Тайны Франции. Заговоры, интриги, мистификации

КАРДИНАЛ МАЗАРИНИ, КАДРИЛЬ ФРОНДЫ

Преемником Ришелье стал кардинал Мазарини — один из самых крупных государственных деятелей Франции XVII в.

Молодой итальянский офицер Джулио Мазарини, еще находясь на службе у папы и выполняя различные дипломатические поручения, предоставил себя в распоряжение Ришелье. В своих донесениях в Рим он не скупился на похвалы по его адресу, явно надеясь, что письма будут перехвачены агентами кардинала. Уже в том, как Мазарини, худородному иностранцу, удалось завоевать доверие аристократа Ришелье, сказались недюжинный ум и вкрадчивая настойчивость, которые проявлял итальянец, добиваясь намеченной цели. Ришелье выхлопотал для Мазарини кардинальскую шапку. Говорят, что, представляя его Анне Австрийской, министр заметил:

— Он вам понравится, Ваше Величество, он похож на герцога Бекингема (английский герцог был за несколько лет до этого, если верить скандальной хронике, возлюбленным королевы).

Эта фраза почти наверняка не была произнесена, но нет сомнения, что Мазарини, ближайший помощник Ришелье, стал фаворитом Анны Австрийской и помог раскрыть заговоры против первого министра, где участвовала и королева.

Ришелье принял твердое решение назначить Мазарини своим преемником и добился согласия Людовика XIII. Министр умер вскоре после этого, в декабре 1642 года, а через полгода за ним последовал и король. Наследнику престола Людовику XIV не было еще пяти лет. Регентшей при нем стала королева Анна Австрийская. Придворная знать теперь не скрывала своего торжества. Вельможам, которых уже не сдерживала железная рука кардинала, казалось, что настало их время. Тем большее изумление (и недовольство) вызвало у них назначение на пост первого министра Мазарини. Анна Австрийская одобрила выбор Ришелье. Решение Анны определялось прежде всего тем, что Мазарини оказался последовательным продолжателем линии на усиление королевской власти, которую она стремилась сохранить и укрепить для своего сына.

Политике Мазарини предстояло выдержать серьезное испытание во время пятилетней гражданской войны, так называемой Фронды (1648–1653), когда использование судебного учреждения как орудия политической борьбы, процессы и тайная война переплетались самым причудливым образом.

На первых порах Фронда приняла форму выступления судебного учреждения — Парижского парламента, поддержанного трудящимися массами, против налоговых притеснений со стороны правительства Мазарини. Однако корни движения лежали значительно глубже. Фронда возникла на волне не прекращавшихся десятилетиями крестьянских и городских восстаний, а также под явным влиянием событий в Англии, где буржуазная революция вступила в высшую стадию своего развития.

Здесь нам достаточно отметить, что французская буржуазия еще не созрела до роли руководителя борьбы против феодализма и прорвавшееся бурное народное недовольство было использовано крупными вельможами, желавшими урвать побольше уступок от короны. Началась беспрерывная цепь верхушечных заговоров и контрзаговоров, участники которых пытались утилизировать в личных целях создавшуюся политическую обстановку. На смену «парламентской Фронде» пришла «Фронда принцев». Последние, по обычаю, вступили в сговор с Испанией, все еще воевавшей против Франции.

Организация «парламентской Фронды» во многом была делом парижского коадъютора (помощника парижского архиепископа) Гонди. Его жизнь могла бы послужить материалом для доброго десятка приключенческих романов. Гонди был прирожденным заговорщиком, для которого жизнь без головоломных интриг, без многочисленных донжуанских похождений, чему он со страстью предавался и в пожилые годы, казалась очень пресной. Гонди даже утверждал, что «пороки архиепископа могут стать в бесконечном числе случаев добродетелями главы партии». Энергичный и самоуверенный, он писал: «Одним из признаков, по которым узнаются посредственные умы, является их неумение проводить различие между необыкновенным и невозможным».

Беспринципный политикан, мечтавший занять место Мазарини, и опытный демагог, Гонди не только сумел приобрести популярность среди парижан, особенно в буржуазных кругах, выставляя себя защитником их интересов, но и создать собственную секретную службу. Она позволяла коадъютору следить за действиями различных придворных партий, а при случае быстро организовывать выступление значительной массы парижского населения против правительства. Эта секретная служба коадъютора немало способствовала знаменитой «Ночи баррикад», которыми 26–27 августа 1648 года покрылась столица в ответ на арест двух советников парламента. Гонди впоследствии утверждал, что он один организовал восстание. Это явное преувеличение. Однако оно постоянно повторяется буржуазными историками, приводящими фразу коадъютора, брошенную им после беседы с оскорбившей его королевой:

— Завтра до полудня я буду хозяином Парижа.

Уже во время «парламентской Фронды» часть придворной аристократии, включая принцев королевской крови (принца Конти, герцога Бофора, старого герцога Бульонского), приняла сторону противников Мазарини. Разведка кардинала пыталась определить позицию других вельмож, которые хотя и оставались в королевском лагере, но на верность их никак нельзя было положиться. Гонди, вступивший в тесный союз с дядей короля герцогом Гастоном Орлеанским, стремился перетянуть дворянскую знать на свою сторону. Частично ему это удалось, например в отношении талантливого полководца, младшего брата герцога Бульонского — Тюренна, командовавшего французскими войсками в Германии.

Другой крупный французский полководец — принц Конде, — неоднократно побеждавший в битвах испанцев, возглавил королевские войска. После отъезда Анны Австрийской с сыном и Мазарини из Парижа армия Конде осадила мятежный город. В эдикте парламента от 8 января 1649 года Мазарини был объявлен «нарушителем спокойствия, врагом короля и его государства», кардинал приговаривался к изгнанию из Франции. Но уже через два месяца, в марте 1649 года, руководители парижской буржуазии по существу капитулировали, и двор возвратился в столицу.

Однако сразу же возникли новые препятствия: Анне Австрийской и Мазарини приходилось теперь больше всего опасаться Конде; надменный принц явно претендовал на всю полноту власти при несовершеннолетнем короле. Конде и Мазарини наперебой старались перетянуть на свою сторону вельмож, недавно участвовавших в «парламентской Фронде». Опять разразился ураган закулисных интриг и тайных переговоров. Между тем целая армия секретных агентов — одни из них находились на службе у Мазарини, другие — у коадъютора — пыталась организовать выступления парижан за и против правительства. Во французских архивах сохранились архивные грамоты, подписанные молодым королем Людовиком XIV и министром Ле Телье. В них гарантировалась безопасность провокаторам, действовавшим по приказанию Мазарини. Теперь эти люди получили приказ настраивать парижан против Конде.

Одновременно кардинал рассчитывал подорвать все еще сильное влияние коадъютора, использовав для этой цели судебные полномочия парламента. В декабре 1649 года парижскому парламенту по указанию короля было предложено расследовать показания тайного агента некоего Канто и нескольких его коллег, объявивших, что Гонди и герцог Бофор поручили убить Конде. В ночь накануне судебного разбирательства один из участников расследования, генеральный адвокат Биньон, сумел доставить коадъютору доказательство, что Канто и его компания являются лжесвидетелями, в прошлом уголовными преступниками, спасенными Мазарини от петли и даже снабженными охранными грамотами. Гонди приберег эти разоблачения до суда, начавшегося 13 декабря 1649 года. Он их сделал уже после того, как были заслушаны показания Канто. Разразился шумный скандал, шпионы, не надеясь на свои грамоты, поспешили скрыться, а коадъютор сумел таким образом укрепить свое пошатнувшееся положение. Это поражение в суде, впрочем, более отразившееся на Конде, чем на Мазарини, убедило изворотливого итальянца, что пришло время для смены союзов. Подобно танцующим кадриль, противники не раз менялись местами, которые они занимали в борьбе.

На авансцену выдвинулась опытная интриганка герцогиня де Шеврез, участница многих заговоров против Ришелье. В это время она была ближайшим другом Гонди и даже благосклонно наблюдала за тем, как ее собственная дочь Шарлотта стала одной из многочисленных любовниц коадмотора. (Почтенный прелат считал, что «женщины могут сохранить свое достоинство в амурных делах только благодаря заслугам своих любовников».) Вместе с тем герцогиня никогда не прекращала своего старого знакомства с Анной Австрийской. Однажды на приеме во дворце кардинал отвел к окну приятельницу коадъютора и спросил:

— Любите ли вы королеву? Если да, то почему бы вам не привлечь к ней симпатии ваших друзей?

Вечером герцогиня получила от королевы записку для Гонди. Недавно столь ненавистному коадъютору назначалось тайное свидание на завтра в полночь. При этой встрече королева и кардинал (ловкий комедиант даже облобызался по этому случаю с фрондером) просили содействия Гонди в аресте принца Конде. В обмен коадъютору было обещано возведение в сан кардинала.

Разумеется, были соблюдены все необходимые приличия. Гонди согласился принять обещание кардинальской шапки только после настойчивых упрашиваний со стороны Мазарини. Коадъютор даже добавил:

— Имеется много достойных лиц, которые связаны со мной и будут служить королеве. Если Вашему Величеству будет угодно предоставить одному из них какой-либо значительный пост, я был бы этому гораздо больше рад, чем десяти кардинальским шапкам.

Кардинал Мазарини

Гравюра Роберта Нантёйля

В переводе на обычный язык эти тирады означали, что коадьютор готов продать Мазарини и услуги своих друзей. На последующих тайных встречах с королевскими министрами были оговорены детали, в частности цена, которую пришлось заплатить за поддержку со стороны герцога Орлеанского. Гонди, многократно подчеркивавший свое полнейшее бескорыстие, одновременно выторговывал все новые уступки, якобы защищая интересы своих союзников.

Конде не мог похвастаться такой тайной службой, которую имели Мазарини и Гонди. Он легко дал усыпить себя выражениями подобострастного почтения, которыми осыпал его кардинал. Когда 18 января 1650 года в Пале-Рояле к Конде подошел капитан дворцовой стражи Гито и объявил, что арестует его по приказу короля, принц первоначально счел это дурной шуткой. Одновременно были задержаны его брат принц Конти и зять герцог Лонгвиль. Их переводили из одного места заключения в другое, пока не доставили в Гавр. Однако, если сотрудничество Гонди позволило без помехи осуществить этот арест, оно не воспрепятствовало родственникам и союзникам Конде поднять восстание в разных частях Франции. Началась «Фронда принцев». К концу года, правда, королевским войскам удалось добиться заметных успехов в борьбе против новых фрондеров.

В этих условиях Мазарини решил, что излишне выполнять обещание, данное коадъютору. А тот, напротив, более чем когда-либо стремился заполучить заветную кардинальскую шапку: ведь только она могла служить для него некоторой гарантией в случае возможного примирения Мазарини и Конде. Гонди менее всего хотел признать себя одураченным и растерявшим влияние. Между тем сам Мазарини ускорил разрыв. Он приказал опубликовать сведения о притязаниях коадьютора на сан кардинала, чтобы окончательно подорвать популярность Гонди среди парижан.

Тогда коадъютор сделал новый поворот, громко требуя освобождения приниев, арестованных по приказу Мазарини. Он получил поддержку со стороны герцога Орлеанского, тайных и явных сторонников Конде. Парижский парламент занялся вопросом о законности ареста принцев. На этот раз кардинал просчитался: он сам способствовал объединению всех своих врагов, как сторонников «парламентской Фронды», так и «Фронды принцев». Его оставило даже то меньшинство советников парламента, которые обычно поддерживали корону. Народ на улице вздернул на виселицу его изображение. Парламент потребовал отстранить кардинала от командования войсками, призвал маршалов не подчиняться приказам министра.

6 февраля 1651 года кардинал, переодетый в костюм простого дворянина, под охраной 300 солдат своей личной гвардии бежал из Парижа. Анна Австрийская собиралась последовать за Мазарини, но тут сработала секретная служба Гонди. Министр Шатнеф, назначенный на этот пост при посредстве Гонди и являвшийся креатурой герцогини де Шеврез, разведал, что королева собирается бежать в ночь с 9 на 10 февраля, и поспешил известить об этом герцога Орлеанского и Гонди. Коадъютор и его сторонники, не теряя времени, быстро подняли на ноги вооруженное ополчение парижан. Волнующаяся толпа окружила Пале-Рояль. Надменная королева вынуждена была согласиться принять представителей собравшихся горожан. Анна заявила, что у нее не было и мысли покидать столицу, и показала на мирно спящего, вернее, притворившегося спящим в своей кровати молодого короля. Королева потом не простит коадъютору этого унижения. Но пока что Гонди победил. Королева оказалась под контролем фрондеров.

Между тем бежавший Мазарини прибыл в Гавр и выпустил из заключения принцев (прежде чем их освободили бы сторонники Фронды). Он попытался поставить это себе в заслугу. Конде на сей раз не дал себя провести. Не вступая ни в какие соглашения с фаворитом, принц поспешил в Париж, где был с триумфом встречен своими сторонниками. А Мазарини счел за лучшее покинуть французскую территорию, перебравшись в Германию.

Кардинал великолепно знал, насколько непрочным был «союз двух фронд». Вельможи начали ссориться с парламентом вскоре же после прибытия Конде в Париж. Анна Австрийская получила возможность маневрировать, договариваясь с каждым из принцев поодиночке. А герцогиня де Шеврез рассорилась с принцем Конти, который по тайному сговору с Гонди обещал жениться на ее дочери, любовнице коадьютора, а теперь счел выгодным нарушить свое обязательство. Гонди мало что получил от своего союза с принцами. Вместе с тем уступки, на которые пошла Анна Австрийская, чтобы помириться с Конде, делали его некоронованным королем Франции. И у королевы, и у коадьютора снова появились мотивы для «смены союзов»…

Мазарини расположился неподалеку от французской границы в маленьком рейнском городке Брюле, около Кельна, курфюрст которого с готовностью предоставил убежище беглецу. Парижский парламент продолжал в грозных декларациях и эдиктах осуждать фаворита, обвиняя его, между прочим, в разграблении королевской казны. Сам кардинал, наоборот, горько сетовал на бедность. Эти жалобы, конечно, не следует понимать слишком буквально. Много позднее один современник, аббат Шуази, иронически рассказывал в своих мемуарах:

«…когда кардинал был близок к смерти, его духовник сказал ему со всей откровенностью, что он будет проклят, если не возвратит неправедно приобретенного богатства. «Увы, — со вздохом отвечал тот, — я не имею ничего, кроме полученного от шедрот короля». — «Однако, — возразил исповедник, — нужно различать то, что вам дал король, от того, что вы дали сами себе». — «Ах, если бы дело обстояло так, — сказал кардинал, — то пришлось бы все вернуть».

Пока же кардинал думал не о возврате, а о приобретении земных сокровищ, что ему удавалось делать даже в изгнании. Ведь, находясь за пределами Франции, он продолжал управлять страной. Недаром современники считали Мазарини волшебником, околдовавшим королеву, или по крайней мере тайным супругом Анны Австрийской. Последнее, может быть, и соответствует действительности, хотя главную роль, несомненно, играла умелая зашита кардиналом интересов короны. А продолжать осуществление своей роли фактического правителя Франции кардиналу помогал не «князь тьмы», а хорошо налаженная разведка.

Быть может, секретная служба Мазарини, который продолжал оставаться первым министром Франции, никогда не была столь эффективной, как в эти месяцы, когда он вынужден был укрываться во владениях кельнского курфюрста.

Почти каждый день Мазарини обменивался письмами с королевой. Эту тайную корреспонденцию доставляли агенты, действовавшие под началом Ондедея (будущего епископа) и Барте. Кардинал был настолько уверен в своих агентах, что даже не считал нужным шифровать переписку. Лишь фамилии обозначались цифрами или часто весьма прозрачными псевдонимами. Королева именовалась Серафимом или «15», Мазарини — Небом или «16», Гонди — то Трусом, то Немым (намек на то, что коадьютор в течение некоторого времени не высказывал своего отношения к текущим политическим вопросам) и т. д.

Не менее любопытно и другое: все меньше оставалось лидеров Фронды, за исключением самого Конде и герцога Орлеанского, которые не вели бы секретных переговоров с кардиналом. В конечном счете в 1651 году к Гонди явился посланец королевы маршал дю Плесси-Праслен с известием, что Мазарини крайне не одобряет уступок, сделанных Конде, и советует договориться с коадьютором. Маршал даже показал ему письма кардинала. Гонди не удивился приходу маршала: он поддерживал секретную переписку с герцогом Орлеанским и министром Шатнефом, которые отлично информировали его о том, что происходило при дворе. Еще менее произвел на него впечатление возвышенный тон послания кардинала. Гонди иронически отмечает в своих «Мемуарах», что ему уже приходилось получать не менее прекрасные письма, подразумевая предшествующий этап своего флирта со двором. Коадъютору была передана записка от Анны Австрийской. Снова, как и в прошлый раз, Гонди было назначено тайное свидание в полночь, только на этот раз не на завтра, а в тот же день.

Помощник парижского архиепископа Гонди

Как и ожидал коадьютор, ему прямо предложили кардинальскую шапку. Он согласился. Но чтобы побороть популярность Конде, разъяснял Гонди, он будет… с еще большей силой нападать на кардинала. После короткого колебания Анна Австрийская согласилась, что полезно применить этот обманный маневр. Гонди убедил Гастона Орлеанского присоединиться к соглашению. Тот рад был возможности тайно помириться с королевой, вместе с тем продолжая открыто нападать на ее фаворита. Через несколько дней Гонди был вызван еще раз на ночное свидание во дворец. Анна Австрийская, очень довольная ловкостью коадьютора, решила посоветоваться, как изыскать наилучший способ ареста Конде. Коадьютор предложил поручить герцогу Орлеанскому пригласить Конде в гости и там без шума взять его под стражу.

Вскоре после этого разговора, около четырех часов утра, Гонди, находившемуся у одного из своих друзей, передали, что его спрашивает министр Лионне. Он сообщил коадьютору, что нельзя мешкать с арестом принца. Гонди насторожился. Как будто ничего не произошло за те немногие часы, которые истекли после его встречи с королевой, что оправдывало бы поспешность Лионне. Коадьютор стал держаться очень настороженно и имел, как выяснилось вскоре, для этого все основания. Лионне просто-напросто решил переметнуться в лагерь Конде, считая, что тот наверняка одержит победу при дворе. Тепло попрощавшись с коадъютором около шести утра, Лионне уже через два часа сообщал о содержании беседы с прелатом маршалу Граммону, который тут же передал полученную информацию другому министру — Шавиньи — ставленнику Конде, назначенному по его настоянию на этот пост. Шавиньи немедленно известил об этом Конде. Впрочем, как только тот получил информацию о предстоящем аресте, начала работать тайная служба коадъютора — в шесть часов вечера Гонди был уже извещен, что принц знает о планах королевы. А вечером то же известие получила и королева через одну великосветскую интриганку.

Через два дня Гонди был снова у королевы. Она показала ему письмо Мазарини, горячо одобрявшее планы Анны Австрийской и коадъютора. Королева объявила, что, поскольку вскоре — 2 сентября — ее сын станет совершеннолетним (по закону для этого ему должно было исполниться 13 лет), она сменит министров, назначив новых из числа друзей Гонди и Гастона Орлеанского. Она обещала поторопить Рим с принятием решения о возведении Гонди в сан кардинала. Не надо давать возможность Конде начать интриги против коадъютора при папском дворе, любезно заключила Анна Австрийская.

На деле такими интригами занялся изгнанник в Брюле, считавший нежелательным, чтобы коадьютор получил красную кардинальскую шапку, по крайней мере до возвращения его, Мазарини, во Францию, когда, может, и вообще отпадет нужда награждать ею этого вдохновителя Фронды. Позднее к этим интригам подключился и Конде. Со своей стороны, Гонди откомандировал в Рим своего агента — аббата Шарье с поручением подкупить молодую княгиню Олимпию Россано, которая от имени святого отца бойко торговала кардинальскими шапками и аббатствами. Гонди переслал ей через своего агента несколько десятков тысяч ливров, драгоценные камни и богатые туалеты. Однако прошло много месяцев, прежде чем коадъютору вопреки махинациям его противников удалось получить право именоваться кардиналом Рецем.

А пока что он должен был выполнять условия своего соглашения с двором, поддерживая его против Конде. Ярость королевы против принца была настолько велика, что она подумывала даже о назначении Гонди первым министром для лучшего противодействия Конде. (Это намерение Анны вызвало сильное беспокойство Мазарини, который предписал начальнику своей разведки Ондедею всячески советовать королеве отказаться от осуществления столь рискованного плана.)

5 июля мимо резиденции Конде проезжал отряд гвардии. Принц решил, что солдаты прибыли арестовать его, и поспешно бежал из столицы. Он вернулся через две недели, после того как Анна Австрийская обещала дать отставку трем министрам, которых принц считал креатурами Мазарини. Его возвращение вместе с тем означало настоящее объявление войны королеве. В парламенте Конде разъяснил, что не намерен посещать Пале-Рояль, где ведутся секретные совещания о его аресте. При этом Конде свирепо посмотрел на Гонди. Все взоры обратились к коадъютору, но тот, будучи прекрасным актером, хладнокровно предложил начать следствие против тех, кто замешан в этих совещаниях. Ответом был взрыв хохота: ни для кого уже не было тайной, что их главным участником является Гонди. Тогда, нисколько не смутившись, коадъютор предложил арестовать Ондедея, главу разведки кардинала, и других агентов Мазарини. Это предложение, встретившее единодушную поддержку, несколько восстановило влияние Гонди.

Людовик, принц Конде ("Великий Конде”)

Гравюра Пуайльи

Конде отомстил, в ту же ночь распространив в Париже текст проектировавшейся в июле сделки между Гонди, Мазарини, Шатнефом и герцогиней де Шеврез. Документ был перехвачен солдатами принца у курьера, посланного одним из друзей старой интриганки. Вряд ли можно сомневаться в аутентичности этого текста: отрывки из него совпадают с параграфами, которые советовал включить в договор Мазарини (эти предложения кардинал излагал в своей секретной переписке с королевой). В ответ Анна выдвинула против Конде обвинение в связи с Испанией, которое поддержали в парламенте Гонди и Шатнеф. 17 августа 1651 года принц прибыл в парламент в сопровождении толпы вооруженных приверженцев, требуя признать его невиновным. Парламент, не приняв никакого решения, отложил заседание. На следующий день не только Конде, но и коадъютор явился во главе вооруженной свиты. Дело несколько раз едва не доходило до вооруженной схватки. Герцог Ларошфуко, сторонник Конде, угрожал убить коадъютора. Тот бросил ему в лицо:

— Вы трус, а я священник. Мы не причиним друг другу большого вреда.

Дома Гонди предался грустным размышлениям. Если бы возникла стычка и Конде был убит, его, коадъютора, считали бы виновником гибели принца крови, королева и Мазарини со вздохом облегчения отреклись бы от тяготившего их союзника. Конде тоже счел невыгодным продолжать схватку в столице и быстро покинул Париж. Карете принца преградила дорогу религиозная процессия, во главе ее шествовал коадъютор. Конде сошел с коляски… и попросил благословения святого отца. Прелат величественно исполнил желание принца, который после этого снова двинулся в путь.

В начале сентября король был объявлен совершеннолетним. Под этим предлогом правительство было переформировано в соответствии с договором между Мазарини и коадъютором. Но это послужило лишь сигналом для новой гражданской войны. В «кадрили Фронды» сторонники различных партий снова поменялись местами. Конде возглавил противников королевы и Мазарини, бывший фрондер Тюренн стал во главе королевской армии. Гастон Орлеанский последовательно изменил всем партиям, герцогиня де Шеврез поссорилась с Гонди и перешла на сторону Анны Австрийской, а потом снова примкнула к партии коадъютора. Великосветские интриганы и интриганки продолжали плести паутину заговоров, войска испанцев объединились с отрядами Конде и других принцев. Пожары, насилия, убийства, разоренные города и ограбленное, обнищавшее население — вот чем обернулась «Фронда принцев» для французского народа.

В конце 1651 года Мазарини вернулся во Францию во главе наемного войска немецких ландскнехтов. В июле 1652 года сторонники Конде впустили его армию в Париж, покинутый Анной Австрийской. Однако чаша весов все более склонялась в пользу короны. Буржуазия, напуганная разорением страны, жаждала мира. Гонди — теперь уже кардинал Рец, — начавший было создавать партию середины (ни Конде, ни Мазарини), снова вступил в тайные переговоры с кардиналом. В октябре Конде покинул Париж, в который вступили королевские войска. Постепенно Мазарини поодиночке договорился с большинством вельмож, Конде уехал за границу. Несколько позднее его брат принц Конти с восторгом принял предложение жениться на одной из племянниц Мазарини. Когда принцу предложили остановить свой выбор на той, которая ему больше нравится, он ответил:

— Неважно какая, я ведь желаю жениться на господине кардинале.

Последовать примеру принца никак не мог (к великому своему сожалению) другой кардинал — Рец. С прекращением Фронды он превратился из необходимого союзника в подозрительного, опасного смутьяна.

19 декабря сразу после того, как Реца внешне вполне благосклонно принял король, к прелату подошел капитан гвардии Вилькер и сказал, что имеет приказ о взятии его под стражу. Верные люди заранее предупредили Реца, что, по слухам, его собираются бросить в тюрьму. Поэтому перед посещением королевского дворца он из предосторожности сжег компрометирующие его бумаги. Арестованный был доставлен в Венсенский замок.

Однако если Рец давно растерял свою былую популярность, то он сохранил немало сторонников, в том числе тех, кто выполнял роль агентов его секретной службы (а как кардинал он даже оказывал влияние на парижское духовенство). Поэтому сторонники Рена вскоре же сумели наладить с ним связь через охрану, привыкшую за деньги оказывать услуги знатным узникам. Деятельно обсуждался план побега, а пока что Рец отправлял на волю послания, доказывая незаконность ареста его, высшего сановника церкви. Вернувшийся к этому времени в Париж Мазарини тщетно менял тюремщиков в Венсенском замке: новые стражники оказывались не менее продажными, чем их предшественники.

Реи находился уже более года в заключении, когда его агенты помогли ему начать борьбу против Мазарини. 21 марта 1654 года скончался парижский архиепископ, преемником которого по церковным законам должен был стать Реи. Однако для вступления на этот пост требовались известные юридические формальности, особенно декларация, собственноручно подписанная Реием. Его сторонники заблаговременно преодолели возникшее препятствие. Нотариус архиепископства, переодевшись маляром, под предлогом переклейки обоев проник в комнату Реца и дал ему на подпись нужную бумагу.

Не успел старый архиепископ испустить последний вздох, как была немедленно представлена декларация Реца, извещавшая о том, что он приступает к исполнению своих апостольских обязанностей. Во дворце это вызвало настоящий припадок ярости: формально правительство не имело права сместить архиепископа, законно занявшего свою должность. Начали шептаться о том, не предстоит ли еще одна Фронда — на этот раз церковная. Королевский совет поспешил запретить духовенству подчиняться приказам Реца. Было решено потребовать от узника добровольного отказа полномочий. С этим и был послан от Мазарини в Венсенский замок де Бельер, президент парижского парламента и старый знакомый Реца. Королевский посланец, по-видимому, прибег и к угрозам, и к щедрым обещаниям. Рецу предлагалось в обмен на его согласие несколько доходных аббатств и разрешение уехать в Рим. Кардинал ответил категорическим отказом. Тогда его поспешно под сильной военной охраной перевезли в замок, расположенный в городе Нанте, подальше от столицы. А секретная служба Реца деятельно занялась подготовкой его побега, одновременно откомандировав в Рим аббата Шарье, чтобы воспрепятствовать попыткам Мазарини оказать влияние на Иннокентия X (Шарье очень успешно выполнил свою задачу).

В августе 1654 года Рец спустился на канате из окна замка и с помощью ожидавших его друзей бежал, далеко опередив погоню. После многочисленных приключений он сел на корабль и покинул берега Франции. По дороге прелат едва не попал в руки пиратов, пока наконец через Испанию не добрался до Рима. Там деятельный заговорщик с головой ушел в политические интриги, постоянно путая расчеты парижского двора. Мазарини пришлось создать из-за этого целую агентурную сеть в Риме. Шпионы постоянно доносили в Париж, как Рецу удается обводить вокруг пальца французских дипломатов.

Людовик XIV на 51 году жизни

Гравюра П.Симона

Правительство Людовика XIV первоначально предписало парижскому парламенту начать процесс против Реца. Этот указ вызвал большое волнение среди французского духовенства, считавшего, что он нарушает его привилегии. Тогда французский двор попытался добиться через папу предания Реца церковному суду. Новый французский посол Лионне в декабре 1654 года отправился в Рим с письмом, содержавшим обвинительное заключение против Реца. Папа Иннокентий X, к которому было обращено это послание, умер в начале января 1655 года. Началась борьба, связанная с выбором нового первосвященника. В это время с блеском развернулись таланты Реца.

Неутомимый заговорщик решил возобновить большую политическую игру, опираясь на поддержку части парижского духовенства. И опять на помощь были призваны методы тайной войны. Агентом Реца был, между прочим, любовник супруги французского посла Лионне, некий Фуке де Круаси. Он регулярно пересылал Рецу копии писем посла к королевским министрам в Париже относительно бывшего главы «парламентской Фронды». Рец мог убедиться из этой переписки, насколько нежные чувства питал к нему Мазарини, припомнивший все прегрешения Гонди со времени «Ночи баррикад».

В одном из писем Лионне к Мазарини летом 1655 года указывалось, что новый папа Александр VII наконец внял ходатайствам посла и обещал начать против Реца судебный процесс.

Однако тут же возникли процессуальные сложности. Для того чтобы начать суд над Рецем, необходимо было восстановить его на посту архиепископа. К тому же он являлся французским подданным; его преступления, сводящиеся к оскорблению монарха, были совершены во Франции и относились к юрисдикции короля. Кто должен был возбудить дело против Реца: генеральный прокурор парижского парламента или генеральный королевский прокурор? И кто должен был вести расследование: французские епископы или комиссары, присланные римским папой? Все это служило предметом обильной служебной переписки между Лионне и королевскими министрами, а Рец благодаря Фуке де Круаси был полностью в курсе дела. 9 июля 1655 года Мазарини направил Лионне длинный «меморандум о преступлениях, за которые следует предать суду кардинала Реца». Этот документ представлял собой превосходную биографию достойного прелата. Лионне предложил назвать депешу «Меморандумом о некоторых (или различных) преступлениях Реца» — это должно было служить намеком на то, что французское правительство воздерживается пока от перечисления остальных прегрешений кардинала. 29 июля папа неожиданно обещал посадить Реца в замок Святого Ангела. Рецу удалось отвести готовившийся удар.

Со своей стороны кардинал не переставал возбуждать волнения среди парижского духовенства. Королевская разведка перехватила некоторые из писем Реца, адресованные в Париж. Папа, изменив прежнее решение, стал склонять короля к примирению с кардиналом. Одновременно Рец и сам попытался вступить в переписку с королем и Анной Австрийской, нащупывая почву для полюбовного соглашения. Посредником при переговорах вызвалась быть шведская королева Христина, прибывшая для этого в Рим (Мазарини, получивший от своих разведчиков данные сведения, едва успел через Лионне отговорить ее от непрошеного вмешательства). Отчаявшись в успехе и опасаясь, что папа наконец уступит домогательствам Франции, Рец в 1656 году покинул Рим, а вскоре уехал из Италии в неизвестном направлении.

В течение шести лет о кардинале не было ни слуху ни духу. Разведка Мазарини сбилась с ног, отыскивая его следы. В бумагах французского первого министра сохранились многочисленные донесения, в которых передавались самые различные (почти все ложные) слухи и предположения относительно местопребывания Реца. Однажды французские разведчики все же обнаружили беглеца в Швейцарии и собирались похитить его в тот момент, когда кардинал гулял без охраны. Однако Рец, давно приобретший привычку к переодеванию, успешно избежал ловушки.

Кардинал Мазарини

Вскоре Рец поселился у одного аббата в Франш-Конте и отправил в Париж руководителей своей разведки Жоли и Ламета восстанавливать нарушенные связи. Агенты Мазарини получили приказ во что бы то ни стало выследить курьеров Реца. Некоторые из его лазутчиков, включая маркиза Фоссеза, а также одного из секретарей короля и других видных лиц, были обнаружены и посажены в Бастилию. Однако связь, установленная Жоли, продолжала работать бесперебойно. «Почтовым ящиком» служил некий Брюле, секретарь председателя парижского парламента Бельера. В его обязанности входила расшифровка всех писем кардинала и пересылка различным лицам, включая герцогиню де Шеврез, а также отправка их корреспонденции в Германию к Жоли, который, в свою очередь, доставлял ее Рецу. Эта довольно громоздкая система функционировала многие годы, несмотря на все усилия Мазарини ее обнаружить. Рец продолжал доставлять неприятности первому министру, выступая время от времени с осуждением его особо непопулярных действий. В конце 1656 года, находясь в Кельне, заговорщик узнал, что туда прибыло полтора десятка солдат с поручением похитить его или убить. Осуществить эту операцию взялся уже известный нам Фуке де Круаси. Но планы провалились.

Рец скрылся в Голландии и повел оттуда переговоры с Конде, находившимся во Фландрии, в Брюсселе. Конде предложил попытаться поднять восстание в Нормандии. Неутомимый кардинал принимал деятельное участие в интригах, связанных с реставрацией Карла 11 Стюарта на английском престоле в 1660 году. Потом, уже в Лондоне, он вел эффективную борьбу с Барте, одним из руководителей секретной службы Мазарини, которому были поручены переговоры о намечавшейся женитьбе Карла II на племяннице всемогущего министра. Разумеется, неудача этих планов не усилила расположения Мазарини к Рецу. Утверждают, что, чувствуя приближение смерти, Мазарини даже взял обещание с Анны Австрийской и Людовика XIV, что они не простят Реца.

Людовик, сам ненавидевший кардинала, дал слово, что Рецу никогда не будет позволено вернуться во Францию. Мазарини умер в марте 1661 года. А уже в феврале 1662 года Рец вернулся на родину (он получил это разрешение как плату за отказ от парижского архиепископства). Несмотря на огромные старания, Рецу не удалось втереться в милость к «королю-солнцу». Однако, когда у парижского двора возник конфликт с Римом и король лихорадочно подыскивал средства давления на папу, Людовик обратился за советом к Ондедею (епископу Фрежюскому). Тот переадресовал своего государя к Рецу. Кардинал немедленно дал совет — аннексировать Авиньон, принадлежавший римскому престолу. Совет оказался дельным, Ватикан должен был уступить. После этого Рец не раз выполнял различные секретные поручения короля в Риме, особенно при избрании нового папы.

Опасность отлучения от церкви, грозившая кардиналу, который нарушал тайну дискуссий на конклаве до окончания его заседаний, мало беспокоила Реиа. Во время конклава в 1670 году он вел деятельную переписку со своим давним знакомым — французским послом.

В последние годы жизни (Рец умер в 1679 году) он написал свои знаменитые «Мемуары». В них можно найти и некоторые из известных уже теперь читателю подробностей жизни этого столь характерного деятеля Фронды, знатного сеньора, считавшего себя прирожденным руководителем аристократической «партии», противостоящей короне, опытного политикана, умевшего использовать недовольство столичной толпы, мастерски владевшего оружием интриг.

Как видим, действительность не уступала самой богатой фантазии великого Дюма, выведшего Гонди в романе «Двадцать лет спустя». Однако читателей и почитателей Дюма, конечно, должно заинтересовать, какую роль сыграл в тайной войне этой эпохи д’Артаньян. Если верить роману Дюма, храбрый гасконец оказывается закулисным участником многих политических событий на протяжении почти четырех десятилетий — при Ришелье, Мазарини и в первые годы самостоятельного правления Людовика XIV. Роман не история, но многим, вероятно, известно, что основную канву для своего произведения Дюма заимствовал из книги Гасьена де Куртиля «Мемуары д’Артаньяна», увидевшей свет в 1700 году. Добавим, что Куртиль еще за 13 лет до этого, в 1687 году, опубликовал «Мемуары графа де Рошфора», которые были также использованы Дюма.

Неизвестно, однако, знал ли сам Дюма, что автор «Мемуаров д’Артаньяна» писал свое произведение с живого лица, что действительно существовал гасконец д’Артаньян (его полное имя Шарль де Батц-Кастльмор д’Артаньян), родившийся в 1623 году, имевший друзей Атоса, Портоса и Арамиса, принимавший участие в событиях, о которых повествуется в книге Гасьена де Куртиля, и убитый при осаде Маестрихта в 1675 году.

Гасьен де Куртиль родился в 1646 году (по другим сведениям — в 1647 году) и, следовательно, мог встречаться с д’Артаньяном или по крайней мере с людьми, хорошо знавшими лейтенанта мушкетеров. Возникает, однако, вопрос, можно ли доверять сведениям, содержащимся в «Мемуарах д’Артаньяна», или же они являются плодом воображения де Куртиля? Начав свою карьеру в армии и дослужившись до капитана, Гасьен де Куртиль стал впоследствии плодовитым писателем. Его перу принадлежат несколько сатирических описаний придворного быта, которые он анонимно издал, находясь в эмиграции в Голландии. Вернувшись в 1693 году во Францию, Гасьен де Куртиль был посажен в Бастилию, где провел шесть лет. Выйдя на свободу, он снова отправился в Голландию, где и опубликовал в числе других книг «Мемуары д’Артаньяна». Потом опять вернулся во Францию и вновь перекочевал надолго в Бастилию. Умер он в Париже в 1712 году.

Несомненно, что в произведениях Гасьена де Куртиля, которого иногда не без основания считают автором первых во Франции исторических романов, переплетаются правда и какая-то доля вымысла. Вместе с тем надо учесть, что современники ссылались на его «Мемуары» как на солидный и заслуживающий доверия источник.

Конечно, д’Артаньян де Куртиля оставался бледной тенью литературного героя, созданного талантом Дюма. Удалой сорвиголова, равно непобедимый на поле брани и в споре за дружеским столом, лучшая шпага королевства и проницательный ум, непоколебимая верность и трезвый расчет, не знающая преград неукротимая отвага, презрение к любой опасности, находчивость в беде и ясное понимание своих интересов, пылкость чувств и практическая смекалка, юношеский задор и глубокое знание людей, благородное бескорыстие там, где затронута честь и дружба, рядом с прижимистостью делового человека, знающего себе цену и умеющего дорого продавать свои услуги, — только этот д’Артаньян, которого мы узнали из романов Дюма, полный противоречий и огня, непосредственности и обаяния, завоевал сердца миллионов. Его прототип вряд ли обладал многими из этих достоинств, полюбившихся читателям Дюма, но он тоже был личностью не совсем заурядной.

Вначале нас ждет разочарование. Дюма отнес рождение д’Артаньяна на 16 лет назад по сравнению с действительностью, и храбрый гасконец никак не мог по возрасту принимать участие ни в одном из исторических событий, описанных в «Трех мушкетерах», поскольку они происходили между 1625 и 1628 годами. Однако ряд приключений, которые пришлось пережить д’Артаньяну в романе, например столкновение со знатным придворным (у Дюма — Рошфором) на пути в Париж или борьба со зловещей красавицей леди Винтер, если верить де Куртилю, действительно имели место, только примерно на полтора десятка лет позднее, уже после смерти Ришелье. Надо лишь добавить, что кое-кто из противников д’Артаньяна на дуэлях — здесь опять у Дюма фигурируют действительно существовавшие люди — не были убиты, а благополучно дожили, иные до очень преклонных лет. Зато во многих событиях, о которых повествуется в романах «20 лет спустя» и «Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя», д’Артаньян действительно являлся немаловажным участником, пусть и не столь значительным, как в романах Дюма.

Начиная с 1646 года д’Артаньян выполнял ряд секретных поручений Мазарини как военного, так и дипломатического характера. Однако сообщение де Куртиля, что после «Ночи баррикад» и бегства королевской семьи и Мазарини кардинал поручил д’Артаньяну секретную миссию в Англии, кажется, не находит подтверждения в документах. Когда Мазарини в марте 1651 года должен был временно покинуть Францию, д’Артаньян служил его доверенным лицом, которого он посылал то к кельнскому курфюрсту, то к Кольберу, Фуке и другим своим сторонникам во французской столице. В конце декабря того же года Мазарини вернулся во Францию, и д’Артаньян стал осуществлять ловкий план переманивания вельмож и других влиятельных фрондеров на сторону кардинала. Задания, которые выполнял д’Артаньян, представляли собой обычно причудливое сочетание тайной дипломатии и разведки. Многие из них, вероятно, остались нам неизвестны. Сохранился отрывок письма Мазарини от 9 ноября 1655 года одному из своих сторонников: «Англичанин, которого я направил Вам при посредстве иезуита отца д’Артаньяна, несомненно, сообщит весьма секретные и важные сведения, так как я разведал другим путем часть того, что замышляют Кромвель, испанцы, находящиеся во Фландрии. и принц Конде». Д’Артаньян в роли Арамиса и к тому же по поручению Мазарини — такой сцены не изобрел и Дюма!

В 1655 или 1656 году д’Артаньян был назначен на важный пост капитана гвардии, позднее стал лейтенантом и капитаном мушкетеров, принимал участие в сражениях с испанцами вплоть до заключения Пиренейского мира в 1659 году, а позднее — в войнах Людовика XIV против Голландии.

В начале правления «короля-солнца» он сыграл немаловажную роль в процессе Фуке.