Темная лошадка

Глава 29

ЛУЧШЕ БЫ ВЕРТОЛЕТ ГРОХНУЛСЯ РЯДОМ С ПРИЮТОМ! Последние километры пути превратились в невыносимую пытку. Мы все еле передвигали ноги и в сгустившихся сумерках напоминали призрачные тени, вечно бродящие по пустынным ледникам Эльбруса.

В двенадцатом часу ночи на фоне мертвенно-белого Эльбруса показался темный корпус Приюта, похожий то ли на полуспущенный дирижабль, то ли на гигантскую утятницу, поставленную вверх дном. В некоторых окошках, больше напоминающих прямоугольные иллюминаторы в самолете, горел тусклый свет.

– Спасатель!.. – тяжело дыша, позвал меня Глушков.

Я посадил Гельмута на снег и подошел к Глушкову.

– Слушай меня, спасатель, – зашептал он, опираясь на мое плечо, но в то же время не забывая ткнуть мне в спину автоматным стволом. – Заходить будем не через двери, а через окно. Выбей раму, затолкай туда немцев, а потом подсади меня. Хорошо? Я тебя награжу. Пятьдесят… нет, семьдесят тысяч долларов – это все равно, что квартира в Москве. Договорились?

И вяло похлопал меня по плечу.

Я сделал, как он просил. Только выбивать раму не пришлось, потому как первое окно, к которому я подошел, оказалось вообще без стекла. Гельмута я закинул внутрь ногами вперед, Мэд обошлась без моей помощи. С Глушковым же пришлось попотеть. Ему никак не удавалось держать под прицелом одновременно меня и немцев, уже скрывшихся в черной утробе Приюта, потому он нервничал, капризничал, шипел, как змея, заставляя меня то лезть первым, то пропускать его, а самому отходить от окна на десять шагов.

В конце концов, мы вчетвером оказались в темной и холодной, наполовину занесенной снегом комнатушке, в которой не было ничего, кроме штабеля скелетов от панцирных кроватей.

– Эй, спасатель… Поди сюда.

Мэд плюнула каким-то коротким словом из глубинного арийского диалекта, Гельмут простонал. Я подошел к Глушкову. Лицо его было в тени, лишь глаз поблескивал в лунном луче.

– Выводи их в коридор, – сказал Глушков. Сделал долгую паузу, набираясь сил. – Подыщи там… комнатку какую-нибудь. Чтоб дверь запереть можно было. И пусть спят…

Я аккуратно подтолкнул упрямую Мэд к выходу. Чем быстрее я найду свободную комнату, тем быстрее она свалится на кровать и уснет.

Первый этаж этого крыла, по-видимому, был нежилым, но я нашел что-то вроде кладовки, в которой было относительно тепло, включалось бра матового стекла и, самое главное, в углу горкой были сложены матрацы и одеяла.

Глушков затуманенным взглядом осмотрел кладовку, кивнул и опустился на пол в коридоре. Прежде чем выйти в коридор и закрыть за собой дверь, я незаметно взял руку Мэд, легко пожал ее и шепнул:

– Уже скоро.

Она ничего не ответила, даже не кивнула и, царапая линолеум «кошками», с трудом донесла себя до горки матрацев, стащила один и упала на него, как убитая.

Я вышел, захлопнул дверь и подпер ее панцирной сеткой.

– Хорошо, – оценил Глушков, сплюнул липкой слюной себе на грудь, размазал рукавом, выпрямился и кивком показал на лестницу, ведущую на второй этаж. – Слышь, спасатель… Если кого встретим – ни слова. Не здороваться… Понял? Ищи комнату. Будем спать до утра.

– А что будет утром?

– Поможешь мне спуститься по канатке на Азау. Скажешь, попал с террористами в лавину. В Азау я тебя награжу и отпущу… Давай, не стой! Ноги уже не держат, и глаз болит. Просто огнем полыхает… В башке тоже свинец плавится. Надо перевязку сделать… Давай, спасатель, дорогой, не тяни резину!

Пока Глушков хватал губами воздух, прижимаясь к стене, я толкнул первую попавшуюся дверь. Она была заперта. В соседнем номере кто-то жил, из дверных щелей выбивался свет, и я прошел мимо нее на цыпочках, если, конечно, это можно было сделать в «кошках».

– Эй! – едва смог произнести Глушков. – Здесь…

Он кивнул на дверь, рядом с которой стоял. Мне тоже показалось, что этот номер свободен. Я легко надавил на ручку, но дверь не поддалась. Тогда я двинул ее плечом и чуть не влетел внутрь.

То, что я увидел, едва не выдавило из меня восторженный восклик: смятая постель, покрытая разложенным красным спальником, на которой, с книжкой в руках, в теплом спортивном костюме и высоких носках из грубой шерсти, лежала моя милая Лариска. Она лениво опустила книгу, не сразу узнав, равнодушным взглядом посмотрела на меня, и лишь несколько томительных мгновений спустя в ее глазах взорвались эмоции.

Испугавшись, что она сейчас испортит всю игру, я попятился назад и негромко сказал заглядывающему через мое плечо Глушкову:

– Блин горелый! Здесь эта стерва!

Лариска, умница, мгновенно вошла в роль.

– Господи! – прошептала она, медленно поднимаясь с кровати и глядя на рожу Глушкова. – Что случилось? Что с этим молодым человеком?

Я не успел раскрыть рта, как Глушков, почувствовав, на кого можно положиться, оттолкнул меня тяжестью своего слабеющего тела и ввалился в номер прямо на руки Ларисе.

– Он, этот негодяй… – бормотал Глушков, протягивая автомат Ларисе. – Он вместе с немцами перешел на сторону террористов… Они издевались надо мной… хотели убить…

Лариса посмотрела на меня, на Глушкова и снова на меня.

– Не волнуйтесь, – сказала она, вскидывая автомат. – Я все поняла. Еще тогда, на канатке, я всем говорила, что он с бандитами заодно. Мне не верили.

– Да, да, – кивал Глушков. – Мы заблуждались… Это была роковая ошибка…

– Где немцы? – спросила Лариса.

– Внизу… Заперты в кладовке для матрацев.

– Очень хорошо! Я отведу его туда, а утром вызову милицию… Господи, что с вашим глазом? Идемте, в другом конце коридора есть свободная комната. Вам надо немедленно лечь в постель! А ваш глаз я промою марганцовкой. Какой ужас, какой ужас!

Ноги не хотели распрямляться, и я бы так и сидел бы на пороге, если бы Лариска не толкнула меня коленкой. Нечеловеческое усилие – и я выполз в коридор. Подталкивая меня стволом «калашникова», как это на протяжении нескольких дней делали сначала Тенгиз с Бэлом, потом неприметный герой, она вывела Глушкова в коридор и повела в сторону лестницы.

– Снимите же свой рюкзак! – сказала она и взялась за лямку, но Глушков начал вяло сопротивляться:

– Нет, он будет при мне.

Лариса завела Глушкова в номер, через минуту вышла, тихо прикрыла за собой дверь и кинулась мне на шею. Я еле удержал ее. Лариса целовала мое небритое коричневое лицо и не давала ничего сказать. Потом схватила за рукав и потащила к лестнице.

– Пошли, – сказал я. – Время идет, он может заподозрить.

– Он совсем плох, – ответила Лариса.

– Не то слово, – согласился я, расстегнул пуховик, сунул руку во внутренний карман и бережно достал чек.

Лариса бегала глазами по буквам и цифрам, как по письму от любимого человека, потом тихо запищала и снова кинулась мне на шею. Такие перегрузки были не для меня.

– Спрячь, – хрипло сказал я, снова оказавшись сидящим на ступеньке. – Но это еще не все. Надо спасать немцев.

– Спасать? В каком смысле?

– Во всяком случае, Тенгиз не должен задержать их здесь. Пока он не появился на Приюте, я постараюсь состряпать им алиби… Подыщи-ка срочно пару женских сапожек.

– Женских сапожек? Ты имеешь в виду вибрамы?

– Можно вибрамы, можно обычные зимние сапоги на толстой подошве.

– Эти подойдут? – спросила Лариса, кивая на свои меховые сапожки из толстой свиной кожи.

– Подойдут. И второе: выясни, кто здесь из альпинистов непарный.

– В каком смысле?

– Кто не входит в двойку, понимаешь? Ну, был у него напарник, с которым вместе ходили в связке, а потом не стало. Вот альпинист и мается, не знает, к какой связке подвязаться.

– Хорошо. Я все сделаю.