Тайна подвенечной вуали

ТАИНСТВЕННАЯ ВУАЛЬ

Нэнси вынула длинную белую вуаль из коробки. В первую минуту ей было даже неинтересно знать, откуда та появилась и кто ее прислал. Она рада была, что держит ее в руках и легкая ткань колышется, как живая, от малейшего движения воздуха. Джорджи и Бесс выразили свое удовольствие более бурно: исполнили дикий радостный танец на гостиничном ковре.

Нэнси расстелила вуаль на постели, любуясь ее изяществом, тонкими кружевами.

— Просто не верится! — повторила Бесс. — Кто же мог прислать? И почему?

— Возможно, тот, — предположила Джорджи, — кто испугался, что тайна вскоре раскроется и все равно ее придется возвращать. Надо как можно быстрее сообщить Мередит, что вуаль нашлась. Она у нас в руках!

Но с лица Нэнси быстро исчезло радостное выражение, оно стало серьезным и встревоженным.

— Да, — сказала она. — Нужно немедленно позвонить Мередит или как-то еще сообщить ей. Но, боюсь, у нас будут для нее плохие вести.

Бесс и Джорджи в ужасе воззрились на подругу.

— О чем ты говоришь, Нэнси?! — воскликнула Бесс.

Вместо ответа та обратилась к Джорджи:

— У тебя сохранилась свадебная фотография Мередит?

Джорджи порылась в своей сумке и нашла снимок, сделанный еще до свадебной церемонии, но на нем Мередит была уже в наряде невесты: счастливое лицо, ослепительная улыбка — и все это оттеняется белым свадебным платьем и такой же вуалью.

— Вот, посмотрите, — показала Нэнси. Ее палец заскользил по фотографии. — Видите? Края у этой вуали вытканы в виде перышек… А теперь глядите сюда! — Она подняла вуаль, лежавшую на столе. — Что мы видим?

— Края зубчатые, — упавшим голосом произнесла Бесс.

— Фестоном, — подтвердила Джорджи. Наступило молчание.

— Выходит, это не ее вуаль? — с трудом выговорила Бесс.

— Да, это не та вуаль, — повторила Нэнси, покачивая головой. — Так хотелось, чтобы это была она, что в первую минуту я поверила в чудо. Но чуда не произошло. Была попытка обмана.

Чтобы подтвердить свои выводы, они все же дозвонились до Марка и Мередит на Бермуды, где молодые, по их словам, чудесно проводили время — так чудесно, что даже забывали звонить и писать своим многочисленным друзьям.

— Я помню, что обещала связываться по телефону чуть не каждый день, — щебетала Мередит в трубку, — но здесь так прекрасно, столько всяких удовольствий, что просто… Ну, вы понимаете. И я чувствую себя намного спокойней; с моей стороны было просто глупостью обращать тогда такое внимание на какие-то предсказания астролога. Что может случиться плохого? Мир так чудесен!

Как не хотелось Нэнси вливать капельку дегтя в бочку янтарного меда, которым упивается Мередит! Но она не могла не сказать о том, что узнала только недавно, потом бы не простила себе этого.

— Послушай, Мередит, — прервала она ее восторженные излияния. — Насколько я знаю, Тони Фиск отправился на Бермуды, чтобы повидаться с тобой. Что ему надо, мне не известно.

— Почему он не оставит меня в покое? — тоскливо спросила Мередит.

Это был не вопрос, это была жалоба. Но что Нэнси могла ответить?

Вместо этого она рассказала о полученной посылке, описала вуаль, лежавшую в коробке. Мередит подтвердила, что вуаль определенно не та, которую подарила ей бабушка, В заключение разговора она сказала:

— Спасибо за хлопоты, Нэнси, но вуаль, в конце концов, всего только кусок материи и не надо из-за него предпринимать какие-то рискованные действия. Боюсь, вы можете подвергнуть себя опасности. Не знаю, какой и почему, но чувствую, что к этому идет. Скажи честно, я права?

Нэнси помолчала.

— Мы будем осторожны, — ответила она потом уклончиво.

Позднее в то же утро девушки вышли в парк напротив отеля и разлеглись там на зеленой траве под теплым еще солнцем.

— Ну, что будем делать дальше? — спросила Джорджи у молчавшей почти все время Нэнси.

— Что касается меня, — сказала Бесс, — я на всю жизнь покончила с комическими актерами! Никого больше не хочу слушать! И вас прошу не отпускать шуток, пока мы не окажемся в безопасности у себя в доме.

Но Нэнси было действительно не до шуток — даже тех, которые исходили от Бесс. Нэнси выстраивала сейчас и приводила в порядок цепочку событий, начавшихся три дня назад, с момента исчезновения свадебной фаты Мередит.

— Значит, Тони Фиск уехал из страны, — произнесла она медленно. — Нам теперь не узнать о его роли во всем этом. И тогда что же остается? Видимо, надо действовать в другом направлении.

Джорджи и Бесс вопросительно уставились на подругу.

— Не знаю, кто этот тип с платиновыми волосами, — продолжала так же медленно Нэнси, — но мы уже знакомы с Сесилией Банкрофт и следует более глубоко разрабатывать этот участок. Должна быть какая-то связь между ней и вуалью, я почти уверена в этом.

— Потому что ее машина стояла напротив церкви, как раз когда произошла кража, да? — спросила Джорджи. Нэнси кивнула и добавила:

— И потому что она направила нас в это кабаре, где что-то подмешали в напитки.

— Но мы же могли не пойти туда, — сказала Бесс.

— Верно. Тогда бы она придумала что-нибудь другое. Мне кажется, ее задача — напугать нас до полусмерти и заставить выйти из игры.

Бесс приподнялась с травы, вздернула на лоб свои огромные солнечные очки.

— А этот тип, Джейсон Мосс, — сказала она, — тоже не последняя фигура, наверное?

— Даже, может быть, первая, — улыбнулась Нэнси. — Они вместе могут вскоре стать наследниками огромного состояния, вы это помните? Не знаю еще, как и что, но, вполне возможно, ко всему этому имеет отношение и разнесчастная вуаль.

Тут она внезапно вскочила на ноги с выражением какого-то удовлетворения на лице.

— Едем на Кейп-код! — объявила она. — Там ведь находится имение Торндайка. Об этом говорили по телевизору. Поднимайтесь!

Кейп-Код — знаменитая курортная зона неподалеку от города, и туда отправились девушки, захватив с собой свитера на случай похолодания и кучу сандвичей из ближней лавки. Они не стали связываться с такси, а снова взяли напрокат небольшой автомобиль — это было значительно дешевле.

Когда часа два спустя они подъехали к величественному дому Торндайка, стоящему на утесе над самым океаном, Нэнси охватило непривычное волнение: дом притягивал ее как магнит; она предчувствовала — что-то здесь должно проясниться, что-то произойти.

Дом был красивым, однако что-то в нем отталкивало, казалось устрашающим. Но в нем чувствовались сила и мощь — трехэтажное здание словно утверждало, что ему ничего не стоит бросить вызов стихиям, океану и выйти победителем в противоборстве. Здесь давно уже никто не жил — дом был предназначен для осмотра, как и все имение в целом.

Когда девушки, поставив машину, подошли к зданию, там продавали билеты на последнюю в этот день экскурсию — было уже четыре часа дня. Человек двадцать во главе с экскурсоводом собирались отправиться на осмотр и ожидали последних желающих.

— Привет всем! — заученно дружелюбным тоном произнес молодой гид. — Меня зовут Роберт. Рад приветствовать вас в имении Торн-хилл. Сейчас мы пойдем с вами на экскурсию, но перед этим примите, пожалуйста, к сведению одно-два правила, которым мы убедительно просим следовать. — Он улыбался всеми частями лица и умудрялся глядеть в глаза каждому из присутствующих одновременно.

Дальше он предупредил, что не следует снимать картины со стен, а также трогать все прочие экспонаты, и просил родителей следить за собственными детьми, чтобы они, упаси Бог, не разбили чего-нибудь, потому что за все отвечать придется ему.

Осмотр начался с главного входа в дом. Роберт был, казалось, влюблен в каждый квадратный дюйм, в каждый уголок, каждую паркетину, каждую створку. Он подолгу говорил обо всех архитектурных деталях — об арках, о лепке, о мраморных полах, о люстрах и зеркалах — и о многом другом.

Нэнси все это было достаточно интересно, но ожидала она чего-то другого — каких-то более частных деталей, свидетельств жизни этого дома, из которых тоже можно было бы что-то лепить — но не скульптуры, а домыслы, догадки, соображения.

На втором этаже экскурсантов провели в библиотеку.

Кроме сотен книг в кожаных переплетах, здесь были многочисленные фотоснимки, на которых хозяин фигурировал с самыми разными людьми, главным образом весьма знаменитыми в той или иной сфере деятельности.

— А где фамильные портреты семьи? — спросила Нэнси, оглядывая стены.

Роберт ответил с досадой, показывая тем самым, что ему тоже не нравится, что их нет:

— К сожалению, пять лет назад, когда мистер Торндайк выехал из этого дома, он велел убрать все свои личные вещи, в том числе и портреты. Так что просим извинения.

У Нэнси упало сердце, но все же она продолжала искать в каждой комнате какую-нибудь крошечную улику, маленький ключ, туманную информацию о Сесилии Банкрофт, о вуали и Моссе. Больше о Сесилии Банкрофт. Однако чаще всего ее глаза наталкивались на изображение тюльпанов — семейного герба Торндайков.

Похоже было, что хозяин дома метил им все, что ему принадлежало: мебель, стенные украшения и портреты, корешки книг.

Герб этот представлял собой искусное сочетание цветущих тюльпанов, помещенных внутрь изящно сплетенного венка, а все вместе казалось Нэнси похожим то ли на сеть, то ли на толстую паутину.

— Неплохое местечко, — сказала Джорджи, — но жить бы я здесь не хотела. Уж очень все угрюмо.

— Если исчезнувшим наследником окажусь я, — сказала Бесс, — то, пожалуй, не откажусь от такого домика. Да и вас приглашу погостить.

Роберт подвел экскурсантов к комнате, которую назвал самой печальной, самой сиротливой комнатой в доме. Это был личный кабинет Торндайка.

— Здесь, — объяснил Роберт, — хозяин держал все документы, связанные с его безуспешными многолетними попытками разыскать свою жену и детей. Были тут и фотографии, конечно, но решительно все он велел убрать из дома. Жена, сын, дочь — никаких следов от них не осталось.

— Как печально, — сказала Бесс. — А почему жена покинула его и забрала детей? Что-нибудь известно?

— Мистер Торндайк никогда не говорил об этом ни слова, — ответил экскурсовод. — Все, что я знаю и могу сказать: после пяти лет семейной жизни она уехала от него. Это разбило ему сердце.

— Наверное, не сразу, — предположила Нэнси, — а когда он был уже в преклонном возрасте.

Роберт воззрился на нее с видимым неодобрением: ему не нравилось ни обсуждение, ни тем более осуждение покойного владельца. Нэнси выдержала его взгляд.

— Почему вы так говорите, мисс? — холодно спросил он.

— Так мне подсказывают его глаза на более ранних фотографиях, — ответила Нэнси. — Посмотрите сами. Холодные, стальные. А ведь только недавно жена уехала и забрала детей! А в позднем возрасте, вот здесь, — взгляд намного мягче. Словно он понял, что не только в работе и в богатстве счастье.

— Как вы наблюдательны, девушка! — воскликнула одна из женщин в их группе. — И правда, похоже, что так оно и есть, как вы говорите.

— Друзья, — прервал разговор Роберт, — нам еще многое надо посмотреть. Не будем задерживаться. Сейчас вы увидите спальню хозяина.

Спальня была колоссальной, шкафы ломились от одежды, на комодах из красного дерева — те же цветистые гербы, но Позолоченные.

Затем наступила очередь столовой.

— На обеденном столе, — сказал Роберт, — вы видите посуду из старинного фарфора. Это самый старый фарфор в доме. Он принадлежал одному из британских предков мистера Торндайка и был преподнесен его юной жене в качестве свадебного подарка.

— Что-то в этой посуде мне кажется необычным, — тихо сказала Нэнси, обращаясь к Джорджи.

— Что именно? — спросила та. — Я ничего такого не замечаю.

— Взгляни как следует. По-моему, герб выглядит немного по-другому. Что-то в нем не то. Попробую проверить. Она направилась к дверям.

— Прошу прощения, мисс, — сказал экскурсовод. — Куда вы желаете пройти?

— Могу я еще раз взглянуть на спальню?

— Если вы что-то там потеряли, служитель найдет и доставит вам, — сказал Роберт не очень довольным тоном.

— Я ничего не потеряла, — сказала Нэнси как можно вежливей, — просто хочется взглянуть еще раз на мебель, она такая великолепная.

Роберт покачал головой.

— Извините, — сказал он, — но это последняя группа сегодня, и никому не разрешается входить в комнаты без сопровождения. А я не могу оставить остальных, как вы понимаете.

— Я же только на минуту!

— Если хотите, чтоб я потерял работу… — сказал Роберт. Нэнси не дала ему договорить.

— Я не хочу этого! Простите меня.

Она покорно заняла свое место в общей группе, но, когда экскурсия была закончена и всех пригласили прогуляться по саду, заполненному тюльпанами, она улучила момент и на собственный страх и риск проскользнула обратно в дом.

Чувствуя себя чуть ли не преступницей, она прокралась на второй этаж в спальню и снова вгляделась в гербы из позолоченных листьев, которые красовались на ящиках комода. Затем прошла в столовую — поглядеть на старинный фарфор.

— Определенно разные, — прошептала она самой себе. Да, рисунок на посуде выглядел менее сложным: венок из тюльпанов, был, пожалуй, таким же, но в центре герба, где стебли переплетались, они были не такими густыми, как на рисунке в спальне.

Вытащив из сумки карандаш и первый подвернувшийся под руку листок бумаги, Нэнси быстро набросала посудный герб, стараясь быть точной во всех деталях. Неожиданно ей послышались шаги в холле. Потом она решила, что показалось. Затаив дыхание, девушка опять бросилась в спальню и срисовала, как умела, тюльпанный герб с мебели красного дерева.

В саду, где еще гуляли экскурсанты, даже Бесс и Джорджи не успели ее хватиться. Позднее, когда подошли к машине, Нэнси показала подругам сделанные наспех рисунки.

— Есть разница? Как по-вашему?

Бесс, усевшись на капот автомобиля, внимательно вгляделась в листок бумаги.

— Какая-то есть, наверное, — не слишком уверенно произнесла она. — Но что тут особенного, не понимаю. Конечно, рисунок мог измениться с годами: ведь посуда очень старая.

Она передала рисунок Джорджи, и та долго смотрела на него.

— Да, не совсем одинаковые. Но я тоже не возьму в толк, какое все это имеет значение? Там ведь нет никаких тайных букв или слов.

Джорджи машинально перевернула листок, который держала в руках, и вдруг резко выпрямилась.

— Девочки, — сказала она, — тут на обратной стороне адрес этого противного кабаре с его буйным смехом. Не знаю насчет гербов, а почерк этот мне жутко знаком!

— Конечно, — сказала Нэнси. — Это же наша милая Сесилия писала адрес. Разве вы не помните? Джорджи нетерпеливо кивнула головой.

— Разумеется, помню. Неужели такое забудешь? Но я не о том. Хочу сказать, что уже видела где-то похожий почерк.

Нэнси выхватила у подруги листок, впилась в него глазами, потом яростно начала рыться у себя в сумке.

— Джорджи! — восклицала она тем временем. — Ты молодец! Умница! Гений!

— Я и сама знаю. — скромно сказала Джорджи, — но что ты хочешь этим сказать?

Нэнси нашла наконец то, что искала: часть авиабилета, выправленного на имя Маркеллы Смит. Она сунула его почти под нос подругам.

— Смотрите! Ну что скажете?

— Одинаковый почерк! — крикнули они одновременно.

Да, это было именно так: авиационный билет Маркеллы Смит заполнялся рукой Сесилии Банкрофт; из чего, в свою очередь, следовало, что самой Маркеллы Смит в природе вообще не существовало.

Бесс, видимо, не сразу осознала этот факт.

— Погодите, — сказала она медленно, — это ведь значит, что Маркелла Смит и Сесилия Банкрофт одно и то же лицо? Так? Нэнси кивнула и быстро села в машину.

— Поехали, уже много времени.