали напоминают лопух.

Покружив по узким улицам, мы неожиданно попадаем на опытную станцию, приютившуюся между заводскими строениями. Площадь станции всего два гектара; построено несколько больших стеклянных теплиц. Здание станции — это светло-зеленый деревянный дом с мезонином. Вокруг японские кипарисы и криптомерии.

Располагаемся за столом в большой душной комнате, Директор станции Наухи-сан рассказывает о задачах станции, — которая существует с 1947 года. Главным образом здесь занимаются выращиванием овощных и частично декоративных культур как в теплицах, так и в открытом грунте, а также различными проблемами переработки овощных культур.

Нам показывают небольшие участки, обнесенные каменным барьером высотой 30 сантиметров, где изучают эффективность разных удобрений. На других участках проводят сортоиспытание огурцов на длинных палках, установленных в козлы, и темноплодных баклажанов. На отдельном поле куртинами цветут амараитусы, георгины и другие цветы.

Наухи показывает участок с земляникой. Это но вый, выведенный ими сорт с длинными плодами, содержащпми 18 процентов сахара. За исключением трех месяцев (июль, август, сентябрь), земляника всегда есть на рынке. Выращивается она под пленкой. На каждую завязь надевают бумажный мешочек, благодаря кото рому, во-первых, земляника сохраняется от вредителей и, во-вторых, ягоды приобретают темно-красный цвет Завязь земляники часто поражается нематодой, поэтому растения трижды в год опрыскивают патентованным препаратом «паратон», после чего нематода практически вреда не причиняет.

Томаты выращивают в основном под пленочным укрытием. Зимой обогрев парников ведется электричеством либо для этого используют рисовую солому, смешанную с птичьим пометом. Плоды томатов на 90 про центов реализуют в недозрелом виде, и только 10 процентов красных плодов идет на приготовление сока.

Содержанию сахара, каротина и других витаминов не придается никакого значения. Население настолько привыкло к определенным сортам, что новые сорта, отличающиеся по форме и окраске плодов, покупает менее охотно.

На песчаных почвах выращивают длинноплодную редьку — дайкон, длина которой достигает полутора метров и более.

Получают гетерозисные формы китайской капусты путем инцухтироваиия родительских сортов в течение пяти-шести лет и последующего их скрещивания. Гибриды первого поколения повышают урожай обычных сортов на 20 процентов.

Снова собираемся за столом, и все единодушно высказываются в пользу стеклянных теплиц. Полиэтиленовые пленки непрактичны, так как их нужно менять ежегодно.

Наступает время обеда. Наухи напоминает, что время обеда в Японии выдерживается очень строго и ни тайфун, ни землетрясение не заставят отступить от установленного правила.

Каждому подают по большой круглой лакированной коробке с едой. Открываем крышку. Блюдо называется суси. Это штук шесть небольших колбасок из риса, на каждой — кусок сырого тунца, отдельно положен кусок другой сырой рыбы, затем вареная рыба, креветки, крабы, чашки с рисом, блюдце с острым соевым соусом, стружки имбиря. Все это нужно есть палочками.

После обеда садимся в машины и едем в крестьянское хозяйство. Душно и пыльно. Мелькают поля и дома, крытые черепицей. Наконец подъезжаем к дому крестьянина Хаяси. Навстречу нам идет спортивного вида крепкий человек в картузе. По виду ему можно дать лет тридцать, хотя позже узнаем, что ему 42 года. Хозяйство у него тепличное. Площадь под теплицами — 100 цубо, под парниковыми рамами — 100 цубо. Когда теплицы освобождаются от зимних овощей, он выращивает гвоздики, лилии, ирисы, а также лук на перо. Для этого Хаяси устраивает толстый матрац из песка, на который густо сеет семена лука, обильно их поливает и прикрывает мешковиной. Через десять дней густую щетку зеленых всходов укладывают небольшими порциями в маленькие фанерные ящички с подвижной крышкой. Ежедневно он вывозит на рынок до двух тысяч ящичков лука.

Хаяси придает большое значение предприимчивости и инициативе.

Летом у него работают шесть студентов из сельскохозяйственного института, которые одновременно проходят здесь практику в течение одного-двух лет.

Кроме тепличного хозяйства Хаяси имеет два тана поля под поливом и один тан под суходольными культурами. Работает он с женой. У них четверо детей, которые учатся в средней школе. Хаяси купил автомашину, ручной трактор и опрыскиватель. В гостиной, куда нас приглашают, — мощный аэрокондиционер. Нас усаживают за большой стол и предлагают стакан холодной воды. На столе привозные бананы. Беседа касается наших колхозов и совхозов. Всех ошеломляют огромные площади, занятые у нас под отдельными культурами. Приходит жена хозяина, все встают и низко ей кланяются. Подают мороженое.

Хаяси читает специальные сельскохозяйственные журналы. Он является одним из зажиточных фермеров, на которых делается ставка при проведении нового курса правительства.

Выходя из дома, мы попадаем в садик, где растут карликовые кипарисы и другие экзотические деревья, фотографируемся на память и прощаемся, желая успехов хозяину и его семье.

Теперь едем в другое хозяйство, к крестьянину Кавасима, известному возделыванием кардамона. Дорога покрыта асфальтом, частично грунтовая. Ехать трудно, так как очень пыльно.

Четыре часа дня. Подъезжаем к дому Кавасима. Это полный мужчина в шортах и довольно грязной рубашке. Он вместе со своими товарищами встречает нас весело и приглашает пройти в полутемную прохладную комнату, где представляет нас пожилой женщине — своей матери. Мы ей кланяемся по японскому обычаю. Она ловко связывает свежие растения кардамона по четыре-пять штук в пучки и опрыскивает водой. Темно-зеленые листья тускло поблескивают, словно покрытые лаком. Готовые пучки скоро повезут на рынок.

В месте, где мы находимся, кардамон выращивают столетиями. Нам показывают сушеные корневища, разложенные на циновках под солнцем; из корневищ затем приготовляют порошок, используемый как пряность в различных блюдах.

Кавасима приглашает нас в дом. Снимаем обувь и садимся на татами вокруг низкого стола. Нас угощают холодной сладкой водой, от которой пахнет кардамоном. Спрашиваем его о доходах. Он с удовольствием, загибая пальцы, подсчитывает. (Японцы при счете загибают вначале большой палец, затем на него кладут указательный и кончают мизинцем. Если пяти пальцев не хватает, то, продолжая одну руку держать в кулаке, го же проделывают и с пальцами второй.) Хозяйство Кавасима прибыльное, и он намерен расширить производство кардамона. В больших остекленных теплицах он выращивает рассаду. В течение трех жарких летних месяцев теплицы пустуют. Есть у него и посевы суходольных культур, но собираемый урожай идет только на питание семьи. Кавасима ищет путь экспорта кардамона, для чего он и несколько других крестьян приготовили партию консервированных молодых стеблей размером 15–18 сантиметров, поместив их в баночки с какой-то жидкостью, подкрашенной в светло-красный цвет.

Кавасима показывает нам большой склад-холодильник, где стоят сотни ящиков с лимонадом, картошкой, кучами лежат арбузы. У него шестеро детей, и сейчас, в дни каникул, они помогают ему в хозяйстве.

Кавасима рассказывает, что у них в префектуре, как и в Токио, день урожая считается национальным праздником. В это время устраивается выставка, на ко-горой каждый крестьянин может демонстрировать достижения своего хозяйства. Победитель награждается дипломом (других наград нет), становится широко известным, о нем пишут в газетах, говорят по радио, его показывают по телевидению. Наш Кавасима является постоянным победителем, так как он получает наивысшие урожаи кардамона. Просим Мидори, которая была на Выставке достижений народного хозяйства в Москве, рассказать о наших колхозниках — Героях Социалистического Труда, о том, как высоко оценивается их груд нашим государством. Японцы одобрительно кивают головами.

Приходит время расставаться. Мы желаем друг другу успехов и возвращаемся в Нагоя.

Нагоя бурлит шумом автомашин, электропоездов. Из окон нашего отеля видна крыша десятиэтажного здания. В углу крыши поставлен малюсенький храмик с П-образными воротами, у которых верхняя перекладина выступает за края. Тут же крохотное деревцо священного кипариса. Сверху видно, как у домов, хаотически нагромоздившихся и теснящих друг друга, растут кустарнички или в горшках кактусы. Без растений японец не представляет себе дома. Даже если нет двора, то дома где-нибудь в углу будет стоять несколько горшочков с растениями.

Цветы в жизни японцев играют очень большую роль. Нельзя найти в деревнях дома хотя бы без маленького цветника. Цветы продают повсюду. Они чрезвычайно дешевы и доступны всем. В течение веков японцы культивировали любовь к цветам. Они создали ряд школ и стилей по декорированию не только цветов, но и стеблей злаковых, веток древесных пород. К каждому стилю и орнаменту создавались и вазы. Вкус декораторов настолько изыскан, что в любой посуде умело поставленный цветок выглядит своеобразно и красиво.

Кстати, о вишне. Многие ошибаются, думая, что поскольку японцы соблюдают испокон веков традиционный праздник — цветение вишни и вишня часто является обязательным элементом в искусстве не только изобразительном, но и литературном, то Япония — это чуть ли не родина вишни. Это чистое недоразумение. Декоративную вишню — сакура разводят ради красивых и душистых цветков. Декоративная вишня цветет белы ми, светло-розовыми, ярко-розовыми и нередко махровыми цветками. Деревни и многие города обсаживают аллеями декоративных вишен. Цветущая сакура — это символ весны.

Другое дело — плодовая вишня. Под ней занято 2800 гектаров. Половину всего урожая используют для изготовления соков и консервирования. Убирают вишню в июне. Основное производство вишни находится в префектурах Ямагата, Фукусима, Нагано и в меньшей степени на острове Хоккайдо.

Идем по душным улицам Нагоя. Магазины ярко освещены и, как мы заметили, всегда полны покупателей. Приходим к книжному пассажу. По статистике, Япония занимает третье место в мире после СССР и Англии по количеству издаваемых книг и общему тиражу газет. Японцы много читают. В электричке, метро, в вестибюлях отелей, на улицах — везде можно видеть читающего японца. Девятиклассное всеобщее бесплатное и обязательное обучение способствует этому. Как рассказывал корреспондент газеты «Известия» Б. Чехонин, текст газетных матриц в Японии передают по специальному кабелю. Через 20–30 минут после передачи газету печатают за сотни километров, и есть полная гарантия, что читатель любого города получит газету и журнал в один день с жителем столицы и этому не помешает нелетная погода.

Сегодня мы ужинаем в китайском ресторане. Нам подают вермишель из медузы, акульи плавники, вяленую каракатицу, сладкое мясо в терпком и остром соусе, маринованную редьку, яйца, у которых белок черного, а желток темно-зеленого цвета. Они выдерживались в течение десяти лет в сыром виде в извести и считаются деликатесом. Все это для нас необычно и не по вкусу, но мы едим. Как я уже неоднократно упоминал, любой обед, ужин, любая встреча, беседа обязательно сопровождаются зеленым чаем без сахара. Без чая разговор не состоится. Чай — это древнейшая традиция японца.

Спешим в номер гостиницы, так как в девять вечера по телевидению будут показывать наше посещение опытной станции. На углу улицы у маленького столика с горящим старинным фонарем стоит человек со стопкой бумаги и карандашом в руках. Фонарь освещает ладонь человека. Это хиромант, который за гроши предсказывает судьбу. Перед художником, делающим моментальный рисунок по желанию заказчика, стоит небольшая толпа. На стенке развешаны фотопортреты и рисунки как свидетельство его высокой квалификации.

Во всех городах Японии имеются многочисленные игорные заведения, называемые «Патинко». «Патинко» — на всех оживленных улицах любого города. У игорных автоматов японцы простаивают часами, одной рукой опуская в отверстие металлический шарик, другой нажимая на рычажок, который резким толчком выбрасывает его в узкие лабиринты дорожек из гвоздей. Если шарик попадает в соответствующую лунку, то снизу с грохотом высыпается десять ответных и играющий может либо выиграть какую-нибудь мелочь — пачку сигарет, плитку шоколада и т. п., либо он в азарте покупает себе еще «порцию» шариков и так простаивает часами, сам превращаясь в такой же автомат.

Говорят, что владельцы «Патинко» наживают большие деньги на этом наивном развлечении для обычного трудового люда. Но за видимой «наивностью» скрыт азарт, которым заражается каждый играющий, так как, проиграв свои десять шариков, он хочет испытать «счастье» еще раз и платит за другую порцию шариков.

Прощай, Нагоя. Едем в Киото, до которого два часа езды. Поезд мчится мимо полей, рекламных щитов. Пересекаем почти высохшие русла широченных рек. Справа и слева горы, покрытые лесом. Попадаются небольшие чайные плантации с аккуратно подстриженными кустами. В более низких местах — рисовые чеки, заполненные водой. Этот год, как говорят японцы, необычайно жаркий, и потому ожидается хороший урожай риса.

Подъезжаем к Киото. На вокзале нас встречают представители префектуры и одного из университетов города. Устраиваемся в японском отеле «Норин нэнкин кайкан». Это четырехэтажное здание, расположенное на окраине города. Быстро приводим себя в порядок и едем в университет.

Университет в Киото находится на северной окраине города. Это — целый ансамбль зданий, расположенных на обширной территории, покрытой травой и деревьями. По числу студентов он не уступает университету в Токио. Здесь много научно-исследовательских институтов и две обсерватории.

Наши машины останавливаются у большого одно этажного дома, где расположена лаборатория генетики университета. Вокруг растут платаны и кипарисы. Входим в просторную комнату, посреди которой стоит большой стол. Нас встречает известный в Японии ученый-генетик Итидзо Нисияма и селекционер при кафедре С я куда.

Имя Нисияма мне знакомо по научной литературе. Он большой знаток возделываемых растений Японии, ученик всемирно известного генетика Кихара, который долгие годы работал в Киотоском университете. Встречу с этим замечательным ученым мне обещали устроить мои друзья из национального института генетики в Мисима.

Итидзо Нисияма за шестьдесят лет. Он седой, высокий крепкий человек, с добродушным лицом, прост в обхождении — черта, присущая умным людям.

Подносят неизменный зеленый чай. Завязывается непринужденная беседа. Мне кажется, что все мы давно знакомы и можно, не стесняясь, задавать друг другу любые вопросы.

Нисияма вспоминает, как в 1929 году у них в университете выступал академик Н. И. Вавилов с докладом «Закон гомологических рядов», и говорит о глубоком следе, оставленном советским ученым в дальнейших исследованиях японских генетиков и растениеводов.

Я прошу рассказать о знаменитой японской редьке-дайконе. Итидзо Нисияма спросил нас, видели ли мы ее. Мы отвечаем положительно. Действительно, на рынке в Нагоя мы с нескрываемым любопытством рассматривали округлые гигантские шары редьки, произрастающей на острове Сакурадзима. Мы видели такж необычайно длинные двухметровые редьки.

Профессор Нисияма обратил наше внимание да одну из многих таблиц, висящих на стенах, и спокойным голосом опытного лектора начал рассказ:

— Дайкон относится к разновидности вида Raphanus sativus и полностью именуется Raphanus sativus var. hortensis (Daikon).

Некоторые японские ботаники, такие, как Макино и Китамура, предполагают, что R. sativus попал в Японию 1250 лет назад из Северного Китая, куда в свою очередь он проник 2400 лет назад из районов Средиземноморья, а новая разновидность hortensis произошла либо от разновидности sativus, либо от niger, которая произрастала 2000 лет назад в Восточной Азии. Возможно, что R. sativus var. hortensis произошел от var. raplianistroider Makino, растущей в диком состоянии на южных островах Японии.

У этой дикой родоначальной формы на протяжении тысячелетия под влиянием отбора форм возникли генные мутации, имеющие утолщение гипокотиля или эпикотиля.

Какая точка зрения верная, трудно сказать, но очевидно то обстоятельство, что в древних японских рукописях редька упоминается с начала VIII столетия. С тех пор в течение тысячи лет продолжался отбор современных разновидностей японской редьки, приобретших свои разновидностные названия: самая длинная в мире редька называется R. sativus var. hortensis f. longissimus (Mo-riguti-daikon) и самая большая по величине — R. sativus var. hortensis f. gigantissimus (Sakuradzima-daikon). Первая разновидность получила научное описание в XVII столетии в префектуре Осака, у города Моригути, а вторая была обнаружена и описана в XVIII веке в префектуре Кагосима, на острове Сакурадзима.

Редька является одним из самых популярных элементов пищи японцев. Ее едят сырой, вареной, жареной, сушеной, из нее готовят маринады, соленья, пикули и т. п. Японец не может себе представить обед без редьки, и вы, очевидно, убедились в этом, посещая японские рестораны.

Нужно сказать, — продолжает он, — что редька — весьма питательный овощ, в ней содержится до пяти процентов белков, сахара, минеральных веществ, витаминов. Остальное — это вода, но не в прямом смысле слова. Качество воды, так же как и в огурце, отлично от питьевой. В настоящее время в Японии под редькой занято 93 тысячи гектаров, а ее ежегодный урожай составляет 2150 тысяч тонн.

Японские крестьяне, являясь превосходными селекционерами много потрудились, чтобы довести редьку до современной ее длины. В конце XVII столетия разновидность Моригути-дайкон имела длину корня только 45–60 сантиметров с диаметром 3,7 сантиметра, в настоящее время длина корня двух разновидностей редьки — Моригути- и Миновадзе-дайкон доведена до 200 и 135 сантиметров. Вегетационный период у них составляет 90 —100 дней.

Японские редьки делятся на четыре группы. Осенние — они чрезвычайно чувствительны к длине дня, при котором урожай резко понижается. К ним относятся сорта «Сакурадзима», «Моригути» и другие. Весенние — нечувствительные к длине дня и к низким температурам, так как их высевают в сентябре. К ним относятся «Нинэнго», «Харухуку», «Камэидо» и другие. Летние — устойчивые к высоким температурам и к болезням. Это сорта «Миновасэ», «Сидзиунити». К четвертой группе относятся раннеспелые формы, чувствительные к длинному дню.

Как вы можете себе представить, такой удивительной длины редька может достигнуть только на легких супесчаных почвах, причем дневной рост корня в течение первых 25–30 дней достигает в среднем 14,5 сантиметра. На тяжелых почвах пост корня останавливается и корень начинает деформироваться. Чтобы вырастить гигантской длины корень с превосходными вкусовыми качествами, требуется вековой опыт японских крестьян и умение правильно сочетать почвенные условия с климатом и обработкой.

Не меньшим растительным «феноменом» является другая разновидность редьки — R. satlvus var. hortensis f. gigantissimus (Sakuradzima-daikon). Эта гигантская редька достигает в диаметре 30 сантиметров и имеет вес 25 килограммов и выше. Произрастает она только на острове Сакурадзима, в префектуре Кагосима.

Не менее удивительно, — продолжает Нисияма, — что, несмотря на необычную величину корня, вкус у этой редьки очень нежный и приятный. Многие теряются в догадках, пытаясь раскрыть «тайну» этого уникального овоща. Секрет сакурадзимской редьки кроется в физике химической структуре вулканической почвы и в благоприятных сочетаниях воздушной и почвенной влажности. Но самое главное, — добавляет профессор, — это талантливость японских крестьян, многовековым отбором доведших обычную редьку до таких невероятных размеров.

Многие иностранные интродукторы пытались акклиматизировать эти две формы у себя, но они там быстро теряли гигантизм и длину корня и вырождались.

Я благодарю профессора Нисияма за интересные сведения о японской редьке и прошу рассказать еще о бессемянном арбузе, полученном именно здесь, в Киотоском университете, профессором Кихара при участии его учеников, в числе которых были сам Нисияма и другие ученые-генетики: Ямасира, Кондо, Мацумото и Нисида. Меня интересует сама идея получения такого арбуза.

Профессор Нисияма делает небольшой глоток чая и не торопясь начинает:

— Профессор Кихара обратил внимание на существование в природе многих плодовых культур, которые являются бессемянными. К таким относятся бананы, ананасы, многие цитрусовые и т. д. Причины появления бессемянных плодов были классифицированы им в три группы: 1) в цветках нефункциональные яйцеклетки и пыльцевые зерна; 2) оплодотворение не происходит из-за внутренних или внешних причин, хотя мужские и женские гаметы нормальные.; 3) в цветках функциональные яйцеклетки, но не жизненная пыльца. Иллюстрация первой причины — плод банана, который является триплоидом, высокостерильным и бессемянным. Ананасы, подтверждающие вторую причину, производят в изобилии семена при перекрестном опылении с другими сортами, так как своя пыльца — самонесовместимая. И, наконец, третью причину иллюстрирует бессемянный апельсин «сацума», цветок которого имеет нормальные яйцеклетки, производящие семена только при условии естественного или искусственного опыления генетически соответствующей пыльцой.

Как известно, опылением рылец цветков осуществляется два действия: во-первых, пыльцевая трубка прорастает до зародышевого мешка и производит оплодотворение, то есть происходит слияние мужской и женской гамет, а во-вторых, одновременно пыльцевые трубки, выделяя ростовые гормоны, производят стимулирующее действие на зародыш, который впоследствии развивается в плод. Известны многочисленные случаи, когда под действием гормонов или химических стимуляторов образуются плоды без семян. Блестящим примером этого является впервые полученный в Японии гиббериллин — мощный стимулятор роста, который широко использует известный советский физиолог профессор М. X. Чайлахян при получении бессемянного винограда и длинностебельной конопли. Бессемянные, партенокарпические плоды арбуза были получены также японскими учеными Тарада и Масуда.

Профессор Кихара пришел к заключению, что при получении генетически стерильных яйцеклеток арбуза последние не потеряли способности оплодотворяться нормальной пыльцой. Исследования по получению бессемянного арбуза были начаты Кихара в 1939 году. Открытие в 1936 году американским ученым Блексли колхицина сделало его задачу вполне разрешимой.

Как вам известно, — продолжает свой рассказ Нисияма, — в соматических клетках арбуза — диплоидное число хромосом (2n — 22х) и в зародышевых — гаплоидное (n — 11х). Чтобы получить тетраплоидную форму, берут сеянец обычного арбуза и на его верхушечную точку роста воздействуют 0,2–0,4-процентным раствором колхицина, по одной капле в течение четырех дней. По величине и форме семян легко определить получение тетраплоидного плода (4n —44х). На следующий год (если имеется теплица) можно использовать и осенне-зимний период текущего года. Диплоидный арбуз скрещивают с тетраплоидным — и в результате получают бессемянный арбуз триплоидный (3n — 33х).

Необходимо вас предупредить, — отмечает профессор Нисияма, — что при скрещивании с материнским растением следует брать тетраплоид, иначе получается плод с семенами без зародыша.

Цитологическое исследование показывает, что у триплоидного арбуза вследствие нарушения мейозиса образуется нечетное число хромосом, а это является причиной отсутствия семяпочек и недоразвитости пыльцы. Цветки триплоидного арбуза хотя и не дадут семян, но для стимулирования развития плода их опыляют пыльцой диплоидного арбуза. Для этого их сеют в соотношении: одно диплоидное растение на четыре триплоидных. Опыление осуществляется в естественных условиях насекомыми.

Тетраплоидный плод содержит много полноценных семян и легко скрещивается с обычным диплоидным арбузом. Поэтому ежегодное получение семян для выращивания триплоидного бессемянного арбуза не представляется трудным делом.

Прежде чем рекомендовать японским крестьянам семена триплоидного арбуза, потребовалось десять лет упорного труда, чтобы выяснить много вопросов, касающихся возникновения в плодах пустых семян.

Первые плоды бессемянного арбуза появились на рынке в 1949 году и очень быстро получили признание у населения. Такой арбуз доступен и малышам и больным, которым трудно удалять семена из мякоти.

Мы разработали и все агротехнические приемы выращивания такого арбуза. Семена триплоидного арбуза в отличие от обычного должны проращиваться при температуре 30 градусов в течение первых трех суток. Затем их высаживают в торфоперегнойные стаканчики и через месяц, если температура почвы не ниже 29 градусов, переносят на постоянное место в поле. Спустя три недели растения настолько укрепляются, что перегоняют по развитию родительские формы. Большим преимуществом триплоидного арбуза является устойчивость к фузариозному вилту (Fusarium niveum Smith). Из-за этой болезни крестьяне высевают обычный арбуз на одном и том же поле только один раз в течение восьми лет. Урожай триплоидных арбузов превышает урожай обычных на 50–90 процентов. В настоящее время производство бессемянного арбуза налажено не только повсеместно в Японии, но и во многих странах Америки.

Как вам должно быть известно, — заключает профессор Нисияма, — триплоидия как весьма перспективный метод дает превосходные результаты на сахарной свекле, ржи и других культурах.

Профессор мог бы еще много рассказать и о своих собственных исследованиях в области происхождения культурных видов овса, но он считает, что его беседа затянулась и утомила нас. В настоящее время он занят изучением геномного состава, который поможет ему искусственно синтезировать культурный вид овса.

Слово предоставляется профессору Сякуда, который занимается радиационной генетикой. Японские биологи пессимистично настроены по отношению к этой новой отрасли биологии, но, будучи селекционером, Сякуда не разделяет этого пессимизма и хорошо знает цену новым методам в генетике. Он считает, что радиационную генетику как метод получения мутантов сбрасывать со счетов нельзя. Никто не может оспаривать тот непреложный факт, что отдельные мутанты могут быть весьма ценными в селекции и гибридизации.

— Есть такой диапазон изменчивости признаков и свойств, — продолжает профессор Сякуда, — который зависит от структуры гена, от его свойства. Я, в частности, уже 20 лет занимаюсь изучением продолжительности периода от всходов до появления метелки у риса с целью выяснения природы главного ведущего гена, влияющего на этот период. Мы установили, что этот главный ген, определяющий период от всходов до появления метелки, является полигеном. Он влияет не только на вегетационный период, но одновременно и на высоту растений, на урожайность и на ряд других показателей и свойств растения.

Заслуга Г. Менделя в том, что он показал наследуемость признаков в потомствах, но он считал, что каждый признак обусловлен одним геном, хотя это неверно. Любой признак — проявление ведущего гена в сочетании с другими. Каждый ген имеет свое место и свой шифр, устанавливаемый на международных генетических симпозиумах. Но селекционеры часто не используют данных генетики и выводят сорта эмпирически, путем многочисленных скрещиваний и отборов.

В начале своей практической деятельности, — говорит профессор Сякуда, — я пытался проанализировать работы селекционеров, но этому помешала война. После войны я приступил к генетическому анализу всех лучших сортов. В результате пришел к выводу, что хорошие сорта получены от хороших родительских форм, имеющих комплекс положительных генов. Поэтому плохие родительские формы никогда не дают хорошего потомства, даже при условии выращивания такого потомства в самых лучших почвенно-климатических условиях. Исходя из этого, — заключает профессор Сякуда, — очень важно знать родословную сорта и хорошо генетически изучить исходный материал.

На этом нашей интересной беседе пришел конец. Профессор Нисияма вручил нам большую картонную коробку с оттисками своих научных статей. Мы расстались как добрые друзья.

Киото в течение ряда столетий был столицей Японии и центром ее былой цивилизации, религии, искусства. Он хранит многочисленные легенды о богатых самураях, о поэтах, воспевших сказочно красивые пруды и окружающие город фиолетовые горы, окрашивающиеся при закате солнца сине-зелеными и оранжевыми тонами. Киото — это Мекка для туристов, причем в числе туристов много самих японцев, приезжающих с разных концов страны. Город пересекают девять широких магистралей, которые делят его на девять самостоятельных районов. Собственно город начинается у бывшего императорского дворца, окруженного высокими каменными стенами.

Наши попутчики рассказывают нам о многочисленных кровопролитных событиях, связанных с войнами между враждовавшими феодалами. В эпоху Токугава Япония была в течение двухсот с лишним лет изолирована от всего мира, и, когда в середине XIX столетия был положен конец этой ненужной изоляции, страна со своей самобытной культурой оказалась беспомощной по сравнению с далеко ушедшей вперед Европой.

Ныне Япония стремится, и небезуспешно, нагнать упущенное время; она, как губка, с жадностью впитывает в себя абсолютно все, что дает мир, расположенный за ее островами. Мы это чувствовали на себе, так как, приехав в эту удивительную страну, нам пришлось очень много рассказывать о работах, проводимых в научно-исследовательских институтах Советского Союза.

Такова Япония сегодня, потенциально грандиозная не своими недрами и естественными богатствами, а своим удивительным народом, стремящимся вперед, к прогрессу, экономно расходующим веками накопленную духовную энергию.

Мы в Киото, в городе, где в 1889 году проживало?80 тысяч человек, а сейчас это число перевалило за миллион. Такой рост населения свидетельствует о бурном развитии промышленности. Киото совмещает современную индустрию (главным образом машино- и приборостроение) с ремеслами, имеющими вековую традицию (кружева, шелковые ткани и веера, лакированные изделия, фарфор, куклы).

Широкие проспекты обсажены молодыми платанами и нежными японскими ивами. В районе вокзала — 10 —12-этажные дома; это царство стекла и железобетона. В то же время в целом Киото застроен одно- и двухэтажными домами. Многочисленные буддийские храмы и гробницы, красивые парки и тихие пруды являются отличительной чертой древней столицы Страны восходящего солнца.

Мы намечаем программу посещения некоторых храмов лишь на последующие дни, так как из Киото, который мы избрали своей штаб-квартирой, нам нужно поехать в Осака и Нара, с тем чтобы в тот же день вечером вернуться обратно.

На следующий день рано утром меня по телефону вызвали в вестибюль, сказав, что там меня ждет профессор. Каково же было мое удивление, когда я увидел профессора Нисияма с двумя арбузами в руках! Он, смущенно улыбаясь, сказал, что хотел, чтобы я убедился в реальности существования триплоидных бессемянных арбузов, перед тем как посещу национальный институт генетики имени Кихара.

Хочется еще раз упомянуть об удивительно трогательной черте характера японцев делать подарки любому мало-мальски знакомому человеку. Это может быть какой-нибудь пустяк, но он оставляет в памяти след как знак теплого и дружеского расположения.

Арбузы были помещены в холодильники, а во время обеда мы устроили дегустацию, на которую пригласили всех служащих отеля. Арбузы были великолепные — мякоть сочная, красная, сладкая, без единого следа семени! Мы лишний раз убедились в человеческом таланте и в огромных возможностях генетики.

По программе сегодня мы должны посетить одну из самых известных во всей Японии семеноводческих фирм — «Такии».

День выдался душный и знойный. С трудом, петляя по узким улочкам, машина въезжает в большой двор, где по одну сторону достраивается шестиэтажный корпус фирмы, по другую — стоит двухэтажный дом, где и расположена администрация.

Семеноводство целиком сосредоточено в руках частных фирм, которых в Японии насчитывается около 150. Фирма «Такии» является одной из крупнейших после знаменитых европейских семеноводческих фирм Вильморена и Свалефа. Она существует около 300 лет, и в 1899 году на ее основе было организовано семеноводческое акционерное общество. Здесь в настоящее время производят 75 процентов всей семеноводческой продукции овощных и декоративных культур. Часть их отправляют за границу. Фирма производит также семена трав, саженцы плодовых и луковицы цветов.

По всей стране под семеноводческими посевами фирмы занято около трех тысяч гектаров. У нее имеется опытная станция в Нагаока, которая контролирует семеноводческие посевы и ведет большую селекционную работу. Главу акционерного общества Такии-сан мы встретили по пути. Это небольшого роста полный пожилой человек с живыми глазами, который тут же знакомит нас со своим сыном и просит его показать и рассказать все, что нас заинтересует.

Поднимаемся по деревянной лестнице на второй этаж и попадаем в большую, залитую солнцем, душную комнату. Перед каждым из нас ставят чашку холодного чая.

Молодой, очень энергичный Такии-младший на английском языке рассказывает об успехах и трудностях фирмы. Он говорит, что за период существования акционерного общества селекционеры фирмы вывели более 200 сортов овощных культур, причем в работе используются современные методы селекции и генетики. Наличие в стране большого количества семенных фирм, конкурирующих между собой, иногда приводит к выпуску семян одних и тех же сортов, но под различными названиями. Семена выращиваются крестьянами, которые лично или через семеноводческие кооперативы заключают контракты с семеноводческими фирмами, от которых получают для размножения элитный материал.

Семеноводство отдельных культур специализировано по зонам или по префектурам. Например, семеноводством картофеля занимаются в основном на острове Хоккайдо, семеноводство арбузов (в том числе и триплоидных) сосредоточено в префектуре Нара, где получают 70 процентов семян этой культуры. В этой же префектуре производят также значительную часть семян съедобной хризантемы, китайской дыни, шпината, огурцов. Нас приглашают пойти посмотреть расфасовку семян. Мы не скрываем желания покинуть эту душную комнату. Каждому из нас Такии-младший преподносит пакет, в который вложены каталоги семян с яркими обложками, небольшое полотенце, носовой платок и фирменная шариковая ручка.

Пересекаем двор и попадаем в другое помещение. В огромных залах с кондиционированным воздухом девушки в фирменной одежде производят при помощи машин расфасовку семян. Машины сами готовят пакеты. насыпают в них определенную порцию семян, склеивают их и укладывают в ящички. Многие машины-полуавтоматы, используемые здесь, изготовлены специалистами самой фирмы, и фирма никому не передает их чертежи из-за конкуренции по снижению себестоимости продукции.

Нас проводят по десяткам помещений. В специальных камерах при температуре 35 градусов подсушиваются семена капусты, в других комнатах стоят многочисленные металлические контейнеры с семенами, подготовленными для отправки кооперативам по их заявкам. На каждом из пакетов написана краткая инструкция о времени посева данной культуры и об уходе за ней. Нам показывают помещение, где штабелями уложены большие мешки с семенами — это страховой фонд на случай стихийных бедствий (наводнение, землетрясение). Хранение этих семян субсидирует правительство.

Направляемся в Нагаока, на селекционную станцию фирм. ы «Такии», которая находится примерно в 40 километрах от Киото. Проезжаем под эстакадой суперэкспресса. Высота его белых арочных опор около 20 метров. Красивые четкие линии электрической дороги теряются в дымке тонкой нитью, не нарушая спокойствия пейзажей рисовых полей. Не успели мы про ехать под эстакадой, как над нами вихрем промчался сигарообразный, серебристо-серого цвета состав из трех вагонов и мгновенно скрылся из виду. Расстояние между Токио и Осака этот поезд проходит за три с половиной часа вместо шести. Наши попутчики в шутливой форме замечают, что у суперэкспресса два недостатка: во-первых, он не делает остановок на промежуточных станциях и, во-вторых, прежде, отправившись в командировку из Токио в Осака, можно было получить командировочные расходы, а теперь, для того чтобы съездить в Осака и вернуться в Токио, достаточно одного дня. Однако мы все соглашаемся, что суперэкспресс — это здорово, и «прощаем» дирекции учреждений, лишающие командировочных возможности заработать кое-что на карманные расходы.

За разговором незаметно приезжаем на селекционную станцию. Нас приветливо встречает доктор Ито — ведущий селекционер, работающий здесь 30 лет. Мы идем по опытным полям мимо многочисленных теплиц и оранжерей.

Общая посевная площадь опытной станции — 20 гектаров. Доктор Ито говорит, что с 1899 года по настоящее время здесь по 19 овощным культурам выведено более 200 сортов, семена которых продают по всей стране.

Меня интересует разработанный им и применяемый здесь метод селекции капусты. В отличие от наших опытных станций, где между растениями происходит перекрестное опыление, здесь каждая семья, самоопыляясь в течение пяти-восьми лет, доводится до гомозиготного состояния, после чего они скрещиваются между собой. В результате получаются строго выдержанные генетические сорта, у которых происходит одновременное созревание кочанов, что упрощает уборку, и качественные показатели их бывают совершенно одинаковыми.

Доктор Ито подводит нас к участку, на котором растет морковь, чтобы мы могли убедиться в ее генетической выравненное™. Действительно, вытащенные нами оранжевые корни моркови поразительно одинаковы и как бы заранее калиброваны. Благодаря использованию эффекта гетерозиса применением мужской цитоплазматической стерильности на таких культурах, как лук, шпинат, редис и китайская капуста, урожайность этих сортов повышается по сравнению с обычными на 30–80 процентов.

В отдалении виден двухэтажный каменный дом. Это одногодичная школа по повышению квалификации селекционеров. Школа существует уже 20 лет. Здесь ежегодно обучают 40 студентов; они находятся на полном обеспечении опытной станции, за что должны работать на полях. Им читают лекции научные сотрудники станции.

Мы передаем доктору Ито пакеты с семенами, которые привезли с собой. На этом наш визит заканчивается, и мы возвращаемся в Киото.

Киото, как ни один из японских городов, известен гейшами. Как нам объясняют наши друзья, приехать в Японию и не познакомиться со старинным ритуалом чайной церемонии — это значит не увидеть одну из интересных черт страны. Но перец тем как направиться в чайный дом, я прошу Кобаяси, который зашел к нам в гостиницу, рассказать о самих гейшах.

Кобаяси, закуривая сигарету, хитро улыбнулся и сказал, что наше представление о гейшах, об их жизни ошибочно. Само слово «гейша» происходит от «гей-ся», го есть талантливый человек, человек искусства. Оно возникло в эпоху Токугава. Еще раньше гейш называли «сирабёси», что значит «белый, чистый тон».

— Ведь правда, такие эпитеты не подходят к гейшам в вашем представлении? — обращается к нам Кобаяси и продолжает: — В понятии европейца гейша — это синоним проститутки. Но это грубейшая ошибка. Из описаний XVIII века явствует, что сирабёси были молодые девушки из дворянских семей, умеющие танцевать, петь, играть на музыкальных инструментах, искусно составлять японский букет, выражать определенные символы соединением цветочного стебля и сухой ветки дерева и, что очень важно, постигшие тайну искусства собеседования. Гейша имеет не ниже среднего общего образования.

В современной Японии женщины сомнительного поведения, играя на дурных вкусах европейцев, называют себя гейшами и тем самым порочат имена тех, которые по своим нравственным устоям достойны подражания. Настоящие гейши живут в отведенном для них районе больших городов. Для того чтобы быть гейшей, нужно поступить в специальную школу, куда принимают девочек в возрасте от 7 до 16 лет. Они себя посвящают в гейши на всю жизнь, п, как правило, дочь гейши обязательно следует примеру своей матери. Молодые гейши, или, как их называют в Киото, «майко», живут в женском пансионате, где их обучают в течение многих лет танцам, пению, актерскому искусству и игре на различных музыкальных инструментах. После достижения всех этих премудростей, в возрасте 18–19 лет, их посвящают в гейши. В школе они впервые надевают кимоно, повязывая его широким красным поясом — оби, завязывающимся на спине большим бантом, и в зависимости от возраста и успешности обучения делают и прическу, одну из 40. Наиболее способная, талантливая гейша становится известной широким кругам общественности.

Нужно вам сказать, — продолжает Кобаяси-сан, — что обучение гейш стоит очень дорого. Кроме оплаты за содержание в школе каждая гейша должна иметь десять разных кимоно, причем стоимость каждого составляет двух-, а то и трехмесячную заработную плату служащего. И только позже, поступив в чайный домик или в японский ресторан, гейша должна суметь покрыть большие издержки, связанные с ее обучением.

Если говорить откровенно, то гейши в чайных домиках и в ресторанах воссоздают атмосферу старой Японии и потому посетителями таких заведений могут быть только избранные лица.

Прежде чем войти в чайный домик, нужно иметь рекомендацию к его владельцу. Случайный человек не может войти в чайный домик, и если кто-либо это сделает, то его ласково встретят, но, сославшись на какую-нибудь причину, с улыбкой выпроводят.

Настоящий чайный домик посещает лишь состоятельный японец. Гейши встретят и окружат его изысканным вниманием, приготовят и подадут чай, затем ужин, будут подливать ему теплую рисовую водку — сакэ, сами же вежливо откажутся от предложенной рюмки. Если гейша понравилась, то гость будет приходить сюда чаще, и так в течение длительного времени, но он не сможет пригласить ее ни в театр, ни в ночной ресторан до тех пор, пока их отношения не примут глубоко романтического характера… А пока в чайном домике гейша весело и остроумно беседует с посетителем, поет ему старинную песенку под аккомпанемент сямисэна — музыкального инструмента, похожего на мандолину, танцует.

Если вам удастся хотя бы издали увидеть гейшу, — заключает Кобаяси, — то она оставит впечатление быстро промелькнувшей картины, непостижимой и таинственной нравственной чистоты. Очевидно, не случаен обычай — переступивший порог чайного домика должен наступить на кучку соли, символизирующей чистоту и непорочность.

Мы сердечно благодарим Кобаяси за проникновенное повествование о гейшах и за то, что он внес коррективы в наше ошибочное «европейское» представление о них. После всего услышанного нам с удвоенной силой захотелось быть свидетелями чайной церемонии.

Машина останавливается у высокого каменного забора. Мы в числе других туристов входим во двор через массивные ворота, пройдя мимо зеленых лужаек и зеркального пруда, поднимаемся по широким ступеням на веранду деревянной пагоды и усаживаемся на татами.

Через боковые двери входит гейша с девочкой. Они одеты в кимоно. Девочка приносит поднос, на котором стоят полоскательница, чашки, бамбуковая щетка и коробочка с. тонко натертым зеленым чаем. Гейша моет чашку, тщательно вытирает ее и затем кладет в нее ложечку чайного порошка. Залив его кипятком, она бамбуковой щеточкой сбивает чай до получения пенистой массы. Прислуживающая девочка приносит сладости. Гейша, низко кланяясь, ставит поднос перед гостем. В свою очередь гость, сидящий на коленях, низко кланяется и выпивает чай (Забегая вперед, должен сказать, что этот пенистый чай — горький и довольно невкусный напиток.)

Кобаяси-сан шепчет мне на ухо, что если гейша не понравится гостю, то он заплатит за чай и уйдет, в другом случае он закажет ужин и гейша будет развлекать его танцами и пением. Все движения гейши неторопливы, плавны и грациозны. Она держится как актриса на сцене, она должна показать себя эмоциональной, многогранной и непостижимой, что делает ее еще более привлекательной.

Чайная церемония закончилась. Один из японцев, который изображал гостя, под смех присутствующих заявил, что он не прочь и поужинать, но в это время на сцену в ярких кимоно вышли четыре майко и под звуки сямисэна и кото стали танцевать изящный старинный танец. В память о чайной церемонии мы сфотографировались с гейшами и майко. Я оказался рядом и мог рассмотреть, что лица гейш густо покрыты гримом, так, что похожи на маски, и только по выразительным глазам можно угадать их душевное состояние.

…Мы идем пешком по освещенным улицам Киото. Я спросил Мидори, хотела ли она быть гейшей, на что последовал короткий ответ: «Для этого недостаточно одного желания, нужен талант».

Отправляемся на электричке в Осака. Вокзальная площадь гудит от шума многочисленных автомашин, людского говора и прибывающих друг за другом поездов. С вокзала едем в префектурное управление.

Огромное многоэтажное здание с мраморными арками. Поднимаемся на бесшумном лифте на четвертый этаж и, пройдя церемонию представления многочисленным сотрудникам, усаживаемся за длинный полированный стол в большой и жаркой комнате. Мощные вентиляторы на длинных ножках, бесшумно вращаясь, не спасают от жары. У всех лица мокрые от пота. Слушаем заведующего сельскохозяйственным отделом Ото, худого, со строгими чертами лица человека. На столе разворачивают большую карту префектуры Осака. Ото говорит стоя, водя указкой по границам префектуры:

— Пахотной земли очень мало, поэтому овощеводством занимаются только для обеспечения жителей города. Поскольку все префектуры в Японии в той или иной мере специализированы, то здесь из овощных культур главное место занимает репчатый лук, которым снабжают и другие районы страны.

Ото рассказал нам, что после уборки лук хранится в больших холодных помещениях с кондиционированным воздухом и поступает на рынок в течение круглого года. Позже мы осмотрели большое число деревянных строений без стен, где на поперечных толстых рейках сушились гирлянды лука.

В предгорьях разводят виноград и мандарины «Унсю». До специализации площади под мандаринами в префектуре занимали четвертое место в Японии, сейчас — пятнадцатое. 25 процентов мандариновых насаждений составляют ранние сорта, остальная часть — поздние. Собранные плоды хранятся в холодильниках с ноября по март; с наступлением жарких дней мандарины продают в замороженном виде, причем замораживается только кожура, съедобная часть сохраняется свежей. Мы в этом многократно убеждались. В любом месте Японии можно купить узкий целлофановый мешочек с вложенными в него пятью мандаринами, покрытыми топким слоем льда. Они очень приятно освежают в нестерпимо жаркие летние дни.

Прошу рассказать о сортах винограда, выращиваемых в Японии. Мне показывают толстую монографию о винограде на японском языке с красочными снимками сортов. Общая площадь под виноградом — 21,1 тысячи гектара. Сорт «Мускат Александрийский» на 90 процентов выращивают в теплицах. Общая производительность винограда — 177 тысяч тонн, что полностью удовлетворяет потребность страны. Максимальный урожай винограда получается от лозы в возрасте от 10 до 25 лет. В связи с улучшением агротехники срок эксплуатации виноградников возрос до 30 лет. Основные районы производства винограда — Ямагата, Осака, Хиросима, Окаяма, Фукуока и Яманаси. Виноград возделывают как в открытом, так и закрытом грунте, в теплицах. Преимущественно выращивают столовые сорта. Бессемянные сорта получают только под воздействием гиббериллина.

В связи с развитием животноводства площади под кормовыми культурами расширяются за счет посевов зерновых.

— В префектуре, — продолжает Ото, — имеется одна крупная научно-исследовательская сельскохозяйственная опытная станция, открытая в 1963 году. Ей подчинены три подстанции, расположенные в различных местах префектуры, а также восемь ветеринарных пунктов. Результаты опытных работ учреждений доводятся до крестьян 26 агентами по распространению научных знаний. Заработная плата последних наполовину оплачивается правительством, другую половину покрывает префектура.

От жары мысли в голове путаются. Многих клонит ко сну. Пьем все подряд: воду, холодный кофе, чай, отчего становится еще жарче. Многие из присутствующих усиленно курят, надеясь таким образом придать себе бодрость. И только докладчик, подтянутый, строгий, не обращая внимания на окружающих, с увлечением рассказывает о необходимости слияния мелких крестьянских дворов и создания укрупненных хозяйств, где можно применять сельскохозяйственные машины, приводит арифметические расчеты, из которых явствует, что генеральная ставка в сельском хозяйстве Японии делается на «сильного», предприимчивого крестьянина, то есть на кулака. В заключение Ото говорит об усиливающейся миграции крестьян в города вследствие экономической невыгодности ведения сельского хозяйства примитивными методами, требующими большой затраты ручного труда.

Ото-сан устало опускается на стул и с удовольствием вытирает совершенно сухое лицо влажной холодной салфеткой, которую только сейчас подали в плетеной бамбуковой корзиночке каждому из нас. Мы следуем его примеру; сразу становится легко, и на какое-то время исчезает ощущение вялости и апатии.

Поблагодарив Ото за интересную информацию, мы по-дружески прощаемся со всеми и едем на опытную станцию, о которой он упомянул.

…Остаток дня мы посвящаем знакомству с городом. Сотрудник министерства сельского и лесного хозяйства Энамото, который сопровождает нас в этой поездке, вызывается быть нашим гидом. Оказывается, он жил в Осака до войны и неплохо знает город.

Идем к старому Осакскому замку. По дороге Энамото начинает свой рассказ. Он говорит, что Осака — один из древнейших городов Японии. Многочисленные каналы перерезают город во многих местах. Через каналы переброшены мосты, и Осака называют «японской Венецией». Осакский залив позволяет океанским пароходам пришвартовываться к удобным причалам. Такое географическое положение города явилось причиной возникновения здесь крупного торгового центра. Сюда ежедневно прибывают многочисленные суда, доставляющие хлопок и хлопковую пряжу, различные руды, машины и оборудование, зерно, сахар, химические удобрения и т. д., и отсюда же увозят в разные страны изделия японской промышленности. В настоящее время в связи с постройкой большой сети железных дорог Осака потерял свое прежнее значение, так как прибывающие в Японию из-за границы товары доставляются во внутренние районы страны быстрее и дешевле железнодорожным путем.

— Осака, — продолжает Энамото, — один из крупнейших индустриальных центров страны и, пожалуй, всего Востока. По официальным данным, здесь имеется до десяти тысяч фабрик и заводов и других предприятий, которые производят 30 процентов всех промышленных изделий страны.

Но если бы вы видели Осака в сентябре 1945 года, непосредственно после войны, — говорит Энамото, — вы поразились бы упорству нашего народа. Одна треть этого гигантского города была превращена в руины, были разрушены почти все мосты, заводы и крупные фабрики. И вот прошло около 20 лет, и мы почти заново построили город.

Незаметно подошли к пятиэтажному замку, стоящему на холме. Это великолепный образец японской архитектуры, построенный в XVI веке при военачальнике Хидэёси. В 1931 году дворец был реконструирован, причем все деревянные конструкции были заменены стальными и железобетонными. В настоящее время это музей, где бесшумные лифты поднимают на 40-метровую высоту, откуда открывается панорама города с многочисленными трубами предприятий и зелеными пятнами парков, разбросанных в разных частях огромной территории. Дворец окружен внешними и внутренними высокими колючими стенами, составленными из огромных базальтовых каменных глыб. Широкий двор дворца позволяет автомашинам свободно разъезжать по нему.

Я спрашиваю Энамото, чем объяснить нечетное число крыш пагод. Мне ни разу не пришлось встретить четное их число. Он понимающе кивает и, улыбаясь, объясняет, что существует японское суеверие, отличающееся от европейского. Для японца цифра 13 ни о чем не говорит, очевидно, так же как для европейца цифра 4. У японцев «счастливыми» цифрами считаются 3, 5, 7 и 9. Например, цифра 9 означает изгнание злого духа. В то же время такая цифра, как 4, у японцев считается самой «опасной», приносящей несчастье. Очевидно, это потому, что на японском языке «четыре» и «смерть» произносятся одинаково — «си».

— Как ни смешно, — говорит Энамото, — но в наших больницах нет четвертой палаты, в ней ни один больной не пожелает лечиться.

…Вечером идем в знаменитый кукольный театр Бунраку. Нам повезло, так как театр дает представления один раз в несколько месяцев, а в Токио — только дважды в году. Мы занимаем места в маленьком зале театра. До начала представления Энамото рассказывает, что в XVI веке Бунраку был единственным в своем роде популярным театром, восхваляющим добродетели. Теперь он потерял свое морально-этическое значение и является искусством седой старины.

На крохотной сцене, размером до шести квадратных метров, в углу сидят несколько музыкантов и на сямисэне играют непонятную для нашего слуха увертюру. Появляется актер-манипулятор, который управляет движениями кукол размером в три четверти человеческого роста. На обоих одежда, выдержанная в старом классическом стиле. Вслед за этим появляется другой манипулятор со своей куклой. Нам поясняют, что это — драматическая баллада, одна из кукол-героев должна по ходу действия умереть. За кукол говорит человек, сидящий в углу сцены, он меняет голос и интонацию, он говорит и за кукол-женщин. Древняя традиция здесь сохранена — женские роли играют мужчины. Манипуляторы поправляют платья на своих куклах, заставляют их кланяться и жестикулировать. Одновременно они быстро, пока голос рассказчика из угла сцены о чем-то вещает на разные голоса, меняют декорации. Публика внимательно следит за всем, что происходит на сцене, и, вероятно, по-своему переживает за героев.

Мы молча выходим из театра и идем по осакским улицам, освещенным многочисленными рекламами, отражающимися тусклыми цветными бликами в тихих водах каналов. Проходим длинные и короткие мосты, видим, как нагруженные сампаны плывут, подталкиваемые длинными бамбуковыми шестами. Густая толпа прохожих не торопясь прогуливается по ярко освещенному туннелю, образованному бесконечным рядом магазинов, ресторанов и кафе.

…Утром выезжаем на центральную научно-исследовательскую сельскохозяйственную и лесоводческую опытную станцию, расположенную в 25 километрах от Осака. Она построена в 1963 году на холме, на большой площади, расчищенной от леса. Вытянутое двухэтажное здание издали похоже на стеклянную коробку. По длинной многоступенчатой каменной лестнице поднимаемся вверх. Надев цветные тапки, идем по просторному коридору. Нас приветливо встречает директор Осанаи, уже немолодой человек. Усаживаемся в удобные кресла. На нас направляют вентиляторы. Приносят холодный кофе и чай (без чая нельзя!).

Осанаи сообщает нам, что научный центр объединил разбросанные ранее по префектуре мелкие опытные станции, опорные пункты и сельскохозяйственные школы. Здесь разрабатывают комплекс вопросов, связанных с сельскохозяйственным производством и лесоводством префектуры Осака. В центре внимания всех отделов и лабораторий находится не только вопрос о повышении урожайности растений или продуктивности скота, но и изучение путей и приемов снижения себестоимости продукции. Штат опытной станции состоит из 170 человек, в том числе 90 научных сотрудников и 50 рабочих, остальные — административные работники. Центральной станции подчинены 15 опорных пунктов и 2 филиала, которые находятся в различных зонах префектуры.

Нас проводят по многочисленным лабораториям, они оснащены новейшим оборудованием, в том числе и электронным микроскопом. Построены оранжереи, теплицы, камеры искусственного климата, лизиметры. Почти все полевые работы механизированы. Опытная станция проводит большую работу по обобщению как своего, так и зарубежного опыта и распространению научных достижений среди крестьян. Для успешного проведения этой работы широко используются печать и лекции, радио и телевидение. В специальной школе на двухгодичных курсах ежегодно обучаются 30 человек. Контингент учащихся — крестьяне, имеющие возможность изучать современные методы ведения сельского хозяйства.

В связи с дискуссией относительно экономической эффективности гидропоники опытная станция разработала метод выращивания овощей на песке. Основу этого метода составляют химические гранулы, изготовляемые фирмой «Мицуи», под названием «парайт». Они содержат: окиси кремния — 75,5 процента; окиси алюминия — 15,3; закиси железа — 0,9; окиси калия — 4,0; окиси натрия — 3,5 процента. Кроме того, 50 граммов парайта содержат 10 граммов азота, фосфора и калия. Сущность метода заключается в том, что в теплице готовится грядка глубиной 20 сантиметров и шириной несколько больше полуметра. На пятисантиметровый слой парайта насыпается 15 сантиметров мелкого речного песка. Начальный рост растений, до того как корни достигнут грунта, бывает замедленным. Затем они развиваются очень быстро. Полив производится один-два раза в неделю. Верхний слой песка покрывается бумажной мульчой. Более того, в случае отсутствия парайта аналогичного эффекта они достигают, поливая выращенные на мелком песке растения питательным раствором. В этом случае не рекомендуется поливать часто, чтобы не нарушить аэрацию корневой системы.

Нам показывают растения томатов, растущие и плодоносящие на песке. Томатные растения усыпаны плодами; так же успешно растут шпинат, редиска и другие овощи. Научные сотрудники опытной станции считают, что культура овощей на песке значительно дешевле, чем на гидропонике, и требует меньше рабочих рук. Эта работа тем более интересна, что позволяет получать овощи без сложного оборудования на песчаных землях, расположенных на океанском побережье. Я же мысленно переношусь в наши безбрежные пустынные районы Туркмении, где проблема «живых витаминов» стоит остро, особенно там, где трудятся люди.

Животноводство на опытной станции занимает особое место, поскольку оно считается очень перспективным в префектуре. Большое внимание уделяют свиноводству. Испытывают новые, улучшенные местные породы. В качестве кормового растения для молочного скота используют астрагал (Astragalus siriacus L.). Животноводы заняты разработкой методов искусственного осеменения не только животных, но и домашних птиц — кур и уток.

…Возвращаемся из Осака в Киото на электричке. Поезд мчится, грохоча на стрелках и стыках рельсов. Через 45 минут мы уже в Киото. Воздух несколько поостыл. Садимся усталые в машину и приезжаем к себе в отель.

Утром долго не можем найти такси, чтобы доехать до вокзала. Как выяснилось, сегодня забастовка таксистов, требующих повышения заработной платы. Едем на трамвае, пересекая весь город, и попадаем на шумный вокзал. Садимся в электричку и через 40 минут сходим в Нара — старинном городе Японии. Оставив вещи в гостинице, едем за 40 километров в город Касихара на префектурную сельскохозяйственную опытную станцию.

Директор станции Накадзива встречает нас как старых знакомых. Он с гордостью рассказывает, что мы находимся на одной из самых старых опытных станций Японии. Она открыта в 1895 году. Штат ее состоит из 81 человека, из которых 38 научных сотрудников. Большое здание опытной станции вновь выстроено в 1962 году. Много стекла и воздуха. Все кресла в кабинете директора заняты научными сотрудниками, принимающими участие в беседе. Приносят из холодильника арбузы, которые в такой жаркий день кажутся особенно вкусными. Поскольку префектура Нара является основным производителем хурмы, то на станции этой культуре уделяют особое внимание. Рис имеет второстепенное значение, но тем не менее здесь изучают вопросы использования земли после его уборки. На станции выводят также новые селекционные сорта овощных и декоративных культур, среди которых выделяются большие коллекции цикламенов и гвоздик.

Мы направляемся к оранжереям. Разговор касается преимущества пластических пленок. Сотрудники категорически против всяких виниловых укрытий. Нам показывают большую, ангарного типа теплицу, покрытую новой пленкой — фаэлоном. Атлетического сложения японец ударяет кулаком по фаэлоновой прозрачной пленке, натянутой на раму, и, к нашему удивлению, пленка выдерживает этот удар. Однако на крыше пленка разорвана, и от нее остались лохмотья. Оказывается, достаточно появиться на пленке трещине, как она моментально расползается подобно дамскому капроновому чулку — стоит его зацепить. Нам показывают пластик, сделанный из стеклянного волокна. В такой пластик можно вбить гвоздь, он прочен и способен заменить стекло, однако специалисты склоняются в пользу стекла, долговечность которого определяется 20 годами. Поливиниловые пленки — показатель дороговизны стекла и по сути это своего рода эрзац.

Возвращаемся в кабинет директора. Мы передали Накадзива пакеты с семенами овощных культур и обещали прислать саженцы наших новых сортов хурмы. В ответ мне дарят два зерна риса, которые приклеены к толстому листу бумаги и на которых через большую лупу можно различить иероглифическую надпись: «Пожалуйста, живите тысячу лет, как журавль и черепаха». Следует подпись: «Сюнко Ясуда — специалист по микрописи». Накадзива, пожимая руку, говорит, что я — первый иностранец, получивший такой подарок. Я тронут и по-японски благодарю его. На прощание мы вместе фотографируемся.

В Токио нам говорили о достопримечательностях Нара, и потому весь следующий день мы посвящаем их осмотру. Нара — первая постоянная столица Японии. Она просуществовала с 710 по 784 год, до того времени, когда столицу перевели в Нагаока — западную часть Киото. В настоящее время Нара — большой исторический музей, где можно познакомиться с искусством, литературой, зодчеством и великолепием дворцов и парков древнего и средневекового периодов японской истории. В наши дни Нара — это административный центр одноименной префектуры, насчитывающий свыше 150 тысяч жителей. Здесь мелкие текстильные и пищевые предприятия, а так же развито производство типично местных изделий из оленьего рога, дерева и фарфора. Из множества достопримечательностей мы остановились только на наиболее интересных.

Первое, что видит приехавший в Нара, — это «Олений парк». Он занимает 500 гектаров площади, где растут гигантские японские кедры, дубы и глицинии, пасутся стада оленей. Олени «святые» и совершенно ручные. В парке, продают какие-то серые лепешки, которыми кормят оленей. На мой вопрос, почему они зачислены в разряд «святых», Мидори ответила в шутливом тоне, что один из богов, по имени Касуга, приехал сюда верхом на олене. В этом огромном парке разбросаны десятки буддийских и синтоистских храмов.

Недалеко от главного входа устроен искусственный пруд, в его зеркальной поверхности отражается 50-метровая пятиэтажная пагода с девятью кольцами, надетыми на шпиль. Это постройка VIII века. Оставляет сильное впечатление старинный деревянный храм Тодайдзи, или храм Великого Будды, постройка VIII века. Бронзовая статуя Будды самая большая не только в Японии, но и во всем мире. Мидори, которая вооружена справочником, называет вес статуи — 542 тонны, то есть в два раза больше веса статуи Свободы у входа в нью-йоркскую гавань. Мидори просит меня записать состав металла, из которого отлита статуя. Я записываю: 437 тонн бронзы; 74,7 килограмма ртути; 130,4 килограмма чистого золота и 7 тонн воска, большое количество древесного угля и других материалов. Самое удивительное заключается в искусстве японских металлургов, сумевших в те далекие времена отлить такую статую. Гигантская статуя Будды поставлена на двухметровый пьедестал. Будда сидит, скрестив ноги, с неуловимой и таинственной улыбкой на лице.

Неподалеку стоят два деревянных колосса, вооруженных мечами; они охраняют Будду от злых духов. Храм Тодайдзи много раз подвергался разрушениям от землетрясений и пожаров. В результате пришлось дважды восстанавливать голову Будды.

Мы проходим мимо многочисленных храмов, садимся на скамейку под тенью кедра. К нам подходят доверчивые олени и стоят в ожидании угощений. Некоторые ложатся тут же на траву. Они верят, что люди, пришедшие сюда, не могут иметь недобрых намерений. Энамото-сан говорит, что ежегодно в середине октября устраивается популярный фестиваль, посвященный срезанию рогов у оленей.

Мы устали, и нам хочется сидеть в прохладе в этой идиллической обстановке с оленями, глядящими на нас своими удивительно ласковыми, грустными и кроткими глазами.

Я пользуюсь случаем и спрашиваю, в чем разница между буддийской и синтоистской религией, почему перед синтоистским храмом стоят ворота, напоминающие букву «П», и два столба с загнутой у самых краев пере кладиной. Мидори и Энамото, дополняя друг друга, пытаются нам объяснить. О Будде говорят мало, так как известно, что эта религия пришла в VI веке из Китая, куда она проникла из Индии, а здесь получила свой, японский оттенок. Что касается синтоизма, то эта религия создалась здесь, в Японии. Синтоизм правильнее называть не религией, а скорее культом природы и духа человека.

— Собственно, — говорит Энамото, — сама религия возникла из легенды, которая гласит, что богиня Аматэрасу Омиками (Великое сияющее божество неба) однажды рассердилась на своего бездельника брата и в знак протеста закрылась в пещере. Весь мир погрузился в темноту. Другие боги пытались уговорами вызволить ее из пещеры, но безуспешно. Тогда пришла идея применить уловку. Они на двух длинных столбах укрепили жердь и на нее посадили петуха. Аматэрасу, услышав крик петуха, решила, что уже наступило утро, и вышла из пещеры, и тогда вновь мир озарился светом и люди были счастливы.

Энамото попросил разрешения добавить, что с течением времени вера в Аматэрасу сильно видоизменилась. В синтоистском храме нет никаких изображений бога. Синтоизм допускает множество богов, в ранних летописях их указано восемь миллионов. В их числе значатся духи человека, животных, деревьев, гор и самой идеи. Если говорить серьезно, в японском народе давно утвердилась вера, что Аматэрасу как главная фигура в японском пантеоне является прародительницей японских императоров, которые якобы имеют самую длинную и непрерывную линию царствующих императоров в мире. Этим японцы и объясняют божественность их происхождения. Но вера эта рухнула после поражения Японии во второй мировой войне, доказавшей надуманность мифа.

Синтоизм и буддизм давно трансформировались во многие десятки сект, и трудно разобраться в метафизике этих верований. Очевидно, все же нет большой разницы между нирваной буддизма, в которую человек придет, отказавшись от прихотей и самого себя, и синтоизмом — философией пассивности и терпения. Синтоизм поддерживается правительством. Синтоистские молельни, большие и маленькие, можно видеть не только в парках, но и на крышах домов, во дворах, в комнатах учреждений. Буддийские храмы построены рядом с синтоистскими. Они мирно уживаются друг с другом. Венчание молодоженов происходит обычно в синтоистских храмах. А вообще особого различия между этими двумя религиозными культами не делается.

— После войны трудно встретить очень религиозных людей, но, — помедлив, добавляет Энамото, — все же нужно во что-то верить.

Сегодня праздник — День поминовения усопших. Beчером идем по очень темным аллеям парка. Впереди в качестве поводыря идет Мидори. У нее на ногах деревянные тэта, и мы идем, ориентируясь на их характерный звук — постукивание о крупный галечник. Наконец доходим до пологой каменной лестницы, которая бесконечной лентой поднимает нас вверх, к храму. По обеим сторонам лестницы тесными рядами стоят каменные фонари различной величины. Они поставлены на пожертвования отдельных лиц. Некоторым из них по сто лет. Мидори утверждает, что всего их здесь три тысячи. Часть из них висит на чугунных крюках. Сам фонарь — это цельный каменный столб, завершающийся полым квадратом с изогнутой по краям крышей — пагодой с окошечком, в который поставлен светильник. Размер фонаря прямо пропорционален «благосостоянию» владельца, чье имя написано на фонаре. Они разной высоты — от метра до двух. Чтобы ветер не погасил светильник, окошечки затянуты тонкой, прозрачной, но прочной бумагой. В эту черную ночь тысячи зажженных фонариков, бросающих слабый колеблющийся свет на большую толпу, движущуюся по нескончаемо длинной лестнице, производят на нас необычное и тягостное впечатление.

Заходим в один из синтоистских храмов. Большие просторные комнаты устланы татами. В углу лежат священные книги, около них в сосудах курятся сандаловые палочки. Комнаты залиты электрическим светом. Нам душно и жарко. Поднимаемся еще выше и попадаем во двор другого храма, который полон людей. Под дребезжащие звуки незнакомого инструмента двое, одетые в парчовые халаты с красными и черными поясами, медленно, в такт музыке, вытягивают вперед то руку, то ногу.

Мидори ведет нас в чернильной ночи по извилистой дорожке мимо толстых стволов кедров. Спускаемся почти ощупью к большому пруду, откуда слышны веселые голоса и музыка. В центре пруда на острове стоит столб, увешанный разноцветными фонариками, свет которых отражается в воде многочисленными яркими бликами. Все это открывается для наших глаз неожиданно. Вокруг столба разместился большой оркестр. В такт музыке танцующие, взявшись за руки, медленно двигаются по кругу, делая шаг вперед, два назад и в стороны. Вокруг пруда, на возвышении, детишки в кимоно и в гэта толпятся у продавцов сладостей и дешевых игрушек. В больших чанах плавают рыбки, которых предлагают поймать с помощью бумажных салфеток. Сделать это никому не удается, и под гул веселой толпы рыбка ускользает. В других местах предлагают ловить рыбку на вафлю, которая в воде быстро размокает. Кругом царит веселье и смех.

Оказывается, День поминовения усопших — вовсе не печальный праздник.

Праздников в Японии много, но о них Мидори обещает рассказать позднее. Она говорит, что для японцев, которые очень любят праздники, не имеет значения, по какому поводу они устраиваются, важен праздник сам по себе.

Возвращаемся в Киото. Наши друзья хотят, чтобы мы увидели огромный костер, который зажгут с наступлением темноты на северо-восточном склоне горы Даймондзи, хорошо видной из окон нашего отеля. Этот костер зажигают один раз в году, 16 августа, только в Киото.

Говорят, что в Киото более полутора тысяч храмов кроме массы других достопримечательностей. Мы выбираем наиболее интересные из них и направляемся в храм Сандзюсангэнто, построенный в 1165 году. Нынешняя постройка относится к 1265 году. В храме — изображения божества милосердия Каннон. Тысяча статуй высотой 1,7 метра стоит в строгом порядке в нескольких рядах. Первое впечатление, которое оставляют позолоченные фигуры с молитвенно сложенными руками, — их стереотипность, хотя это мнение ошибочно. Присмотревшись к ним, замечаешь еле уловимые различия на лицах, и приходится удивляться талантливости и большому художественному вкусу безымянных скульпторов тех далеких времен.

Направляемся к золотому павильону, построенному в XIV веке на берегу большого пруда, где, как в зеркале, отражается трехэтажная изящная пагода. Вокруг павильона — сосны и кедры, лежат огромные замшелые камни, среди которых растут кустарники. Тишина и умиротворение, как будто природа застыла на время в своем созидании. Много посетителей столпилось у высокого края небольшой длинной площадки храма Рёандзи. Вытянутая площадка усыпана белой мелкой галькой, выровненной деревянными граблями. То тут, то там разбросаны камни. Мидори объясняет:

— Имя создателя этого сада, где, как вы видите, нет ни одного дерева, — Хококава Кацумото. Построив этот сад в 1473 году, он, находясь под влиянием буддийской философии, проповедовал аскетизм, тщетность человеческих деяний, короче говоря, философию упадочничества, непротивления злу, идеализм. Кацумото мог часами глядеть на этот белый песок и одинокие камни, предаваясь самосозерцанию и пытаясь найти правильный ответ на вопрос: «Что есть истина?»

Время наше ограничено, и мы, быстро осмотрев храм Ниси Хонгандзи, где выставлены шедевры японских зодчих прошлых веков, направляемся в совершенно уникальный сад храма Сайходзи, где собрана живая коллекция 50 видов мхов. Этому саду более 500 лет. Он расположен на окраине города и окружен невысокой оградой. Территория сада имеет волнистый рельеф, перерезанный естественными ручейками, создающими влажность почвы. Специально посаженные деревья бросают тень на землю, которая покрыта большими куртинами различных видов мхов. Издали кажется, что земля в пестрых заплатах из ярко-красных, желтых, темно-зеленых со всеми оттенками, серых, белесых и других цветов мхов. За ними ведут научные наблюдения, их изучают, и эта богатейшая коллекция пополняется. Мы долго ходим по дорожкам своеобразного сада и пытаемся запечатлеть виденное.

Наш отель находится на окраине Киото, сравнительно недалеко от гор, где будут жечь костры. Оживленный поток публики и автомашин движется в направлении горы Даймондзи. Постепенно заполняется и холл нашего отеля. Сюда пришли, чтобы поужинать в ресторане в кругу друзей и подняться на его плоскую крышу, откуда будут видны костры. Малыши пришли с родителями, все они одеты в кимоно и некоторые в тэта. Ведут себя смирно и с достоинством — очевидно, костюм обязывает. Постепенно публика начинает скапливаться на крыше. Все взоры направлены к горам, хотя ночь такая темная, что об их существовании можно только догадываться. Яркие точки факелов одновременно возникают во многих местах, ими поджигают гигантский иероглиф, который вырисовывается в форме бегущего человека. Создается впечатление, что устремленный в беге ярко-оранжевый иероглиф повис в воздухе. Все молча созерцают древнейший ритуал, повторяющийся ежегодно в течение тысячелетий.

Не успевают погаснуть огни первого иероглифа, как совсем близко от него зажигают огни другого, точно та кого же, стоящего впереди первого, и кажется, что огненный знак передвинулся вперед. Глаза привыкают к темноте. Теперь мы видим, как множество маленьких факелов подбегает к установленным на земле большим сосудам с горючим и вскоре другие «бегуны», получив новый заряд силы, пускаются в свой благородный бег, неся людям мир. Огонь горит долго, но, постепенно растворяясь в ночи, угасает. «Огненному» человеку нужно идти дальше, в другие места, его ждут люди, ему некогда, поэтому он спешит.

В воздух поднимаются вертолеты с фотокорреспондентами. Утром все газеты опубликовали снимки ночного зрелища.

— Вот посмотрите, — обращается ко мне Итидзима-сан, — я написал иероглиф «юй», что означает «густой», «роскошный», «огорчение». Он имеет 29 черт, а буквы вашего алфавита нам кажутся предельно простыми, но тем не менее освоить ваш язык для нас очень сложно.

С крыши я смотрю на еще недавно тихую улицу. Вереница машин по нескольку в ряд и между ними мотоциклы, гудящие сигналами, возвращаются в город. Полисмен, вооруженный карманным фонариком и свистком, энергично торопит автомашины ехать вперед либо, подняв руку, останавливает этот гудящий поток, чтобы пропустить пешеходов, столпившихся на тротуаре. Он идет впереди пешеходов, чтобы обеспечить безопасность их передвижения, и снова возвращается на свое место. Примерно через час бурный поток машин иссякает и устанавливается обычное движение.

Все спускаются с крыши. В холлах отеля много людей. Они сидят у телевизоров и пьют кто пиво, кто соки Ребятишки, утомленные впечатлениями, повисают сонными головками на плечах мам.

Прошли сутки, и окончилось наше пребывание в Киото. Экспресс стремительно мчит нас в город Сидзуока, откуда мы должны выехать в Окицу, где находится государственная сельскохозяйственная опытная станция префектуры Сидзуока.

Вагоны с откидными мягкими креслами. Кондиционированный воздух дает возможность несколько отдохнуть от духоты. Перед очередной остановкой по радио несколько раз объявляют название станции. Проезжаем Нагоя, поля созревшего риса, высоченные столбы с замысловатыми иероглифами — рекламы. Рекламы нескончаемы, они преследуют, назойливо заставляя запомнить, что и где продается.

— Вот вы удивляетесь обилию реклам в наших городах, — говорит мне Энамото, — но если бы вы знали, во что это обходится! Я вам назову только одну цифру из моей записной книжки. В течение 1963 года на рекламу в целом по стране было израсходовано 340 миллиардов иен. Это огромнейшая сумма, но иначе нельзя, — как бы оправдываясь, добавил он. — Исключите рекламу, потускнеют не только ночные города, но зачахнет торговля Японии.

Я с ним не спорю, к рекламе, очевидно, нужно привыкнуть.

Вокзал Сидзуока. Нас встречают. Пересаживаемся на автомашины и выезжаем в Окицу. Очень скоро попадаем на опытную станцию. Идем по платановой аллее к новому трехэтажному зданию. Нас встречает директор, доктор Мацуи, он приглашает к себе в кабинет. Перед каждым ставят чашку зеленого чая и подают холодные салфетки. Мацуи знает круг вопросов, который нас интересует, и потому сразу приступает к рассказу.

Здание опытной станции новое, оно построено в 1962 году, но сама станция — одна из первых садоводческих опытных станций Японии, и создана она в 1902 году. В Хирацука, где нам еще предстоит побывать, находится государственная опытная садоводческая станция, имеющая ряд филиалов. В частности, здесь, в Окицу, сосредоточена вся работа по цитрусовым и хурме в масштабе всей страны.

— Наша станция, — говорит Мацуи, — является координатором всех исследований по этим двум культурам. Мы имеем также опытное поле в Нагасаки, где выводят поздние сорта мандаринов. Поскольку здесь решают также вопросы по консервированию и переработке фруктов, то часть научных сотрудников занимается селекцией не только фруктов, но и овощных. Лаборатории хорошо оснащены.

Таким образом, — продолжает Мацуи, — у нас имеются отделы: селекции плодовых, селекции овощных культур, агротехники и физиологии плодовых, агротехники и физиологии овощных, фитопатологии, энтомологии, технологии переработки фруктов и овощей. Во всех отделах работает 51 человек, в том числе 36 научных сотрудников и 15 административно-хозяйственных служащих. Общая площадь станции — 11 гектаров.

Префектура Сидзуока — основной производитель мандаринов, поэтому отдел селекции занимается изысканием путей более быстрого выведения новых сортов, используя новейшие достижения генетики. Основными методами являются гибридизация между отдаленными в географическом отношении сортами и применение мутагенных факторов. Выведенные в Окицу сорта мандаринов превышают существующие по урожайности в полтора раза и скороспелее их на 10–12 дней. В настоящее время они имеют широкое распространение в Японии. На станции занимаются также селекцией хурмы. На рынок доставляют только сладкие сорта хурмы. Вяжущие плоды обрабатывают углекислым газом, который удаляет терпкий привкус.

Должен вам сказать, — улыбаясь, говорит Мацуи, — любители выпить изобрели для себя хорошую закуску: они замачивают именно такие вяжущие плоды в сакэ и едят их.

Общая площадь хурмы в префектуре превышает восемь тысяч гектаров. Если не считать, что в небольшом количестве ее посылают на Гавайские острова для живущих там японцев, она не экспортируется.

Отдел агротехники и физиологии цитрусовых решает задачи изыскания путей сокращения ручного труда при выращивании цитрусовых и хурмы. Здесь же изучают использование гербицидов, ядохимикатов и т. п. Кроме того, этот отдел разрабатывает методы контроля при применении минеральных удобрений, изучает физиологию подвоев, бессемянную культуру мандарина «Унсю», вопросы наследственной изменчивости хурмы.

Отдел агротехники и физиологии овощных культур основное внимание направляет на выяснение причин снижения плодородия почв в защищенном грунте и на изыскание путей предотвращения этого явления с помощью использования гидропоники и водной культуры.

Отдел технологии проводит биохимический анализ плодов мандаринов на содержание сахара, кислот, витаминов и т. п., изучает влияние состава почвы и удобрений на качество получаемой продукции. Здесь же изучают вопросы улучшения качества соков, их обработки и хранения при помощи сгущения сока путем охлаждения.

Отдел фитопатологии исследует природу вирусных заболеваний цитрусовых и овощных культур, определяет размеры и вред, приносимый заболеваниями в различных районах производства цитрусовых, разрабатывает методы борьбы с заболеваниями. Мацуи уверяет, что полученные здесь результаты хорошо известны крестьянам. Он извиняется, что очень коротко рассказал о работе станции.

Мы идем по саду. Деревья чистые, здоровые. За лето их опрыскивали восемь раз ядохимикатами против вредных насекомых. Приствольные круги не подкапываются. Проходим большие стеклянные оранжереи, где изучают вирусные заболевания мандаринов. В огромных фаянсовых сосудах исследуют типы садовых почв, взятых из разных мест. Плантации мандаринов и хурмы расположены не только в долинах, но и на склонах, где температура воздуха на два-четыре градуса выше. Дорожки в саду асфальтированы. Возвращаемся к платановой аллее и, договорившись об обмене саженцами новых сортов цитрусовых и хурмы, покидаем это интересное научное учреждение.

…..Вечером к нам в гостиницу приходят шесть научных сотрудников опытной станции: их интересуют многочисленные вопросы, относящиеся к генетике и растениеводству. Гости садятся на татами, подогнув ноги, им подают чай и сладости. Беседа затягивается до поздней ночи. Расставаясь, мы обмениваемся адресами.

На следующий день выезжаем в Мисима. Из Окицу всего час езды поездом. Едем мимо маленьких городов и деревень. Повсюду видны поля, засеянные рисом и овощами. Голых полей нет, везде зелено. Здесь район чайных плантаций. Чайные кусты очень низкие, они кажутся прилипшими к земле. Кусты подстрижены, как газоны. У многих усадеб чайные кусты высажены бордюром по краям участка. Посевы риса перемежаются с овощными, бобовыми, колокассией; лозы виноградника, как и ветви персика, инжира, поддерживаются решетчатыми подставками. Невдалеке горы, с противоположной стороны — берег океана. Проезжаем строящиеся дамбы от приливных волн. Гигантские железобетонные надолбы из четырехконечных толстых звезд. Человек, стоящий у такой звезды, кажется крохотным. Есть надолбы и поменьше — они просовываются в щель между конечностями звезды. Очевидно, волны, ударяясь в округлые поверхности, меньше разрушают такие надолбы, чем аналогичные, но пирамидальной формы.

Вот и Мисима. Небольшой городок. Нас встречают, и мы на двух машинах едем в национальный институт генетики имени Кихара.

Имя академика Хитоси Кихара известно всем биологам и растениеводам мира. Его блестящие исследования по разгадке природы мягкой пшеницы и получению бессемянного арбуза являются примером безграничных возможностей, заложенных в генетике растений. Быть в Японии и не встретиться с Кихара было бы непростительно. Сведений о его внешности у меня не было, и я знал только, что ему 72 года. Подъезжая к институту, я просил Н. Корсакова фотографировать всех пожилых людей. От Кобаяси, которому я прожужжал все уши просьбой устроить мне встречу с Кихара. я узнал, что если встреча и состоится, то она будет короткой, так как академик чрезвычайно Занят.

Мы въезжаем в открытые ворота и останавливаемся у подъезда нового, вытянутого по фронту трехэтажного здания института. У входа стоит стройный среднего возраста человек с черными, едва седеющими волосами. Несмотря на жару, он в костюме и при галстуке. Я думал, что это один из сотрудников института. Каково же было мое удивление, когда он, крепко пожимая мне руку, представился! Оказалось, что это и есть профессор Кихара, директор созданного им в 1949 году национального института генетики, носящего его имя. Так просто состоялось наше знакомство.

Мы поднимаемся к нему в приемную и усаживаемся в большие мягкие кресла за низким столиком. Приходят его ближайшие помощники — профессора Такэнака, Мацумура и Ока. Кихара составляет и записывает мелом на доске план показа института. Каждому отводится по одному часу, с тем чтобы в течение определенного времени показать основные работы института. Разговор с Кихара ведем на английском языке, и это облегчает взаимопонимание.

Нас угощают виноградом, персиками и, конечно, бессемянным арбузом, о котором я уже упоминал. Я спрашиваю профессора Кихара, каким образом он в свои годы сумел сохранить не только внешнюю молодость, но и неутомимую энергию в работе. Хитро прищурившись, он говорит, что всячески нарушал советы врачей.

— Мало того, добавляет он, — недавно я был в США, и там мне долго пришлось убеждать ученых, незнакомых со мной, что я не сын Кихара, а сам Кихара.

Ученый показывает книги, подаренные ему на память о пребывании в СССР в 1926 и в 1930 годах, когда он дважды был приглашен к нам академиком Н. И. Вавиловым — директором Всесоюзного института растениеводства. Впечатление о Н. И. Вавилове было настолько сильным, что он рассказывает о встрече как о недавней.

Пока остальные говорят на общие темы, он приглашает меня к себе в уютный кабинет и-рассказывает о грандиозной экспедиции, которую он совершил в 1956 году в Пакистан, Афганистан и Иран. Он показывает карту маршрута экспедиции и рассказывает о и® лях ее в связи с проблемами, стоящими перед генетиками и растениеводами всего мира.

— Дело в том, — сказал Кихара, — что среди десятков тысяч сортов мягкой пшеницы нет высокозимостойких, засухоустойчивых, устойчивых к многочисленным заболеваниям, скороспелых, с достаточным количеством клейковины. Природа, создав тетраплоидные и гексаплоидные виды пшениц, не дала им тех качеств, в которых остро нуждается человек. Нам нужно, использовав имеющиеся под руками современные методы генетики и цитологии, синтезировать вновь мягкую пшеницу, придав ей такие признаки, от которых урожайность может утроиться. Задача эта настолько же важная, насколько и трудная, но время не ждет, и к ее решению надо приступить незамедлительно. Давно замечено, — продолжает профессор, — что ареалы диких пшениц и рола Aegllops совпадают и. что удивительно, количество видов Triitcum и Aegilops почти одинаковое, но еще более поразительно, что хромосомные ряды у этих родов также одинаковы. Как известно, в познании fregilops большую роль. сыграл П. М. Жуковский, опубликовавший в 1928 году полную монографию этого рода.

Было высказано предположение, что если бы прародители гексаплоидных пшениц были одними из тетраплоидных пшениц, такими, как Т. dicoccoides, Т. dicoccim, Т. persicum и т. п., то тогда не могло бы быть сомнения, что гексаплоидная пшеница произошла в результате естественной гибридизации именно в тех местах, где имеет наибольшее распространение Aegilops. Этот вывод подкрепляется нашими ранними работами (1944 года), а также Мак-Фадденом и Сирсом, независимо друг от друга подтвердившими, что гексаплоидная пшеница является аллополиплоидом. происшедшим в результате гибридизации между Т. dicoccoides с формулой генома ААВВ и Ае. squarrosa (геном ДД). Полученная пшеница морфологически была похожа на Т. spelta, но с ломким колосом, как у Ае. squarrosa. Таким образом, у нас не было сомнений, что первичной гексаплоидной пшеницей была спельта. Тогда мы выдвинули гипотезу, что поскольку центр происхождения мягких пшениц, по Н. И. Вавилову, находится в Афганистане, то местами наибольшей концентрации Aegilops должны были быть Передняя Азия и Закавказье.

И вот наступило долгожданное время, когда в 1955 году Киотоский университет, где я работал в то время, организовал научную экспедицию в Каракорум и Гиндукуш с целью ботанического, геологического и антропологического изучения этих малоисследованных мест. Я возглавил часть экспедиции и вместе с ботаниками Китамура и Ямасита направился на поиски пшениц, эгилопсов в Пакистан, Афганистан и Иран.

Профессор Кихара провел указкой по ниточке дорог и продолжал свой интересный рассказ:

— Как видите, мы обследовали Кветту. Кабул. Майману. Тегеран, Исфахан. Гоэган, Пехлеви и Тебриз, пройдя свыше шести тысяч километров. Во всех местах, кроме Исфахана, мы собрали огромное количество образцов семян Triticum и Aegilops, Следует указать, что мы нашли восемь эгилопсов, а именно — Ае. squarrosa, crassa (4х и 6х), cilindrica, trincialis, triaristata, columinoris, juvenalis и umbcllulata. Любопытна, что в 105 местах обитания Ае, squarrosa установлено 176 внутривидовых форм, что свидетельствовало о его полиморфизме. Ае. squarrosa повсеместно встречался в посевах пшениц. Среди них было обнаружено огромное количество форм с длинным колосом, с округлыми зерновками, скороспелых, высокоустойчивых к ржавчине, яровых, озимых и т. п.

Собранный материал позволил считать Северо-Западный Иран центром разнообразия Ае. squarrosa. Если вернуться к высказанной гипотезе о происхождении наших мягких пшениц, то теперь нет никакого сомнения, что Ае. squarrosa была одним из древних предков гексаплоидной пшеницы. Если считать правильным, что гексаплоидная пшеница возникла путем спонтанной гибридизации между тетраплоидной пшеницей Эммера (Т. dicoccum) и Ае. squarrosa, тогда возникает несколько вопросов. Как часто они встречаются вместе в посевах? С какой частотой они могут скрещиваться и насколько первое поколение будет фертильным? Главное предположение подтвердилось, так как ареалы дикой Т. dicoccoides и первичных культурных Т. dicoccum и Ае. squarrosa совпали, поэтому естественные скрещивания их были вполне допустимы. Время созревания пшеницы и Ае. squarrosa совпадает, и их убирают вместе. Это обстоятельство было доказано и тем фактом, что купленные на базаре в Тебризе и Какизаки вблизи Чалуса образцы пшениц оказались засоренными зернами Ае. squarrosa.

Гибриды между пшеницей Эммера и Ае. squarrosa очень часты, и они вполне фертильны. Такие гибриды я находил у себя на экспериментальных делянках. В то же время нужно сказать, что среди посевов Т. durum, окруженных растениями Ае. squarrosa, не было найдено ни одного гибридного растения. Нам удалось искусственным путем скрестить тетраплоидную пшеницу Т. persicum stramonium и Ае. squarrosa strangulata. Во втором поколении большинство растений были гексаплоидными, и если аналогичные гибриды могли возникнуть спонтанно, то, разумеется, они могли быть отобраны крестьянами, обратившими внимание на их гетерозисность. Если же вы спросите меня о происхождении Т. aestivum, то я думаю, что она произошла в результате скрещивания Т. spelta с Т. compactum. Возможно, эти вилы в своей Эволюции претерпели ряд генных мутаций. Вj всяком случае, искусственное получение Т. spelta от гибридизации тетраплоидных пшениц с Ае. squarrosa дает основание для такого предположения.

Профессор Кихара вынимает из ящика шкафа гербарные листы, к которым прикреплены колосья пшеницы различных видов Aegilops и гибриды между ними — синтезированные гексаплоидные пшеницы.

— Должен сказать, — продолжает профессор Кихара, — мы находимся на верном пути синтеза наших культурных пшениц. Мы должны создать такую пшеницу, которая удовлетворяла бы требования человека. Прав был ваш Мичурин, когда говорил: «Мы не можем ждать милостей от природы…», — улыбаясь заключил профессор Кихара.

Мы вместе направились в конференц-зал. На небольшом экране через портативный эпидиаскоп воспроизводятся цифры, диаграммы и рисунки, и здесь профессор Кихара с указкой в руках продолжает свой прерванный рассказ.

— Как вам известно, — обращается он к аудитории, — современная селекция все шире использует эффект гетерозиса, при котором значительно повышается урожайность культурных растений. Но на этом пути стоит большое препятствие — кастрация цветков, если это самоопыляющиеся растения, или изоляция их, если это перекрестноопыляющаяся культура. Кастрация не только повышает себестоимость продукции, но и требует большого количества свободных рабочих рук, которых в летнее время обычно не хватает. С открытием на кукурузе цитоплазматической мужской стерильности, позволившей резко поднять урожайность этой культуры и изменить зерновой баланс целых стран, появилась надежда использовать метод регулируемого гетерозиса на основе генетики цитоплазм этической мужской стерильности и генетики восстановителей плодовитости на таких культурах, как сорго, сахарная и кормовая свекла, лук, томаты, перец, китайская капуста, огурцы, просо, рис, клещевина, гречиха, подсолнечник. Во всех случаях урожай гетерозисных гибридов повышает урожай сорта на 25–30 процентов.

По мере накопления фактического материала по доказательству происхождения мягких пшениц мы обратили внимание на явление цитоплазматической мужской стерильности у пшениц при гибридизации их с видами Aegilops. Нель опыта состояла в получении гибрида пшеничного типа с ценными признаками Aegilops. Для этого в 1949 году были произведены две серии скрещиваний по следующим схемам.

Профессор Кихара пишет мелом на доске комбинации. Я записываю их к себе в блокнот, зная, что они заинтересуют многих наших специалистов.

Гибридные растения в ряду поколений были подвергнуты цитологическим анализам. Было установлено, что число хромосом в соматических клетках SB, и RBi колеблется от 36 до 52, но чаще всего их было 49 (21 бивалент и 7 унивалентов). Для SB₂ и RB₃ были высеяны растения, имеющие в клетках 40–49 хромосом. В дальнейшем в скрещиваниях были использованы растения, в соматических клетках которых было установившееся число хромосом — 42 (21 бивалент). В девятом поколении возвратных скрещиваний (SB_g и RB₉) некоторые растения уже имели чисто пшеничный тип наследственности, но с мужской стерильностью, имеющей цитоплазму Ае. caudata, другие содержали геи восстановителя фертильности, поддерживаемой самоопылением. Цитоплазматическая мужская стерильность у пшеницы может быть получена двумя группами скрещиваний, но найти восстановитель фертильности легче, когда в качестве материнской формы при гибридизации является Т. vulgare, как это указано в схеме II.

— По-моему, — продолжает Кихара, — мужская стерильность пшеницы, возникшая в результате замещающих возвратных скрещиваний, возможно, объясняется дисгармонией между Т. vulgare и цитоплазмой Ае. саиdata, которая, несмотря на тесное взаимодействие, сохраняет свою родовую специфичность.

В заключение профессор Кихара сказал:

— Мой коллега Факусава, работающий в университете Кобе, получил цитоплазматическую мужскую стерильность при гибридизации пшеницы с другим видом Aegilops — Ае. ovata. Он получил самостерильные формы от различных видов пшеницы. Уже сейчас некоторые гибридные комбинации превышают по урожаю обычные сорта до 50 процентов. Больших успехов в получении гетерозисных пшениц достигли американские и канадские биологи, использовав достижения японских биологов. Получение гетерозисных гибридов у пшеницы — основной хлебной культуры мира — это выдающееся событие в селекции и семеноводстве.

Несколько позже профессор Кихара дарит мне в знак дружеского расположения к советским ученым пакеты с семенами двух гибридных комбинаций пшениц с цитоплазматической мужской стерильностью.

Профессор Кихара садится в кресло, предоставив слово доктору Мацумура, который, подойдя к доске, рисует на ней какой-то цилиндр, манометр и, заинтриговав нас этим рисунком, начинает свою лекцию с того, что напоминает нам о действии колхицина, широко и повсеместно используемого для кратного увеличения числа хромосом. В национальном институте генетики полностью отказались от колхицина, заменив его закисью азота (веселящий газ), что впервые было предложено в 1954 году Г. Остергреном.

Техника применения его довольно проста. Опытные растения высевают в горшочки. Материнские формы после кастрации цветков и искусственного их опыления целиком помещают в вакуумную камеру. Через 20–22 часа, когда оплодотворенная клетка еще не конъюгировалась (момент окончания профазы и начала метафазы, когда полюса обозначились, но клетки еще не разделились), из камеры выкачивается воздух и нагнетается до трех атмосфер закись азота. В такой среде растения выдерживают в течение 12–15 часов, и в 72 процентах случаев происходит удвоение хромосом. Успех зависит от своевременного введения газа в момент деления клетки. В противном случае ожидаемых результатов не будет.

— Однако нужно указать, — продолжает Мацумура, — что период нахождения растений под давлением в три атмосферы в закиси азота не является обязательным для любых гибридных комбинаций. Например, при создании амфидиплоидов пшеницы с рожью лучшие результаты получают при экспозиции растений в течение 12 часов под давлением в три пять атмосфер, и в этом случае образуется 56 процентов амфидиплоидов. Для удвоения хромосом у Т. dlcoccum профессор Кихара и его коллега Цунэваки выдерживали растения в течение 15 часов при шести атмосферах и получили 98 процентов полиплоидных семян. Метод удвоения хромосом с использованием закиси азота кроме простоты имеет еще некоторые преимущества по сравнению с применением колхицина. Амфидиплоид создается здесь с самого начала развития эмбриона, а это исключает получение химерных зерен, что обычно при колхицировании.

Мы успешно применяем закись азота, — заключает Мацумура, — не только на пшеницах, но также и на рисе, а в последнее время мы стали применять ее и на цитрусовых.

Профессор Кихара предлагает мне рассказать о моих работах по чужеопылению хлопчатника. Я делаю это с удовольствием. Мое сообщение заканчивается оживленным обсуждением, и профессор Кихара выражает пожелание повторить эти опыты у себя на других культурах.

После обеда спускаемся к многочисленным и прекрасно оборудованным лабораториям и оранжереям, проходим мимо фотопериодических домиков, которые в определенное время суток автоматически сдвигаются и расходятся без участия человека.

Доктор Ока — один из известных знатоков риса — показывает свою обширную коллекцию этой культуры, которая превышает 3700 образцов, собранных из различных стран и зон земного шара. В его лаборатории изучают вопросы происхождения риса, исследуют изменчивость и наследственные особенности культурных и диких форм риса, их комбинационные особенности при скрещиваниях, изучают генетический состав популяций, а также создают тетраплоидные формы японского и африканского риса, причем, так же как и в университете на Хоккайдо, тетраплоидные формы устанавливают не по подсчету числа хромосом, а определяют за две недели до цветения подсчетом числа пор на пыльцевых зернах, число которых у диплоидных форм существенно отличается от тетраплоидных.

Поскольку рис является основной продовольственной культурой в Японии, то первые опыты по использованию мутантов, полученных под влиянием ионизирующих излучений, начались именно с этой культуры. Сотрудники института Нисимура и Кураками из мутантов выделили раннеспелые и короткостебельные формы, которые отличаются высокой урожайностью и устойчивостью к болезням и к полеганию.

Чтобы иметь представление о всех работах, проводимых в институте, доктор Мацумура перечисляет названия существующих лабораторий: морфологической генетики, цитогенетики, физиологической генетики, биохимической генетики, прикладной генетики, лаборатория индуцированных мутаций, генетики человека и генетики микроорганизмов. Каждая из перечисленных лабораторий решает важные теоретические вопросы, имеющие практическое значение. Перечисление только одних названий тем, над которыми работают сотрудники лабораторий, заняло бы много времени. Но в этом нет необходимости, так как у нас в руках опубликованный краткий отчет за 1962 год, который дает представление о тематике, масштабах проводимых работ и краткие результаты по каждому разделу.

Профессор Кихара предлагает всем сфотографироваться и затем поехать посмотреть знаменитый вулкан Фудзи — гордость японцев. Едем по живописной дороге, которая виражами поднимает нас высоко над местностью. Зеленые склоны покрыты криптомериями, сек-воями, кедрами и кипарисами. Иногда лес прерывается, и мы видим открытые поля посевов, залитые ярким солнцем. Воздух чистый и прозрачный. Жара осталась где-то внизу. Неожиданно перед нами открылась изумительная панорама. На фойе чистого неба возвышается красавица гора с аккуратно срезанной вершиной и поразительно симметричными линиями склонов. Фудзисан, как почтительно называют этот вулкан японцы, и последний раз «ожил» в 1707 году и с тех пор таинственно замер. Сейчас основа горы растворилась в синей дымке, и кажется, что Фудзи чудом повис в прозрачном воздухе на фоне голубого неба. Вся мистика и метафизичность японцев была собрана в Фудзияме, очевидно, вследствие ее недосягаемости в прошлом. «Святость» этого вулкана была настолько сильна, что до 1868 года женщинам не разрешалось восхождение на эту гору. Но времена изменились, и японцы освоили ее, сделав достоянием для десятков тысяч туристов, желаю щих в жаркое время года совершить поход на вершину горы. Сезон для восхождения — июль и август. Остальное время Фудзи сан покрыт снегом, и только опытные альпинисты решаются взобраться на его четырехкилометровую вершину.

Кто-то рассказал мне такую сказку. Однажды поднялся на гору не то древний бог, не то святой и попросил Фудзи-сан устроить его на ночлег. Фудзи-сан был очень занят и вежливо отказал посетителю в просьбе. Тогда святой страшно рассердился и сказал, что он сделает так, чтобы никто не смог посетить Фудзи, и покрыл его снегом. С тех пор в течение десяти месяцев гора бывает покрыта снегом. Сейчас на Фудзи проложены автомобильные дороги, пешеходные тропы, на разных высотах оборудованы туристские кемпинги. Японцы очень любят Фудзи, и изображение этой горы можно видеть повсюду, начиная с полотен древних художников и кончая рекламными щитами и этикетками.

Насмотревшись на чудо-гору, продолжаем нашу поездку и делаем привал на большой поляне, на высоте 990 метров. Далеко внизу видно большое синее озеро Асиноко и расположившийся возле него курортный город. Белые парусники кажутся застывшими на зеркальной поверхности воды. Все эти красоты и созданные здесь удобства — удел состоятельных людей. Бел-ному японцу тут делать нечего.

Дорога ведет вниз. Автомобиль, мягко шурша шинами, проносится мимо зеленых горных склонов и останавливается у ресторана «Фудзия», где мы обедаем. Мы сидим с профессором Кихара в углу стола, и он рассказывает о задачах современной генетики и ее роли в практической селекции. Кроме национального института Кихара возглавляет и организованный им в 1942 году институт биологических исследований, находящийся на окраине Иокогама. Этот институт занимается в основном частной генетикой и физиологией растений в применении к сельскому хозяйству.

Можно было еще долго слушать этого талантливого, чрезвычайно энергичного и умного человека, но приходит время расставаться. Профессор Кихара просит меня выслать ему дикие виды ячменей и азербайджанские эгилопсы, собранные экспедициями наших ученых. Его просьбу я выполнил сразу же по возвращении домой.

Доезжаем до города Атами. Темная ночь. Профессор Кихара садится в экспресс, который увозит его в Токио. Мы останавливаемся в многоэтажном отеле «Новый Фудзияма». Из окоп десятого этажа видны многочисленные огни, освещающие дома и улицы, расположенные на склонах гор, спускающихся к берегу океана. Ночной Атами очень напоминает Сочи.

На следующий день нас будят в шесть утра, и уже через час мы покидаем Атами, направляясь в префектуру Канагава, в город Хирацука, где находится отделение государственного института сельскохозяйственных наук. Нас встречает доктор Хидэо Акэминэ, худой, среднего роста человек, с приветливым лицом, и его коллега, улыбающийся доктор Исаму Баба.

Институт — один из крупнейших в стране, он был создан в 1950 году путем слияния различных исследовательских учреждений и имеет свои отделения в Нисигахара, в Токио, в Мацудо и в других местах. С 1961 года институт стал проводить исследования по фундаментальным проблемам, имеющим практическое и теоретическое значение. Был создан ряд крупных отделов: отдел физики и статистики, почв и удобрений, фитопатологии и энтомологии, физиологии и генетики, плодоводства, механизации, животноводства, зоотехники, биохимии и отдел по рациональному использованию земли. В декабре 1961 года некоторые отделы были выделены в самостоятельные опытные учреждения, а именно: научно-исследовательская станция по плодоводству и овощеводству, опытная станция по механизации, национальный институт животноводства. Результаты работ, проводимых в этих научных учреждениях, имеют применение не только в районе действия опытных станций, но и по всей стране.

Всего в институте работает 310 научных сотрудников, а с административным персоналом — 486 человек. Институт находится на государственном бюджете, который ежегодно составляет более миллиона долларов. Институт многоотраслевой, с очень сложной структурой. Для примера можно указать, что в отдел физиологии и генетики входят: секция генетики, в которую в свою очередь входит семь лабораторий, первая секция физиологии растений с шестью лабораториями и вторая секция физиологии растений с тремя лабораториями.

Чтобы была понятна эта сложная структура, Акэминэ-сан говорит о секции генетики. В нее входит семь лабораторий. Первая лаборатория занимается селекцией риса, а также вопросами устойчивости его к болезням (перекулярия и бактериоз), генетическими исследованиями устойчивости. Вторая лаборатория изучает генетику и селекцию кукурузы и сурепки, вопросы опыления и оплодотворения для получения эффекта гетерозиса. В этой лаборатории собраны все японские сорта кукурузы. Третья лаборатория изучает вопросы селекции на основе получения искусственных мутантов риса. Лаборатория имеет свои рентгеновские и изотопные установки. Четвертая лаборатория изучает цитологию и генетику риса, межвидовые скрещивания риса, выращивание зародыша на питательных средах, получает полиплоиды риса и т. п. Пятая лаборатория изучает вопросы влияния внешних условий на развитие гибридной популяции в различных почвенных и климатических условиях (на Хоккайдо, Хонсю и Кюсю). Шестая лаборатория занимается интродукцией сортов риса для целей выведения иммунных сортов, устойчивых к перекулярии, ежегодно снижающей общий урожай в стране в среднем на три процента. Седьмая лаборатория изучает вопросы сохранения типичных сортов риса.

В институте собрано 300 сортов японского риса. Здесь же по заданию ФАО сохраняется генофонд японского риса. Коллекция хранится в специальном семенохранилище, где поддерживается искусственная температура и влажность воздуха. Предполагают, что при таком хранении семена не потеряют всхожесть в течение 60 лет.

Нас проводят по многочисленным лабораториям, беседуем с сотрудниками института, обмениваемся с ними научной литературой. Меня просят выступить перед сотрудниками института и рассказать о проблемах растениеводства и генетики в Советском Союзе. Людей пришло много. После доклада забрасывают вопросами — очень интересуются работой советских ученых. Спрашивают о впечатлениях от поездки по стране. Конечно, самое большое впечатление производят на нас талантливые японские ученые и то огромное внимание, которое уделяется в стране науке.

Мы заканчиваем посещение института и еле успеваем на электричку, попадая в часы пик. При такой жаре и скоплении народа бешено гудящие над головами вентиляторы кажутся бесполезными. Поезд, грохоча на стрелках дорог, мчится с огромной скоростью и через час доставляет нас в Токио.

Утро выдалось хмурое. Впервые более чем за 30 дней полил дождь, который постепенно усиливается. К тому времени, когда мы вышли на улицу, он лил как из ведра.

Выезжаем снова в Хирацука. Сегодня мы должны посетить опытную станцию по садоводству, овощеводству и декоративным культурам.

Станция расположена в большом красивом парке с ухоженными полянами и искусно созданными лужайками и газонами. Машина подкатывает к входу в новое здание. Входим в просторный кабинет уже знакомого нам директора, доктора Кадзиура, — одного из крупнейших плодоводов Японии. Он неоднократный участник международных симпозиумов. Садимся за низкий стол. Приносят зеленый чай. После приветствий и первых вопросов о наших поездках начинается беседа.

Доктор Кадзиура говорит об истории возникновения этой станции, которая выделилась в 1961 году из государственного института сельскохозяйственных наук. Станция по существу является координирующим центром по научно-исследовательской работе в области овощеводства и некоторых декоративных культур. Здесь изучают различные вопросы генетики, биологии, селекции, семеноводства, защиты от болезней и вредителей и т. д. Опытная станция имеет три опорных пункта (филиала) в Окицу, Мориока и в Куруме. При станции имеется сельскохозяйственная двухгодичная школа, созданная в 1906 году, куда принимают лиц, имеющих сельскохозяйственное образование. Более трех тысяч человек уже закончили эту школу. Желающих поступить в школу обычно в три раза больше, чем она может принять.

На опытной станции работают 263 человека, из которых 143 научных сотрудника, 66 лаборантов и остальные — штатные рабочие. Бюджет станции ежегодно воз растает на десять процентов.

Я прошу доктора Кадзиура рассказать о методе подбора научных сотрудников и о системе заработной платы. Он соглашается, заранее оговорившись, что не сможет нас сопровождать по лабораториям, так как дол жен после обеда выехать в Токио по делам.

Мы с удовольствием слушаем доктора Кадзиура, тем более что он говорит по-английски и нам не нужен переводчик.

— Не знаю, как в других странах, — говорит он, — но мы в Японии, особенно за последние 15–20 лет, пришли к твердому убеждению, что, если страна стремится развить свои природные и производительные силы, она должна обратить особое внимание на науку. Расходы на нее окупаются гораздо быстрее, чем в любой другой области. У нас в настоящее время на каждый район страны, охватывающий несколько префектур, имеется одна государственная опытная станция, занимающаяся проблемами сельскохозяйственного производства данного района и одновременно координирующая научно-исследовательскую работу в данном районе. В каждой префектуре есть опытная станция, разрабатывающая актуальные вопросы сельского хозяйства префектуры. У государственных и префектурных опытных станций есть своя сеть отделений и опорных пунктов в различных районах зоны деятельности станции. В институте, опытной станции или опорном пункте вся работа четко разбита по проблемам, темам и разделам, которые выполняют отделы, лаборатории и отдельные сотрудники. В состав лаборатории обычно входит пять человек: заведующий, два научных сотрудника и два ассистента.

По выполняемым обязанностям ассистент занимает промежуточное положение между нашим младшим научным сотрудником и лаборантом. На должность ассистентов подбирают, как правило, людей, имеющих склонность к научно-исследовательской работе, с таким расчетом, чтобы через несколько лет работы в лаборатории ассистент, получив необходимую научно-методическую подготовку, смог стать научным сотрудником.

Должность научного сотрудника может занимать специалист с высшим образованием, прошедший двух- или трехлетнюю стажировку или одногодичную аспирантскую подготовку. Большинству научных работников 27–40 лет.

Должность заведующего лабораторией или отделом занимает научный работник, имеющий 12–15-летний стаж самостоятельной работы. Это обычно люди в возрасте 40–45 лет.

Оплата научных сотрудников опытных станций и институтов проводится без учета степеней и званий. Для всех научно исследовательских и опытных учреждений имеется единая заработная плата, которая предусматривает девять групп. Большинство сотрудников оплачивается по пятой-седьмой группам. Дирекция опытной станции или института в зависимости от старательности, производительности и способности каждого сотрудника может увеличить или снизить сумму оклада. Ежегодно проводится надбавка к основному окладу за выслугу лет. Эта надбавка тем больше, чем выше основной оклад. Сотрудники научно-исследовательских учреждений страны по достижении 55-летнего возраста (у мужчин) могут уходить на пенсию. При наличии 20 летнего стажа работы сотрудник имеет право получать пенсию в размере 60 процентов месячного оклада. Как правило, творческие работники на пенсию уходят позднее, но и они в любое время могут быть отправлены на пенсию, и профсоюзные организации не могут встать на их защиту.

В национальную академию, — продолжает Кадзиура, — избираются ученые в возрасте не моложе 60 лет. Мы полагаем, что в этом возрасте люди не только приобретают солидную сумму знаний, но и жизненную мудрость. Получить же звание академика и попасть в списки «бессмертных» — это и трудно и сложно.

Разговор продолжается за обедом, который заканчивается взаимными добрыми пожеланиями.

Осматриваем лаборатории. Они оснащены новым оборудованием отечественного производства. «Гвоздем» показа является построенный в 1963 году один из крупнейших в мире и единственный в Азии фитотрон. Он позволяет на месте проводить исследования для различных климатических зон страны. В просторных комнатах фитотрона температура может быть доведена до 32 градусов и снижена до минус 8 градусов. В помещении фитотрона в течение суток пять раз меняется воздух, который нагнетается сюда, пройдя через специальный водяной фильтр. See показатели искусственного климата и влажности воздуха автоматически передаются на пульт управления, и любая неисправность тотчас отмечается сигнализацией. Оранжереи покрыты специальным стеклом. Для предохранения от проникновения внутрь радиации стеклянная поверхность через определенные промежутки времени заливается водяной струей. Вся полезная площадь фитотрона строго распределена между лабораториями. Здесь создаются нужные климатические условия, характерные для большинства зон Японии.

Вечером устраивается большой прием в гостевом доме министерства сельского и лесного хозяйства. Нас провозят через шумный Токио. Проезжаем мимо большого трека, где тренируются будущие шоферы. Здесь устроены многочисленные крутые повороты, виражи, прямые и тупые углы, подъемы и спуски, препятствия в виде неожиданно выскочившего на дорогу человека и т. п. Действительно, освоив эти транспортные премудрости, можно чувствовать себя уверенным в железном потоке автомобилей и забыть на какое-то время об автомобильных катастрофах, возрастающих прямо пропорционально количеству выпускаемых автомашин.

Проехав еще немного по тихим переулкам, попадаем в большой одноэтажный загородный дом, находящийся в тенистом саду. Гости прибывают друг за другом. Здесь сотрудники министерства, профессора университета, ученые. Многочисленные комнаты меблированы в смешанном японо-европейском стиле. Женщины в кимоно, с замысловатыми прическами и с вечной улыбкой подносят гостям фруктовые соки, пиво, сакэ. Многие знакомы друг с другом. Следуют низкие поклоны. Через некоторое время оживление усиливается, слышен смех и разговор на японском и английском языках. Во всех комнатах угощают национальной едой. В углу построен красочный павильон. Два повара стоят перед длинным, с высокими бортами железным ящиком, в котором кипит масло. Они бросают туда маленьких живых крабов, которые мгновенно вспучиваются. Их ловко вылавливают длинными вилками и бросают на решетчатые блюда. Таких крабов съедают целиком, слышен характерный хруст жующего. Тут же в большом блюде лежат устрицы, которых обваливают в муке, и в кипящем масле они превращаются в подрумяненные палочки. В кипящее масло отправляют поочередно куски осьминогов, моллюсков, макрелей. В другой комнате на вертеле жарится рыба, приправой к которой служит какая-то зеленая вермишель в черном соусе из сои. Чувствуется, что море для японца — это та же земля для хлебопашца.

Каждого из нас окружают и расспрашивают о виденном и слышанном. Много раз возвращаемся к наиболее волнующей теме — жизни крестьянина и его судьбе в сегодняшней и завтрашней Японии.

На самом деле, аграрная реформа, проведенная в 1947–1949 годах, положила конец помещичьему землевладению. Установление максимального размера обрабатываемой площади для одного лица создало благоприятные условия для большинства крестьян. Возросла урожайность всех возделываемых культур, в том числе главной из них — риса. Повысился и жизненный уровень крестьян. Если бросить беглый взгляд на японскую деревню, то она производит в целом благоприятное впечатление. Все без исключения деревни электрифицированы. Обращает на себя внимание лес телевизионных антенн. Во многих домах пользуются стиральными машинами. Транзисторный радиоприемник — обычная вещь.

Однако имеются и теневые стороны сегодняшней японской деревни. Аграрная реформа заменила центральную фигуру в деревне — помещика — мелким землевладельцем. В 1962 году в Японии насчитывалось 4059 тысяч хозяйств с размером обрабатываемой площади один гектар на двор; наделы же 2174 хозяйств не превышали половину гектара. Бурное развитие промышленности привело в резкое несоответствие низкую производительность сельского хозяйства и высокую производительность промышленности. Мелкие наделы препятствовали интенсификации всех процессов производства. В связи с этим в 1961 году японское правительство приняло Основной сельскохозяйственный закон, по которому были отменены ограничения размеров земельных наделов и разрешены купля и продажа земли. Главная цель, которую преследовал этот закон, заключалась в сокращении на 60 процентов сельскохозяйственного населения, создании крупных фермерских капиталистических хозяйств, где могли бы быть использованы современная сельскохозяйственная техника и достижения агрономической науки.

Насколько быстро происходит перемещение населения из деревень в города, иллюстрируют две цифры: в 1961 году 762 тысячи крестьян оставили деревни и в 1963 году — 520 тысяч. Соответственно увеличилось население в таких индустриальных городах, как Токио, Осака, Кобе, Канагава, Сайтама, Аити. Но японский крестьянин сохранил вековую привычку к своему клочку земли, к тому же квартиры в городах стоят очень дорого, и поэтому многие крестьяне всеми силами пытаются удержаться на земле, ограничиваясь сезонной работой на городских предприятиях. Подавляющая часть молодежи, оканчивающей среднюю школу, покидает деревни и идет в города за более высоким заработком. Такова картина современной японской деревни, неизбежный результат проникновения во все сферы человеческой деятельности требований максимального повышения производства материальных благ. На этом пути богатые становятся богаче, бедные — беднее.

Сегодня мы собрались в холле гостиницы несколько раньше, чтобы послушать рассказ Мидори о некоторых японских праздниках и обычаях. Она местами путает в русских словах «р» и «л», от этого ее речь звучит несколько комично. Начинает она так:

— Я вам ласскажу о наших тладициях, я их очень рюблю, они веселые и жизнерадостные. — Мидори становится серьезной. — Свой рассказ я начну с самого большого праздника — праздника Нового года. Он занимает особое место в жизни японцев. Официально три первых дня Нового года считаются выходными, хотя праздник продолжается целую неделю. Новый год начинается со встречи восхода солнца — этого древнего божества — источника жизни на земле. По старому обычаю, ребята, родившиеся даже за день-два до Нового года, считаются двухлетними, так как рождение было в прошлом году. (Днем рождения у японцев считается день зачатия, и потому к возрасту после рождения прибавляется девять месяцев.)

В новогоднюю полночь в храмах отбивают 108 ударов. Почему именно таким количеством ударов возвещается приход Нового года — это область сложных буддийских формул, которых никто толком не знает. На Новый год комнаты украшаются ветвями сосны, листьями папоротника, мандарина, бамбуковыми стеблями и бумажными омарами, причем каждый из названных предметов имеет свое значение. Так, листья папоротника означают пожелания многих удач в наступающем году, листья мандарина — пожелание, чтобы речь говорящего была насыщена остротами и каламбурами, вечнозеленые листья сосны — долголетие, бамбук — пожелание стойкости и силы, омар с панцирем на спине — чтобы старость была защищена от невзгод. Эти символические значения украшений передаются из поколения в поколение.

В этот день издалека едут друг к другу родственники и друзья, чтобы их дружба не ослабла в наступающем году. Есть в Новом году и еще один обычай, который мне лично очень не нравится, — добавляет Мидори. — Нужно до 6 января рассчитаться со всеми долгами, а это не каждый может, особенно если нет никаких сбережений. В этот день нужно заменить старые татами новыми либо перешить их заново, постараться заменить одежду новой и т. п.

Интересно, что одним из ритуальных новогодних кушаний является традиционная длинная лапша из гречневой муки, символизирующая продолжительность жизни, и большие рисовые шары, начиненные пастой из гусиного мяса. На Новый год устраиваются многочисленные фестивали, представления с музыкой и танцами, народные гулянья, фейерверки. Ежегодно 6 января по всей стране отмечается День пожарников. Пожарные команды выезжают в полном составе на улицы с цеховыми знаменами, устраивают состязания, рубят горящие балки, показывают акробатические номера на лестницах, которые ухитряются поднимать на мчащихся машинах, и т. д.

Вы знаете, — продолжает Мидори, — что на Хоккайдо выпадает много снега. В некоторые годы толщина снежного покрова превышает три метра. Там каждую зиму устраивается традиционный праздник — снежный фестиваль. В Саппоро собираются лучшие скульпторы и лепят снежных баб; искуснейшему выдается приз.

В прошлом году была вылеплена десятиметровая снежная статуя Будды. Мастерство снежной скульптуры также передается из поколения в поколение.

3 февраля, несмотря на холодные дни, считается приходом весны. Это и есть «сэцубун», что означает «перемена сезона». В этот день вечером перед храмом или домом вы можете услышать: «Счастье — в дом! Черти — вон!» С этим криком бонза или хозяин дома разбрасывает пригоршнями жареные бобы сои. Каждый член семьи в этот вечер должен съесть по три боба, которые, по поверью, спасут его от удара молнии Многие крестьяне на крыльце своего дома прибивают сушеную воблу, так как японцы ее очень любят.

В начале апреля цветет вишня — сакура. Вы, очевидно, знаете, что цветок вишни — символ вечной молодости, красоты, надежд и свежести. У нас в Японии вся страна празднует радостные дни цветения сакура. В театрах гейши и майко в красочных кимоно на фоне розовых цветов вишни выступают с танцами. Повсеместно цветение сакура отмечается пикниками, пирушками. Каждый дом украшают цветущей веточкой вишни.

Приходит Кобаяси и спрашивает, готовы ли мы поехать на вокзал. Мы объясняем, что не можем прервать рассказ Мидори, так как она сказала нам, что к этому рассказу много готовилась. Кобаяси согласен дослушать с нами, тем более что до отправки поезда еще достаточно времени.

— Итак, — продолжает Мидори, — весна приходит в Японию с цветами и песнями. 5 мая перед каждым домом на длинных шестах вывешивают огромных раскрашенных матерчатых карпов по числу сыновей. Так отмечается День мальчиков. Карп, не боящийся плыть против течения, — символ мужества, отваги, стойкости, то есть тех качеств, которые нужны растущему мальчику. В настоящее время 5 мая официально считается праздником детей. Но традиция сильна, и многие продолжают посвящать этот праздник мальчикам.

Осенью, в конце уборки урожая, крестьяне устраивают праздник с ряжеными, в масках, они пляшут, поют, угощают друг друга пивом и сакэ.

Нужно вам сказать, что в Японии в каждой префектуре, городе и селе есть свои собственные, местные праздники, обо всех рассказать трудно, поэтому, — заканчивает Мидори, — ограничусь тем, что вы слышали.

— А знаете ли вы, — неожиданно начинает Кобаяси, — что по сей день в Японии существует традиция, которая перенята европейцами. Японцы, приглашая к себе гостей, указывают не только время прихода, но и время ухода. В случае если гость засидится, хозяин вправе встать и уйти, оставив гостя одного. Мой сосед, — добавляет Кобаяси, — чтобы дать понять гостю, что он засиделся, переворачивает метлу нижним концом вверх; увидев такое, гость, сконфуженный, уходит.

Мы идем к вокзалу, по пути продолжая обсуждать удивительную живучесть народных традиций. Я вспоминаю заповедник Кусиро на Хоккайдо — единственное место в Японии, где сохранились белые красногрудые журавли. Они считаются священными, их берегут. Журавль, как и сосна, считается символом долголетия. Его изображение можно увидеть на полотнах художников, орнаментах. Без журавля, так же как и без ветки вишни, Фудзи, сосны, нет японской живописи. В токийском зоологическом саду тщательно берегут японских длиннохвостых петухов. Оперение хвоста этих декоративных птиц достигает семи метров. Чтобы петух мог прогуляться, его хвост аккуратно укладывают в чехол, иначе он сломает оперение и потеряет свое «величие» и красоту. Как красногрудый журавль в Кусиро, так и длиннохвостый петух в Токио находятся на учете Лиги защиты птиц, и за ними следят, как за священными реликвиями.

Сегодня мы едем к доктору Фудзии — известному овощеводу Японии, который работает в университете Тиба в городе Мацудо (префектура Тиба).

Раннее утро. Накрапывает дождь, но жизнь слишком стремительна, чтобы пережидать его. Все куда-то спешат. Дымятся заводские и фабричные трубы, мчатся поезда, развозя на работу служащих и рабочих. Тысячи японцев с раскрытыми зонтиками спешат на вокзал.

Из окна вагона я вижу большой бассейн, разделенный на ряд секторов площадью два-три метра. У каждого сектора сидит японец и удит рыбу. Видя недоумение на моем лице, мой сосед японец на ломаном английском языке объясняет, что это страстные рыболовы, которые по каким-либо причинам не могут ехать далеко за город и потому покупают лицензию и удят рыбу. Здесь не курсы рыболовов, улыбаясь добавляет мой сосед, а место рыбной ловли для тех, кто без этого занятия чувствует себя глубоко несчастным.

Проехав немного дальше, я снова вижу другой такой же бассейн и рыболовов в широкополых шляпах с удочками. Им нипочем дождь они слишком увлечены своим занятием.

Пересаживаемся в машину. Нас везут по деревням и небольшим городкам. Проезжаем большое кладбище с мраморными памятниками. Кладбище буддийское. У многих могил еще и теперь ставят мисочки с рисом и хаси — палочки, которыми едят. Мне рассказывали, что умерший японец получает новое имя.

Едем на плодоовощной факультет университета Тиба. Здесь много двух- и трехэтажных зданий. Встречаемся с. доктором Фудзии. Он приветливо нас встречает и усаживает в мягкие кресла. Доктор говорит по-английски и рассказывает об университете. Университет известен в стране. Здесь имеются факультеты сельскохозяйственный, медицинский, гуманитарный и технический, расположенные в разных местах. Часть факультетов расположена в городе Мацудо.

Едем на опытную овощеводческую станцию, расположенную неподалеку. В двухэтажном здании находится кабинет доктора Фудзии. Он приглашает сюда своих помощников и рассказывает о схеме гетерозисных гибридных комбинаций, полученных на основе цитоплазматической мужской стерильности. Нам показывают превосходные растения моркови, лука, баклажан, огурцов, тыквы, китайской и обычной капусты.

Доктор Фудзии написал трехтомную (кстати, превосходно изданную) монографию об овощных культурах Японии, которую дарит нам. Он дважды был у нас в стране и высоко ценит достижения наших ученых-овощеводов. Пройдя по аккуратным квадратам полей с посевами овощных культур, направляемся с доктором Фудзии в недалеко расположенный дом отдыха профессоров кафедры. Здесь мы обедаем за низким столиком в уютной комнате, широкие двери которой выходят на бархатные лужайки и небольшие прудики, разбросанные Лэ территории сада. Доктор Фудзии говорит о необходимости выращивания овощей под закрытым грунтом для обеспечения ими больших городов в течение всего года. В этом отношении, продолжает Фудзии-сан, первое место занимает Голландия, где на душу населения приходится 8,6 квадратных метра остекленной площади, тогда как в Болгарии — 6,1, Японии — 3,3, СССР — 0,18, США — 0,13 квадратных метра. Очевидно, это определяется потребностью населения в овощах. Как мне говорили в Москве, на каждого жителя вашей столицы приходится до 3 килограммов овощей, исключая картофель, в то время как у нас на каждого японца — более 16 килограммов.

Беседа неожиданно переходит на совершенно другую тему. Я обращаю внимание доктора Фудзии на карликовые деревья, растущие в небольших глиняных горшках, которые мы так часто встречали повсюду в Японии. Фудзии-сан тепло улыбается одними глазами и, чуть-чуть помедлив, отвечает:

— На ваш вопрос я, пожалуй, не смогу дать исчерпывающего ответа. Эти деревья, которые вас интересуют, по-японски называются бонсай. Их выращивают японские садоводы с начала XIII века. Такие деревья-лилипуты иногда находят в горах Хоккайдо, где, как известно, климат суровый, дуют ветры, не дающие деревьям идти в рост, но иногда сами садоводы доводят их до таких крохотных размеров. Бонсай требуют за собой ежедневного ухода. В комплекс ухода входит и физическое состояние почвы в горшках, которую нужно время от времени обновлять, и соблюдение строгого режима питания. Нужно вовремя подрезать веточки и корни, не давая им разрастись. Словом, в таком садоводе должны сочетаться навыки хирурга, скрупулезность ювелира, знания садовода, чтобы карликовые деревца стали предметами искусства. Многим из них до тысячи лет. То, что вы видите, — это клен Бергера, ель Глена, падуб, японская белая сосна. Рост их не достигает и одного метра, хотя им от 50 до 300 лет. Каждый год во многих городах устраивают выставки бонсай. Они оцениваются очень дорого, и их приобретают как любое другое художественное произведение.

Мы неохотно покидаем доктора Фудзии, от которого узнали так много. На следующее утро направляемся и префектуру Сайтама, к известному специалисту по сое доктору Фукуи, работающему в филиале государственного института сельскохозяйственных наук (город Хирапука).

Выезжаем в 8 часов 30 минут утра. Поднимаемся на перрон кольцевой электрички. Поезда друг за другом привозят пассажиров в битком набитых вагонах. Мы втискиваемся в один из таких вагонов, который только что высвободился от пассажиров. Широкая река Аракава является единственной границей префектур Токио, Тиба и Сайтама.

Поезда, обгоняя друг друга, мчатся по многоколейным дорогам, заглушая звуки голосов в вагонах. Из окна видны поля, влажные от выпавших дождей. Воздух удушающе влажен, температура 31 градус. Сегодня в газетах сообщается, что за многие десятилетия это первый случай, когда температура в Токио в течение вот уже 20 дней не снижалась.

Проехав около часа, мы сходим с поезда и тут же на станции встречаемся с доктором Фукуи, худым человеком средних лет с удлиненным лицом и высоким лбом. Приезжаем на опытную станцию суходольных культур. Здание новое, просторное. Комнаты светлые. Строители щедро использовали пластик — им покрыты полы, потолки. Устраиваемся в небольшом кабинете доктора Фукуи, и он подробно рассказывает о сое, очень популярной культуре в Японии, имеющей большую перспективность для нас, особенно в Приморском крае. Доктор Фукуи начинает свой рассказ так:

— Среди японского населения наибольшей популярностью из бобовых культур пользуется соя, из которой готовят множество блюд, несколько десятков различных соусов. Соленые недозрелые бобы сои очень популярны в пивных барах. Ни один японский стол не обходится без того, чтобы на нем в каком-нибудь виде не присутствовала соя. Поэтому и посевные площади этой культуры занимают первое место среди бобовых. В 1962 году соей засевалось 273 тысячи гектаров. Второе место по распространению и значимости принадлежит фасоли — адзуки, затем фасоли обыкновенной, арахису, бобам и гороху. Основные районы производства сои сосредоточены на Хоккайдо, на севере и северо-востоке Хонсю и на Кюсю (префектуры Кагосима и Кумамото).

Необходимо заметить, что площади под зернобобовыми культурами и особенно под соей за последние годы в Японии заметно сократились. Основная причина сокращения посевных площадей под соей заключается в более дешевой стоимости сои, привозимой из США и Бразилии. Высокая себестоимость производства сои в Японии обусловлена в первую очередь низким уровнем механизации возделывания этой культуры. Сокращению площадей под соей в немалой степени способствует и то, что закупочные цены на соевое зерно в стране значительно ниже, чем на зерно адзуки. Если за 60 килограммов адзуки крестьянин получает примерно 7500 иен, то за то же количество сои — лишь 3500 иен. Урожайность адзуки лишь немногим ниже урожайности сои. Поэтому крестьяне начинают отдавать предпочтение адзуки, а также обыкновенной фасоли и картофелю, как более выгодным культурам.

Необходимо отметить, что урожайность зернобобовых культур, как и многих других сельскохозяйственных культур Японии, неуклонно растет. Здесь, безусловно, немалая роль принадлежит все возрастающему количеству применяемых удобрений (преимущественно минеральных). Например, под сою в 1963 году в среднем по Японии на каждый гектар посевов было внесено (действующего начала) азота 16 килограммов, Р2О5 — 94, КзО — 45, СаОН — 750 килограммов и компостов — 30 тонн. Несмотря на большую популярность сои среди местного населения, изучение ее по сравнению с изучением риса значительно отстало. Селекционная работа с соей и изучение агротехники культуры развернулись в Японии по существу лишь после второй мировой войны. Задачи, поставленные перед селекционерами, заключаются в выведении таких сортов сои, которые бы давали не менее 40 центнеров с гектара. В этом случае стоимость отечественной сои была бы ниже импортируемой. Для того чтобы получить высокий урожай, сорта не должны полегать при внесении высоких доз удобрений в почву, что в свою очередь позволит осуществить механизацию уборки. И, наконец, семена новых сортов должны иметь высокое содержание белков и жиров.

Мы уверены, — продолжает доктор Фукуи, — что, хотя правительство и не поощряет производства сои в связи со все более развивающейся тенденцией использования в пище растительных жиров, отношение к сое будет пересмотрено.

В решение этих перечисленных мной основных задач, — заключает Фукуи, — включились такие значительные опытные учреждения, как государственный институт сельскохозяйственных наук, государственные опытные станции на Хоккайдо, в Тохоку, Ибараки и в других местах Японии.

Доктор Фукуи ведет нас на посевы сои. Здесь собрана большая коллекция этой культуры. По внешнему виду сорта различаются друг от друга окраской листьев и формой кустов.

Жара нестерпимая. Каждый из нас ищет малейшую тень, где можно было бы укрыться от солнцепека. Такую жару мне приходилось ощущать только во влажных тропиках Индии.

Усаживаемся в машины. Доктор Фукуи сопровождает нас на железнодорожную станцию Коносу. Автомобиль, петляя по ухабистым дорогам, везет нас мимо полей созревающего риса, сои, кунжута, имбиря, таро, огурцов. До войны это был район шелководства, но в связи с развитием производства искусственного волокна производство шелка резко упало, и сейчас только местами растут тутовые деревья — основной корм шелковичных червей. Я спрашиваю доктора Фукуи, какой сравнительный доход с одного гектара сои и риса. Он отвечает, что при производстве риса государство ввело поощрительные цены и потому доход от риса в пять раз выше, чем от сои.

Останавливаемся у поля с посевами сои. К нам подходит загорелый крестьянин в широкополой соломенной шляпе. Он приветливо улыбается нам. Фукуи-сан говорит ему о нас, и тот одобрительно кивает головой. Крестьянин охотно отвечает на все наши вопросы. Размер его надела — 3,5 гектара, потому что у него большая семья. Средний урожай сои достигает 42 центнеров с гектара. В условиях посева суходольных культур выгоднее сеять сою, так как она не требует такого ухода, как рис. Доходы у него небольшие. Много средств требуется на приобретение удобрений и машин, чтобы снизить себестоимость получаемого урожая.

Подъезжаем к вокзалу к самому приходу поезда, который увозит нас в Токио.

Вечером нас приглашают в клуб ассоциации химиков. Большая группа представителей химических предприятий собирается поехать в Советский Союз, и их интересуют вопросы, связанные с масштабом применения у нас инсектисидов, фунгисидов, гербицидов и минеральных удобрений. Мы садимся за длинный стол. На противоположной стороне садятся человек двадцать японцев. Председательствующий, наш знакомый Такамура, представляет каждого из нас и называет имена присутствующих. Вопросы задаются самые разнообразные. Чувствуется, что японцы хорошо подготовились к поездке в нашу страну. Они информированы о районах возделывания тех или иных культур, знают примерную урожайность, размер поражения вредителями и т. п.

Наша импровизированная пресс-конференция продолжается два часа. Все достаточно утомились. Нас приглашают во внутренние комнаты. Снимаем обувь и в носках входим в просторное помещение, покрытое татами. Садимся на пол в два ряда за низкие и длинные столики, уставленные всякой едой. Нас обслуживают гейши. Они, мило улыбаясь, предлагают теплое сакэ, действие которого быстро сказывается. Это чувствуется по громкому разговору и смеху. Мой сосед Наката, молодой человек, свободно владеющий русским языком, несколько раз бывал в Советском Союзе и теперь собирается ехать туда снова в качестве переводчика с делегацией химиков.

Перед нами — многочисленные чашки, блюда, коробки. Нам подали суп из акульих плавников, раковины с устрицами, куски сырого тунца, жареных крабов, печеных омаров, многочисленные виды соусов, большие тарелки с овощами. В небольшой нише гейши, играя на сямисэне, поют японские песни, некоторые из гостей им в такт покачивают головами. Быстро переодевшись, гейши показывают какие-то представления в масках. Накага, забыв о моем присутствии, заразительно смеется со всеми вместе. Я наблюдаю, с каким поразительным мастерством японцы едят, пользуясь хаси — двумя палочками, которые им заменяют и нож, и вилку, и ложку, и одновременно следят за представлением. После представления гейши садятся среди гостей и поют нашу «Катюшу», прихлопывая в ладоши.

В Японии очень любят советские песни. Самые популярные из них: «Подмосковные вечера», «Я люблю тебя, жизнь», «Бухенвальдский набат», «Пусть всегда будет солнце» и особенно любят «Катюшу», которую многие считают своей песней. Наката рассказывает анекдотический случай. Однажды приехала советская делегация, с которой работала японская девушка-переводчица. Когда делегация в автобусе запела «Катюшу», девушка была страшно напугана и, вернувшись в учреждение, с опаской заявила, что делегация каким-то образом и, очевидно, с какой-то целью пела японскую песню, причем пели ее очень правильно. Переводчица никак не могла поверить, что «Катюша» — русская песня.

Я спрашиваю об обслуживающих нас гейшах. Куда они пойдут сегодня после вечера? Наката смотрит на меня с удивлением и отвечает, что они наденут свои платья, чаще европейские, и отправятся домой кто в метро, кто в трамвае.

— Вы не забудьте, — произносит он многозначительно, — что сейчас и для японских традиций наступила вторая половина XX столетия.

Возвращаемся к себе и в холле отеля встречаем Энамото, который ждет нас, чтобы передать пакет семян триплоидного арбуза, присланного профессором Кихара.

На следующий день мы встаем рано. Нам предстоит посетить последний научный объект — государственный институт радиационной селекции. Выезжаем на электричке по окружной дороге и через четыре остановки пересаживаемся в поезд, который довезет нас в префектуру Ибараки.

Здесь нас встречает серьезный молчаливый молодой человек, который оказывается шофером, хотя по внешнему виду мы приняли его по меньшей мере за научного сотрудника. Он везет нас под проливным дождем через город. Въезжаем на проселочную ухабистую дорогу. Мелькают зеленые поля риса, овощей, таро, баклажан. Деревни следуют за маленькими городками. Дорога поворачивает то влево, то вправо.

Проехав ровно час, наконец попадаем на асфальтированную дорогу, которая резко поднимается на площадку с длинным двухэтажным стеклянным строением. К крыльцу выходит директор Киоси Кавара. Здороваемся, снимаем на крыльце туфли и надеваем тапки. Нас представляют длинному ряду научных сотрудников. Обмениваемся визитными карточками. Подают горячие салфетки, чай. Чтобы не терять времени, решаем тут же пойти на гамма-поле. Надеваем резиновые сапоги, берем с собой зонты и усаживаемся в небольшой автобус. Директор вооружен счетчиком Гейгера. По мере приближения к гамма-полю стрелка на циферблате дает показания об опасности. Подъехав к высоким железным воротам, один из сотрудников быстро взбегает по узкой лестнице на площадку и выключает радиоаппаратуру. Тотчас стрелка останавливается на нуле. Открываются двери ворот, и мы входим по асфальтовой дорожке в ровную окружность поля диаметром 200 метров и идем к источнику облучения, заряженному радиоактивным кобальтом.

Это гамма-поле введено в эксплуатацию в апреле 1960 года. Оно является вторым в мире по величине. Поле окружено толстой железобетонной пятиметровой стеной с земляным валом. Лучи рассеиваются не выше пяти метров, хотя нет никакой гарантии, что они не проникают и сквозь стену. Поэтому ведут наблюдения за растениями, произрастающими и вне поля. На гамма-поле опыты проводят на рисе, пшенице, ячмене, репе, сое, фасоли, картофеле, батате, шелковице, мандарине, яблоне, чае и на различных декоративных культурах и лесных породах. Преследуется цель — получить такие полезные мутационные признаки, как урожайность и прочность соломки у злаковых, раннеспелость, устойчивость к болезням и т. д. Доза облучения исследуемых растений регулируется помещением их в тот или иной пояс гамма-поля на определенном расстоянии от установки. По данным ученых Фудии и Макумура. изучавших чувствительность семян различных культур к дозировкам гамма-лучей, крестоцветные, сложноцветные и бобовые более устойчивы к действию гамма-лучей, чем злаковые и лилейные. Полиплоидные растения отличаются большей устойчивостью к ионизирующим излучениям, чем диплоидные. Растения с высоким числом хромосом более устойчивы к радиации, чем растения с их низким числом. Это относится к пшеницам, эгилопсам и к американским видам табака.

За сравнительно короткий срок применения изотопов японские биологи выяснили ряд важных вопросов. Так, при облучении рентгеновыми лучами семян риса, замороженных сухим льдом, частично снимался эффект торможения роста, а также уменьшалась степень вызванной стерильности в сравнении с облучением при комнатной температуре. Обработка облученных семян риса колхицином снимает летальный эффект и стерильность в результате облучения. Обработка колхицином после облучения тепловыми нейтронами значительно снижала частоту мутаций, а после рентгенооблучения несколько ее увеличивала. Дизоксибутан и бета-пропиолактан явно усугубляли летальное действие, но снижали стерильность. Последующая обработка двумя указанными мутагенными веществами способствовала статистически достоверному увеличению частоты мутаций, вызванных рентгеновыми лучами, и, по видимому, не влияла на действие нейтронов. Установлено, что предварительное замачивание семян в растворе гипосульфита перед облучением гамма-лучами способствовало повышению жизнеспособности и фертильности выращенных из них растений, не снижая при этом частоты мутаций. Мистеин несколько снижал частоту хлорофилльных мутаций, вызванных облучением гамма-лучами покоящихся семян риса.

Беседа продолжается в кабинете доктора Кавара за обильным завтраком. В этом институте работает 20 человек, из которых 9 — научные сотрудники. Каждый из них ведет исследования на ряде культур. Эти молодые люди — большие энтузиасты, убежденные в перспективности своей работы. Они рассказывают, что уже получены скороспелые формы сои с суженным типом куста, нужного для механизации, скороспелые формы ячменя, низкостебельные и урожайные формы риса.

Нам показывают лаборатории. Цитологическая лаборатория оборудована автоматической карусельной установкой, где производится обработка микроскопических срезов. Современные микроскопы позволяют зафиксировать тончайшие изменения в структурах растительных клеток. Кроме гамма-поля здесь имеются также и отдельные изотопные установки, заряженные цезием, фосфором и серой. Многочисленные оранжереи, построенные на возвышенности, завершают общую картину этого современного научного учреждения.

Возвращаемся под сильным впечатлением от всего виденного и слышанного. Начавшийся с утра дождь не прекрашается. На дорогах образовались большие лужи. На вокзале мы долго ждем поезда, который опаздывает из-за разлива реки. Мы усаживаемся в последний поезд, так как все остальные отменены до следующего утра. Нам объясняют, что случаи отмены поездов — явление не редкое, особенно во время сильных ливней.

Итак, окончились наши поездки по Японии. Завтра наш выходной день. Мы по совету друзей решили встать в пять утра и посетить рыбный рынок.

…Раннее утро. Еще темно. Тихие улицы. На такси едем на рыбный аукцион. На большой асфальтированной площади стоят столы, на которых разложены в длинный ряд огромные тунцы, окуни, лещи, сазаны, жирные толстые каракатицы, осьминоги, трепанги, длинные живые угри, множество моллюсков, асцидий, омары, крабы и многое другое. За столом при свете электроламп председательствующий называет цену на партию рыбы. Находится покупатель Инспектор вешает этикетку с номером на проданный товар. Отсюда рыба идет розничным торговцам. В воздухе стоит острый запах рыбы. Торги быстро заканчиваются. Из брандспойтов сильной струей воды смывают следы рыбы с бетонированных столов прилавков, и шумная площадь быстро пустеет.

Неподалеку находится овощный рынок. Здесь собраны все цвета радуги. Огромные японские редьки, длинные китайские огурцы, красные помидоры, капуста — савойская, цветная, кочанная, репчатый лук, ревень, петрушка, сельдерей, спаржа, салат, кольраби, арбузы и дыни, тыква, сплюснутые бородавчатые патиссоны, съедобная люффа, китайский многолетний лук, мелкие баклажаны, съедобные хризантемы «шисо», клубеньковая спаржа, луковицы лилии, водяной каштан, китайский ямс, съедобный лопух, водяной орех, стеблевой салат, многочисленные виды бамбука. Праздник красок и свежести! Горы арбузов. Каждый из них завернут в пакет с нарисованным арбузом, завязан шпагатом. И так каждый, а их тысячи. Репчатый лук сложен огромными штабелями в вязках. Виноград — от черного до темно-красного. Весь этот гигантский натюрморт радует глаз и вызывает чувство глубокой симпатии к японскому труженику земли.

Сегодня прощальная встреча в министерстве. Все знакомые лица. Со многими за это время мы успели крепко подружиться. В большой комнате за длинный стол садятся 12 японских специалистов, напротив садимся мы. Ведет совещание Такамура — начальник управления по связям с зарубежными странами; его заместитель — наш друг Кобаяси. Такамура начинает обстоятельную речь, подводя итог наших поездок. Он говорит, что они были взаимно полезными, так как дали возможность узнать и обсудить многие научные проблемы, просит, чтобы я в своем ответном слове остановился на работах японских ученых, рассказал о виденном и высказал свое мнение по поводу научных тем, которые могли бы быть решены совместно советскими и японскими учеными.

Я от имени своих товарищей благодарю за неизменную теплоту, оказанную нам повсеместно. Называю имена японских ученых, которыми страна может гордиться, говорю о решаемых в институтах и на опытных станциях чрезвычайно актуальных научных проблемах, о хорошем оснащении лабораторий научным оборудованием. Подчеркиваю высокую культуру научных сотрудников и трудолюбие японских крестьян, о которых мы знали много по литературным источникам. В заключение прошу поддерживать те деловые связи, которые у нас сложились во время многочисленных встреч с научными сотрудниками, содействовать проведению обмена семенами и научной литературой между Всесоюзным институтом растениеводства и многочисленной сетью научных учреждений Японии.

Каждому из нас преподносят памятные подарки. Искренне пожимаем друг другу руки и с грустью расстаемся, как с хорошими товарищами.

Утром собираемся в вестибюле отеля «Дай-ити». Первым приходит Кобаяси, затем Мидори и другие. Садимся в машину и едем в Иокогама, где должны погрузиться на дизельный теплоход «Григорий Орджоникидзе». На пароход поднимаются и наши друзья. Мидори со слезами обнимает нас. Внизу стоит огромная толпа провожающих. С той и другой стороны, по японскому обычаю, перебрасываются цветными бумажными лентами, которые продаются тут же, на пристани. В течение часа, пока теплоход стоит, тысячи лент образуют цветную сеть. Фоторепортеры беспрестанно щелкают аппаратами. Раздается протяжный трубный бас парохода, и он солидно, не торопясь, начинает отходить от причала. Ленты натягиваются до предела, выпускаются все имеющие запасы, но и они рвутся; цветные гирлянды печально повисают с борта парохода, развеваемые ветром. Я вынимаю платок и долго машу друзьям. И наконец серая дымка поглотила всех стоящих на пристани.

Нам было грустно уезжать из Японии, потому что мы приобрели искренних друзей, увидели замечательных трудолюбивых и гордых людей с высокой общей культурой, которые решают сложные жизненные проблемы и верят в свое будущее.