Проснувшись следующим утром, Грания обнаружила, что ночной шторм улегся, оставшись лишь воспоминанием, а вместе с ним пропали и серые облака. Солнце, редкий гость в этих местах зимой, освещало скалистый пейзаж за окном, подчеркивая зелень бесконечных полей, окружавших ферму, с вкраплениями белых точек — пасущихся пушистых овец.
По опыту Грания знала, что такая погода вряд ли простоит долго. Солнце в Западном Корке вело себя подобно капризной примадонне, чье кратковременное появление украшает эпизод — она купается в лучах славы, а потом исчезает так же внезапно, как появилась.
В последние десять дней из-за непрекращающегося дождя Грания не могла следовать обычному утреннему ритуалу, но сегодня она выскочила из кровати и принялась перебирать вещи в чемодане в поисках леггинсов, кофты с капюшоном и кроссовок.
— Ну вот, сегодня ты встала рано и выглядишь свежее, — прокомментировала мать ее появление в кухне. — Будешь овсянку?
— Немного, когда вернусь. Я на пробежку.
— Только не изматывай себя сильно. Ты такая бледная, никакого румянца.
— Именно румянца я и пытаюсь добиться, мама! — Грания сдержала улыбку. — Увидимся позже.
— Постарайся не простудиться! — крикнула Кэтлин дочери.
Через кухонное окно она наблюдала, как Грания бежит вниз по узкой тропинке, которая когда-то служила основанием древней каменной стены, высившейся в полях. Тропинка вела к дороге и далее к другой тропке, уходившей вверх, в скалы.
Когда Грания приехала домой, ее вид шокировал мать. Кэтлин не видела ее всего три года, и за это время ее цветущая красавица дочь — кровь с молоком, блондинка с волнистыми локонами и веселыми бирюзовыми глазами, которая всегда притягивала к себе внимание окружающих, как будто растеряла часть жизненных сил. Кэтлин даже сказала мужу, что их дочь теперь похожа на яркую розовую блузку, но ошибке попавшую в стирку вместе с темным бельем и превратившуюся в скучное сероватое подобие самой себя.
Кэтлин знала, в чем причина этого превращения. Грания сказала ей, когда звонила из Нью-Йорка и спрашивала, можно ли приехать домой на некоторое время. Конечно, Кэтлин не возражала — перспектива провести время с дочерью радовала ее. И все же она не могла полностью понять причины ее побега. С точки зрения Кэтлин, именно в такой момент Грания должна была остаться рядом со своим мужчиной, чтобы они могли поддержать друг друга в тяжелой ситуации.
Мэтт, этот чудесный молодой человек, теперь звонит каждый вечер, чтобы поговорить с ней, но Грания упрямо отказывается подходить к телефону. Кэтлин всегда испытывала симпатию к Мэтту. Привлекательная внешность, мягкий акцент уроженца Коннектикута и безупречные манеры — он напоминал Кэтлин кинозвезд, которыми она восхищалась в юности. Роберт Редфорд в молодости — вот как она воспринимала Мэтта. И никак не могла понять, почему дочь так и не вышла за него замуж. Грания очень упряма, если ей что-то взбредет на ум, и теперь она рискует окончательно потерять Мэтта.
Кэтлин не особенно хорошо разбиралась в устройстве современного мира, но понимала мужчин и их суть. Они не похожи на женщин и не любят, когда их подолгу отвергают. Кэтлин была абсолютно уверена: очень скоро Мэтт отступится и вечерние телефонные звонки прекратятся.
Хотя, возможно, ей известно не все...
Вздыхая, она убрала со стола в раковину оставшиеся после завтрака тарелки. Грания была ее любимой дочкой. Она единственная из клана Райанов покинула семейный дом и сделала все возможное, чтобы семья, и особенно мать, гордилась ею. Родственники постоянно интересовались, как дела у Грании, и рассматривали вырезки из газет, присланные ею, с репортажами о ее последних выставках в Нью-Йорке. Всех завораживали упоминания о состоятельных клиентах, для которых она отливала в бронзе бюсты их детей или домашних любимцев...
Добиться успеха в Америке по-прежнему было пределом мечтаний любого ирландца.
Кэтлин насухо вытерла тарелки и столовые приборы и убрала их в деревянный шкаф. Конечно, она прекрасно понимала: никто не может похвастаться тем, что у него все идеально. Она всегда считала — Грания не из тех женщин, кто мечтает поскорее услышать в доме топот детских ножек, и смирилась с этим. В конце концов, у Кэтлин есть замечательный здоровый сын, который обязательно когда-нибудь подарит ей внуков. Но как выяснилось, Кэтлин ошиблась: несмотря на успехи Грания в Нью-Йорке, который для Кэтлин всегда был центром вселенной, ее дочери недоставало детей. И пока они не появятся, Грания не будет счастлива.
Теперь Кэтлин постоянно думала о том, что ее дочь во всем винит себя. Несмотря на новомодные лекарства, призванные помочь и ускорить то, что является загадкой природы, молодость нельзя было заменить ничем. Сама она родила Гранию в девятнадцать. И у нее оставалось достаточно энергии, чтобы через два года завести второго ребенка. А Грания уже тридцать один. И что бы ни говорили современные карьеристки, невозможно иметь в жизни все.
Кэтлин очень сочувствовала потере Грании, но все же предпочитала принять все как есть и не тосковать по несбывшемуся. С этой мыслью она отправилась наверх застилать постели.
Грания опустилась на влажный, покрытый мхом камень, чтобы перевести дыхание. Она дышала часто и тяжело, словно дряхлая старуха, — очевидно, что потеря ребенка и отсутствие в последнее время тренировок не могли не повлиять на ее форму. Стараясь отдышаться, она опустила голову между коленями и смяла ногой сухой куст полевой травы. Но трава на удивление крепко вросла корнями в землю, и вырвать ее было невозможно. Если бы только малыш, зародившийся тогда внутри ее, оказался таким же крепким...
Четыре месяца... Именно в тот момент, когда они с Мэттом решили, что опасность миновала. Всем известно, что к этому сроку все тревоги обычно остаются позади. И Грания, прежде испытывавшая крайнюю тревогу, наконец, начала расслабляться и даже предалась мечтам о том, как она станет матерью.
Они поделились новостью с будущими бабушкой и дедушкой с обеих сторон. Элейн и Боб, родители Мэтта, пригласили их в отель «Эскаль» неподалеку от своего особняка в закрытом поселке Бель-Хейвен в Гринвиче. Боб прямо спросил, когда же, учитывая положение Грания, они объявят о долгожданном бракосочетании. В конце концов, и Боб явно дал это понять, на свет появится их первый внук, и он должен носить фамилию отца. Грания держалась стойко — она всегда выпускала коготки, если ее загоняли в угол, особенно при разговорах с Бобом — и ответила, что они с Мэттом еще не обсуждали этот вопрос.
Через неделю к подъезду их дома в районе Трайбека подъехал грузовик с логотипом универмага «Блумингсдейл», и водитель сообщил в интерком о доставке полной обстановки для детской. Будучи суеверной, Грания не разрешила поднимать вещи в лофт, и их отнесли в подвал, где им предстояло ожидать своего часа. Наблюдая за тем, как многочисленные коробки складывают в угол, Грания поняла, что Элейн предусмотрела все.
— Наш поход в «Блумингсдейл» придется отменить. А ведь мы планировали сами выбрать кроватку, и я хотела разобраться в марках подгузников, — недовольно пожаловалась Грания Мэтту тем вечером.
— Мама хочет помочь нам, — сказал Мэтт, пытаясь защитить Элейн. — Она знает, что я зарабатываю не так уж много, а твои гонорары хоть и высокие, но нерегулярные. Может, мне все-таки стоит подумать о переходе в компанию к отцу, ведь у нас скоро появится малыш? — Он показал рукой на маленький, но уже заметно округлившийся живот Грания.
— Не вздумай, Мэтт, — возмутилась она. — Мы договаривались, что ты никогда не сделаешь этого. Если будешь работать с отцом, то потеряешь всякую свободу! Ты прекрасно знаешь, как он всех контролирует!
Грания перестала мять ногой траву и посмотрела в сторону моря. Подумав, что в том разговоре с Мэттом слишком мягко отозвалась о его отце, она мрачно улыбнулась. Боб был настоящим диктатором по отношению к сыну. И хотя Грания понимала, что он глубоко разочарован нежеланием Мэтта наследовать его инвестиционный бизнес, отсутствие интереса к карьере сына и гордости за него, она понять не могла. Дела Мэтта шли в гору, и он уже считался признанным авторитетом в вопросах детской психологии. Он был штатным преподавателем в Колумбийском университете, и его постоянно приглашали выступить с лекциями в университетах разных уголков страны. Кроме того, Боб постоянно донимал Гранию, отпуская лаконичные, но очень колкие реплики относительно ее воспитания или уровня образования.
Оглядываясь назад, Грания испытывала облегчение от того, что они всегда отказывались брать деньги у родителей Мэтта. Она оставалась непреклонной в этом вопросе даже в самом начале отношений, когда еще не была известна как скульптор, Мэтт получал первую ученую степень, и они с трудом оплачивали аренду крошечной квартирки с одной спальней. «И правильно делала», — подумала она. Шикарные, безупречно одетые красотки из Коннектикута так же, как и его семья, составляли разительный контраст с простодушной девушкой из ирландского захолустья, получившей образование в школе при монастыре. Может, крах их отношений был предопределен...
— Привет!
Грания вздрогнула от испуга. Она оглянулась, но никого не увидела.
— Я сказала «привет»!
Голос звучал у нее за спиной. Грания повернулась на сто восемьдесят градусов. Позади нее стояла Аврора. К счастью, сегодня девочка была одета в джинсы и теплую куртку с капюшоном, которая висела на ней как на вешалке. Из-под шерстяной шапки выбивались лишь завитки ее роскошных рыжих волос. У нее было личико в форме сердца, огромные глаза и полные розовые губы, казавшиеся слишком большими для столь миниатюрного лица.
— Привет, Аврора.
В глазах девочки промелькнуло удивление.
— Откуда ты знаешь мое имя?
— Я видела тебя вчера.
— В самом деле? Где?
— Здесь, на скалах.
— Правда? — Аврора нахмурилась. — Не помню, чтобы я вчера сюда приходила. И уж точно не разговаривала с тобой.
— Ты не разговаривала со мной. Я видела тебя, только и всего, — объяснила Грания.
— Тогда как ты узнала мое имя? — Аврора говорила, как англичанка из высшего общества, немного укорачивая слоги.
— Я поинтересовалась у своей матери, что это за малышка с красивыми рыжими волосами. И она сказала мне.
— А она-то, откуда меня знает? — не унималась девочка.
— Она прожила в этой деревне всю жизнь. Вы же уехали отсюда несколько лет назад.
— Да, но теперь мы вернулись! — Аврора обернулась, чтобы посмотреть на море, и раскинула руки, как будто хотела обхватить все побережье. — И мне здесь нравится, а тебе?
Грания почувствовала, что вопрос Авроры скорее утверждение, а не вопрос и лучше с ней не спорить.
— Конечно, мне нравится. Я здесь родилась и выросла.
— Ну... — Аврора осторожно опустилась на траву рядом с Гранией, внимательно глядя на нее голубыми глазами. — Как тебя зовут?
— Грания. Грания Райан.
— Мне кажется, я никогда не слышала о тебе.
Грания чуть не рассмеялась — настолько по-взрослому
девочка выражала свои мысли.
— Думаю, ты и не должна была. Не было причины. Я уехала отсюда почти десять лет назад.
Лицо Авроры просветлело от удовольствия, и она захлопала в ладоши:
— Тогда получается, что мы обе одновременно вернулись в места, которые нам дороги.
— Думаю, так и есть.
— И значит, мы можем составить друг другу компанию. Ты будешь моей новой подругой?
— Очень милое предложение, Аврора.
— Ну, тебе ведь, должно быть, одиноко.
— Возможно, ты и права, — улыбнулась Грания. — А ты сама? Тоже чувствуешь себя здесь одинокой?
— Да, иногда бывает. — Аврора пожала плечами. — У папы обычно очень много работы, и он часто уезжает, так что я могу играть только с экономкой. А у нее это не очень хорошо получается. — Аврора недовольно сморщила вздернутый, с аккуратными веснушками носик.
— О, бедняжка, — произнесла Грания, не зная, что еще можно сказать в этой ситуации. Девочка казалась очень странной, и Грания смутилась, подбирая слова. — Но ведь у тебя есть друзья в школе?
— Я не хожу в школу. Папа предпочитает, чтобы я оставалась дома вместе с ним. Я занимаюсь с гувернанткой.
— А сегодня где она?
— Мы с папой решили, что она нам не нравится, и оставили ее в Лондоне. — Аврора неожиданно захихикала. — Мы просто собрали вещи и уехали.
— Понятно, — кивнула Грания, хотя совсем ничего не понимала.
— А ты работаешь? — поинтересовалась Аврора.
— Да, я скульптор.
— Это тот, кто делает статуи из глины?
— Ты мыслишь в нужном направлении, — ответила Грация.
— О, значит, ты знаешь, что такое папье-маше? — Лицо Авроры просветлело. — Я обожаю папье-маше! У меня когда-то была няня, которая научила меня делать вазы. Мы их раскрашивали, а потом я дарила их отцу. Ты придешь ко мне, чтобы сделать что-нибудь? Пожалуйста!
Искренний восторг девочки очаровал Гранию. И неожиданно для себя она кивнула:
— Почему бы и нет? Я согласна.
— Пойдем прямо сейчас! — Аврора схватила ее за руку. — Мы могли бы сделать что-нибудь для папы, прежде чем он уедет. — Она протянула вторую руку и ухватила Гранию за капюшон. — Ну, пожалуйста, не отказывайся!
— Нет, Аврора, сейчас не могу. Мне нужно взять с собой все необходимое для папье-маше. Кроме того, моя мама может подумать, что я потерялась, — добавила Грания.
И вдруг она увидела, как девочка погрустнела, свет в ее глазах угас, и вся она как-то съежилась.
— А у меня нет мамы. Была когда-то, но умерла.
— Аврора, мне очень жаль! — Повинуясь порыву, Грания протянула руку и нежно погладила девочку по плечу. — Тебе, наверное, очень ее не хватает.
— Конечно, она была самой красивой, самой лучшей на всем белом свете! Папа всегда говорит, что она была ангелом и поэтому другие ангелы забрали ее к себе, в рай — туда, где ее место.
Страдания девочки тронули Гранию.
— Я уверена, твой папа прав, — сказала она. — И у тебя все же есть он.
— Да, конечно, — согласилась девочка, — и он лучший отец в мире. И еще самый красивый. Я уверена, ты влюбишься в него, как только увидишь. Со всеми это происходит.
— И все-таки мне обязательно надо познакомиться с ним? — улыбнулась Грания.
— Да. — Аврора внезапно вскочила. — Мне пора идти. Будь здесь завтра в это же время. — Девочка не просила, а как будто приказывала.
—Я...
— Отлично! — Поддавшись порыву, Аврора бросилась к Грании и обняла ее. — Бери с собой все для папье-маше, мы поднимемся в дом, и все утро будем делать вазы для папы. Пока, Грания, до завтра!
— До свидания! — Грания помахала рукой, наблюдая, как девочка, пританцовывая, скачет по скалистой тропинке, словно молодая газель. Несмотря на огромную куртку и кроссовки, двигалась она очень грациозно.
Когда Аврора исчезла из виду, Грания глубоко вздохнула — она чувствовала себя так, будто ее околдовало и подчинило себе какое-то необычное, неземное существо. Она поднялась и покрутила головой, словно желая очнуться и прийти в себя. Интересно, как мама отреагирует, когда узнает, что завтра утром она собирается в Дануорли-Хаус, чтобы поиграть с Авророй Лайл.