Тайна острова Химер

14

Сестра-привратница только что прикрыла тяжелую калитку и испуганно вскрикнула, увидев, как та распахнулась от толчка Лукаса Ферсена.

— Сейчас время молитвы, — поспешно прошептала она.

— О нет, сестра, сейчас время исповеди. Через две минуты все должны собраться в часовне, не мешкая.

Она выкатила глаза:

— Все?

— Все, — повторил Лукас. — Даже затворницы!

У специалиста по расследованию ритуальных убийств никогда не было более внимательной и более дисциплинированной аудитории.

Все тридцать монахинь гуськом вошли в часовню и привычно расселись по двум рядам скамеек.

Несмотря на призывы к молчанию, когда он сказал о похищении трупа из морга, прокатился испуганный шепот. Многие стали осенять себя крестом, когда Ангус передал им фотографию близнеца. Лукас покончил с недоверчивыми взглядами и перешептываниями:

— Речь, разумеется, не обо мне, а о мужчине, похожем на меня как две капли воды.

Перешептывания возобновились, когда Мари упомянула о фургоне, за рулем которого была монахиня. В этот раз призвала свою паству к тишине мать Клеманс, несколько раз сухо хлопнув в ладоши.

— Вы, должно быть, ошибаетесь. Все сестры служили именно здесь вечерню, а потом монастырь закрыли на ночь.

— А вечерня — это приблизительно в какое время?

Сестра-привратница окинула неверующих шокированным взглядом.

— В шесть вечера, конечно.

— Может такое быть, что кто-то из сестер в это время тайно покинул обитель?

Гипотеза показалась довольно нелепой и вызвала у некоторых возмущенное квохтанье без единого ответа.

— Хорошо. Мы будем всех опрашивать по одной, как на исповеди. Хочу напомнить, что ложь не только грех — она преследуется законом, потому что считается пособничеством преступлению. За нее полагается от двух месяцев до двух лет заключения. Можете поверить: по сравнению с тюрьмой здесь просто рай!

Пока Ангус с помощниками организовывал опрос, Лукас с женой присоединились к настоятельнице. Мари, проникнувшись волнением сестер, выждала некоторое время.

— Возможно, было похищено одно из монашеских одеяний. Вы нам очень поможете, если проверите наличие тех, что хранятся в монастыре. Не считая тех, что на вас.

— Почему подозрение падает на нас? — оскорбленно спросила мать Клеманс.

— Мир зол, — насмешливо ответил Лукас. — У вас есть фургон?

Монастырь располагал тремя транспортными средствами, стоящими в гараже за огородами: трактором и двумя фургончиками. Ни одно из них не соответствовало тому, что попало в поле зрения камеры на перекрестке.

Затем проверили одеяния. У каждой сестры имелось два комплекта. Пересчет был быстрым, но бесполезным: все комплекты оказались на месте.

Они покидали монастырь, когда Ангусу позвонили. Звонок его сильно взволновал, несмотря на всегдашнюю флегматичность. Он догнал Мари и Лукаса у машин, лицо его словно вытянулось.

— Это судмедэксперт.

— Тело вернулось?

Ангусу было не до смеха.

— Только что получен анализ ДНК…

— Каков результат? — оборвал его сразу насторожившийся Лукас.

— Это касается пряди волос, найденной при умершем.

— Я и позабыл о ней. Ну и как?

— ДНК похожа на вашу, Мари.

— Как так похожа? — взорвался Лукас. — Она ее или не ее?

Смущенный Ангус объяснил, что там содержались идентичные признаки.

— Это волосы Мэри Салливан.

Специалист по расследованию ритуальных убийств хохотнул:

— Ну вот, продолжается! Близнец знал мать моей жены! Вскоре выяснится, что я приехал на Лендсен вести расследование не по воле случая, а по иронии судьбы, написанной наперед!

Ангус подождал, пока он успокоится, и выдвинул предположение, заранее извинившись за то, что оно, возможно, абсурдно.

Лукас с саркастической ухмылкой его приободрил:

— Мы уже всякого наслышались. Говорите, Ангус.

Ирландец помедлил, словно набираясь духу.

— А если Пьер-Мари был прав? Если Райан жив, и именно он украл конверт, который вам передала Мэри? Если в нем содержалась тайна Салливанов и если именно он убийца? Может оказаться, что он хранил прядь волос своей возлюбленной и… — Он остановился, увидев, как мертвенно побледнела Мари, и проговорил: — Я чувствовал, что мне бы лучше промолчать.

Неверно истолковав причину бледности жены, Лукас отнес это на счет ее естественной склонности верить в иррациональное.

— Неужели ты поверишь? Эта прядь — всего лишь инсценировка. Луиза наверняка хранила волосы дочери, а кто-то украл их и нарочно повесил на тело, чтобы запутать следы.

— С последним пунктом я согласен, — поддержал его Ангус. — Чтобы запутать…

Но Лукас уже сел в машину и закрыл дверцу.

— Сожалею. Не думал я, что он так воспримет…

— Вы здесь ни при чем, у него нервишки пошаливают.

Еще не придя в себя от слов жандарма, Мари коротко поведала, что они узнали о прошлом Элен. Ангус посочувствовал Лукасу. Менее чем за сутки узнать, что у тебя есть близнец, что отец — вовсе не отец, а мать как бы не существует — от этого и свихнуться можно…

По возвращении в жандармерию Мари нашла на бюро список детей, объявленных убитыми или пропавшими между 1961-м и 1968 годами, и вопросительно взглянула на сидевшего напротив Лукаса.

— Я не думала, что ты занялся расследованием.

— Ведь ты хотела этого, нет?

— Да, но…

Он метнул в нее двусмысленный взгляд.

— Просто необходимо время от времени удивлять тебя, иначе мы погрязнем в рутине. — И он погрузился в изучение списка, давая понять, что тема эта на сегодня закрыта.

Прошел час. На листах, над которыми работала Мари, появились обведенные фломастером фамилии. Среди прочих — фамилия супругов Рейно, ребенок которых — шестилетний мальчик — погиб вместе с родителями в авиакатастрофе накануне 1967 года. «Изучить», — пометила она на полях и два раза подчеркнула.

Она сидела на телефоне, справляясь о новорожденном, исчезнувшем из парижской клиники осенью 1961 года, когда к ней подошел Лукас с чашкой кофе в руке.

— Во что ты играешь? — спросил, когда она положила трубку. — Не думаешь ли ты, что моя мать выкрала меня младенцем?

— Нет. Но такое случается… К тому же это хороший повод для смены фамилии…

Дернув губами, он вроде бы согласился с ней, хотя и представить себе не мог, что это могло касаться Элен. Тут же он напомнил, что у него ее глаза, словно это сходство могло оградить его от всего.

Она чуть было не сказала, что нос у него как у отца, но решила не спешить.

— Тест на ДНК не помешал бы.

— Тебе не кажется, что мы и так потеряли много времени из-за этого? Нам что, делать больше нечего?

Несколько капелек кофе попало на список, когда он ставил чашку на бюро. Мари хотела возразить, что поиски Келли дошли до мертвой точки и что дело об исчезновении близнеца внезапно приняло новый оборот, но тут заиграл ее мобильник.

Она нажала кнопку и напряглась, услышав голос Кристиана.

— Не отключайся, это очень важно, — быстро проговорил он. — Мне нужно видеть тебя. Одну.

Стараясь сохранять невозмутимость, она ответила, что номер набран неправильно, но Кристиан настаивал.

— Никому ничего не говори, особенно Лукасу. Ты не знаешь…

Она так никогда и не услышит, чего именно не знала, потому что отключилась.

— Что там еще? Еще один младенец, украденный своей матерью? — язвительно проскрипел Лукас.

Почему она посчитала себя обязанной повторить, что кто-то ошибся номером? Интуиция полицейского вдруг подсказала Лукасу, что она лжет.

Прежде чем она успела ему помешать, он вырвал у нее из руки мобильник и нажал на кнопку автоматического повтора последнего вызова.

Будто налитая свинцом, Мари увидела, как перекосилось лицо Лукаса, узнавшего ненавистный голос.

— Нет, это не Мари, подонок!

Он бросил мобильник на стол, смахнув на пол списки, и быстрым шагом вышел, провожаемый сокрушенным взглядом жены. Она было привстала, чтобы задержать его, но бывший свидетелем этой сцены Ангус отговорил ее:

— Ему надо побыть одному, остыть…

— А если он пошел искать Кристиана, чтобы избить его?

— Ну и что? Это им обоим пойдет на пользу!

Мобильник опять заиграл. Кристиан. Мари дала отбой.

«Вы позвонили Мари Кермер… (смешок) Ферсен. Мари Ферсен. Оставьте сообщение после сигнала».

Моряк горько усмехнулся, подумав, что она могла бы зваться Мари Бреа. Случилось бы это ровно год тому назад — день в день. Год, равный веку.

Вернувшись с продуктами, Анна услышала, как брат настойчиво уговаривает Мари не доверять Лукасу.

— Ты не знаешь, на что он способен. Я должен тебя увидеть.

Он отключился и слегка поежился под испытующим взглядом сестры.

— Ты и впрямь думаешь, что вернешь ее, унижая ее мужа?

— Тебе не понять, — проворчал он.

— Да ты только посмотри на себя, черт подери! Целыми днями ты бесцельно бродишь, как шелудивый пес, и еще надеешься, что она снизойдет до тебя. Открой глаза! Ведь все кончено! Конец!

Она положила покупки на палубу.

— Твой спонсор хочет с тобой встретиться. На будущий месяц он выбил для тебя приглашение на участие в гонках Трансат с двойной оплатой.

Она хотела добавить, что, учитывая последние результаты, это приглашение пришлось бы очень кстати, но он не дал ей договорить.

— Я не могу уехать. Не теперь. Если есть хоть ничтожный шанс вернуть ее, я его не упущу.

— Тогда стань тем, кого она полюбила: корсаром, покоряющим моря и океаны… А не забулдыгой, который таскается по барам, надеясь найти забвение на дне пивной кружки.

Голубые глаза сузились, рот недобро перекосился.

— Ты ради себя стараешься… Не ради нее… Тебя устраивает, что она меня бросила… Ты больше не одна в этой дерьмовой жизни!

Внезапная бледность Анны заставила его понять, что он зашел слишком далеко. Но она не дала ему извиниться.

— Я сделала все, что могла, чтобы ты оставался на плаву, но если ты упорно стремишься пойти ко дну, то тони… Без меня! — выпалила она на одном дыхании. — Я возвращаюсь на Лендсен.

У Кристиана не нашлось слов, чтобы остановить ее.

Когда Анна, собрав вещи, покинула яхту, Кристиан вдруг осознал, что потерял единственного человека, которого по-настоящему любил. Он осиротел.

Лукас сидел на оконечности мола. Мари подошла и села рядом.

Он вновь и вновь мысленно прослеживал путь от дома свиданий до доков, где нашли близнеца. Делал он это больше в надежде прогнать мысли, цеплявшиеся за его полицейские будни, чем силясь открыть нечто более ощутимое, осязаемое. Она не нарушила его молчания и, как и он, принялась смотреть на суетню рыбацких лодок, флиртующих с грузовыми судами.

— Подумать только! Я предпочел жениться здесь, а не на Лендсене… полагал, что это не так обременительно, — горько пошутил он.

Она положила свою руку на его, ощутила под пальцами контуры обручального кольца.

Боже, как же любила она этого мужчину! И в горе, и в радости.

— Мне очень жаль, — выдохнул он. — Я виноват… Хотел тебе позвонить, да забыл взять сотовый, — смущенно добавил он.

Она протянула ему мобильник, сказав, что звонили из лаборатории. Таких лабораторий развелось много — они предлагают сделать любой анализ за двадцать четыре часа, в том числе и тесты ДНК, гарантируя почти стопроцентную достоверность.

Лукас искоса взглянул на Мари и медленно пожал плечами.

— По твоему виду могу предположить, что результат отрицательный.

— Тест подтверждает, что Элен твоя мать.

От Мари не ускользнуло крайнее облегчение, разгладившее черты мужа. Покаянная улыбка тронула его губы.

— Знаю, что должен был тебе сказать, но… — Он неопределенно повел рукой.

— Ты не только все сделал втихую, но даже нашел смешным мое предложение о тесте, а сам уже взял пробу слюны Элен, — упрекнула его Мари.

— Не тест я нашел смешным, а мысль, что она не моя мать.

— О… И все же ты сомневался.

Лукас резко встал, словно закрывая неприятную для него тему.

— Согласен, я дал маху. Это ты хочешь от меня услышать?

Она тоже встала, стараясь говорить мягче.

— Я просто хочу, чтобы ты доверял мне. Если уж ты не будешь делиться своими сомнениями со мной, для чего тогда мы поженились?

— Когда тебе стало известно, что ты дочь Райана, ты промолчала.

— Тут другое. В то время я еще плохо знала тебя и… — Она замялась. Лукас докончил фразу за нее:

— И тебе кажется, что не знаешь и по сей день, правильно?

Мари отчаянно подыскивала слова, которые убедили бы Лукаса в обратном. Он нежно сжал ладонями ее лицо, зрачки его впились в ее глаза. Чувствовалось, что его переполняли любовь и смятение.

— Я уверена только в одном: я тебя люблю и никому никогда не позволю дать тебе повод в этом усомниться.

Он прижал ее к себе, а взгляд Мари перенесся на вырисовывающуюся вдалеке шхуну.

— Ничто из того, что ты сможешь сказать или сделать, не подорвет моего доверия к нему. И перестань меня преследовать.

Она взошла по сходням незамеченной Кристианом и теперь стояла лицом к нему на этом судне, изображение на носу которого имело человеческие черты. Увидев Мари совсем рядом, Кристиан почувствовал желание броситься к ней, взять на руки, отнести далеко отсюда, ото всех, от другого. Однако он не двинулся с места и только смотрел на нее.

— Я хорошо тебя изучил, Мари. Если бы у тебя не осталось никаких вопросов, ты бы не пришла.

Она хлестнула по нему взглядом и уже было развернулась, но произнесенные им слова пригвоздили ее к палубе.

— Уверен, что именно Лукас убил своего близнеца.

Она круто повернулась к нему, глаза ее гневно сверкнули.

— А еще уверяешь, что любишь меня? — презрительно бросила она. — Ты жалок…

В два прыжка Кристиан оказался позади Мари, чтобы вынудить ее выслушать его.

— Я сказал, что он был мертв, когда я нашел его, но это неправда. Он еще дышал, у него было время сказать… В тот момент я не понял, на что он намекал. Я думал, что передо мной Лукас и что он бредит. Слова обрели смысл после того, как я узнал о существовании двойника.

В нее будто налили свинец. Она вспомнила, как судмедэксперт утверждал, что жертва умирала больше двух часов.

— Какие слова? — резко спросила она.

— «Мой брат… чудовище… убил…»

Мари отказалась слушать дальше.

— Ты плохо понял. Или, еще хуже, ты лжешь! Дай мне пройти! — Она попыталась оттолкнуть Кристиана, но он крепко взял ее за руку.

— Я очень хорошо понял. И не стал бы врать. Особенно в таком деле.

— Уж будто! Ты на все готов, лишь бы удалить меня от Лукаса! И ты всегда был способен на плутовство ради победы.

Намек на трюк с аварией во время пересечения Атлантики прошлым летом, когда Кристиан проигрывал гонку, был более чем прозрачен. Он не стал вилять:

— Я не могу ни помешать тебе так думать, ни заставить тебя верить мне, сказав, что я изменился. Да, это правда, я готов на все ради того, чтобы тебя вернуть. Но если бы я хоть на йоту поверил, что ты с ним будешь счастлива, я бы отступился. — Он выдержал ее взгляд. — Вначале я только чувствовал опасность, а теперь боюсь за тебя.

Искренность в его словах тронула Мари, но она не сдалась, упрямо повторила:

— Пропусти меня, прошу тебя!

Он повиновался, но спросил, верит ли она в судьбу. Он — да. Как тогда по-другому назвать случай, который привел к яхте умирающего близнеца, словно для того, чтобы передать ему последнее послание?

Мари уже поставила ногу на сходни, но остановилась. Согласно свидетельским показаниям, близнеца обнаружили у доков, ниже мола, в двухстах метрах от яхты.

— Я перенес тело, — сообщил Кристиан, будто угадав, о чем она подумала. — Но не это главное. Важно, что́ именно он сказал перед смертью.

Может, это и так, но не для Мари, которая отложила значимость сказанного на потом, предпочтя уцепиться за нечто конкретное — законность содеянного.

— Поступив так, ты, возможно, лишил нас основных следов преступления. Покажи, где точно ты его нашел.

Здесь она уже была на своей территории.

Кристиан показал на небольшую нишу в стенке, огораживавшей причал, меньше чем в десяти метрах от парусника.

— Он был тут.

Мари осмотрела наваленные как попало корзины для омаров.

— Где точно? Возле корзин? За ними?

— В ту ночь корзин не было — только старый дырявый мешок из-под угля и рассыпанный уголь. Близнец лежал за ним.

Уголь.

Мари вновь увидела испачканную чем-то черным ладонь близнеца. Она начала лихорадочно переставлять корзины.

Они были здесь, грубо нарисованные на бетонном покрытии — схематичный набросок угольным карандашом. Или куском угля.

Пять различных символов. Пять огамов.

И среди них один с буквой «J», как на камешке, найденном в горле Алисы.

С палубы яхты Кристиан наблюдал, как полицейские огораживали пестрой лентой пространство по периметру, фотографировали место преступления под всеми углами и обыскивали прилегающую территорию в поисках возможных следов.

Его голубые глаза потемнели, когда он увидел подошедших к Мари Лукаса и того ирландского жандарма. Он не мог слышать их разговор, но по тому, как старательно Мари избегала смотреть в его сторону, догадался, что она делала все, чтобы не осложнить ситуацию.

Близость Кристиана сильно раздражала Лукаса, ему приходилось сдерживать себя, чтобы не наброситься на того с кулаками.

Ангус почувствовал это и углубился в разглядывание символов. Больше для того, чтобы заполнить молчание, чем по необходимости, он напомнил, что друиды пользовались ими, когда нужно было указать на виновного в убийстве.

— Какое же имя сложилось из этой комбинации? — поинтересовался Лукас не без сарказма. — Может, нам повезет и через час мы засадим в тюрьму убийцу, а потом уберемся из этой гнилой дыры!

Видя, что француз вот-вот взорвется, Ангус из осторожности промолчал.

— Ты в аптеке узнала, что тело было перенесено? — обратился Лукас к жене. — Или твои кельтские корни подсказали?

— Мне сказал Кристиан, — призналась она.

Ферсен окинул шхуну и ее владельца холодным взглядом, не сулившим ничего хорошего.

— О, неужели? И что же он еще сказал?

«Мой брат… чудовище… убил…»

Посчитав, что момент явно неподходящий для откровений, Мари лишь отрицательно покачала головой. Однако Лукасу этого оказалось мало. Ангус поспешил уйти, не желая быть свидетелем того, что, по его мнению, выходило за рамки полицейского расследования.

— Почему ты одна вернулась допрашивать его? — отрывисто спросил Лукас.

— Я пошла не как полицейский, — без обиняков ответила Мари. — Я увиделась с ним, чтобы попросить его покинуть остров.

Выражение лица Лукаса, похоже, смягчилось. Он посмотрел на яхту, все еще стоящую у причала, и коротко бросил:

— Судя по всему ты проиграла.