Тайна в его глазах

34

В тот день, 29 июля, оставив за спиной разрушенную квартиру, я оказался полностью выбитым из жизни. Это не были просто воры, это не было ошибкой. В какой-то момент я подумал о том, чтобы вернуться и расспросить консьержа, но меня ужаснуло то, что искавшие меня ночью могли продолжить свои поиска с утра. И я сказал себе, что сделал все правильно, убежав прямо сейчас. Но куда мне идти? Если им известен мой адрес, то также будет известен и адрес моих родителей или Сандоваля. Я не мог рисковать ни собой, ни кем-то из них. И у меня не было ни сентаво. Я шел пешком по Ривадавиа к центру без какой-то определенной цели. Посмотрел на нумерацию зданий: пятитысячные. И что теперь?

Я мог пойти в Суд и составить заявление в Апелляционной Палате, если из-за недоверия не сделал это прямо в участке. Я не был уверен. А если около Суда меня поджидали? Но кто они, бог мой? Кто они?

Я решил дойти до следующего бара, в котором был телефон-автомат. Зашел внутрь и пошарил в карманах. Среди четырех или пяти завалявшихся там монет был один телефонный жетон. Я набрал номер Альфредо Баеса, единственного человека, которому я слепо доверял.

Его удивил мой звонок. Когда же он услышал мой встревоженный голос, то сразу понял, что дела плохи. Буквально двумя-тремя точными вопросами ему удалось остановить мой словесный поток и уловить суть произошедшего. Он предложил встретиться через несколько часов на площади Мисерере, со стороны улицы Пуэйрредон.

Я прокружил на этом месте целое утро. Уже почти в полдень до меня дошло, что я не предупредил в Суде о своем отсутствии. На последние монеты я купил еще один жетон и набрал свой рабочий номер. Сказался внезапно заболевшим гриппом. Дал пару указаний, как обычно делал, если вдруг случалось не выходить на работу. Я утешил себя тем, что работы в эти дни было не очень много. Я бы обеспокоился куда больше, если бы знал, что оставалось еще семь лет до того, как я в следующий раз ступлю на порог здания Суда.

Начиная с двух я устроился на одной из лавочек на площади. В два тридцать я подпрыгнул от неожиданности: какой-то тип подсел ко мне. Я повернул голову. Это был Баес.

— Ваше дело — это ведь не про тайны и шпионаж, правда?

У него все еще было желание шутить, подумал я.

— Извините, что я вас побеспокоил. Но мне не к кому было обратиться.

— Не забивайте себе голову. Расскажите точнее, что там у вас произошло.

Я поведал в красках все, что видел с того момента, как вошел в свою разгромленную квартиру, и до того, как вылетел оттуда словно ошпаренный. Хотя много времени на это не ушло, но, как мне показалось, я рассказывал дольше, чем все происходило на самом деле.

— Что вы сказали, пропало из дома? — спросил он, когда я закончил.

— Телевизор и музыкальный центр.

— А та фраза на зеркале…

— Сказали, что собираются покончить со мной и что на этот раз мне повезло.

— И назвали вас по имени, так?

— Да.

Баес с минуту рассматривал мыски своих ботинок. Потом повернулся ко мне голову и сказал:

— Смотрите, Чапарро. Если это то, что я думаю, то ваши дела плохи. Поэтому на всякий случай не возвращайтесь ни к себе домой, ни в Суд, ни в какое другое известное вам место. По крайней мере, до тех пор, пока я опять не свяжусь с вами.

— И какого черта мне теперь делать? — При других обстоятельствах я бы постеснялся казаться таким уязвимым перед Баесом, но сейчас меня не волновали условности.

Он опять задумался.

— Сделайте вот что. Зайдите сегодня в пансион, который называется «Флажок», на Умберто и Дефенса. Но, осторожно, не сейчас. Дайте мне время сначала самому заехать туда и поговорить с хозяином. Потом приедете и скажете, что вас зовут… Родригес, Абель Родригес, и что на ваше имя забронирована комната. Я проплачу за неделю вперед. Вы, так, к слову, ведь без медяка в кармане, верно?

— Да, но… может, я зайду в Суд…

— Я что вам только что сказал? Чтобы вам и в голову не приходило идти в Суд. И вообще никуда. Запритесь в пансионе и, максимум, выходите купить что-нибудь в киоске. Вот вам немного денег. Ладно, нечего стесняться. Потом вернете.

— Спасибо, но…

— Неделя. За неделю я выясню, в чем там дело. Хотя сегодня, посреди всего этого бардака, ничего не известно наперед. Короче, будем надеяться, что у меня все получится.

— Можете мне хоть что-нибудь сказать? Что вам кажется?

До сегодняшнего дня продолжаю удивляться, каким недоумком становишься, когда бываешь напуган так, как я в той ситуации. Баес обладал изрядной долей великодушия, чтобы не смеяться над моей глупостью.

— Я с вами свяжусь. Будьте спокойны.

Он пошел прочь, но остановился и развернулся ко мне:

— В Суде сейчас есть кто-нибудь, к кому можно обратиться? Я имею в виду, кто-то с должностью — ваш секретарь, судья или другой секретарь…

— Наша секретарь в декрете. — Я это сказал, и на минуту отвлекся, думая о ней. Но сразу же отбросил все лишние мысли и продолжил: — А другой секретарь — вундеркинд.

— Да, бывает.

— Судьи у нас нет. Фортуна Лакаче вышел на пенсию, и все еще не назначили преемника. Сейчас его замещает Агиррегарай, из Следственного Суда № 12.

— Агиррегарай? — Баес, похоже, заинтересовался.

— Да. Вы его знаете?

— Замечательный тип. Наконец-то хорошая новость. Будьте осторожны. Увидимся приблизительно через неделю. Я сам вас найду в пансионе, не беспокойтесь.

Я в точности выполнил его инструкции. Прошлялся целый день по центру и, когда стало вечереть, направился в Сан-Тельмо. Человек, который меня принял в пансионе (насколько я понял, это и был хозяин), дал мне ключ сразу же, как только я назвал имя Абель Родригес. Комната была чистой. Когда я упал на кровать, то даже не попытался стащить с себя одежду. Вот уже полтора дня как я не смыкал глаз, и за эти последние тридцать шесть часов я успел поучаствовать в разгроме таверны, прошел пешком половину Буэнос-Айреса (шел и ночью, и днем), застал полную разруху в своем доме, превратился в беглеца, а по какой причине — так и не узнал. Я положил голову на подушку, которая тоже пахла чистотой, и заснул как блаженный.