Тайна старого камина

Глава VIII Чего хотят шантажисты?

Вернувшись от старика, Сережа сразу позвонил Пете.

— У меня новости! — сообщил он. — Ты можешь простукать стенку в том месте, на которое воет Бимбо?

— А что такое? — удивился Петя.

— Там замурован камин! — выдохнул Сережа.

Петя сразу все понял.

— Погоди секунду… — Он быстро отошел от телефона в комнату и вернулся. — Алло, слушаешь? Там сейчас мама и Катя телевизор смотрят, я не хочу при них проверять, а то они на меня глаза выпучат и станут выпытывать, что это я делаю. Но если ты уверен…

— Стопроцентно!

— Сделаем так, — прикинул Петя. — Я простукаю стенку сегодня попозже, когда в комнате никого не будет. А завтра… завтра у нас вторник. Значит, Катю вести домой мне… У мамы присутственный день, и она вернется не раньше шести. Значит, я освобожусь только к вечеру… А, понял, как мы сделаем! Я завтра встану пораньше, чтобы подольше погулять с Бимбо. И вы выходите пораньше, чтобы мы до школы успели все обсудить и наметить план. Ты обзвонишь всех, или мне обзвонить?

— Я обзвоню, — сказал Сережа.

— Отлично! Тогда до завтра.

Не успел Петя положить трубку, как телефон опять затрезвонил. На сей раз это был Миша.

— Я такое нарыл!.. — восторженно сообщил он. — Послушай, я ведь твою фамилию не знаю, а мне надо ее знать, чтобы кое-что уточнить у отца!

— Котельников, — сообщил Петя. — Я — Петр Котельников, а отца зовут Олегом Константиновичем.

— Понял!.. Завтра такое от меня узнаешь, только держись! Как мы встретимся?

Петя рассказал другу о своей договоренности с Сережей.

— Буду! — с жаром заверил Миша. «Теперь только Саше осталось позвонить», — подумал Петя, повесив трубку!

И точно, Саша позвонил минут через пятнадцать. Он уже знал от Сережи о назначенной на утро встрече и некоторое время колебался, сейчас ли поделиться с Петей тем, что он узнал, или отложить до утра. В конце концов он не выдержал и решил сообщить Пете основное, не вдаваясь в подробности:

— Похоже, за твоей квартирой уже больше года идет настоящая охота. Кто-то подстроил, чтобы прежнего владельца арестовали и осудили с конфискацией имущества. — Саша в этом уже нисколько не сомневался. — А Пияшев — это не мастер, как мы думали, а первый владелец квартиры. Насколько можно заключить, врач.

— Ну-ну!.. — вздохнул Петя. — Мощная картинка получается!

— И узнай у отца, не Сохин ли фамилия инспектора ГАИ, который им занимался. Мой отец говорит, что есть такой Сохин, прохвост тот еще.

— Обязательно спрошу.

— Твой отец еще не возвращался?

— Нет. Ждем-с, — процитировал Петя известный рекламный ролик.

— Ладненько, тогда до утра.

— До утра.

Почти сразу же после этих перезвонов приехал отец. Видно было, что настроение у него дрянное, но он старался держаться бодро, чтобы не расстраивать семью.

Мама подала ему поздний ужин. Отец шутил, старался всех развеселить. Поужинав, он подождал, пока Катя ляжет спать, и за чаем рассказал маме и Пете:

— Эти типы очень основательно за меня взялись. Они знают обо мне все, вплоть до мелочей. Инспектор, продажная шкура, составил протокол, по которому выходит, что я кругом виноват…

— Как фамилия инспектора? — спросил Петя.

— Некий Сохин. А какое это имеет значение?

— Никакого, — поспешно отозвался Петя. Но в голове у него уже роились планы…

— Так вот, они собираются предъявить мне иск на колоссальную сумму…

— Но ведь не настолько колоссальную, что бы расставаться с квартирой? — спросила мама. — Ремонт их машины ты сможешь оплатить, даже если они двойную цену потребуют.

— Они сделали хитрый ход, — сообщил отец. — Они утверждают, что ехали на встречу с зарубежным партнером, чтобы подписать контракт на сто тысяч долларов, а из-за аварии подписание сорвалось. Они предъявили все бумаги: и предварительные разработки контракта, и уведомление несостоявшегося партнера, что поскольку контракт не был подписан до одиннадцати утра, как ими было согласовано, а в три у него самолет в Нью-Йорк, то он отказывается от контракта.

— Но ведь все это «липа»! — не выдержал Петя.

— Конечно, липа, — кивнул отец. — Но как это доказать? Я уже консультировался у адвоката. Он говорит, что суд вполне может приговорить меня к возмещению всех убытков, да еще моральный ущерб… Вот и получится, что я не рассчитаюсь с ними, не продав квартиру. Мне дали три дня на размышление. Говорят, что судиться им самим не хочется. Готовы пойти со мной на мировую. Я отдаю им квартиру, а они сами подберут мне другую, похуже, тоже «очень ничего», по их выражению, — с тем, чтобы разница пошла в счет погашения их убытков, пусть и не полностью. Я отказался…

— А они что? — подался вперед Петя.

— Ответили, что три дня на размышление мне все равно оставляют. Если я не проявлю благоразумия, то в четверг, ровно в три часа дня — по истечении трех суток, понимаешь? — начнется открытая война.

— Но ведь это шантаж!

— Да, шантаж.

— А ты?

— Да, конечно. — Котельников кивнул, поняв с полуслова, о чем хочет спросить сын. — Я втихую включил диктофон. Но они говорили так, что ни к единому словечку не прицепишься. Я, конечно, дал кассету послушать Борьке. И у него есть кое-какие соображения, как их подловить и доказать, что это уголовно наказуемая провокация… В общем, будем сражаться!

— А может, Бог с ней, с квартирой? — спросила мама. — Покой дороже. Легко досталась, легко и пропадет. Ты ведь сам когда-то шутил, что в крайнем случае всегда преферансом на жизнь заработаешь.

В такой сложной взрослой карточной игре, как преферанс, Петькин отец был асом.

— Когда это ты так шутил? — с интересом спросил Петька.

— Было дело… — усмехнулся отец. — Между поездками за границу история произошла. Меня в идеологической диверсии обвиняли и хотели выпереть отовсюду с волчьим билетом, чтобы я нигде работы по специальности не нашел. Из-за Высоцкого. Да, да, того самого. Для тебя Высоцкий уже, наверное, древняя история, а для нас это самое что ни на есть живое было. И наверху относились к нему с большим подозрением. А я в годовщину его смерти организовал вечер его памяти. Это в секретном-то институте! Да еще мы чудом раздобыли пленку с записью единственного спектакля «Памяти Высоцкого» в Театре на Таганке — потом его запретили наглухо. Ну и пускали куски из спектакля как сопровождение… Смешно теперь об этом вспоминать, а как тогда на меня орали, как ногами топали!

— Вот это да! — воскликнул Петя. Раньше родители почему-то никогда ему об этом не рассказывали. — И ты всерьез тогда подумывал преферансом на жизнь зарабатывать?

— А что? — ухмыльнулся отец. — При моем умении вы бы не только хлебушек имели, но и маслице, чтобы на него намазать! Я им так и сказал. Они просто обалдели.

— Прямо так и сказал?

— Да. Надо ж было показать им, что мне все это как с гуся вода, а без такого специалиста, как я, они не обойдутся. Конечно, паршиво было на душе, и вся дальнейшая жизнь в черном цвете виделась, но я знал, что перед такими раскисать нельзя! И замяли они это дело, махнули на меня рукой. Вот так! — И отец сурово поглядел на Петю и маму. — Если уж вспоминать об этом, то чтобы делать свои выводы. Да, я хочу жить хорошо, всегда хотел, и не для себя самого: хочу для вас, своих родных и близких, построить хорошую жизнь, в которой будет прочная основа. Я умею радоваться отдыху, хорошему столу, квартире, в которой приятно жить, машине, которой приятно управлять. Мне приятно сознавать, что все это дело моих рук. Но я никогда ни перед кем не пресмыкался, не трусил — и никогда не буду пресмыкаться и трусить! Иначе эта трусость всю жизнь отравит. Японские самураи, однажды струсив — или даже заподозрив, что в них проснулась трусость, — делали себе харакири.

Потому что знали, что не смогут жить дальше, стыдясь самих себя. Я харакири делать не буду, но я знаю, что всегда должен оставаться человеком — чтобы смотреть вам прямо в глаза, чтобы не стыдиться, глядя в зеркало! Иначе все радости жизни понемногу станут не в радость… Да, я в свое время КГБ не испугался — так почему я должен сейчас бояться этой шпаны?

— А рассчитаться с ними ты не можешь? — спросила мама.

— Нет. Общая сумма иска составит приблизительно сто двадцать тысяч долларов. Даже если я изыму все деньги, вложенные в дело — а их не возьмешь и не изымешь просто так — то такой суммы я и с помощью друзей не наберу. Они очень точно выяснили мои возможности перед тем, как устроить мне эту подставку.

— Но ведь бывает так, что человек не трусит, а отступает перед объективными обстоятельствами… — сказала мама.

— Бывает. Но это не тот случай. Как бы то ни было, у нас есть еще два дня с хвостиком. За этот срок что-нибудь придумаем.

— Они могут и не выжидать эти три дня, а попробовать устроить еще какую-нибудь пакость, — сказала мама. — Мол, с нами шутки плохи.

— Могут. Поэтому завтра дети в последний раз идут в школу, а ты — на работу. Я завтра в школе договорюсь, когда отвезу их. Поедете к твоей сестре… Или нет, лучше я возьму вам путевки в хороший подмосковный пансионат, и будете сидеть там, пока все не кончится.

— Я тебя не оставлю! — твердо заявил Петя.

— Оставишь — и это обсуждению не подлежит. Здесь ты будешь мне только обузой. Чтобы спокойно действовать, мне надо знать, что вы в безопасности.

Петя надулся, но промолчал. По большому счету, отец прав. Ему надо спрятать родных подальше, иначе он будет чувствовать себя так, словно у него руки связаны. Но он ведь не знает, что его сын с друзьями начал собственное расследование — и может оказать неоценимую помощь! Ладно, решил Петя, посмотрим, что будет завтра. В крайнем случае он сможет договориться с друзьями, чтобы они действовали без него, а сам сумеет на денек ускользнуть в Москву, если потребуется.

— Все! — Отец прихлопнул кончиками пальцев по столу. — Всем спать. Утро вечера мудренее…Да, кстати, — обратился он к Пете. — Сегодня утром я сам вывел Бимбо, чтобы дать тебе поспать после воскресенья. Но каждый день так не будет. Завтра его выводишь ты.

— Разумеется! — откликнулся Петя. — Ты и сегодня мог совершенно спокойно разбудить меня пораньше, ведь выгуливать его — моя обязанность. Завтра я вообще хочу встать в полседьмого, чтобы у него была нормальная прогулка, а не несчастные пять минут — наспех закинул ножку над ближайшим кустиком.

Он пожелал родителям спокойной ночи и отправился спать. Спалось ему плохо, сны какие-то дурные снились. Что-то вроде того, что он стал долбить стену, чтобы добраться до замурованного камина — и вдруг весь дом начал с грохотом рушиться. Он проснулся, обалдело прислушался. Нет, ничего не падало, это Бимбо заливался отчаянным лаем. Петя вскочил, в темноте нашарил тапочки и выбежал из комнаты.

Бимбо уже охрип от надрывного лая. Он метался по прихожей, кидался на дверь, забегал в комнату родителей, окна которой выходили во двор, кидался к окну, ставил передние лапы на подоконник, соскакивал и опять начинал метаться.

— Да что это с ним такое! — воскликнул отец, безуспешно пытавшийся утихомирить пса. — Никогда с ним такого не бывало!

Отец был полностью одет, и Петя понял, что он так и не ложился спать. Мельком кинув взгляд в кухню, он увидел, что пепельница на кухонном столе полна окурков. Значит, все это время отец сидел и курил, думая о своем.

— Мальчики, да что это с вами? — растерянно обвела всех взглядом мама.

— Спокойней, Бимбо, спокойней! — заклинал Петя. — Все в порядке!

Катя проснулась и сонным испуганным голосом позвала маму. Та поспешила подойти к ней.

Кое-как Бимбо удалось успокоить.

— Это неспроста, — сказал Петя, поглаживая тяжело дышавшего пса. — Что ты почуял, Бимбо? Что-то недоброе, да?

Отец подошел к окну и выглянул наружу.

— Машина на месте, — пожал он плечами. — Но если б ее пытались угнать, сигнализация бы сработала. Однако я с тобой согласен. Просто так Бимбо заходиться не стал бы. Он наверняка учуял опасность совсем поблизости — может быть, чужих на нашей лестничной клетке. И понял, что намерения у этих чужих плохие.

— Ты думаешь, за нами могут следить? — спросил Петя.

— Все возможно. Но, думаю, услышав Бимбо, они поспешили убраться, кто бы это ни был: люди, специально приставленные следить за нами, или просто бомжи. — Он устало поглядел на сына. — Иди спать.

— А ты?

— Я тоже скоро лягу.

Петя внимательно посмотрел на отца, но ничего не сказал. Он вернулся в свою комнату, кинул взгляд на будильник — полтретьего ночи! — и опять лег.

Проснулся он от оглушительного трезвона будильника и, как часто бывает после крепкого сна, не сразу вспомнил, почему поставил будильник на такую рань. Но потом весь вчерашний день пронесся у него перед глазами, и Петя, быстро одевшись и тихо свистнув Бимбо, вышел с псом во двор. Саша и Аня уже были там. Они отошли к «коробке», где Петя спустил Бимбо с поводка, чтобы тот побегал и порезвился. Ребята тоже стали бегать взапуски, поддразнивая Бимбо, чтобы он их догонял. Минут через пять появились Миша и Сережа, и с весельем было покончено.

Друзья уселись на лавочке и принялись рассказывать друг другу то, что удалось узнать за вчерашний день. Петя велел Бимбо сидеть и охранять их.

— Что-то он у тебя беспокойный сегодня, — заметила Аня.

Петя кивнул.

— Он и ночью вел себя очень странно. И сейчас он бегал и играл не так, как всегда, — как будто по обязанности, делая нам одолжение. Бимбо что с тобой, старина?

Уловив обеспокоенность в тоне Пети, пес ударил хозяина лапой по колену, а потом встал и оглянулся на ребят, как бы приглашая идти за собой.

— И в самом деле, что это с ним? — удивился Миша.

— По-моему, он нас куда-то зовет, — сказала Аня.

— И очень настойчиво! — добавил Петя. — Не знаю, может, ему неудобно справлять свои собачьи дела внутри «коробки»?

Взгляд Бимбо наполнился презрением: как хозяин мог подумать, чтобы он стал тревожить его по таким пустякам?

Потом Бимбо сделал два шага вперед и опять оглянулся на ребят.

— По-моему, стоит за ним пойти, — сказал Петя. — Давайте выясним, что его так беспокоит, а потом договорим. Веди, Бимбо!

Убедившись, что его поняли, Бимбо помчался большими прыжками, так что ребята сразу отстали. Он подбежал к джипу и, припадая на передние лапы, отчаянно залаял на машину. Он лаял без передышки, пока ребята не добежали до него.

— Точно так же он лаял и ночью, — сказал Петя.

— Во сколько это было? — спросил Миша.

— Около половины третьего. Мы его еле угомонили.

— Может, в это время около машины побывал кто-то чужой и Бимбо до сих пор его чует? — предположила Аня-Оса.

— Или чует следы, оставленные чужим — пробормотал Сережа. Он присел на корточки и заглянул под машину: было полное впечатление, что Бимбо лает на что-то внизу. Когда мальчик опять выпрямился, его лицо стало белым как мел. — Там какая-то штуковина… На присосках, что ли, ее прилепили? И очень аккуратно присобачили — ведь сигнализация не сработала… Как по-вашему, что можно подкладывать тайком в два часа ночи?

Ответа не требовалось. Петя ворвался в подъезд, одним духом взлетел на третий этаж. Когда он открывал дверь, его руки так тряслись, что он не мог попасть ключом в замочную скважину. Дверь отпер отец, который, проходя в ванную, услышал царапание с другой стороны.

— В чем дело? — резко спросил он, увидев перекошенное от ужаса лицо сына.

— Папа!.. Папа!.. В нашей машине бомба!.. Бимбо учуял!..