Тайны Франции. Заговоры, интриги, мистификации

ТРИ ГЕНРИХА

Во Франции во время растянувшихся на полвека религиозных войн изредка прибегали к оружию политических процессов. Осенью 1572 года в Париже происходил суд над Брикмо и Кавенем — двумя приближенными лидера гугенотов адмирала Колиньи, убитого 24 августа, в кровавую Варфоломеевскую ночь. 21 октября они были повешены на Гревской плошали в присутствии членов королевской семьи. Был совершен и обряд казни над изображением Колиньи. Цель этого процесса и казней была не совсем обычная — утвердить официальную версию событий Варфоломеевской ночи. Ведь гугеноты считали ее заранее подготовленной бойней безоружных людей. (Даже если решение об избиении было принято королем Карлом IX и стоявшей за ним королевой-матерью Екатериной Медичи внезапно, как склонна считать новейшая историография, оно было подготовлено годами проводившимся натравливанием парижского населения на еретиков.) Процесс приближенных адмирала должен был доказать и Франции, и иностранным державам недоказуемое. Варфоломеевская ночь была якобы карой, которая обрушилась на мятежников, составивших заговор против короля.

В течение двух с лишним десятилетий, отделяющих Варфоломеевскую ночь от окончания гражданских войн, партия «политиков» не прекращала своих попыток достигнуть компромисса внутри страны и вывести таким путем Францию из векового конфликта. В 1575 году им удалось на юге Франции, в Лангедоке, создать администрацию, обязавшуюся соблюдать веротерпимость, а в 1576 году добиться от Генриха 111 издания так называемого эдикта в Болье, который разрешал гугенотам исповедовать свою религию повсюду, за исключением Парижа.

В октябре 1584 года в Париж прибыл новый испанский посол дон Бернардино де Мендоса. Может быть, это событие и не слишком бы обратило на себя внимание современников, если бы не прошлое этого посланца Филиппа II и обстановка во Франции, раздираемой религиозными войнами.

Дон Бернардино уже сумел зарекомендовать себя одним из наиболее опасных, решительных исполнителей воли Филиппа II, одним из самых верных слуг испанской великодержавной политики. Мендоса успел побывать послом в Англии и в течение целых шести лет — с 1578 по 1584 год — являлся центральной фигурой во всех католических заговорах, направленных на свержение Елизаветы.

Ко времени прибытия дона Мендосы в Париж положение там обострилось до крайности. Три крупные силы находились в состоянии неустойчивого равновесия, то и дело переходившего в вооруженные стычки. Во-первых, слабый, совершенно дискредитировавший себя в глазах подданных последний Валуа — Генрих Ill, которым руководила его мать властная Екатерина Медичи. Во-вторых, гугеноты — французские протестанты, тесно связанные с восставшими Нидерландами. Признанным главой гугенотов был король небольшого пограничного королевства Наварры Генрих, претендовавший на то, чтобы стать наследником французского престола. В-третьих, Католическая лига, находившая широкую поддержку в Центральной и Северной Франции, опиравшаяся на Париж и Орлеан. Глава Католической лиги герцог Генрих Гиз также мечтал о королевском престоле.

Лига была очень пестрым конгломератом сил — аристократии, пытавшейся оградить свою независимость от короны, буржуа отдельных городов, отстаивавших свои средневековые привилегии, даже городских низов, искавших под религиозным знаменем выхода из отчаянной нужды, которая все более усугублялась многолетней междоусобицей. Однако все это было густо замешено на слепом католическом фанатизме. Его неустанно подогревали иезуиты, доминиканцы и другие церковные проповедники, являвшиеся по сути дела преданными агентами испанской монархии.

Королевская партия, в свою очередь, могла утверждать, что «сатанинскими» идеями убийства монархов лигеры продают свою родину Францию испанцам. И действительно, руководители Католической лиги все более превращались в орудие испанской политики. Вечно нуждавшийся в деньгах герцог Гиз был готов к услугам в обмен на испанское золото. С конца 1581 года в секретной переписке Филиппа II Генрих Гиз фигурировал как Геркулес, а с апреля 1584 года — как Луцио. Гиз стал систематически получать испанские субсидии примерно с сентября 1582 года.

Постоянные тайные контакты — и личные, и путем переписки — поддерживала с послом испанского короля доном Мендосом и сестра Гиза — деятельная герцогиня Монпансье, прозванная Фурией лиги. Одним из важных направлений активности испанской дипломатии стали попытки расколоть влиятельную партию «политиков» и переманить на свою сторону ее наиболее видных лидеров. Особые усилия начиная с 1582 года Филипп II предпринимал, чтобы добиться перехода в лагерь лиги полунезависимого губернатора провинции Лангедок герцога Генриха Монморанси. Ему предоставили крупную денежную субсидию, соблазняли возможностью создать прочный союз Гизов и Монморанси путем брака между их детьми. В конечном счете эти усилия оказались напрасными, и Монморанси постепенно перешел в лагерь противников лиги.

Еще до приезда Мендосы во Францию испанские дипломаты Тассис и Морео заключили в декабре 1584 года в Жуанвиле тайный договор с лигой, представленной герцогом Майеннским, младшим братом Генриха Гиза. По этому договору обе стороны обязывались препятствовать воцарению во Франции «еретика» Генриха Наваррского, способствовать всеми силами искоренению протестантизма во Франции и Нидерландах, возвращению испанскому королю городов, которые он считал своими и которые находились в руках Генриха 111 (Камбре и др.). Лига соглашалась отказаться от традиционных союзных отношений Франции с Турцией, направленных против Испании, признать испанскую монополию на торговлю с Новым Светом и т. д. Взамен Филипп II обещал выплачивать руководителям лиги ежемесячную субсидию в 50 тыс. эскудо для ведения войны против ее врагов. Лига обязалась также способствовать тому, чтобы ряд владений Генриха Наваррского, юридически находившихся за пределами французской территории (Нижняя Наварра и Беарн), были переданы Филиппу II.

Генрих III, король Французский.

Гравюра Иоанна Вьеркса.

Жуанвильский договор был важным, но еще только первым шагом на пути превращения лиги в послушное орудие испанской политики и позднее — в прямую агентуру Филиппа во Франции. Он еще не предусматривал ни передачи французского престола Габсбургам, ни привлечения испанских войск для участия в религиозных войнах, раздиравших Францию. Но начало было положено. А Мендоса, официально аккредитованный при Генрихе III, стал важнейшей закулисной фигурой, направлявшей всю деятельность Католической лиги.

Прежде всего Мендоса занялся созданием разветвленной шпионской сети во Франции, которая позволяла ему быть в курсе быстро менявшихся отношений между различными партиями и группами. Так, переговоры, начавшиеся весной и летом 1585 года между Екатериной Медичи и Генрихом III, с одной стороны, и руководителями лиги — с другой, велись через посредство придворного врача Франсуа Мирона, который, по всей видимости, стал и главным осведомителем Мендосы о содержании этих переговоров. Мендоса установил тесные связи и с главными министрами короля — Вильруа и другими, которые, не превратившись прямо в испанских агентов, тем не менее снабжали посла ценнейшей информацией обо всем, что происходило во французских придворных и правительственных кругах.

Генрих III, устрашенный быстрым ростом влияния лиги, пытался ввести в восточные районы Франции отряды швейцарских и германских наемников, но Гизы сумели не допустить этого. Король уединился в Лувре, окружив себя новой охраной — 45 дворянами, преимущественно гасконцами, о чем читателю, вероятно, известно прежде всего из популярного романа А. Дюма «Сорок пять». Екатерина Медичи весной и в начале лета 1585 года постаралась достигнуть соглашения с вождями лиги (о ходе этих переговоров дона Мендосу регулярно информировал его тайный агент — личный лекарь короля Франсуа Мирон).

7 июля в Немуре был заключен договор между Екатериной и главами Католической лиги. Он был уже на другой день ратифицирован Генрихом III. Немурский договор являлся полной капитуляцией короны перед требованиями лиги. Он предусматривал отмену всех прежних королевских эдиктов, содержавших уступки гугенотам, запрещал исповедание во Франции любой другой религии, кроме католической; все протестантские священники должны были в течение месяца покинуть пределы страны, «еретикам» запрещалось занимать любые общественные должности. По одной из статей договора все королевские подданные в течение полугода должны были объявить о своей приверженности католичеству или быть изгнанными из страны. Захваченные гугенотские крепости, включая Верден, должны были быть переданы Гизам и их сторонникам. Казалось, чего могли еще желать в Эскуриале? Генрих III всячески стремился добиться от Филиппа II одобрения договора. В беседе с доном Мендосой король говорил, что «такое святое и справедливое» соглашение приведет и к сближению обоих королевств. В действительности дело обстояло иначе.

Немурский договор содержал, хотя и выраженное в крайне осторожной и ненавязчивой форме, обещание Гиза порвать соглашения, заключенные с иностранцами. Вдобавок герцог Гиз, заключая договор, не уведомил об этом предварительно Испанский двор и не испросил его согласия. Дон Мендоса, пересылая Филиппу II копию Немурского договора, писал, что «действия лигеров были продиктованы, скорее, их собственными интересами, чем религиозным рвением». Филипп стал даже опасаться, что Генрих III и Гизы, одержав объединенными усилиями победу над Генрихом Наваррским, сделаются слишком сильными по отношению к Испании. Иначе говоря, полное сокрушение гугенотской ереси во Франции может пойти вразрез с мечтами о создании вселенской монархии с центром в Мадриде. Вероятно, именно это обстоятельство трезво учел только что избранный папа Сикст V, ненавидевший и боявшийся испанцев. Не доверяя Гизам, папа тем не менее решительно одобрил договор и в сентябре 1585 года издал буллу, в которой главы гугенотов Генрих Наваррский и прини Конде отлучались от иеркви как лииа повторно, после раскаяния, впавшие в ересь, и объявлялись лишенными прав на наследование престола. Однако соглашение между Генрихом III и лигой было далеко не прочным, и Гиз счел благоразумным полностью сохранить свои испанские связи. Опасения Мендосы рассеялись.

В свою очередь, Генрих III был также далеко не в восторге от соглашения, ставившего его в сильнейшую зависимость от лиги. Задачей дипломатии Филиппа II стало поэтому не допустить ни в коем случае возможного примирения Генриха с протестантами, к которому тот склонялся под предлогом, что сумеет убедить Генриха Наваррского отказаться от ереси. Секретные переговоры двух Генрихов велись через посредство командующего королевскими войсками маршала Бирона. Генрих III не подозревал, что Мендосе удалось установить дружеские отношения с маршалом и добывать у него нужные сведения о ходе переговоров. Переговоры продолжались до конца года, но, приводя к мимолетным успехам, вроде заключения недолгого перемирия, окончились неудачей.

Весной 1588 года лигеры готовились к похищению короля, с тем чтобы заключить его в крепость. Планы лигеров были выданы Генриху III его шпионом Николя Пуленом, чиновником парижского городского управления и видным лигером, пользовавшимся полным доверием Гизов. Однако король отказался поверить сообщению Пулена, тем более что губернатор Парижа Вилькер убедил его, что Пулен — агент Генриха Наваррского, стремившегося вбить окончательный клин между королем и лигой. Король ограничился приказом Гизу покинуть бурлившую столицу.

Между тем для Испании было важнее, чем когда-либо, полностью обессилить Генриха III. Великая армада собиралась в путь. Ей крайне необходимо было иметь возможность заходить по пути во французские гавани, спасаясь от опасных штормов в Атлантике. Кроме того, герцог Пармский мог посадить свою армию на корабли армады только в том случае, если он получил бы гарантию от удара во фланг со стороны Франции. В марте 1588 года Филипп II отправил Гизу сразу 300 тыс. эскудо; этих денег должно было хватить, чтобы полностью связать руки французскому королю. Одновременно испанские дипломаты пообещали Гизу, что, как только он захватит Генриха III, Мадридский двор порвет официальные отношения с французским королем и признает Гиза и лигу временным правительством Франции впредь до возведения на престол их кандидата — безличного кардинала Бурбона. В случае успеха Филипп II обещал, что в распоряжение Гиза будет сразу же предоставлена армия численностью в 6 тыс. пехотинцев и 1 тыс. кавалеристов, а также дополнительная субсидия в 300 тыс. эскудо.

Гибель армады отнюдь не привела к ослаблению активности Мендосы. Скорее, напротив. Еще до этого испанской дипломатии удалось с помощью золота Филиппа и его обещаний главарям лиги организовать выступление фанатизированного духовенством парижского населения против Генриха III. Этот день баррикад (9—12 мая 1588 года) закончился полной победой лигеров и бегством Генриха из мятежной столицы. Однако именно бегство короля сделало победу лиги далеко не полной. В Блуа были собраны Генеральные штаты, на которых, правда, король шаг за шагом должен был отступать перед требованиями делегатов-лигеров. Бегство Генриха из Парижа спутало планы лигеров и сильно обеспокоило Филиппа и его наместника в Нидерландах Александра Пармского. Иной была позиция папы Сикста V, выразившего неудовольствие малодушием французского короля, который, по мнению римского первосвященника, должен был бы вызвать к себе герцога Гиза, «отрубить ему голову и выбросить ее на улицу», после чего, уверял папа, быстро воцарился бы порядок.

Как бы то ни было, Генрих не забыл совета, поданного ему из Рима. Правда, первоначально он действовал с крайней осторожностью. Достаточно осведомленный своими лазутчиками, король знал о роли испанского посла в организации мятежа лиги, союзницы Филиппа. Генрих приказал французскому послу в Мадриде письменно выразить протест против участия Мендосы в подготовке парижских событий. В ответ Филипп II не только не осудил дона Мендосу, но, напротив, высоко отозвался о его рвении в защите интересов католической религии и упрекал французского короля за отсутствие у него такой же преданности святому делу. Этот ответ был по сути дела формальным заявлением Филиппа о присвоенном им «праве» на вмешательство во внутренние дела Франции под предлогом зашиты интересов лагеря контрреформации. Тем не менее Генрих III все же не рискнул пойти на открытый разрыв с Испанией.

«День баррикад» вызвал перегруппировку политических сил во Франции. Группа «политиков» значительно более откровенно и резко выступила против лиги, осознав растушую опасность ее действий для единства и независимости Франции. Армия короля и присоединившиеся к ней войска гугенотов осадили Париж. Генрих вызвал к себе в Блуа герцога Гиза и приказал своим телохранителям убить главу лигеров. В кармане герцога нашли его письмо Филиппу II, в котором указывалось: «Для ведения гражданской войны требуются ежемесячно 700 тысяч ливров».

После убийства Гиза война между Генрихом III и Католической лигой продолжалась. Во главе лиги встали младший брат Гиза герцог Майеннский и его сестра герцогиня Монпансье, которые решили любой ценой разделаться с ненавистным королем, последним представителем династии Валуа. Его смерть открыла бы Гизам дорогу к трону.

Орудием осуществления замысла Гизов был избран доминиканский монах, 22-летний Жак Клеман. Это был резкий, решительный и вместе с тем туповатый малый, целиком находившийся во власти самых нелепых суеверий. Приор монастыря на улице Святого Якова убедил Клемана в том, что ему предопределено совершить великий подвиг для блага церкви. Монаху даже внушили, что он обладает чудесной силой делать себя невидимым для чужих глаз.

Когда королевская армия подошла к Парижу, Клеман сам заявил своим духовным начальникам, что стремится совершить великое дело. Осторожно, не спрашивая о существе дела, приор постарался укрепить брата Клемана в его решимости. Ходили слухи, что для «верности» ему дали какое-то наркотическое средство. Клемана также представили герцогине Монпансье. Несмотря на свою нескладную фигуру и короткие ноги, роскошно разодетая аристократка произвела большое впечатление на молодого монаха и постаралась убедить Клемана ни в коем случае не оставлять своего похвального намерения. В ход были пушены все средства обольщения, обещание кардинальской шапки и вечного блаженства на небесах. Кроме того, добавляла герцогиня, она прикажет арестовать в качестве заложников большое число сторонников Генриха III, так что никто не осмелится в королевской ставке и пальцем тронуть Жака. Вскоре монах узнал, что герцогиня сдержала свое слово — были взяты под стражу 300 лиц, обвиненных в равнодушии к делу Католической лиги и в скрытом сочувствии партии короля.

Клеман поспешил к приору и попросил разрешения перебраться в монастырь в Сен-Клу, где находилась королевская штаб-квартира. Приор, ни о чем не расспрашивая Клемана, достал ему пропуск на выезд из Парижа и передал несколько писем (одно — настоящее, остальные — подложные) от арестованных в Париже сторонников Генриха III.

Заговорщик отправился к королю под видом секретного гонца от противников лиги. Придворные поверили его рассказу и на следующий день устроили ему аудиенцию у Генриха, которому посланец обещал открыть важную государственную тайну. Клеман передал королю письмо, а затем вонзил нож в его живот.

«Проклятый монах, он убил меня!» — в ужасе закричал Генрих. Клеман даже не пытался бежать, твердо надеясь на чудо. Прибежавшая стража в ярости подняла его на пики. На следующий день, 2 августа 1589 года, Генрих III умер…

Римский папа Сикст V публично изобразил убийство как святое дело, исполнение воли Провидения. Однако, как мы знаем, Сикст V вовсе не собирался целиком солидаризироваться с испанской политикой, так как не менее других страшился установления гегемонии Габсбургов в Европе.

Перед смертью Генрих III завещал престол Генриху Наваррскому. Унаследовав трон, Генрих IV мог опираться на гугенотов и часть вельмож-католиков, державших сторону убитого короля. Другая часть королевской партии колебалась и ставила условием признания Генриха Наваррского его переход в католичество.

Между тем в Париже Мендоса явно сам возглавил руководство лигой, обещая ее формальному главе — герцогу Майеннскому всяческую помощь Испании. Лига провозгласила королем своего кандидата — кардинала Бурбона под именем Карла X. А так как последний находился в плену у своего родственника Генриха Наваррского, он, естественно, не мог ни в какой мере оспаривать действия, совершавшиеся от его имени под диктовку испанского посла. (Любопытно, что сам мнимый «король» выступал за возведение на трон Генриха Наваррского и рекомендовал ему принять католичество.)

Значительно более тревожным был тот факт, что герцог Майеннский и другие вельможи, в отличие от послушных Мендосе парижских лигеров, стали подумывать о компромиссе с Генрихом, в случае если он откажется от протестантства. Подобные же планы еще ранее возникли у Сикста V, что очень взволновало испанскую дипломатию. 28 февраля 1590 года произошла бурная сцена между папой и испанским послом графом Оливаресом, потребовавшим, чтобы Генрих Наваррский навсегда оставался отлученным от церкви. В ответ раздраженный первосвященник вскричал: «Его величество претендует предписывать нам законы поведения? Пусть остерегается: мы его отлучим от церкви и поднимем против него народы Испании и других стран!». В конце концов конфликт был кое-как улажен, а 27 августа Сикст V скончался. За две недели до смерти он сказал венецианскому послу: «Эти испанцы убивают меня». Он имел в виду, вероятно, жаркие словесные схватки с испанскими дипломатами. Однако эти слова могли иметь и другой смысл; недаром современники подозревали, что Сикст V был отравлен иезуитами не без поощрения со стороны Мадрида. В Париже один священник публично объявил в проповеди, что смерть Сикста — «одно из великих благодеяний и чудес», совершенных Богом для избавления Франции. Новый папа Григорий XIV предпочел следовать курсу мадридской политики.

Летом 1590 года войска Генриха IV осадили Париж — главный опорный пункт лиги. Филипп II, невзирая на то, что он после разгрома армады понес потери и что его армия в Нидерландах была полностью занята борьбой с голландцами, принял решение о новой интервенции. Александру Фарнезе было предписано идти на выручку парижских лигеров, несмотря на угрозу, что голландские «еретики» постараются вести наступление против занятой испанцами южной части Нидерландов.

В конце августа 1590 года армия Александра Пармского повернула на юг и ускоренными маршами двинулась на Париж. Началась открытая вооруженная интервенция Испании в поддержку лиги. Александр Фарнезе в этом походе снова продемонстрировал свой недюжинный талант лучшего полководца того времени. Искусными маневрами он принудил Генриха IV снять осаду Парижа и отступить в Нормандию. Укрепив положение лиги, герцог Пармский поспешил обратно во Фландрию для продолжения борьбы против голландцев.

Лига была спасена от крушения, но положение ее оставалось шатким. Ее «король» в это время умер в плену.

Не сумев взять Париж осадой, Генрих IV прибегнул к более гибкой тактике, пытаясь отрезать все линии связи столицы с внешним миром. Особое значение приобрела борьба за Руан, окруженный армией Генриха в конце 1591 года. Потребовалась новая вооруженная интервенция Испании, чтобы сохранить город для лиги. В марте 1592 года отборные ветераны Александра Пармского сумели обойти осаждавших и войти в Руан. После этого, однако, испанцы снова должны были быстро отступить в Бельгию, а Александр Фарнезе, как уже указывалось, умер в декабре 1592 года от раны, полученной в одном из сражений этой кампании.

Тем временем в Париже испанская дипломатия продолжала лихорадочные усилия, чтобы сохранить свои позиции. В январе 1593 года были собраны делегаты от территорий, находившихся под контролем лиги, которые объявили себя Генеральными штатами Французского королевства. Новый испанский посол Фериа сначала попытался добиться у них отмены салического закона и провозглашения инфанты королевой Франции. Он натолкнулся на решительный отказ, свидетельствовавший о быстром нарастании оппозиции к испанским домогательствам даже среди лигеров. Тогда, сменив тактику, Филипп II поручил Фериа добиваться возведения на престол молодого герцога Карла Гиза и одновременного заключения им брака с испанской инфантой. Это был по существу лишь слегка прикрытый план утверждения полного испанского господства над Францией. Он встретил быстро усиливавшееся сопротивление среди испанской партии, не говоря уже о других группировках лиги.

Дальновидный политик Генрих IV понял, что настало время для решительного шага. Его переход в католичество должен был обеспечить ему поддержку большинства лигеров, все дальше отходивших от испанской партии.