Тайна в его глазах

36

Мы пошли в направлении станции. Там присели на единственную целую скамейку из деревянных досок, на платформе в направлении к центру, которая в этот час была почти пуста. По другую сторону рельс, напротив, по мере того как приближался вечер, из каждого прибывавшего поезда выходило все возрастающее количество мужчин и женщин, которые расходились во всех направлениях или бежали, чтобы успеть втиснуться в красные автобусы с черными крышами.

На открытом воздухе я почувствовал себя лучше. По крайней мере, мысли прояснились, и я осознал, что должен хоть что-то ответить Баесу. Что-то очень важное, и эту важность я только сейчас осознал.

— Есть кое-что, чего я вам не рассказал, Баес… — Я сомневался. — Помните, когда в начале дела я как-то решил поиграть в детектива, и Гомес догадался, что его ищут?

— Ну, не стоит так. Кроме того…

— Ладно. Дайте мне продолжить. После амнистии я еще раз облажался, очень похоже на тот раз. Ну так вот. Сейчас я понимаю, что облажался. Тогда мне так не казалось. Пустяк.

Баес потянулся и скрестил ноги, словно устраиваясь поудобнее, чтобы выслушать рассказ. Я все объяснил ему как можно более подробно. Меня бросило в жар от того, что пришлось предстать пред ним этаким вундеркиндом, как тогда в первый раз, восемь лет назад. Сейчас я опять чувствовал себя непроходимым идиотом. Я рассказал ему, что после амнистии мне пришло в голову оказать Рикардо Моралесу последнюю услугу: выяснить местонахождение Гомеса, если когда-нибудь он отважится пустить ему пулю в лоб. И что все это я сделал неофициально, естественно, просто поговорил, никаких записей, через одного знакомого полицейского. Баес спросил меня его фамилию.

— Самбрано, из Робос и Уртос, — ответил я ему. И сразу же уточнил: — Он придурок или сукин сын?

— Нет… — Баес колебался, — он не сукин сын.

— Значит, придурок.

— Эх… забудьте про Самбрано. — Баес не хотел, чтобы я выглядел идиотом. — Не важно. И чем все это закончилось?

— Прошло месяца два. Но Самбрано в конце концов достал мне адрес в Вича Лугано. Сейчас я и вправду его уже не помню. Вы знаете, какие они все, эти адреса. Квартал не знаю какой, номер дома не помню, бог знает что за коридор, и все такое.

— Ну что ж. Возможно, что вы выяснили все правильно.

— Не знаю. Никогда не проверял.

Повисла тишина, пока Баес переваривал те новости, которые я только что ему сообщил.

— Вот теперь начинаю понимать, — заключил он. — Романо узнал об этом. Тем более если этот Самбрано не обратил внимания на тонкости дела. Но так как больше ничего не произошло, то он не стал нервничать. Принял это за вашу горячность, решил, что вы, Чапарро, чувствуете себя униженным, ведь вас в итоге оставили с носом.

Мы оба опять замолчали. Каждый из нас, полагаю, представлял про себя последнее звено из цепочки событий. Наконец Баес заговорил:

— И вы, насколько я понимаю, передали информацию Моралесу.

— На самом деле нет. Смотрите, какая ирония. Я побоялся, что он все это очень плохо воспримет… не знаю. В конце концов я ему ничего не сказал.

Прибыл поезд из центра. Из него выплеснулся поток людей, сходящих с поезда и расходящихся в разные стороны.

— В любом случае, вдовец, видимо, сам все выяснил. Этот парень никогда не был дураком, — сказал Баес после еще одной паузы.

— Вы считаете, что это Моралес замочил Гомеса в Вича Лугано?

— А вы сомневаетесь? — Баес развернулся ко мне. До этого мы разговаривали, смотря на противоположную платформу.

— И… теперь уже я не знаю, что думать и что сказать, — признался я.

— Да. Это был Моралес. Я бы сказал, что для меня это почти что подтвержденный факт. Ну так, насколько такие вещи можно подтвердить. Позавчера я ездил в Лугано. Поспрашивал немножко. Несколько соседей кое-что припомнили. И более того, рассказали, что тут уже бывали «парни», задававшие те же самые вопросы.

— Люди Романо?

— Ага. В паре мест там мне даже сказали, что одна супружеская чета, пенсионеры, все видела. Так что я сразу к ним направился. Ну вы себе представляете, как это. Желание поболтать в очереди в магазине обратно пропорционально желанию поболтать с полицейским. Пришлось им пригрозить, разыграть гнев, сказать, что отвезу в участок для дачи показаний. Вот было бы весело: ни черта не могу себе представить, куда бы я их повез. Наконец они сдались. Закончили поросячьим повизгиванием. Они видели все. Ну вы знаете, как все старики. Или лучше уж сказать, как и мы сами? Поднимаются среди ночи, хотя все равно делать не фига. И так как в это время телевидение не работает, то они слушали радио и пялились в окно. И вот видят знакомого парня, который каждую ночь входит в здание напротив. А необычным этой ночью является то, что из кустов появляется тип и бьет того по голове какой-то железякой, отчего тот теряет сознание и падает на землю. А этот агрессор (высокий тип, кажется, светловолосый, хотя точно они не разглядели) вытаскивает из кармана ключи, открывает багажник белой машины, припаркованной тут же, у тротуара. Старики особо в машинах не разбираются. Сказали, что для «Фитито» — слишком большой, а для «Форд-Фалькон» — маленький.

Я напряг память.

— У Моралеса есть, ну или был, точно не знаю, «Фиат 1500», белый.

— Ну вот. Смотрите: вот этой информации мне и не хватало. Потом этот высокий тип осторожно захлопывает багажник, садится за руль и уезжает.

Мы помолчали некоторое время. Наконец Баес прервал молчание:

— Этот парень, Моралес. Он всегда был очень аккуратным, как мне показалось. Вы как-то мне рассказывали о том, с каким терпением он дежурил на вокзалах. И он бы не стал выскакивать из-за кустов и прямо там же его расстреливать, а потом пускаться в бегство. Уверен, что он уже присмотрел какой-нибудь пустырь, где его и закопал, после того как вытащил из багажника и разрядил в него четыре пули.

Я припомнил свою последнюю встречу с Моралесом, в баре на улице Тукуман, и отважился поспорить с полицейским, надеясь, что теперь была моя очередь выдвигать гипотезы.

— Нет. Скорее всего, он связал его и подождал, пока тот придет в себя. А четыре пули оставил на потом. Иначе месть его была бы слишком ничтожной. — Вдруг на меня нахлынуло сомнение. — А не объявился ли какой-нибудь раненый… тяжелораненый… в какой-нибудь местной больнице?

— Нет. Я их все уже проверил.

— Значит, он сомневался в себе и решил просто убить.

Я рассказал ему о своей последней беседе с вдовцом.

— И… не так уж это просто, — заключил Баес. — Одно дело — планировать, валяясь в кровати бессонными ночами и пялясь в потолок. А осуществить задуманный план — это совсем другое дело. Будучи парнем аккуратным, сосредоточенным, он решил, что Гомес — в его багажнике, а это значит — «лучше одна синица в руках, чем журавль в небе». Наверное, подождал, пока тот очнулся, это верно.

— А теперь поди узнай, в каком поле он его закопал, — предположил я.

К платформе, на которой мы сидели, подошел поезд, однако вышло и вошло очень мало народу. Надвигался вечер, поезда в сторону центра все более и более пустели.

— Не думаю, что он просто так его выкинул… — теперь была очередь Баеса аккуратно поправлять меня, — он закопал его со всей тщательностью, чтобы его даже случайно не нашли и через двести лет.

Словно глубокий выдох, в моей голове пронеслось воспоминание о Моралесе, сидящем за столиком в кафе, скрупулезно раскладывающем фотографии в стопки.

— Это точно. И место, и способ… Он все обдумывал несколько месяцев, — заключил я.

Я помедлил перед тем, как прервать вновь наступившее молчание:

— Вы считаете, он правильно поступил, убив его?

К нам подошел бродячий пес, худой и грязный, и принялся обнюхивать ботинки полицейского. Баес не стал отгонять его, однако, когда он пошевелил ногами, пес испугался и убежал прочь.

— А вы как считаете? — Он вернул мне вопрос.

— Считаю, что вы избегаете ответа.

Баес улыбнулся:

— Не знаю. Для этого нужно быть на месте этого парня.

Казалось, что он закончил. Но после долгого молчания добавил:

— Думаю, что сделал бы то же самое.

Я не сразу ответил. В конце концов согласился:

— Думаю, что я тоже.