Тайна профессора Бураго. Вып. 1

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
«ПОГИБАЮ, НО НE СДАЮСЬ»
1. СМЕРТЬ МИЧМАНА СЕЛЕЗНЕВА

Южная ночь без сумерек, без переходов стремительно падала на новороссийский рейд. Но и с ее приходом не наступало облегчение от парной духоты дня. Воздух оставался неподвижным. Ни малейшее дуновение ветра не рябило поверхности моря. Последний блеск алой полосы заката, отражаясь от зеркальной воды, дрожащими бликами ложился на матовую поверхность шаровой краски корабля. Видимо, краска эта давно не подновлялась, - она успела выцвести, пошла разноцветными потеками. Беседка, висящая на двух стропах, казалась совсем крошечной на широкой, как стена дома, корме дредноута. Двое парнишек в тельняшках и подтянутых к подмышкам парусиновых штанах роб, беспечно болтая ногами, сидели на беседке. Их бескозырки были сдвинуты на затылки давно не стриженных, вихрастых голов. Добровольцу Павлу Житкову, по-старинке называвшему себя юнгой, было приказано надраить медь славянской ©язи, которой была выложена по корме дредноута надпись: «Воля».

С полудня к нему присоединился дружок Александр Найденов, в просторечье - Санька. Найденов - такой же доброволец, как Житков, - был мастером на все руки.

Хотя официально он числился всего лишь учеником в мастерских морской авиационной базы, он в душе считал себя уже без пяти минут летчиком. Без памяти влюбленный в свои «гидрошки», он готов был целыми днями возиться около обветшалых гидросамолетов. К другу Пашке он подгреб для того, чтобы посоветоваться, как быть дальше: самолеты были почти беспризорны, им грозила гибель. Тут было, о чем подумать. Мальчики провели на беседке все время с обеда, но медь осталась такою же темной, как была. На кормовой балкон адмиральского салона несколько раз выходил долговязый рыжий офицер. Он взглядывал на беспечно беседующих мальчиков, нерешительно переминался с ноги на ногу и уныло уходил обратно.

На баке пробили склянки. Вразброд, словно нехотя, отозвались разноголосые рынды других кораблей: высокие, заливистые на миноносцах; солидные, с простуженной хрипотцой на транспортах. Силуэты кораблей расплывались во тыме надвигающейся ночи.

- Так ничего ты мне и не посоветовал, - сказал Найденов, подбирая ноги. Он потянулся и лихо сплюнул в темную бездну под беседкой. - Нужна нынче кораблю драеная медяшка, как мертвому припарка.

- Не скажи, - ответил Житков, - небось, и покойника к смерти обряжают.

- Неужто и впрямь топить?

- А ты думал! Ленин ясно приказал: в. руки германца флот не отдавать!

- Это ясно, - согласился Найденов, - а все-таки… Сила какая! Строили, строили - и на!

- Тебя тоже: учили, учили, а ежели -нужно - рраз и готово! А впрочем, сравнил я тоже синицу с ястребом.

- Это кто синица? - задорно опросил Найденов. Он смело двинулся по узкой беседке к товарищу: - А ну, кто синица-то, скажи!

- Отстань, привязался, - примирительно буркнул Житков и стал собирать принадлежности для чистки меди. - Пошли, што ль?

- Ты иди, а я еще покурю, - с наигранной важностью ответил Найденов и снова растянулся на доске. - Ты меня не жди. Я в туза и до базы.

Житков перекинул через плечо сумку со снастью и стал ловко взбираться по штормтрапу на высокий борт корабля. Скоро его серый силуэт слился с поверхностью окрашенной стали. Из темноты донесся его голос:

- Ужин прокуришь!

- Ладно, аккуратная твоя душа, не учи, - презрительно отозвался Найденов. Его тоже не было уже видно. В черном пространстве под кормой вспыхивал огонек его папироски…

Тем временем в кормовом салоне «Воли» происходило следующее: за круглым столом, в центре каюты, полный офицер в кителе нараспашку торопливо дописывал страницу. Он был уже немолод. Обрюзгшее лицо его казалось измятым от тяжелых складок щек я мешков под глазами. Это был капитан первого ранга Тихменев, командир линейного корабля «Воля». После каждых нескольких строк Тихменев досадливо морщился и перечитывал написанное. Ему мешали два других офицера, вполголоса спорившие на диване. Один из них, высокий, худой, длиннолицый, с рыжими колбасками бачек на розовых щеках, старший лейтенант барон Остен-Сакен, убеждал второго - маленького крепкого мичмана Селезнева:

- Вы единственный офицер на корабле, к которому братишки относятся более или менее по-человечески. Кроме вас, никто не может покинуть корабль. Мы все под негласным арестом, начиная с командира, хотя формально они и замещает отбывшего адмирала.

- Именно потому, что матросы мне доверяют, я и не вяжу возможности покинуть корабль с таким поручением.

- Но это же ваш долг, - воскликнул Остен-Сакен: - долг русского офицера!

- Не учите меня долгу офицера, барон. Поверьте: будь я уверен, что именно долг велит мне сейчас содействовать не потоплению эскадры, а ее уходу в Севастополь, я отправился бы с поручением командира даже под выстрелами всей команды;

- Ах, все это слова! - раздраженно сказал барон. - Пустые разговоры, которыми вы хотите прикрыть свой страх перед матросней!

Селезнев вскочил с дивана:

- Господин старший лейтенант! Вы имеете дело с офицером!

- С бывшим, господин Селезнев, с бывшим… Тихменев поднял тяжелую голову:

- Господа, вы забываете, что нынче, даже стены имеют уши. Право, не время для ссор. - Он стал тщательно складывать лист, проводя по сгибам широким, аккуратно подстриженным ногтем. - Петр Николаевич! - Селезнев подошел к столу. Тихменев смерил его пытливым взглядом, - Считаете ли вы себя сынам России и способны ли вы для флота рискнуть головой.

- Так точно, - не колеблясь, ответил Селезнев. Тихменев протянул ему запечатанный конверт.

- Чего бы это ни стоило, вы должны доставить пакет на «Свободную Россию». Лично кавторангу Терентьеву. Никому иному. Понятию?

- Понятно… Но… - Селезнев замялся, - я должен знать, что здесь написано.

Тихменев с удивлением глядел на Селезнева, Стоящий за спиною мичмана Остен-Сакен делал командиру какие-то знаки. Видя, что тот не понимает их, барон сказал:

- Разрешите мне, господин каперанг, сообщить мичману содержание письма?

- Я думал, что мои офицеры еще не уподобились этому сброду, - хмуро произнес Тихманев, - но если… мичману недостаточно моего приказания, - Тихменев пожал плотами и передал пакет Остен-Сакену, - поступайте, как знаете. Пакет должен быть доставлен сегодня ночью. - Тяжело ступая, он направился к выходу. У самой двери приостановился! и повторил: - Слышите: сегодня же ночью, во что бы то ни стало. Завтра будет поздно.

Тяжелая дверь резного дуба затворилась за широкой спиной Тихменева. Остен-Сакен держал конверт за углы длинными пальцами, поросшими такою же рыжей шерстью, как и его щеки.

- Вам во что бы то ни стало угодно знать содержание письма? - подчеркнуто-вежливо спросил он.

- Да, - твердо ответил Селезнев.

- Извольте-с. - Глядя на Селезнева своими бесцветными остзейскими глазами, Остен-Сакен отчеканил: - Даю вам точный текст: «С получением сего приказываю безотлагательно приступить к выполнению официальной директивы Совета Народных Комиссаров. Дальнейшее промедление может повести к непоправимым последствиям для всего флота и для России». - Он на секунду умолк и насмешливо сказал: - Ну-с, а директива господ народных комиссаров вам, вероятно, известна: русским моржам во что бы то ни стало стать самотопами. По мнению «товарищей» лучше утопить корабли, чем передать их немцам или хотя бы украинскому правительству, с тем чтобы когда-нибудь получить их обратно в целости и сохранности.

- Если суда эскадры попадут в руки немцев или их украинских прихвостней, на них тотчас будет поднят германский флаг. Они больше никогда не станут русскими, Они вступят в строй германского флота, чтобы держать под своими пушками наше побережье или драться с кораблями, которые останутся верными России, - горячо произнес Селезнев.

- Значит, - глаза Остен-Сакена сузились, - вы не расходитесь во мнении с господами «товарищами»?

- Нет, - по-прежнему твердо ответил Селезнев.

- И согласны с потоплением эскадры?

- Да.

- В таком случае можете везти этот пакет без колебаний.

- Вы даёте мне слово в том, что именно таково содержание письма? - опросил Селезнев, глядя в упор на барона. - Слово русского офицера?

- Слово русского офицера? - переспросил Остен-Сакен. - Охотно. - И еще раз раздельно повторил: - Даю слово русского офицера.

Селезнев протянул руку е пакету. Остен-Сакен нерешительно передал письмо. Селезнев держал его в вытянутой руке и глядел на конверт, словно стараясь сквозь его плотную бумагу проникнуть в содержание.

- Я должен видеть текст своими глазами, - сказал он, наконец.

Остен-Сакен недоуменно поднял брови: - Вам недостаточно моего слова?

- Нет.

Остен-Сакен смешался, его лицо выражало растерянность.

- Ну, знаете ли, мичман, это уже переходит всякие границы. - Он потянулся к письму. - Хорошо… Я переведу вам текст дословно. Во избежание ненужного любопытства оно написано по-английски.

- Благодарю вас, - резко сказал Селезнев, - я прочту и сам.

- Ни в коем случае. Верните пакет! - Остен-Сакен рванулся к Селезневу, шагнувшему к двери, - Слышите: отдайте пакет!… Или…

Селезнев остановился:

- Или?…

- Все узнают, вся Россия узнает, что вы не офицер, да, да, не офицер, а…

- Ну-с, договаривайте,

- Вы не офицер, вы изменник. России, вы большевик-с, милостивый государь!

Селезнев круто повернулся и, не отвечая, пошел прочь, но, прежде чем он успел взяться за ручку двери, за его спиною глухо стукнул выстрел маленького браунинга. Селезнев качнулся, без звука упал…

В каюту вбежал испуганный Тихменев.

- Что, что случилось? - Увидев тело мичмана, он остановился, как вкопанный. - Что вы наделали, боже мой, что вы наделали! - простонал он.

Но Остен-Сакен не дал командиру времени для жалоб и упреков. Подчиняясь указаниям барона, тучный каперанг послушно помог перенести тело в адмиральскую спальню.

Труп тщательно накрыли одеялами и замкнули каюту на ключ.

Тихменев, как подкошенный, упал в кресло и снова простонал:

- Что теперь будет? Ведь он член судового комитету!

- Завтра мы будем в море под андреевским флагом, - закуривая, сказал Остен-Сакен. - Никакие комитеты не смогут нам помешать спустить мичмана за борт по всем правилам похоронного искусства.

- О, как бы я хотел быть в море! - уныло произнес Тихменев;

- Директива генерала Краснова ясна: требование фельдмаршала фон-Эйхгорна должны быть выполнены; корабли необходимо вернуть в Севастополь. И они будут там!

- Если бы это было так просто!

- Адмиральские орлы стоят того, чтобы поломать се6е голову, - улыбнулся Остен-Сакен. Но то, что он в этот момент увидел, согнало улыбку с его тонких губ прильнув лицом к стеклу двери каюты, так что нос расплющился в широкий белый пятачок, на кормовом балкону стоял Найденов. Глаза его были полны испуга и любопытства. По этим глазам Остен-Сакен понял, что парень видел все. Одним прыжком офицер был у двери, распахнул ее втащил мальчика в каюту. Не прошло и пяти минут, как Найденов оказался в той же спальне, где лежало тело Селезнева. Крепкая веревка не позволяла ему совершить ни одного движения. Тугой кляп плотно сидел во рту.