Тайны Франции. Заговоры, интриги, мистификации

СИНЯЯ БОРОДА

В средневековом обществе преступления, совершавшиеся крупными феодалами, как правило, карались только тогда, когда это осуществлялось в ходе политической борьбы, соответствовало намерениям королей и владетельных князей, их стремлению прибрать к рукам земли и замки преступников. Но в результате суд над виновными объективно приобретал характер политических процессов, глубоко затрагивавших интересы и чувства современников. С «героем» одного такого судебного процесса знакомится какое уж по счету поколение ребят во многих странах. Кто не слушал в детстве сказку Шарля Перро о страшном рыцаре Синяя Борода, убивавшем своих жен и подвешивавшем их трупы на железных крюках в таинственном подземелье своего замка, о волшебном ключе, с которого нельзя было очистить кровавые пятна?! А потом уже в зрелом возрасте многим доводилось читать новеллу Анатоля Франса — на ту же тему — иронический вариант мрачной легенды.

Между тем прототип Синей Бороды не только вполне реальное лицо, но и человек, оставивший след в истории Франции. Его имя — барон Жиль де Ре. Этот очень богатый французский вельможа жил в самую трудную для его страны пору Столетней войны. Жиль родился в 1404 году в замке Махкуль. Рано лишившись отца, он воспитывался дедом с материнской стороны. С детства привык к тому, что его капризы были высшим законом. Вместе с тем Жиль имел хороших учителей, был для своего времени образованным человеком, жадно читал научные книги, стал большим любителем театра. В 16 лет женился на Екатерине де Туар, принесшей ему богатое приданое. Вскоре Жиль отправился на войну и стал соратником Жанны д’Арк, сражаясь бок о бок с ней в самых опасных боях. При коронаиии Карла VII Жиль де Ре был возведен в звание маршала Франции. Он пытался освободить захваченную в плен Жанну, подступил к Руану, но опоздал. Жиль не хотел поверить в гибель Жанны. Он считал ее бессмертной и, может быть, поэтому признал Жанну д’Армуаз за Орлеанскую деву, хотя потом и поколебался в своем убеждении.

Увенчанный славой маршал де Ре вернулся с войны. Своими сокровищами, обширностью владений он мог сравниться разве что с королем. Жиль был владельцем крупной библиотеки (в эту допечатную эпоху, когда каждая книга стоила очень дорого!). У него в замках давались великолепные театральные представления с участием большого числа артистов, для каждого спектакля шились новые костюмы. Пышная свита, роскошные балы также стоили огромных денег. Их уже не хватало, приходилось занимать большие суммы под огромные проценты. У барона произошла ссора с женой, которая уехала к родителям; его младший брат Рене потребовал раздела имущества и добился разрешения короля на это. Однако герцог Бретани Иоанн V не выполнил королевского указа и начал усердно скупать за бесценок земли Жиля де Ре.

К этому времени относится и увлечение барона алхимией. Он рассчитывал открыть тайну превращения металлов и научиться производить золото. Сначала замок Тиффож, а потом специально купленный дом были оборудованы под мрачную лабораторию средневекового мага, где в ретортах кипели какие-то неведомые растворы, а по углам были расставлены человеческие скелеты и свешивались чучела экзотических животных, привезенных из дальних стран. Доверенные лица, посланные Жилем де Ре, пытались разыскать наиболее опытных алхимиков. Из Италии в замок барона прибыл магистр оккультных наук Франческо Прелати. Вскоре выяснилось, что итальянец знаком с заклинаниями, которыми можно вызывать демонов. Опыты проводились глухой ночью. В них участвовали сам барон, его слуги Анрие и Пуату и, конечно, Прелати. Бледный от волнения Жиль провозглашал:

— Явитесь, всесильные духи, открывающие смертным клады, науку и философию! Явитесь на мой зов, и я отдам вам все, кроме жизни и души, если вы дадите мне золото, мудрость, власть!

Духи безмолвствовали. В другой раз опыт повторили тоже ночью на лугу близ замка, но начался ливень, и незадачливым экспериментаторам, промокшим до нитки, пришлось вернуться в замок. Жиль, который не привык отступать, вызвал другого заклинателя, потом третьего. Они удачно инсценировали борьбу с чертом, слышался грохот, и можно было почувствовать запах серы при возвращении дьявола в преисподнюю.

Из всех этих опытов суеверный владелец Тиффожа сделал выводы о возможности вызывать нечистую силу. Он решил перейти от белой магии к черной. Однажды, войдя в комнату барона, Анрие и Пуату увидели в руках своего хозяина окровавленные части тела ребенка, обезображенный труп лежал неподалеку. Эти еще теплые органы вложили в стеклянный сосуд, ночью над ними Прелати начал читать новые заклинания.

Жиль нанял старуху Перрин Мартен; она заманивала ребят, слуги барона заталкивали их в мешки и несли в замок. Пристрастившийся к кровавым опытам Жиль де Ре убивал свои жертвы, расчленял их тела, вырывал внутренности. Так продолжалось ни мало ни много восемь лет, с 1432 по 1440 год. (Это, впрочем, по-видимому, не помешало барону в 1439 году участвовать вместе с Жанной д’Армуаз в войне против англичан.) Жиль де Ре считал, что его высокий ранг обеспечивает ему безопасность, однако епископ Нанта, до которого дошли известия об этих злодеяниях, получил разрешение арестовать Жиля, а также Анрие, Пуату и Перрин Мартен. Такова фактическая канва рассказов о Синей Бороде. Народная фантазия превратила замученных детей в убитых жен. А синий цвет бороды, вероятно, идет от другой легенды.

Однажды богатый рыжебородый рыцарь убеждал красивую девушку выйти за него замуж. Уже в церкви, клянясь в верности своей невесте, он сказал:

— Я отдам тебе и тело и душу.

— Вот это я принимаю, — раздались громовой голос и хохот дьявола, который скрывался под видом красавицы и предстал теперь в виде синего демона. — Помни, что с этого часа ты мой и телом и душой!

Дьявол исчез, а рыжая борода рыцаря в знак заключенного договора стала синей. Эта сказка причудливо переплелась с историей Жиля де Ре, из их объединения и возник, вероятно, мрачный образ рыцаря Синяя Борода.

Однако был ли Жиль де Ре действительно виновен в приписываемых ему преступлениях? О них мы знаем из материалов судебного процесса этой «самой мрачной фигуры» французской истории.

15 мая 1440 года Жиль де Ре с его слугами захватил в деревенской церкви священника Жана Ле Ферона — брата своего врага, казначея Бретани, и заключил в темницу в одном из своих замков. Иоанн V воспользовался этим случаем, чтобы наложить на Жиля де Ре огромный штраф в 50 тысяч золотых экю, который тот не был в состоянии уплатить. А епископ Нанта Жан Мальтруа приказал начать расследование действий барона де Ре.

Враги действовали осторожно. Погубить маршала Франции было непростым делом — мог вмешаться король Карл VII. Кроме того, замок Тиффож находился под непосредственной юрисдикцией короля, и там Жиль де Ре мог укрыться от войск герцога Бретонского. Поэтому Иоанн V заручился поддержкой Артура де Ришмона, коннетабля Франции, сообщив ему о преступлениях Жиля, и пообещал его брату земли в Бретани, в том числе и принадлежавшие барону. По бретонским законам герцог не имел права наследовать своим вассалам. Поэтому еще за десять дней до издания приказа об аресте Жиля де Ре Иоанн вызвал нотариуса и продиктовал дарственную на владения маршала; после его смерти они должны были перейти к сыну герцога. Приговор Жилю был вынесен еще до начала процесса.

Между тем барон все еще старался выйти из затруднений с помощью нечистой силы и торопил Прелати, чтобы тот вызвал наконец дьявола и добыл у него золото.

Тем временем, пока Жиль надеялся найти опору у князя преисподней, Иоанн V был озабочен тем, как бы лишить барона последней оставшейся у него земной опоры — неприступного замка Махкуль. 15 сентября 1440 года у ворот замка появился нантский нотариус Робин Гийомэ в сопровождении небольшого отряда воинов. Гийомэ от имени епископа Мальтруа, а капитан Жан Лаб — самого Иоанна V — предложили Жилю де Ре добровольно отдаться в руки властей, предстать перед духовным и светским судом по обвинению в колдовстве и убийстве. Барон приказал открыть двери замка и дал арестовать себя вместе со своими слугами Пуату и Анрие и монахом Эсташем Бланше, также принимавшим участие в алхимических опытах. Как только стало известно о взятии под стражу маршала, появилось множество ранее боязливо молчавших свидетелей, заговорили родители погибших детей.

Жиль, позволив арестовать себя, попал в капкан, из которого уже не мог выпутаться. Тем не менее его враги все еще опасались, что их план сорвется, — барон де Ре был слишком важным лицом, чтобы с ним можно было расправиться, не соблюдая пунктуально всех требований закона. А для придания законности процессу очень важно было, чтобы обвиняемый признал полномочия суда. Поэтому, когда 19 сентября Жиля ввели в большой зал Новой башни Нантского замка, где заседали судьи, барону было предъявлено лишь одно обвинение — в незаконном аресте в церкви Ле Ферона и вследствие этого — в ереси. О других обвинениях не было упомянуто пока ни единым словом. Жиль считал себя спасенным. Он всегда был ревностным католиком — это можно было без труда доказать. Он совсем не учел, что обвинение в ереси давало повод лишить его права прибегнуть к услугам адвоката. И на вопрос, признает ли он себя подсудным собранному трибуналу, барон ответил утвердительно. Только это и требовалось герцогу Бретонскому и епископу Нанта.

Учитывая ранг барона, ему было предоставлено большое помещение в Новой башне, но все четверо его сообщников были брошены в темные камеры, где содержали обычных преступников.

19 сентября Жиль де Ре, в пышном одеянии маршала Франции, вновь был приведен к главному судье Бретани Пьеру де Л’Опиталю и его помошникам. Барону снова предъявили лишь обвинения, связанные с арестом Ле Ферона, а потом доставили на заседание духовного трибунала. Жиль де Ре подпадал под юрисдикцию не только светских властей и епископа Нанта как главы церковного суда, но и представителя инквизиции — Жана Блуйна. И опять в обвинении фигурировал только арест Ле Ферона, хотя власти уже деятельно вели следствие о других преступлениях барона. Жиль еще раз признал свою подсудность епископу Нанта. 28 сентября трибунал собрался в отсутствие подсудимого, заслушал показания о злодеяниях Жиля де Ре и постановил допросить обвиняемого 8 октября. В этот день впервые маршал появился на публичном заседании суда. Ему наконец были предъявлены все обвинения. Это был длинный и жуткий перечень совершенных злодейств. Обвиняемый, ранее державшийся с холодной надменностью, казалось, потерял голову и начал яростно кричать:

— Я не признаю вас! У вас нет права судить меня. Я это обжалую!

Но вскоре Жиль сумел взять себя в руки и начал доказывать, что члены трибунала принадлежат к числу его врагов и не могут быть беспристрастными судьями. Это был самый сильный пункт в защите Жиля — удовлетворить требование подсудимого означало сменить состав столь тщательно подобранного суда. Отказать обвиняемому в его требовании означало создать предлог для возможной отмены приговора. Даже если бы до этой кассации подсудимый был уже отправлен на эшафот, снова бы встал вопрос о конфискованных у него землях. Присутствующие в зале затаили дыхание…

Епископ и инквизитор поспешили объявить не имеющим силу протест обвиняемого. К тому, же такой протест может вообще быть подан только в письменном виде. Судьи отлично учитывали, что до начала заседания Жиль де Ре не имел причин его подготовить и вдобавок у подсудимого не имелось адвоката, который мог бы составить по требуемой форме нужный документ. Все же трибунал объявил, что готов предоставить обвиняемому несколько дней отсрочки для подготовки зашиты. Барон, смертельно бледный, с пеной на губах, отрицал обвинения. Но поклясться в этом спасением души Жиль наотрез отказался — это могло рассматриваться как страх перед ложной клятвой или как нежелание признать полномочия суда. Заседание было отложено. Из тюрьмы Жиль де Ре написал письмо королю Карлу VII с просьбой о вмешательстве. Оно осталось без ответа. 12 октября суд возобновился — заслушивали свидетелей в отсутствие обвиняемого. Когда на следующий день в зал ввели де Ре, он обрушился на епископа и инквизитора, именуя их развратниками и симонистами — торговцами церковными должностями. Барон оспаривал не только права трибунала, но и полномочия его председателя Жана Мальтруа. Последовал обмен все более резкими и оскорбительными репликами. Епископ и инквизитор объявили Жиля отлученным от церкви, а тот, в лихорадочном возбуждении, выкрикнул слова:

— Я отрицаю за симонистами и развратниками вашего толка право судить такого человека, как я!

Поздним вечерним часом заседание было перенесено на двое суток — на 15 октября. За этот не долгий срок обвиняемый пережил какой-то тяжелый душевный кризис. Приведенный снова в зал заседаний, Жиль смиренно признал компетенцию своих судей и что им совершены преступления, которые относятся к их юрисдикции. Заливаясь слезами, Жиль умолял о прощении. Казалось, сами судьи не знали, что думать о таком превращении — было ли оно следствием небесного озарения, муками совести, стремлением умилостивить трибунал или, напротив, каким-то ловким маневром. Историки разделяют это удивление, не зная, считать ли раскаяние Жиля де Ре результатом воздействия страшной кары — отлучения от церкви или надежды на отмену приговора, которую ему будто бы подал какой-то посланец короля. Стоя на коленях, Жиль, рыдая, клялся и подтверждал показания Пуату и Прелати. Только после этого с подсудимого было снято отлучение. Суд решил перейти к дополнительному допросу свидетелей, которому были посвящены заседания 16 и 19 октября. Тосканец признал занятие алхимией и попытки вызвать дьявола. По признанию Прелата, он объяснил барону неудачу их заклинаний тем, что дьяволу пришлись не по вкусу преподнесенные ему дары, но не советовал приносить в жертву детей. Прелата осторожно заявил, что он лишь слышал об убийствах пажей, приписываемых Жилю де Ре. Слуги барона и другие свидетели рассказывали об убийствах, о перевозке и захоронении скелетов в замке Шамптос. 19 октября Жиль де Ре в ответ на вопрос, не желает ли он что-либо сказать по поводу этих показаний, заявил, что целиком полагается на совесть свидетелей и точность записи их слов секретарями суда и что он ничего не может добавить в собственную защиту. На решающем заседании — 20 октября — барон снова заявил, что ему нечего возразить или прибавить к сказанному свидетелями.

Но и такого смирения суду показалось недостаточно. Трибунал счел необходимым выяснить всю правду о преступлениях и поэтому решил подвергнуть обвиняемого пытке. Услышав об этом, Жиль лишился чувств — стражникам пришлось отнести его в тюрьму. На следующее утро Жиля привели в мрачную пыточную камеру. Однако пытку не пришлось применять — Жиль стал перечислять все свои преступления. Никто, добавил он, не подстрекал его к их совершению, лишь его собственные порочные желания; им совершено столько злодеяний, что за них можно было бы предать смерти и десять тысяч человек. Для очной ставки вызвали Прелата. Жиль, по-видимому, чувствовал живое сострадание к своему сообщнику, даже назвал его своим «нежным другом». Итальянец невозмутимо слово в слово повторил свои прежние показания. Жиль де Ре полностью подтвердил свидетельство алхимика. Когда тосканца уводили, плачущий Жиль сказал ему на прощание, что они «встретятся в раю» — странные слова в устах великого грешника, если он еще находился в здравом уме.

22 октября Жиля заставили публично повторить свои признания перед большой толпой — казалось, барон теперь упивался размахом своих преступлений, ужасом кровавых злодеяний, чудовищными подробностями бесчисленных убийств и надругательств над трупами невинных жертв. 25 октября церковный трибунал признал Жиля де Ре примирившимся с церковью и передал обвиняемого в руки светского суда, который параллельно проводил допрос свидетелей и имел теперь основание для вынесения приговора. Барон еще раз повторил свои признания. Суд под председательством де Л’Опиталя приговорил обвиняемого к штрафу в 50 тысяч ливров в пользу герцога Бретонского, к смертной казни через повешение и последующему сожжению тела на костре. Жиль де Ре выслушал приговор стойко, казалось, к нему вернулась его былая отвага воина.

26 октября 1440 года приговор в отношении Жиля де Ре, Пуату и Анрие был приведен в исполнение. В день казни епископ Нанта организовал религиозную процессию духовенства и народа ради «спасения души маршала де Ре и его сообщников». Трудно представить себе, но нантская толпа горячо приветствовала и молилась за — пусть раскаявшегося — детоубийцу, когда его вели на казнь. Может быть, она не очень доверяла тому, что говорилось на суде? Непонятным кажется внезапный переход Жиля де Ре от надменного отрицания законности суда к полному подчинению и сознанию во всем, в чем его обвиняли. Свидетели говорили об исчезновении детей, а не о том, что они видели, как их похищали слуги барона. Анрие и Пуату путались в числе убитых детей — называли цифры от нескольких десятков до 800. Можно допустить, что слуги были не сильны в арифметике. Фактом является, что в замках маршала не нашли ни одного трупа. Пуату показал, что останки жертв ранее находились в Шамптосе, потом по приказу барона их извлекли из башни, перевезли по реке в Махкуль, чтобы там сжечь. Не проще ли было выбросить их в воду? Не было среди свидетелей и ни одного ребенка, которому посчастливилось бы избегнуть рук Жиля де Ре. Одним словом, было доказано только занятие алхимией. Среди свидетелей не было ни одного пажа, оруженосца или других дворян из свиты маршала. Ряду свидетелей явно изменяла память, показания других были, несомненно, искусственно приведены в буквальное соответствие друг с другом, что еще более подозрительно. Некоторые свидетели явно говорили то, что им подсказывали судьи. Родители погибших детей могли только от судей узнать о показаниях содержавшейся в тюрьме Перрин Мартен. Между прочим, хотя сохранились показания самых маловажных свидетелей, не осталось никаких следов суда над этой наиболее активной помощницей Жиля де Ре. Точно установлено лишь, что она была арестована примерно в то же время и призналась в роли, которую играла в преступлениях барона. По-видимому, Перрин Мартен, как и слуг, подвергли столь жестокой пытке, что «колдунья» не пережила допроса. Участь Прелати, которого на время «забыли» в его темнице, становится более понятной, если учесть, что нашлись новые охотники испытать его искусство. Он был освобожден благодаря заступничеству герцога Рене Анжуйского, который сделал его своим придворным алхимиком. Но Прелати не ушел от своей судьбы — через несколько лет его уличили в очередном мошенничестве: вместо фабрикации золота он занялся подделкой печати герцога. Заступников на этот раз не нашлось, и алхимик был отправлен на эшафот.

Жиль де Ре сознался в своих преступлениях, но, вероятно, сделал это, чтобы избежать самого страшного для такого верующего христианина, каким был барон, наказания, как отлучение от церкви. Некоторые историки недаром сравнивают процесс Жиля де Ре с судом над тамплиерами: и там и тут вымышленные обвинения, сфабрикованные, чтобы создать предлог для захвата имущества осужденных. История Жиля де Ре окружена таким густым туманом легенды, созданной в ходе процесса, что уже трудно или невозможно разглядеть подлинные черты человека, бывшего некогда сподвижником Жанны д’Арк.

В 1992 году Жильбер Пруто, автор книги о Жиле де Ре, организовал новый «процесс», в котором участвовали медики, историки и политики. Были зачитаны протоколы прежнего судилища и приведены доводы, говорящие в пользу невиновности обвиняемого и того, что епископ Мальтруа был просто орудием англичан. На обращение к президенту Франсуа Миттерану с просьбой о восстановлении «исторической истины» ответа не последовало… К тому же рыцарь Синяя Борода слишком удобная фигура, чтобы пугать им непослушного ребенка и привлекать туристов к развалинам замков, бывших, по легенде, местом его злодеяний.