Мари немного постояла на пороге, ожидая, что каким-то чудом увидит Лукаса выходящим из ванной комнаты, увидит его обычно ироничный взгляд и его жестикулирующие руки…
Его свитер небрежно висел на спинке стула.
Кашемировый, цвета лаванды… Она подарила его в начале весны, еще до того как Эдвард приехал в Париж. До письма Луизы. До решения о бракосочетании здесь и гнева Милика.
Все это было до…
Она поднесла свитер к лицу, нюхая шерсть, чтобы насытиться запахом того, кого потеряла.
«Соединение двух душ должно происходить на той земле, откуда родом одна из них, иначе союз распадется…»
О, как мучительно звучали эти слова сегодня. Почему она не послушалась своего отца?
Своего отца…
«Мы с тобой одной закалки, Мари. Пережив удар, ты воспрянешь, ты захочешь узнать, кто убил Лукаса и почему».
Как же хорошо знал ее этот человек, о котором она знала так мало!
Когда наконец она подняла голову, в ее глазах не осталось и следа от пережитых волнений.
Все замолчали, когда Мари спустилась в холл.
На лицах, обращенных к ней, читались печаль и сострадание. Странно, но только ПМ, казалось, понял, что сейчас не время для выражения сочувствия. Этот вздернутый упрямый подбородок, этот решительный взгляд, этот блеск в глазах! Боже! Да это вылитый Райан! И он тотчас увидел главное.
Главное заключалось в том, что она не уедет.
Таким образом, он первым отреагировал, когда Жюльетта, уверенная, что молодая вдова не захочет оставаться в Киллморе, предложила зарезервировать билеты на ближайший паром до Франции.
— Ты вернешься с Ронаном и ребенком, — сказал он дочери.
Краем глаза он заметил неловко переступающего с ноги на ногу Пьеррика и с трудом подавил гримасу.
— Он тоже едет. А я останусь с Мари, пробуду с ней, сколько потребуется, — заявил он с властностью, поразившей его дочь.
Если бы Ронан незамедлительно не возразил, что он тоже остается, и если бы Жюльетта не перехватила облегченный и повеселевший взгляд Жилль, она, без сомнения, поинтересовалась бы у своего отца, с чего вдруг у него возникли родственные чувства.
Но, пристально глядя на соперницу, она безапелляционным тоном отозвалась:
— В таком случае мы остаемся все.
Даже если проявление подобного участия и тронуло Мари, она предпочла бы, чтобы родственники оказались подальше, в безопасности. Она собралась сказать им это, но подошедшая Элен обратилась к ней, застенчиво улыбаясь:
— Простите, мадемуазель… Этот Лукас — он ваш друг?
«Ну вот, начинается», — подумал ПМ.
Горло Мари сжалось.
— Да, — сдавленным голосом тихо сказала она. — Это очень близкий друг.
Элен, похоже, удовлетворил ответ, и она отошла, мурлыкая под нос и кутаясь в слишком большую для нее шаль.
На долю секунды Мари поймала себя на том, что завидует свекрови, которую ужасная болезнь освободила от ударов непереносимой реальности.
Возвратившись в салон, Пьеррик обнаружил пропажу своей куклы, что немного всех развеселило.
Мари собралась было сесть за руль, когда рядом остановился пикап. С ловкостью, необычной для человека с плохо гнущейся ногой, Эдвард вышел из машины и поделился с Мари своим огорчением. По-своему и прямо:
— Если бы я не настоял на проведении свадьбы здесь, Лукас был бы жив…
— Алиса тоже…
Оба заплатили дань, и добавить тут нечего.
Коротко обняв Мари, Эдвард ощутил на ее правом боку утяжеленную выпуклость «хольстера» и отстранился.
— Не знаю, радоваться ли мне, что ты займешься расследованием. Но даже если ты это делаешь в первую очередь ради Лукаса, я благодарен тебе от имени моей дочери.
— Это моя профессия, — просто ответила Мари, чтобы не поддаться эмоции — она не была уверена, что справится с ней.
— Ты смелая. Это у тебя от Мэри.
Он смотрел на резко тронувшуюся с места машину, из-под задних колес которой вылетели камешки гравия, и вздрогнул, услышав за спиной голос ПМ:
— Смелость — черта характера, присущая нашей семье. А еще — упрямство. Мы никогда не отступаем. Так что я не успокоюсь, пока не докажу, что Райан жив… И что он убийца.
У Эдварда возникло искушение прогнать болтуна. Но с другой стороны, нельзя было пренебрегать вероятной информацией, какой бы нелепой она ни казалась.
— Допустим, что Райан жив. Допустим, — повторил он, увидев, как просиял ПМ. — Допустим также, что он прибыл на остров в связи со свадьбой. Но допустить, что он убил Лукаса, доставил горе дочери… — С красноречивым скептицизмом на лице Эдвард развел руками.
— Однако Лукас не готов был прижать его к стене. Надо ли уточнять, что важнее для Райана — его зять или сам он с его эгоизмом?
— Вы и вправду его ненавидите…
Эдвард бросил ключи слуге, попросив того отогнать пикап в гараж, и направился ко входу в сопровождении ПМ, которому наконец-то повезло найти свежего слушателя, и он не собирался так просто лишить себя подобного удовольствия. К тому же он нуждался в Эдварде.
— Этот тип сеет несчастье, — продолжил он обвинять брата. — Это у него с детских лет. Он не задумываясь убил своего отца, а обвинил меня.
— Похоже, это так.
На миг опешив, ПМ сбился с шага, и ему пришлось перейти на галоп, чтобы нагнать Эдварда на верхней ступеньке.
— Ах нет, нет и нет! Но похоже, это так! Это чистая правда. И чудо, что я сумел выжить. А знаете, что помогло мне? Я сказал себе, что он не умер и что в один прекрасный день я отыщу его и заставлю за все расплатиться.
После паузы он тихо добавил, что день этот близок.
— Почему вы так думаете? — спросил Эдвард, придерживая дверь. — Раскопали что-то новенькое?
ПМ вошел в холл и наморщил нос, будто учуял неприятный запах.
— Я знаю… Я чувствую… Скажите, Эдвард, — в упор спросил он, — в этом замке, я полагаю, есть подземные ходы?
Приведенный в замешательство таким поворотом, тот машинально покачал головой:
— Почему вас это интересует?
— Если эта крыса Райан здесь, то затаился именно под землей.
— О… Сожалею, но дом построен на осушенных торфяниках.
— Вы в этом уверены? — вымученно улыбнулся ПМ.
Его теория разваливалась, и вместе с этим ухудшалось настроение.
— Абсолютно. Но зато, — добавил Эдвард, на секунду задумавшись, — под винокурней находится целая сеть старых погребов и винных складов. Настоящий лабиринт, ныне заброшенный.
До воспрявшего духом ПМ дошло, что где-то должны существовать планы, схемы.
Лабиринт. Крысы! Райан был там. Он это чувствовал!
Машина остановилась перед небольшим кладбищем Салливанов.
На сиденье для пассажира лежали письма Райана к Мэри, написанные в 1967 году, и записка из недавнего свадебного букета.
Когда Мари доставала свой пистолет, лежавший в одном из ящиков комода, ей вдруг пришло в голову сравнить их.
Около сорока лет разделяло эти почерки. Второй казался более удобным для графической экспертизы, однако особенность написания буквы «е» была идентична в обоих случаях.
Что необычного мог знать Райан о том, за кого она выходила замуж, раз рискнул появиться в замке и почти на глазах у всех вложить в букет это предостережение?
Именно этот вопрос и привел Мари к могиле матери.
Ход ее мыслей нарушил звонок телефона.
Ангус. Затаив дыхание, она слушала его отчет о найденных и идентифицированных отпечатках на теле Лукаса. Глаза ее сощурились, когда он сообщил ей имя подозреваемого.
— Что касается Ферсена, если он окажется на моей дороге, я буду беспощаден.
То, что казалось ей лишь бахвальством, словами, брошенными в приступе отчаяния, неожиданно приобретало зловещий смысл.
— Еду, — просто сказала Мари и отключилась.
Она подвесила медальон на холодный камень стелы и, не задерживаясь более, покинула кладбище.
Облава началась.
Анна сразу поняла, что визит этот далеко не дружественный.
Она поспешила навстречу Мари, которая поднималась на борт шхуны в сопровождении Ангуса и еще двух ирландских жандармов.
Глядя на бледное, замкнутое лицо возлюбленной своего брата, Анна с лихорадочной поспешностью изливала сожаления в связи с постигшим ее трауром, оправдывая вместе с тем Кристиана, который никоим образом не мог быть замешан в случившемся. Однако никто и не требовал от нее оправданий, и срывавшиеся с ее губ сбивчивые слова обвиняли Кристиана вернее, чем признания.
— Он не отходил от меня весь вечер, — блестя глазами, заверила Анна. — Я могу в этом поклясться.
Мари довольно долго была знакома с Анной и знала, что та пойдет до конца, чтобы защитить брата. Да и как ее в этом упрекать? Он был ее героем, старшим братом, опекавшим ее после смерти матери, защищавшим от отца-алкоголика. Мари все было известно о выпавших на их долю испытаниях, когда они были детьми, и о том, как все это их сплотило.
Однако сейчас было не до воспоминаний и не до разных уловок.
Она собралась было заговорить, но услышала глухой хриплый голос Кристиана:
— Хватит, Анна, ни к чему сейчас вранье…
Он вышел из рубки. Под его голубыми глазами обозначились синие круги. Видно было, что он не сомкнул глаз.
— Как ты мог так поступить? — с горечью проговорила Мари.
Глубокая складка пересекла лоб шкипера.
— Я часто желал ему смерти, я мог бы его убить. У меня были и случай, и повод, и желание, — без обиняков признался он. — Но клянусь тебе всем самым для меня дорогим, что я здесь совсем ни при чем.
«…если он окажется на моей дороге…»
— Ты встретил его этой ночью, — то был не вопрос, а прямая констатация.
Кристиан и не думал отпираться. Расставшись с Мари около двух часов ночи, он вернулся в порт и прошелся по барам. К четырем он уже прилично набрался, и из последнего хозяин его просто-напросто выставил. Пошатываясь, он шел вдоль доков, где и увидел Лукаса: какой-то тип лежал на набережной ближе к молу лицом вниз. Он подумал, что это пьяный матрос.
— Я узнал его, когда перевернул. На виске виднелся след от удара. Я знал, что заподозрят только меня, и запаниковал. Я решил засунуть его под брезент поддона, готового к погрузке.
Мари и глазом не моргнула.
— Я тебе не верю.
— Ты не поверила мне, когда я сказал тебе о доме свиданий и той рыжеволосой, и все же ты пошла проверить… Знаешь, что я не соврал.
— Какой дом? Какая рыжая? — недоуменно спросил жандарм.
— Позже, Ангус, потом…
Он не стал настаивать и приказал Кристиану продолжать. Тому больше нечего было добавить. Он вернулся на шхуну и решил отплыть как можно быстрее. Потом пришла Мари. На долю секунды ему захотелось поверить, что боги сжалились над ним.
— В это время позвонили вы, — сказал он Ангусу.
А дальше рассказывала Анна.
Разбудил ее звонок Мари. Она едва успела накинуть на себя кое-какую одежду и выйти, а та уже спускалась по сходням. Анна озадаченно повернулась к Кристиану, желая спросить, зачем Мари приходила к ним, и увидела, как лицо брата исказилось от страдания.
— Я хотела побежать за тобой, Мари, — с горечью пробормотала Анна, — сказать тебе, что он довольно настрадался и чтобы ты навсегда ушла из его жизни. Но он мне помешал, потому что сейчас не время, ведь случилось нечто ужасное… И он все мне рассказал. — Она подошла к Мари. — Прошу тебя, не дай горю ослепить себя.
Взволнованная Мари заставила себя трезво взглянуть на факты. Но с какой бы стороны она ни рассматривала их, они представлялись бесспорными уликами.
— Будь он виновен, Мари, неужели ты думаешь, он остался бы только из любви к тебе?
И тотчас ей вспомнилось все, что Кристиан мог сделать из любви к ней. Его ложь, его предательство. А теперь еще и это!..
«Ты моя жена, понятно? Моя жена! Я никогда не соглашусь тебя потерять! Ты — моя!»
Твердым голосом она ответила Анне:
— Да.
И она позволила своему ирландскому коллеге арестовать Кристиана, даже не подарив тому возможность еще раз встретиться с ней взглядом.
Около десяти часов некая супружеская пара из туристов заметила автомобиль, застрявший двадцатью метрами ниже на скалах одной бухточки после падения с горной дороги в северной части острова.
Поднялся ветер, и жандармы отчаянно пытались закрепить веревки, чтобы по ним можно было спуститься.
Но Мари это не заботило.
Стоя над обрывом, она все еще была в том заведении, где несколькими часами раньше перевернулась ее жизнь. Хозяин позеленел от страха при виде заполонивших его притон полицейских. И уж совсем он впал в панику, узнав, что типа, снимавшего двенадцатый номер, только что нашли убитым в каких-нибудь двухстах метрах отсюда.
По его словам, рыжеволосая была шлюхой, недавно высадившейся на остров, — такую бомбу трудно забыть, однако он колебался перед фотографией Келли, сунутой ему под нос Ангусом.
— Не уверен, что узнаю эту мордашку, — осторожничал он, избегая уточнять, что, разглядывая ее, обратил больше внимания на фигуру. — Что-то похожее есть, но поклясться не могу. А вот он — точно из новеньких, можете мне поверить!
Из последовавших далее объяснений следовало, что Лукас вытащил из кармана приличную пачку купюр, когда расплачивался за номер, и это было крайне неосмотрительно с его стороны.
— По-моему, шлюха грабанула его, они подрались, она выскочила в окно, он поймал ее возле доков и…
Лицо его расплылось в натянутой гримасе, когда он, разведя руками, добавил, что клиенту просто не повезло.
— Надеюсь, он успел выстрелить до того, как отдал душу.
Мари пошатнулась.
Если бы Ангус не бросился к ней и не поддержал, она бы наверняка рухнула вниз… недалеко от той машины.
— Не стоит вам так переживать. Возвращайтесь во Францию. Я вам обещаю, что Бреа так легко не отделается, — убежденно заявил он.
Мари подумала о том, чьей женой была и кто обычно говорил, что она знала о нем только хорошее и что у нее будет время узнать о нем плохое.
«Ты ничего не знаешь о нем…»
А если худшее еще впереди?
Решительно вздернув подбородок, она спокойно заявила, что не покинет Киллмор, пока все не выяснит.
— Не надо меня уговаривать, Ангус… пожалуйста.
Не дожидаясь его ответа, она стала спускаться по крутому откосу, за ней с трудом следовал пожилой жандарм, проклинавший и свои года, и свою намечающуюся полноту.
Перевернутая машина была похожа на выброшенное морем и оставленное на скале ушедшим отливом нелепое ракообразное. Между колес прицепились водоросли; одно колесо еще медленно вращалось.
Мари сразу узнала автомобиль, предоставленный им Эдвардом по прибытии, которым Лукас пользовался накануне. Она потянула за дверцу, втиснулась внутрь и уже заканчивала осмотр, когда наконец к ней присоединился обливающийся потом, запыхавшийся Ангус.
— Бреа, возможно, сбросил ее в море, а приливом ее выбросило на берег, — заявил он, пытаясь восстановить дыхание. — Вылезайте, это небезопасно.
Мари беспрекословно повиновалась, тем более что быстрый осмотр внутри кузова ничего не дал. Не здесь должна она найти ответ на свои вопросы. Их и так было немало, а отныне добавился еще один — виновность Кристиана.
— Он разбирается в течениях, — убежденно сказала она. — Если бы он не хотел, чтобы машину нашли, то поступил бы иначе, можете мне поверить.
— Он был в панике… Он засунул тело под брезент, а ведь мог…
— Сбросить его в море.
Ангус медленно кивнул. И в самом деле странно, что он избавился от машины, а не от трупа. Любопытно и то, что Лукас разгуливал с приличной пачкой купюр. По выражению лица жандарма Мари догадалась, что высказала свои мысли вслух.
— А эти деньги, вы нашли их?
Ангус с сожалением признался, что не подумал обыскать труп, и помрачнел, поняв, что она сама сделает это.
— Мои соболезнования, мадам Ферсен.
«Мадам Ферсен…» От этого слова сжалось сердце. Ведь прошло так мало времени… Что за чудовищная несправедливость!
Стол для вскрытия стоял в центре помещения, и мощный неоновый свет кидал бледные тени на белую простыню, которой был накрыт неподвижный силуэт.
«Пока смерть не разлучит нас».
Укрывшись за профессиональным автоматизмом, Мари для разговора с судмедэкспертом непринужденно выбрала обезличенные термины: «тело, жертва». Как и Ангус, тот понимал, что это единственное средство сохранять необходимую дистанцию.
Врач показал на одежду, сложенную в углу.
— При нем ничего не было — ни документов, ни денег.
Удивленный Ангус спросил себя: а не хотел ли Бреа выдать все за убийство с целью ограбления? Но это не укладывалось в рамки поведения человека, охваченного паникой.
От размышлений его отвлек судмедэксперт, показавший кожаный кошелек на шнурке, который жертва, как он сказал, носила на шее в качестве талисмана.
— Ваш подарок, без сомнения.
К такому выводу судебно-медицинского эксперта, конечно же, привела находившаяся в нем прядка русых «венецианских» волос, правда, немного потускневших.
— Я никогда не дарила ему этого, — в замешательстве пробормотала Мари.
Тень мечтательной улыбки промелькнула по лицу Ангуса. В молодости он сре́зал прядку с головы своей возлюбленной, когда та спала…
Чуть покраснев при этом воспоминании, он, чтобы скрыть смущение, попросил эксперта провести анализ на ДНК. На всякий случай.
— Что еще вы можете нам сообщить? — спросил он, вдруг поспешив вырвать Мари из этой нездоровой атмосферы.
Судмедэксперт слегка пожал плечами. На данной стадии он мог только предполагать, что жертва, вероятнее всего, скончалась от внутреннего кровоизлияния, без сомнения, вызванного сильным ударом в висок. Больше он узнает после вскрытия.
Звук был почти невесомым, похожим на легчайший шорох ткани.
Труп будто возмутился от того, что его будут кромсать, и его левая рука, выскользнув из-под простыни, повисла сбоку, заставив вздрогнуть обоих мужчин, часто имевших дело с мертвыми и привыкших к некоторым непроизвольным движениям post mortem.
А Мари увидела лишь одно: отсутствие обручального кольца. Это кольцо она сама недавно надела на палец Лукаса.
— Бреа, наверное, снял его, чтобы разорвать вашу связь, — предположил Ангус не убежденно, а лишь бы что-нибудь сказать.
Мари, казалось, не слышала его.
Взяв руку, она собралась было спрятать ее обратно под простыню, но тут заметила, что ладонь была почерневшей.
— Да, я видел… — сказал судмедэксперт в ответ на ее вопросительный взгляд. — Это похоже на копоть. Результат я сообщу вам после анализа.
Она положила руку на место и немного отогнула край простыни с лица жертвы. Увидев, как она вздрогнула, Ангус понял, что возникла неожиданная проблема. Он приблизился и взглянул через ее плечо.
— Почему ему обрезали волосы? — не оборачиваясь, спросила она.
— Ничего подобного не было, — поспешил заверить врач.
Ангус чуть было не выругался. Каштановые локоны покойника оказались намного короче. А ведь он должен был видеть это. Определенно утрачивается навык. Но что же это могло значить?
Мари уже подбежала к столу с одеждой Лукаса и принялась лихорадочно перебирать вещи.
— Этого на нем не было вчера вечером! — вскричала она.
Жандарм подошел и нахмурил брови. И в самом деле…
— С ума можно сойти…
Сдавленное восклицание судмедэксперта заставило их одновременно повернуться к нему.
Широко раскрытыми, выпученными глазами он уставился на вход, рот его был открыт, он будто силился сделать глоток не хватавшего ему кислорода.
И правда, воздух в помещении как бы внезапно сгустился.
Человек, чье появление так ошеломило патологоанатома, был не кто иной, как Лукас.
Лицо его осунулось от усталости, одежда вся заляпана подсыхающим песком.
Но он чихнул, а мертвые не чихают.
Первым побуждением Мари было броситься к нему и покрыть поцелуями, пока он не запросит пощады.
Она пожирала его глазами, а его орехового цвета глаза лукаво заискрились.
— Если бы я знал, что меня ждет такой прием, то сразу сказал бы что-нибудь веселое…
Знакомый нежный и ироничный голос вернул Мари на землю.
— Если ты — это ты, то кто же другой? — язвительно спросила она.
Улыбка Лукаса постепенно сползала с его лица, пока он подходил к столу.
Глядя на своего мертвого двойника, полицейский впервые почувствовал, что не знает, что сказать.