Тайна рода Загорских

Глава 8

Лукерья посмотрела на Прасковью долгим немигающим взглядом, но ничего не сказала.

— Спи, болезная… — со слезой в голосе проговорила Прасковья. — Бог даст, оклемаешься…

Лукерья закрыла глаза и задремала. Бабы решили, что страдалица покорилась судьбе. А куда деваться? Доля их такая холопская. Барыня — хочет казнит, хочет милует. И никак иначе.

— Ну, так-то лучше… — тихо сказала Прасковья, и остальные покивали в знак согласия.

Но никто не мог даже предположить, какой ураган бушевал в груди несчастной Лукерьи. Они-то не могли, а Даша, наблюдавшая за происходящим, без труда читала её мысли, ведь в состоянии транса это оказалось несложно. «Берегись, барыня-змеюка, — думала крестьянка. — Отольются тебе мои слёзы… Жива буду — отомщу за смерть Ярославушки… Да и с того света тебя достану…» И столько лютой ненависти ощущалось в думах Лукерьи, что у Даши невольно волосы зашевелились на голове. Дальше мысли стали путаться, и страдалица заснула. А девушка всё гадала — что же такое замыслила убитая горем мать? Что, вообще, она могла сделать в подобных обстоятельствах? Чем была способна пронять жестокую и недосягаемую барыню?

«Фильм» шёл своим чередом, и перед глазами Даши возникла гостиная Дарьи Сергеевны. В креслах восседали солидные господа разного возраста, все мужчины. А у рояля расположилась дама средних лет, не очень красивая и в пенсне — она перебирала ноты. Похоже, компания уже сытно отобедала, и теперь настало время увеселений.

— Фелиция Марковна, желаете исполнить нам новый романс? — с некоторой иронией в голосе осведомилась Дарья Сергеевна.

При этом взглядом перехватила своё отражение в зеркале и осталась довольна — её красота и молодость очевидно и безоговорочно контрастировали с увядающей непривлекательной внешностью Фелиции Марковны. А других дам в гостиной не было, так что все восторженные взоры мужчин доставались ей одной. Дарье Сергеевне это и было нужно — она терпеть не могла соперниц в лице юных цветущих женщин, как равных ей по положению, так и среди крепостных. С последними было проще — она их просто уничтожала, а с красивыми знатными дамами старалась дружбы не водить. Дурнушки, оттеняющие её собственную миловидность — другое дело, всегда пожалуйста.

— Да… — рассеянно проговорила Фелиция Марковна, которая никак не могла отыскать нужные ноты. — Этот романс написал мой двоюродный брат…

— Весьма любопытно… — оживился пожилой седовласый господин.

Остальные взирали на неё с вежливым равнодушием — мол, что же, придётся потерпеть, всё равно ведь делать нечего. Наконец, Фелиция Марковна нашла искомое, поправила пенсне и ударила по клавишам. Аккомпанировала она себе не слишком удачно — излишне энергично и громко, заглушая собственный несильный, но довольно приятный голос. Голос-то был неплох, но, что и говорить, смотреть на эту сушёную воблу мужчинам казалось занятием малопривлекательным. То ли дело Дарья Сергеевна! Есть на чём остановиться взгляду. И поёт она — не чета Фелиции, которая в своём закрытом платье скорее напоминала строгую гувернантку. В общем, послушали, в глубине души изнывая от скуки, поаплодировали и, как положено, выразили своё восхищение, но ожидали, конечно, исполнения хозяйки.

— Дарья Сергеевна, ваш черёд! — оживились мужчины.

— Что вы, господа, я сегодня не в голосе… — для порядка пококетничала та.

— Ну что-нибудь, что вам самой угодно… Хоть несколько нот… — на разные лады продолжали её упрашивать гости.

Дарья Сергеевна позволила себя уговорить и подошла к роялю.

— Фелиция Марковна, вас не затруднит мне аккомпанировать? — обратилась она к приятельнице. — А то я что-то сегодня не в силах…

На самом деле ей хотелось предстать перед гостями в полный рост и, так сказать, во всей своей красе, чтобы те могли полюбоваться её изящной фигурой с аккуратными формами, новым выписанным из-за границы платьем и дорогим ожерельем, украшавшим глубокое декольте. Кроме того, петь стоя было удобнее — голос звучал свободно и уверенно.

Всё вышло так, как она и задумала. Мужчины, собравшиеся в гостиной, с нескрываемым восхищением смотрели на неё, любуясь её цветущей, пышущей красотой и молодостью внешностью и с наслаждением вслушиваясь в мудрёные пассажи, которые она выдавала. Без сомнения, голос у Дарьи Сергеевны был великолепным — глубоким, звучным, бередящим душу.

Фелиция Марковна аккомпанировала, обиженно поджав губы. Опять все лавры достались милашке Дарье Сергеевне! А ей, Фелиции, хоть пой, хоть не пой — результат один. Тридцать лет, а мужа нет. Было бы крупное состояние — тогда другое дело. В глазах окружающих она сразу бы стала и талантливой, и красавицей, ну и завидной невестой, конечно. А когда ещё нет солидного приданого, то и вовсе надеяться не на что. Разве что Господь Бог вмешается и поможет, только пока Он с этим не спешит.

— Браво, браво! — захлопали гости, когда Дарья Сергеевна допела романс, и на этот раз их похвалы шли от души.

После того как стих последний аккорд, в гостиную неслышно прошмыгнул дворовый мальчишка. Он принёс большое блюдо со всевозможными сластями, поставил его на боковой стол и хотел убежать, но тут его пригвоздил к месту грозный окрик барыни.

— Митяй, как ты посмел войти? — нахмурила брови она.

— Извиняйте, барыня, — испуганно поклонился парнишка. — Маманя велела — отнеси, говорит, господам, а то мне неможется… Хворая она.

И вдруг, когда он наклонился, из-за пазухи выпало два пряника — точно такие же красовались на блюде.

— Ах вот оно что! — вскричала Дарья Сергеевна, побледнев от гнева. — Ты, оказывается, вор! Так-то относишься к барскому добру!

В считанные секунды из довольной жизнью миловидной женщины она превратилась в разъярённую хозяйку.

— Да полно вам, Дарья Сергеевна… — послышался одинокий голос самого пожилого из гостей.

Остальные с осуждением смотрели на маленького воришку. Тот помертвел от страха, чуя, что ему не миновать суровой расправы. Он на чём свет стоит ругал себя за эти два пряника, которые стащил, чтобы порадовать младших сестрёнок, но было уже поздно.

Ноздри Дарьи Сергеевны дрожали от гнева, а глаза буравили несчастного жёстким взглядом.

— Знаете что, господа… — произнесла она тихим голосом, от которого у перепуганного насмерть мальчишки мороз пошёл по коже. — Не кажется ли вам, что у нас слишком мало развлечений?

Гости с недоумением уставились на неё.

— Да, да, слишком мало… — продолжала хозяйка. — И охотничьи псы мои что-то стали терять сноровку… Им нужна встряска… Прокоп!

Она позвонила. Тут же появился бородатый мужик.

— Чего изволите, барыня? — низко поклонился тот.

— Готовь собак! — приказала она. — Их надо как следует погонять, а то застоялись… А этого мальчишку — в качестве мишени. Пусть побегает. В следующий раз подумает, прежде чем воровать барское добро!

«У него уже вряд ли будет такая возможность…» — отчётливо читалась мысль на лицах гостей. Но, похоже, они отнеслись к этой затее вполне спокойно. Ведь покарать крепостного — дело привычное и необходимое. И право хозяйки сурово наказать своего холопа. А воровство — серьёзное преступление. Если парень склонен воровать в столь юном возрасте, то что же с ним будет потом?

— Слушаюсь, барыня, — вновь поклонился Прокоп и сгрёб в охапку побледневшего мальчишку.

— Дядя Прокоп, не надо… — взмолился тот. — Господь с вами…

— Молчи! — яростным шёпотом приказал Прокоп. — Слышал, что барыня сказала?

И потащил его вон.

— Не прогуляться ли нам, господа? — как ни в чём не бывало обратилась к гостям Дарья Сергеевна, и на лице её вновь заиграла приветливая улыбка. — Рядом с усадьбой есть премиленькое поле… А погода сегодня отменная! Так хочется на воздух…

— Желание очаровательной хозяйки — закон! — лукаво улыбнулся один из гостей — тот, что помоложе. — Позвольте предложить вам руку…

И все, оживлённо переговариваясь, направились к выходу, словно им и, правда, предстояла увеселительная прогулка, сулящая массу приятных впечатлений.

Ещё было довольно светло, ведь летние дни длятся целую вечность, но дневная жара пошла на спад, и гости ощутили приятную прохладу. Когда они подошли к месту предстоящего действа, то увидели, что их уже поджидал Прокоп, который крепко держал за руку помертвевшего от страха Митяя. Тот только всхлипывал и время от времени повторял: «Помилуйте, дядя Прокоп, не надо…», понимая, однако, всю безнадёжность своей просьбы. А в отдалении несколько человек из крепостных придерживали свору борзых, которые почуяв скорую добычу, уже рвались в бой. Их лай оглашал ближайшие окрестности.

Митяй, завидев барыню, вдруг сделал отчаянный рывок и освободился от захвата Прокопа, который не ожидал от парнишки такой прыти.

— Барыня, смилуйтесь, прошу! — бросился он на колени перед Дарьей Сергеевной. — Бес попутал! Больше никогда не буду воровать!

— Конечно, не будешь… — усмехнулась та. — При всём желании уже не получится…

И махнула белоснежным кружевным платочком — мол, начинайте. Прокоп услужливо кивнул.

— Ну, парень, беги! — велел он Митяю. — Как Бог даст…

Митяю оставалось лишь подчиниться. Никогда ещё за свою короткую жизнь он не бегал так быстро. «А вдруг повезёт? — мелькнула в голове шальная мысль. — Вдруг дерево какое или укрытие?»

Псари, придерживая заходящихся неистовым лаем собак, дали парнишке небольшую фору, тем самым ещё больше их раззадорив.

— Ату его! — наконец, скомандовал старший псарь, и вся свора была разом выпущена на свободу.

Борзые что есть силы рванули вперёд. Митяй бежал и слышал, как позади уже стремительно приближался многоголосый собачий лай. Псы, почуяв скорую добычу, полностью отдались во власть своего охотничьего инстинкта. Им во что бы то ни стало надо было догнать и задушить жертву. Состязаться с ними в скорости не имело смысла. Единственный шанс спастись — это какое-нибудь высокое дерево, но, увы, на пути Митяя его не попалось. Парень был обречён. Он мчался вперёд, отыгрывая ещё хоть несколько секунд своей жизни. Наконец, первые борзые — самые сильные и ловкие — а за ними и остальные настигли его и повалили на землю. Митяй почувствовал нестерпимую боль, глаза застелила кровавая пелена, и скоро он навеки погрузился во мрак.

Поле было ровным, без каких-либо препятствий, так что гости хорошо видели всю картину происходящего. Ну, или почти всю. В конце концов, ни к чему наблюдать анатомические подробности смерти жертвы, это уж слишком. Виновный наказан, собаки получили отличную возможность размяться, любезная хозяйка довольна — чего же ещё?