ПРИ ВСЕМ МОЕМ СКЕПТИЦИЗМЕ, я вынужден был признать, что Бэл навесил перила достаточно неплохо. Сегодня я бы уже не рискнул протягивать страховку по склону, на котором застыли сотни тонн тяжелого, как танковый батальон, снега, готового в любую минуту сорваться вниз. К верхней части кулуара налипли плотные ватные облака, которые скрывали основную часть тела лавины. С террас и скальных балконов угрожающе свисали мощные снежные карнизы. Казалось, что это гигантские головы каких-то монстров с белыми заледеневшими прядями. Лавина стояла на старте, и тишина была зловещей.
Я стащил с себя рюкзак, присел рядом с крючьями, вбитыми в «бордюр» кулуара, проверил, зафиксированы ли муфтой карабины и достаточна ли натяжка веревки. Я не торопился. Я должен был сделать вид, что во мне зреет идея.
– Все в порядке? – шепотом спросил Бэл.
Я пожал плечами, выпрямился и не спеша поднялся по «бордюру» на несколько десятков метров. Мэд увязалась за мной. Она была подавлена масштабами кулуара и снежного языка и, придерживаясь за мою руку, с опаской поглядывала вниз.
– Это невозможно, – шептала она, заглядывая мне в глаза, словно хотела увидеть в них подтверждение. – Мы здесь не пройдем. Это все равно, что снимать с тормоза самосвал, который стоит на склоне.
Я не слушал Мэд. Я рассматривал обнажившуюся в одном месте ледовую подложку лавины, треснувшую, как хрустальная ваза. Верхняя часть несколько возвышалась над нижней, напоминая берг-шрунд; в узкой щели просматривалась ледовая ножка, плугом вонзившаяся в каменистое дно кулуара. Эта ножка удерживала почти на весу массивную ледяную плиту размером с витринное стекло большого магазина. Отколоть ее одним ударом айсбайля – и нижняя часть лавины гильотиной полетит на перила.
– Это невозможно, – повторила Мэд, проследив за моим взглядом. – Не надо этого делать. Рано…
Я повернулся к ней, привлек ее к себе, убрал со лба светлую прядь. Мэд выдали глаза. Она догадалась, о чем я думал. Часто удивляющая меня неожиданной жесткостью, сейчас девушка была не похожа на саму себя. Чувство страха и ненависти к террористам, ноющее как рана желание мести улеглись, притихли, сменились безразличием и даже жалостью к тем, кто гонял нас по горам, как баранов. Это была опасная дезориентация.
– Ты что? – прошептал я и сдавил предплечья девушки. – Ты их жалеешь? Ты забыла, как они издевались над нами? Ты хочешь простить им все?
Мэд опустила глаза и покачала головой.
– Я не знаю, – ответила она. – Но достаточно уже жестокости. Так мы совсем потеряем человеческий облик. Они уже почти дошли, куда хотели, и больше не причинят нам вреда. Не надо брать грех на душу. Пусть их накажет бог…
Она повернулась и пошла по «бордюру» вниз. Я опомнился, догнал ее и схватил за локоть.
– Илона, подожди! Не сердись на меня. Я не хотел тебя обидеть.
Она остановилась, с каким-то свежим любопытством рассматривая мое лицо. Потом протянула руку и сдвинула мои очки на лоб.
– Ты меня не оставишь, Стас?
– Тебя? Оставить?.. Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
– Ну, ладно, – после паузы ответила Мэд. – То, что я имею в виду, не столь важно… Постой, поцелуй меня.
Я коснулся губами ее холодной щеки.
Стемнело, как вечером. Туча, висевшая над кулуаром, отцепилась от скалы и воздушным шаром опустилась нам на головы. В воздухе задрожали снежные опилки, будто над нами на циркулярке распиливали ледник.
– Как бы не поехала на нас вся эта махина, – бормотал Тенгиз, глядя на снежный язык. – Ты как думаешь, переводчик? Все будет нормально?
Я должен был его успокоить, заверить, убедить в безопасности перехода через кулуар.
– Что тебе не нравится? – спросил я, доставая из мешка с «железом» два крюка и карабины. – Да вот это инженерное сооружение, – кивнул он на перила. – А если не выдержит?
– Одна веревка, естественно, может не выдержать, – ответил я. – Но если плюс к этому организовать и верхнюю страховку, то я могу дать стопроцентную гарантию.
– Ну так в чем же дело! – оживился Тенгиз. – Давай, спасатель, делай свою верхнюю страховку. Помощь нужна?
Я отрицательно покачал головой и пошел наверх. Поднявшись на один уровень с ледяной плитой, присел и стал забивать в «бордюр» крючья. Отсюда я буду страховать Тенгиза и Бэла. Когда они дойдут до середины кулуара, я разобью айсбайлем ледовую ножку плиты и отпущу страховочную веревку. Лед и снег чудовищным бульдозером заскользят вниз, в несколько секунд сметут, раздавят и скинут в пропасть двух негодяев. Все должно произойти очень быстро.
Я вернулся к группе. Мэд избегала смотреть мне в глаза. Гельмут, ни о чем не догадываясь, жевал галету с сыром и постукивал ногой о ногу – должно быть, замерз. Глушков по-прежнему наводил на своем лице красоту.
Я посмотрел на Бэла.
– Чего ждем? У меня все готово, – и протянул конец веревки верхней страховки Тенгизу. Тот послушно взял ее и принялся накручивать на своем карабине узел.
Вдруг Бэл сказал:
– Нет. Первой пойдет Илона.
Мы с Тенгизом переглянулись.
– Ну ее на фиг! – осторожно возразил Тенгиз. – Раскачает склон. Лед и так на соплях держится.
– Первой пойдет Илона, – тверже повторил Бэл. – Затем Гельмут и этот… больной. Переводчик – последним. Мэд глянула на меня. Она слишком явно ждала какого-то решения, хотя все уже было решено и предрешено. Торопливость выдавала мое волнение, но давала мне одно мгновение, чтобы перекинуться с Мэд словами.
– Побыстрей, не задерживайся! – сказал я ей, развернул к себе спиной и навесил на нее рюкзак. Затягивая лямки и поясной ремень, шепнул Мэд на ухо: – Перейдешь на ту сторону, дождешься Гельмута и Глушкова, и уводи всех как можно дальше… Здесь будет очень опасно. Ты поняла меня?
Она кивнула, поймала мою руку и прижала к лицу. Этот жест заметил только Гельмут и с пониманием прикрыл глаза. Мне стало неловко. Я много не значил в жизни Мэд и не был достоин такого жеста.
Мэд прошла по склону легко и быстро – как того заслуживал этот, в общем-то, малоопасный склон, и я только делал вид, что удерживаю ее на веревке. Гельмут оказался весьма внушаемым человеком и, вопреки своему умению оценивать реальную опасность, поверил явно сгущенным краскам. Он, бедолага, пересекал кулуар не меньше четверти часа, тщательно и подолгу выверяя каждый шаг, и я даже немного заскучал. Глушков, коль он страдал от боязни высоты, повернулся к пропасти спиной, сразу осмелел и, делая ногами перекрестные движения, словно исполнял танец маленьких лебедей, запрыгал по тропе. Он не вписывался в следы, надырявил множество своих и тем самым уже серьезно подрезал лавину.
Мы остались втроем. Я смотал страховочный репшнур и спустился к перилам. У нас было очень мало времени. Тенгиз и Бэл протягивали веревки сложной петлей, охватывающей ноги и туловище, для спуска дюльфером. Я крепил их концы к перильным крючьям.
– На все – две минуты, – напомнил я. – От силы три.
– Один «калашников» и деньги я оставлю на нижнем балконе, как договорились, – сказал Бэл.
– Я помню. А второй автомат?
– Второй я возьму с собой… Сигнальный дымовой патрон тебе дать?
– Зачем? Что я с ним буду делать?
– На крайний случай. Можно подать сигнал вертолету: красный – все в порядке, желтый – нуждаюсь в помощи.
– Нет, спасибо.
– Тогда мы будем отчаливать.
– Вы меня, ребята, бросаете на ржавые гвозди, – совсем не вовремя пожаловался я. – Постой, что ты здесь накрутил? Эта петля лишняя.
Пришлось распутывать Тенгиза и вязать страховку заново.
– Они могут предложить тебе быть их проводником, – сказал Бэл, вопросительно глядя мне в глаза.
Я отрицательно покачал головой.
– Все, ребята, я отвоевался! Все, что просили, я сделал. Больше сил нет. К тому же Глушкова, в самом деле, надо срочно спускать вниз. Помрет парень – вы же сами потом расхлебывать будете.
– Ну, смотри сам, – махнул рукой Бэл. – Решил выйти из игры – выходи.
Он перевел взгляд на Тенгиза.
– Тебе же все-таки придется срочно возвращаться на Приют, искать напарника Шаттуева. Чувствую, что это убийство не случайно и как-то связано с нашим делом.
– Разберемся! – кивнул Тенгиз и протянул мне руку. – Давай документы Шаттуева.
Он спрятал удостоверение, маршрутную карту и другие бумаги во внутренний карман и стал пятиться спиной к обрыву, протравливая веревку, которая удавом скользила у него под ногой, по спине и руке.
– Береги себя и этого ненормального, – напутствовал Бэл и тоже пошел вниз.
– Иди к черту! – послал я.
На краю обрыва мы обнялись. Оттолкнувшись ногами, Бэл и Тенгиз заскользили вниз, как бусинки по леске. Три минуты спустя несколькими сильными ударами айсбайля я подрубил ледовую ножку.