Тайна профессора Бураго. Вып. 1

12. АДЕЛИНА КАРЛОВНА СТАРАЕТСЯ НЕ ШУМЕТЬ

Житков чувствовал себя неловко. Его оставили в столовой, нисколько о нем не заботясь. Бураго, шаркая валенками, несколько раз входил в столовую и сердито спрашиваю:

- Еще нет? - И, не дождавшись ответа, снова исчезал в кабинете.

Наконец вернулись Найденов и Валя. В руках у Вали Житков увидел алюминиевый стаканчик для бритья.

- Сколько раз я говорил Александру Ивановичу, что не следует ничего выносить из лаборатории, - тихо сказал Найденов, не замечая появившегося в дверях Бураго.

Старик нетерпеливо выхватил из рук Вали стаканчик, внимательно осмотрел его, поднеся к самым глазам, и только тогда обратился к Найденову:

- Вы что же, Саша, полагаете;, что я сам не знаю, что мне делать?

Найденов выдержал его взгляд и спокойно ответил:

- Вы очень хорошо знаете все, что касается вашей научной работы, Александр Иванович, но, право, мне иногда кажется, что хороший, верный друг мог бы уберечь вас от многих неприятностей…

- По-вашему, мне нужна нянька? Комиссара хотите ко мне приставить?

- Вам нужен помощник, настоящий друг и советчик, - повторил Найденов.

Бураго вспыхнул.

- Я, сударь мой, русский человек и там., где речь идет об интересах России, не нуждаюсь в советчиках.

- Александр Иванович… - начал было Найденов. Но старик, не слушая его, повысил голос:

- Пушкарских дел мастер Онуфрий Бураго для царя Ивана казанский кремль порохом взрывал; корабельные мастера Бураго, отец и сын, царю Петру азовскую эскадру строили; инженерный кондуктор Степан Бураго с шестовой миной в руках на турецкие корабли ходил. Э, да что говорить! Разве мало того, что поручик по адмиралтейству Александр Бураго под сопкой Большой у Порт-Артура свою минную галерею до самой японской осадной батареи довел и взорвал, милостивые государи, взорвал-с, несмотря на то, что под землей, как крот дерясь с врагом, зубами и лопатой, вот в эту самую грудь два японских штыка принял. Вот их следы, целы-с! - Старик распахнул пижаму. На широкой груди белели два широких шрама. Молчание воцарилось в столовой.

- Нe это сейчас нужно, - сказал Житков. Все посмотрели на него. Бураго нахмурился. - Война идет пока под землей, втемную, втихую, подчас с завязанными глазами, на ощупь. Не пушками, а зубами. Враг подл и хитер. Он проникает к нам в любом обличье. Подчас в юбке.

- Что вы, молодой человек, хотите сказать? - насторожился старик.

- Прошу простить меня, товарищ контр-адмирал, - сказал Житков. - Может быть, это и не мое дело, но…

- Как это не ваше дело? - вскинулся Бураго. - А чье же это дело, если не ваше? Мое личное, что ли? Это наше общее дело, русское дело! Ругайте меня, ругайте, коли заслужил. Сколько раз Саша мне говаривал: не носи ты, старый дурень, домой секретных вещей, не носи! Видно, действительно комиссара мне хорошего не хватает. Ладно, завтра же рапорт подам: давайте мне комиссара.

Старик снова поглядел на стаканчик, который он продолжал держать в руках, покачал головой и улыбнулся.

Он любовался стаканчиком, словно это было редчайшее произведение искусства. Жестом фокусника поставил его на середину стола, снял крышку, сунул ее в карман и сделал Вале знак наполнить стакан кипятком. По мере того, как стакан прогревался, наполняясь водой, он исчезал, словно таял в облачке пара. Когда его вовсе не стало видно, Бураго сделал движение рукой, словно поднимал что-то со стола, и вода струей полилась в полоскательницу из пустого пространства. Житков смотрел, как завороженный,

- Тот, кто посылал меня к профессору Бураго, знал, что делает, - взволнованно сказал он наконец, подошел к старику и крепко пожал ему руку. - С этим можно перевернуть все представления о подводной войне. Я думал, что «сделал много, но, оказывается, это ничего не стоит по сравнению с тем, чего достигли вы.

Старик заметно повеселел. Он расхаживал по комнате большими тяжелыми шагами и говорил, обращаясь главным образом к Житкову:

- Добиться утеха в деле невидимости корабля, хотя бы для человеческого глаза, это значит произвести переворот в вооружении страны. Моей лабораторией уже очень много сдельно в этом направлении. Но кое-что еще неясно. И, знаете, кто больше всех полезен мне на данном этапе работы? - Бураго остановился и широким жестом указал на Найденова: - Вот он, наш противник! Именно то, что он работает над методом определения места самолета комбинированным оптико-акустическим прибором, дает мне возможность все время проверять самого себя. Консультируя Найденову, я непрерывно опровергаю сам себя. И я не успокоюсь до тех пор, пока не увижу, что опровергнуть меня нельзя!

- Каковы его успехи? - опросил Житков, с улыбкой глядя на Найденова.

- С такой головой, как у Саши, можно добиться /многого, - убежденно произнес старик. - Собственно говоря, он решил важнейшую и труднейшую половину задачи: нашел метод трансформации в световой показатель тепловой или звуковой волны, излучаемой объектом наблюдения. Остается решить вторую половину: привести этот отвлечённый показатель к удобочитаемости. Неожиданно мы натолкнулись на значительные трудности. Но, мне кажется, эти трудности не непреодолимы.

- Выходит, что если вы добьетесь невидимости объекта, Александр опрокинет ваши достижения тем, что все равно сумеет найти его в пространстве? - опросил Житков.

- Вот, вот! Почти так. но не совсем. Он действительно сможет определить положение в любой среде, - будь то вода или воздух, - любого предмета вне предела видимости человеческого глаза, если… если этот предмет не будет иметь моего защитного покрытия…

- Все это еще раз убеждает меня в том, что ваше открытие не должно попасть ни в чьи чужие руки, - сказал Житков.

- Да, да, вы правы, травы, - произнес старик и, взяв со стола стаканчик с таким видом, словно ему угрожала опасность, унес его в кабинет.

Молодые люди, посидев еще немного с Валей, распрощались и вышли вместе.

Оставшись одни в своем кабинете, Бураго еще долго ходил между шкафами. Потом принялся прятать стаканчик в потайной -ящик стола. Вынув крышку стаканчика из кармана, он внимательно осмотрел ее. Ему показалось, что в одном месте крышки металл поврежден острым предметом. Бураго взял лупу и долго рассматривал поцарапанное место. Старик недовольно покачал головой и спрятал крышку вместе со стаканом. Долго сидел, откинувшись в старом Кресле, и жевал конец бороды. Потом порывисто схватил перо и принялся поспешно набрасывать в блокноте ряд формул. Быстро вырывал из блокнота исписанные листки и откладывал в сторону под пресс. К утру, когда за окнами уже послышался визг трамвая на повороте улицы, Бураго наконец собрал листки и просмотрел написанное. С пачкой листков в руке, напевая что-то веселое, он вошел в комнату Вали и очень удивился, увидев, что она спит. Недоуменно поглядел на часы. Они показывали пять. Подошел к окну. Проспект просыпался. Дворники с метлами в руках собирались по-двое, по-трое и делились новостями, прежде чем приступить к утренней работе. Вдали, со стороны вокзала, показался трамвай. Когда он остановился на углу, из трамвая вылезла гурьба молочниц и, бряцая бидонами, завернула к рынку.

Вернувшись к себе, Бураго сложил исписанные листки в портфель. Но, подойдя уже к дивану, где была по обыкновению постлана ему постель, раздумал. Вынул листки из портфеля и переложил в бумажник. Бумажник сунул под подушку, с неожиданной для его лет быстротой разделся и залез под одеяло. С видимым наслаждением откинулся на подушку, потянулся, закинув руки за голову. Вдруг, словно вспомнив что-то, быстро сбросил одеяло, нащупал босыми ногами туфли, отыскал в углу кабинета свою тяжелую трость-дубинку, принялся отвинчивать ручку из слоновой кости. Несколько оборотов - и в одной руке Бураго оказался тяжелый стилет, в другой - трость-ножны. Он подул в их пустую полость и довольно рассмеялся.

Бураго вынул из бумажника листки, свернул их трубочкой и засунул в полость трости.

- Вот так портфель! - с радостным удивлением сказал он важно восседавшему рядом с ним и внимательно следившему за каждым его движением Тузику. Бураго принялся разъединять клинок и служившую ему эфесом ручку; Проделав это, он вынул «из бумажника листки, свернул их трубочкой и засунул в полость трости. Ручку слоновой кости навинтил на место. Лишь после этого он лет, наконец, в постель, поставив дубинку в изголовье. И скоро в кабинете, отгороженном от улицы тяжелыми портьерами, не стало слышно ничего, кроме ровного дыхания Бураго. Он спал совсем не по-стариковски: без храпа, без сопения. Большая голова с львиной гривой седых кудрей безмятежно покоилась на подсунутой под щеку ладом.

Час или два во всей квартире царила тишина. Потом послышались осторожные шаги, заглушённые мягкими туфлями: Аделина Карловна убирала квартиру. Когда все комнаты, кроме тех, где спали отец и дочь, были убраны, Аделина Карловна принялась чистить платье. С такою же педантичностью, как перед тем обтирала мебель, мыла чайную посуду, протирала суконкой каждый вершок паркета, чистила она теперь китель Бураго и его ботинки. Покончив с этим, Аделина Карловна направилась в кабинет, неслышно отворила дверь, округлыми мягкими движениями разложила все по местам, сняла со спинки стула брюки. При этом, едва слышно звякнув, скользнул на ковер какой-то блестящий предмет. Аделина Карловна замерла, испуганно покосившись на спящего. Бураго спал… Аделина Карловна нагнулась с неожиданной для ее полного стана легкостью и с удивлением подняла клинок. Долго и внимательно разглядывала его. Потом ее взгляд остановился на прислоненной в изголовье постели трости. Экономка положила клинок на место. Еще раз пригляделась к лицу спящего и, схватив трость, исчезла так же неслышно, как вошла.

Несколько времени спустя, когда Валя, сладко потягиваясь после сна, в легком халатике вбежала в кухню, Аделина Карловна старательно протирала профессорскую трость влажной тряпкой. Завидев Валю, экономка отставила трость и. ласково притянув к себе девушку, поцеловала ее в душистое золото волос:

- Гутен морген, мэйн хердхед.

Через минуту брюки Бураго, тщательно вычищенные и выутюженные, висели на прежнем месте. У изголовья дивана стояла черная трость.

- Глайх вирт дер каффе фертиг, да канст ду шоп век-кен унзерен либен профессор, - оказала экономка Вале, когда та, приняв душ, выходила из ванной.

- Милая Аделичка, - весело сказала Валя, - что бы мы делали без вас? Я, кажется, неспособна сварить чашку простого кофе.

- О, это большой искустф! - важно сказала экономка и принялась цедить густую черную жижу сквозь ситечки трехэтажного кофейника! - А профессор без кофе только полофина профессор.

- Это верно, - рассмеялась девушка, - наш Черномор без кофе просто уже не Черномор.

- А с кофе он уже не только профессор, но и целый факир, - раздался в дверях густой бас Бураго, и он принял в широкие объята подбежавшую дочь.

Аделина Карловна умильно глядела на них, сложив на животе пухлые ручки.