16

Когда Лола вышла из кинотеатра, дождь все накрапывал. Перейдя бульвар, она направилась к церкви и освещенному скверу. Она напоминала самой себе огромную бабочку, среди ночи летящую на свет. Она толкнула железную решетку и устроилась на той самой скамейке, где когда-то сидела Ванесса Ринже.

Отсюда открывался интересный вид на кинотеатр. Его позолота, бархат и персонал со своими экстравагантными костюмами прорисовывались четко, как на картине. Может быть, Ванесса приходила сюда, чтобы посмотреть на своих коллег и свою работу со стороны? Прежде чем отстраниться самой? Лола вдруг осознала, что, как и билетерша Элизабет, мало что знает о Ванессе. Она расследовала смерть девушки, чьи интересы и привычки были для нее загадкой. Даже Максим, интересовавшийся ей подобными, не мог сказать по этому поводу почти ничего. Почему она смеялась шуткам Болтуна, сидя в круге света рядом с церковью? Он был ее возлюбленным? И где этот молодой дурак сейчас?

Когда дождь начал затекать Лоле за воротник, перед ее мысленным взором возникла карта квартала, и она составила маршрут возвращения. Она пойдет по улице Фиделите, а потом спустится по Фобур-Сен-Дени. Пройдет мимо подъезда дома на Пассаж-дю-Дезир, где, может быть, спит легионер Антуан и, может быть, не спит массажистка Ингрид. Куда она могла бы пойти этой дождливой ноябрьской ночью? Когда-нибудь Лола это узнает. Потом Лола пройдет по Пассаж-Бради и подумает о Максиме, вернувшемся из комиссариата и заснувшем в объятиях Хадиджи. Капля меда в бочке жизненного дегтя.

На Пассаж-Бради Лола забыла думать о Максиме, заметив мужчину, гулявшего с собакой. Он был высокий, еще молодой, с довольно светлыми волосами. Он прогуливался без зонта, как и она, и нес в руке пластиковый пакет. Убирать за далматином? Это был плюс в глазах Лолы: из всех городских раздражителей одним из главных для нее были те, кто загрязнял тротуары, вкупе с водителями. Однажды она даже сделала «косметическую маску» шестидесятилетней даме, позволившей своему зверю испачкать дверь «Красавиц». Что вызвало у Максима взрыв безумного хохота. Он увел ее мыть руки в свою туалетную комнату, и они хохотали как сумасшедшие под удивленными взглядами служащих. Она тогда смеялась с Максимом точно так же, как обычно смеялась с Туссеном. Воспоминания об этом причиняли боль. О, если бы можно было все это обессмертить, изобрести машину, которая подключалась бы к мозгу и воспроизводила воспоминания в виде голографической картинки со звуками, запахами и тактильными ощущениями! Тогда их можно было бы тщательно изучать во всех видах, даже вниз головой, вдыхать их, слышать их, трогать их, гладкие, шероховатые, шелковистые, мохнатые, губчатые и вообще какие хочешь. «А я бы сейчас пропустила стаканчик, — подумала Лола. — Я бы пригласила психотерапевта в „Красавиц“, разбудила бы Максима, и вдвоем с этим мальчиком мы бы до рассвета пили домашнее вино». Она закричала:

— ЗИГМУУУУУУНД!

Далматин отреагировал снисходительно: он перестал обнюхивать колесо машины и мгновение придирчиво изучал женщину, которая осмелилась прервать его занятие. Потом он посмотрел на хозяина, поднял лапу и помочился.

— Вы знаете моего пса, мадам?

— Я и вас знаю, мсье Леже. Я дружу с Максимом. Меня зовут Лола Жост. Мне кажется, мне надо поговорить. Поговорить с вами.

— Вам нужно поговорить или поговорить со мной?

— И то, и другое. Все кафе поблизости закрыты. Вам придется пригласить меня на минутку к себе.

Психотерапевт улыбнулся, и от этого вокруг его очень ясных глаз образовалось несколько морщинок. Несмотря на юный вид, ему должно быть уже около сорока. Он стоял под фонарем, и капли дождя вокруг него блестели, как металлический поводок Зигмунда, который он небрежно держал в руке. Он питал пристрастие к бархатным брюкам и носил накидку с капюшоном. Его волосы прилипли к голове, потому что он не захотел надеть капюшон. Антуан Леже был именно тем человеком, с которым хотелось поболтать в блестящую от дождя ночь, проникавшую в душу.

— Да, мне действительно очень хочется поговорить с вами, Антуан Леже.


Он провел ее в свой кабинет, предложил сигарету, и они оказались лицом к лицу друг с другом и за столом из темного дерева в стиле сороковых годов. Горела только одна лампа. Антуан Леже снял свою накидку и предложил Лоле щедрую порцию превосходного шотландского виски; себе он налил гораздо меньше. Зигмунд растянулся на ковре, но спать не стал.

Она заговорила о Ванессе и о том, чего она о ней не знала. О Хадидже Юнис и о том, что она о ней знала: о ее романе с Максимом и о мечте прославиться. Леже слушал молча, и это доставляло такое же удовольствие, как его виски. Лола комфортно себя чувствовала в тепле этого молчания. Она продолжала говорить о девушках с Пассаж-дю-Дезир; Леже был утонченным человеком, с ним нужно было плавать по волнам слов до тех пор, пока не находилась удобная бухта для причала. Потом можно было сойти на берег. В то же время Лолу неодолимо клонило в сон.

— Ха-дид-жа. Красивое имя. Вы знаете, что так звали первую жену Магомета? Богатую вдову, которая была старше его. Это она подтолкнула его к тому, чтобы стать пророком. Она его в некотором роде проспонсировала.

— На чем держится история, — не утерпел наконец Антуан Леже.

Лола наслаждалась его голосом. Он был глубоким и музыкальным, лился без всяких усилий. Голос проповедника, экономящего силы. Лола отчаянно боролась с очарованием этого голоса, который баюкал ее.

— Максим говорил мне, что вы врач Хлои Гардель.

— Это правда.

— Давно?

— Уже много лет.

— Но откуда у нее деньги, чтобы платить вам?

Она в первый раз услышала, как он смеется. Очень элегантно. Ничего общего с людьми, которые хохочут и тем самым выдают тщательно скрываемую от вас нервозность.

— Вы необыкновенная женщина, мадам Жост. Максим меня предупреждал.

— Я веду расследование только ради Максима. Чтобы он не оказался в тюрьме.

— Вы прекрасно знаете, что я не смогу ответить на все ваши вопросы, — ответил он, улыбаясь.

— Я понимаю. Вы, как и священник, связаны тайной исповеди. Но мой первый вопрос экономического характера. Он вас ни к чему не обязывает.

— Я начал консультировать Хлою, когда она еще училась в лицее. Она страдала булимией. Потом, когда ее мать умерла, я продолжал навещать ее. Бесплатно. Она настояла на том, чтобы подарить мне своего пса.

— И вы приняли подарок?

— Щенку было всего шесть месяцев, и я переименовал его в Зигмунда.

— Но почему Хлоя отдала вам своего пса? Это же дикость.

Лола глянула на далматина. Тот встал и пристально смотрел на нее своим непроницаемым взглядом.

— Хлоя не могла больше выносить его присутствия.

— Она сказала вам, почему?

— Нет. По крайней мере пока нет.

— Хлоя и Хадиджа скрыли от полиции существование личного дневника, который мог быть украден убийцей Ванессы. Из этого я заключила, что они не хотели раскрывать какую-то часть их общего прошлого. Вряд ли дневник скоро найдут. Зато здесь можно найти воспоминания Хлои. В ваших досье.

— Может быть, но почему эти воспоминания обязательно должны иметь какое-то отношение к смерти Ванессы? И кто вам сказал, что они достоверны? Очень часто люди неосознанно их искажают.

— Ну, хорошо. Раз вы не хотите говорить ни о воспоминаниях Хлои, ни о причине, по которой она бросила своего далматина, найдем другую тему. Поговорим о булимии в общем.

— Что вы хотите знать, мадам Жост?

Леже смотрел приветливо и учтиво. Казалось, их беседа доставляла ему удовольствие, или же он был воспитан истинным джентльменом.

— Зовите меня Лолой. Я хотела бы знать, что приводит к булимии.

— Булимия, Лола, — это насилие, направленное против себя. Этим часто страдают женщины. Девушки подвергают насилию собственное тело, юноши, так сказать, тело общества. Но результат всегда один и тот же. Они устают чувствовать себя неотъемлемой частью общества, искать свое место в жизни. Не важно, движет ли ими привязанность или сопротивление. Сопротивление родительской власти — важный этап в становлении личности. В неполной семье или в семье, где один из родителей — безработный, оказывать сопротивление труднее. У этих молодых людей не хватает духу вступить в конфронтацию со взрослым, уже попавшим в сложную ситуацию. Следовательно, некоторые из них устают искать себя и видят, как их жизненные ориентиры потихоньку уничтожаются.

— Это и случилось с Хлоей Гардель?

— Мать Хлои страдала хронической депрессией. Она одна растила дочь. А потом погибла в автокатастрофе.

— Да, все это невесело.

— Как видите.

— Что вы думаете об искалеченной Ванессе? Вы ведь видели, что с ней сделали, верно?

— Видел. Но я ничего не понимаю в криминальной психологии. Я лишь могу рассказать о символике таких увечий.

— Уже кое-что.

— Увечье может служить признаком развенчания. В кельтской традиции король лишался права на трон, если терял в битве руку.

— Убийца хотел сбросить Ванессу с пьедестала…

— Это всего лишь одна из интерпретаций, и, как таковая, она не имеет никакой научной ценности. Есть и много других.

— Я слушаю вас с огромным интересом.

— Вместо увечий мы можем рассмотреть ногу.

— Неплохо, продолжайте…

— Фрейд и Юнг усматривают в ноге фаллический смысл. Для некоторых фетишистов нога — это объект эротической фиксации.

— И отрезать ноги у женщины — значило бы уничтожить сексуальную притягательность, которой она обладает?

— Почему бы и нет? Но мы можем рассмотреть дело и с другой стороны, оставив в стороне сексуальный аспект и вплотную занявшись духовным.

— Что ж, поднимемся к небесам, Антуан.

— Ангелы, Лола.

— Ангелы, Антуан?

— Меркурий, посланник богов — древняя предтеча ангела. Крылышки на его ногах символизируют ту легкость, с которой он поднимается до уровня божественного. И не забудем про ступню. Во многих культурах она является небесным следом в мире людей. Будда измеряет вселенную, сделав семь шагов в каждом направлении пространства. А вспомните следы Христа в Гефсиманском саду и след Магомета в Мекке.

— А что вы скажете об этих историях с омовением? Здесь речь идет о ритуалах очищения?

— Прекрасно, Лола. Дервишам мыли ноги, чтобы избавить их от нечисти, собранной на неправильных дорогах прошлого.

— Нанесение увечий — самый радикальный метод очищения?

— Довольно смелая теория. Но опять же: почему бы нет?

Лола долго беседовала с Антуаном Леже. От усталости у нее в мозгу рождались странные образы. Задавая вопросы, слушая ответы, она полностью расслабилась. Ей виделся, например, пес, который проглотил две красивые белые ноги, сваренные в кухонной кастрюльке. И ничего от них не оставил. Ни плоти, ни кости, ни хряща. Лола поддерживала умный разговор, пока у нее не начали слипаться глаза. Потом, не в силах больше вычленить из беседы никакого смысла, она спросила, где диван. Она попросила психоаналитика об одолжении: позволить ей растянуться на этом мифическом предмете мебели.

— До того, как вас встретить, я и не знала, что он одна из составляющих моих зрительных галлюцинаций, — уточнила она.

Антуан Леже встал и показал ей обитый голубым диван из такого же красного дерева, как стол. Лола почувствовала позади себя какое-то движение и, обернувшись, увидела далматина, который, позевывая, приближался к ней. Она поправила юбку и легла, потом обернулась и убедилась в том, что Антуан Леже сел в кресло, расположенное позади нее. Зигмунд устроился у его ног.

— Он всегда так делает?

— Всегда. А еще Зигмунд — единственный, кто знает все секреты моих клиентов.

Лола нашла в себе силы улыбнуться. Она скрестила руки на животе. Потом она несколько раз глубоко вздохнула. Она слушала, как Антуан Леже перебирает своими бархатными ногами, раз, другой. Потом еще раз и еще.

Загрузка...