25

Облокотившись на барную стойку «Красавиц», Лола настолько ушла в свои мысли, что не реагировала на призывы побыстрее уйти отсюда и спрятать деньги на Пассаж-дю-Дезир. Холщовый мешок, найденный в стенном шкафу у Максима, лежал сейчас у их ног, в нем было содержимое, извлеченное из летнего одеяла.

— Лола! Проснись! Ты слышишь меня или нет?

— Да, милая, я вполне могу делать два дела одновременно. Ты права. Уходим отсюда, давай спрячем деньги у тебя.

Войдя в свою квартиру, Ингрид заметила мигающий зеленый огонек на автоответчике. Она направилась в кухню, сварила кофе, налила чашечку Лоле и принялась считать деньги.

— Лола, здесь почти пятьсот тысяч евро.

— Неплохо.

Ингрид наконец обнародовала таившиеся в автоответчике сообщения. Все они были от Родольфа Кантора. И с каждым последующим сообщением его тон становился все жалобнее. Последнее было оставлено меньше часа назад.

Голос хозяина кинотеатра угас со словами: «Помогите мне справиться с ситуацией, или я заявлю, что разгром моего заведения — ваших рук дело!»

— Как будто это надо было нам, — сказала Лола, возводя глаза и воздевая руки к небу.

— Наверное, мне все-таки стоит поехать туда, — отозвалась Ингрид.

— Я с тобой.

— Уверена?

— Уснуть, деточка, — это все равно, что успеть на поезд. Если ты опаздываешь на один, то всегда можешь сесть на следующий. Вот и я подожду следующего поезда.

— А если мы в конце концов вообще разучимся засыпать?


На Родольфе Канторе был обычный городской костюм. На его волосах совершенно отсутствовал бриллиантин, глаза блуждали, и он отклеивал искусственные усы.

— Шесть рядов кресел сломано, красный занавес разорван, бар разорен. Надеюсь, вы сможете убедить их очистить помещение. Иначе через две минуты я вызову полицию и сошлюсь на вас.

— Почему вы не начали с этого? — спросила Лола.

— Потому что, несмотря ни на что, я хочу, по мере возможности, сохранить наилучшие отношения с Диланом Клапешем. Этот человек все-таки звезда.

Его слова заглушил звон разбитого стекла и ликующие вопли. Потом послышался голос солиста «Ред Хот Чили Пепперз». Своим властным голосом он призывал людей избавляться от телевизоров. Throw away your television. Time to make this clean decision.[42] Бас бил по ушам. Ему отвечало нервное соло на гитаре. Ингрид объяснила, что собой представляла компания Дилана Клапеша. Директор провел дрожащей рукой по волосам.

— У меня идея, — вновь заговорила Ингрид.

— В добрый час! — взвизгнул Кантор.

— Вы мастер маскарадов, и у вас наверняка где-нибудь завалялось соблазнительное платье и парик.

— Подождите… э-э-э, да, есть. Их оставила здесь моя жена. Прошлым летом мы устраивали грандиозный костюмированный вечер, и Рене изображала мать из семейки Адамс.

— Давайте все это сюда, потом найдите на диске «Ред Хот Чили Пепперз» композицию «Don't forget mе»[43], а остальное предоставьте мне.

— Ты уверена, что у тебя получится, Ингрид?

— Не беспокойся, Лола. Иногда лучше поразить воображение, чем что-либо еще.

Они вошли в зал. Он представлял собой настоящее поле боя. Воздух был пропитан сигарным дымом. Музыка гремела так, что сотрясались стены. Тут и там скакали группы друзей Клапеша, хорошо подогретые спиртным. Сам режиссер сидел около сцены и жадно обнимал красивую брюнетку. Ингрид, сняв куртку и колпак, оставила их на попечение Лолы.

Лола и Кантор смотрели, как она движется по центральному проходу и берет курс на Клапеша; платье и парик, которые она держала под мышкой, были похожи на пойманного зверя с развевающейся на ветру гривой. Ингрид горячо обняла режиссера и пустилась с ним в долгие переговоры. Потом она забралась на сцену и скрылась за разорванным занавесом.

Режиссер обратился к своей орде с речью. После длительных увещеваний, тонувших в потоке энергии калифорнийской группы, друзья Дилана Клапеша один за другим расселись. Музыка смолкла, заиграла вновь, заикнулась — Кантор искал на диске нужную песню. Свет постепенно стал приглушенным, зал накрыла волна гитарного вступления, послышался голос певца. I'm an ocean in your bedroom Make you feel warm Make you want to reas-sume…[44] Тут занавес открылся, и зрители увидели конус света, в центре которого стояла высокая колдунья с копной угольно-черных волос и бледным лицом. Она воздела свои длинные руки к воображаемому небу.

Перчатки из темного блестящего атласа закрывали ей практически все руки, оставляя на виду только плечи. Ее пестрое платье скрывало фигуру, внизу напоминая венчик ядовитого цветка. Сначала, извиваясь, танцевали только руки. Одна за другой, медленно, движениями, выверенными тысячелетней магией, перчатки открывали мраморные колонны рук. Она подразнила зрителей, крутя ими в воздухе, а потом небрежно отбросила. Невидимая публика не издавала ни звука. Она начала вращать бедрами в такт голосу певца. Она откинула полу платья, и взорам зрителей открылась нога. Ступня была обнаженной, изящной, не изуродованной обувью. Без неестественно высоких каблуков Ингрид превратилась в Эсмеральду.

«Блестяще!» — подумала Лола, которой еще никогда не доводилось видеть стриптизершу, способную исполнить свой номер без особых туфель.

Створка двери приоткрылась, и к Лоле проскользнул Родольф Кантор. Он улыбался. На сцене платье понемногу поднималось все выше, пока наконец не полетело в публику, словно стая обезумевших ворон. Лишь секунду волосы закрывали опасные полукружия грудей. Потом Эсмеральда развернулась, показав спину и ягодицы амазонки, побежала в темноту кулис и принесла оттуда стул, с которым исполнила чувственный танец. Not alone, — молил певец. I will be there Tell me when you want to go.[45] При этих словах Ингрид, чья кожа была нежнее лунного света, схватила стул за спинку, приподняла его быстрым движением, обрисовавшим бесконечность гладких и сильных мускулов, и била его об пол до тех пор, пока от него не осталось два маленьких кусочка дерева. Из них она сделала себе рога.

Она исчезла под гром аплодисментов и приветственные крики.

— Ваша подруга не эксцентричная девушка, — с тоской сказал Кантор, — а просто странная.

— Обещание, данное Ингрид Дизель, — это закон, ребята! Освобождаем помещение! — закричал Дилан Клапеш.

— Чудеса, — проговорил Кантор.

Загрузка...