МАША БЫЛА ТЯЖЕЛА НА ПОДЪЕМ, словно я снова накачал ее отравленным вермутом. В пять утра в дверь нашего номера постучали, и, не дожидаясь, когда какой-нибудь амбал вышибет ее плечом, я зажег настольную лампу и вылез из кровати.
Я быстро оделся, обратив внимание, что в брюках и куртке вывернуты все карманы, и вышел в коридор. В холле, на диване, ждал уже знакомый мне амбал.
– Машка где? – спросил он.
Я кивнул на номер. Амбал выругался, встал и пошел к распахнутой настежь двери.
– Спускайся вниз, – сказал он мне. – Там ждет «Нива».
У меня появилась прекрасная возможность незаметно снять с еловой ветки бирку с номером и сунуть ее под пятку в ботинок. Если меня не обыщут по дороге и не найдут жетон, значение которого будет ясно и без комментариев, то до Минвод я доеду живым. А там пусть подавятся своими баксами, гла-за б мои их не видели! Главное, чтобы не надули, чтобы Борьку отпустили.
Роль Маши в нашем благородном обмене я так до конца и не понял. Она тоже оказалась в «Ниве», рядом со мной, и, почувствовав тепло и упругий диван под собой, тотчас свалила свою бедовую головушку мне на плечо и заснула.
Было около десяти часов, когда наша «Нива», заметно оторвавшись от эскорта, подрулила к стеклянной коробке здания аэропорта. Амбал открыл дверь, вышел наружу. Следом за ним я. Еще пару минут мы терпеливо ждали, пока Маша протрет сонное личико косметической салфеткой, разомнет губки, любуясь ими в зеркальце, и причешется.
– Тащи бабки! – сказал мне амбал и кивнул Маше: – Проводи его!
– Это вовсе не обязательно, я легко справлюсь и сам… – начал было я, но амбал прервал меня:
– Она тебя проводит.
– Пойдем, зайчик, – мило улыбнулась мне Маша и взяла под руку.
Я отстранил деву от себя и повернулся к амбалу.
– Послушай, но я все-таки хотел бы убедиться, что Борис здесь и он жив.
– Убедишься, – заверил амбал. – Он будет стоять на входе в третий сектор.
Я сразу представил себе расклад позиций.
– Не пойдет. Вы хотите закрыть проход на посадку. Я отдам бабки и окажусь в ловушке.
Амбал снисходительно усмехнулся. Он не стал спорить: удаву несложно принять условия кролика, который, к тому же, находится в его норе.
– Как ты хочешь?
– Мы встретимся в центре зала. Я буду стоять спиной к третьему сектору. Вы – спиной к выходу. Отпускаете Бориса, и я отдаю деньги.
– Сначала ты отдашь деньги, – поправил амбал. – Я проверю, не сунул ли ты «куклу», а после отпущу твоего Бориса.
– Идет, – согласился я. В центре зала, на глазах у сотен пассажиров и милиции, бандиты вряд ли допустят шум – с миллионом долларов им лучше не привлекать внимание. Скорее всего они отпустят нас с Борисом подобру-поздорову.
– Хорошо, – тотчас согласился амбал. – Пусть будет так. Встречаемся через десять минут.
– Через двадцать, – поправила Маша. – В этом деле спешить не стоит.
– Какие двадцать минут! – возмутился я. – Регистрация на Москву уже заканчивается!
– Успеете! – жестко ответила Маша и легко поддала мне кулаком под ребро.
Мы пошли ко входу в аэровокзал. Прежде чем отворить стеклянные двери, я обернулся. К стоянке, где припарковалась «Нива», подруливали две машины из «эскорта». Я замедлил шаг. Маша предоставила мне возможность увидеть, как из «Мерседеса» вывели Бэла. Нас с ним разделяло не меньше сотни метров, но я заметил, что глаза его ввалились, скулы обострились, и его некогда крепкая и тяжелая фигура теперь казалась сутулой и немощной.
– У нас мало времени! – сказала Маша.
Мы вошли в вестибюль. Я на секунду задержался перед электронным табло, вспоминая, в левом или правом крыле находится камера хранения, но Маша, не останавливаясь, потянула меня к кассам.
– Куда тебя понесло? Я не там оставил деньги!
Маша пропустила мое замечание мимо ушей и, расталкивая стоящих в очереди людей, устремилась к окошку.
– Пропустите, пожалуйста, беременную, – негромко и жалостливо просила она. – Мне очень трудно стоять… Пропустите будущую мать. У меня могут начаться схватки…
Услышав про схватки, народ отхлынул от окошка. Маша склонилась над ним, протянула паспорт.
– Один билет до Москвы на рейс одиннадцать-тридцать.
– Все билеты проданы! – ответило окошко, выплевывая паспорт.
Маша, глядя на кассиршу, как на икону божьей матери, снова протянула паспорт, положив сверху него стодолларовую купюру, словно сыр на хлеб. Этим «бутербродом» кассирша не побрезговала.
– Ты что надумала? – спросил я, когда «беременная» Маша, раздавая во все стороны благодарные улыбки, покинула очередь и подошла ко мне. – Зачем ты летишь в Москву?
Она, пряча билет в кошелек, недоброжелательно посмотрела на меня и проворчала:
– Ты по-прежнему относишься ко мне, как к идиотке.
Очень скоро я понял истинный смысл этих слов.
Мы спустились в камеру хранения. Под ироническим взглядом Маши я извлек из носка жетон и получил рюкзак. Отойдя в угол, мы отстегнули клапан, развязали шнур и заглянули внутрь.
– Я всегда знала, что ты Кибальчиш, – прошептала Маша, опуская руку внутрь и перебирая пальцами пачки купюр. Я с удивлением смотрел на ее лицо. Оно преобразилось до неузнаваемости. Глаза Маши стали тяжелыми то ли от смеха, то ли от слез; казалось, что она усилием воли сдерживает в себе какой-то порыв, безумную выходку или дикий крик. Даже ее голос изменился, и звуки стали протяжными и свистящими.
Она туго затянула шнурок, застегнула клапан и набросила лямки на плечи. Я крепко взял Машу под руку.
– Ну-ну, не так сильно! – произнесла она. – Синяков наставишь…
– А ты не лети вперед, как молодая кобылка!
– За кобылку ответишь… Да что ты щипаешься? Убери руку!
– А как, по-твоему, мне еще тебя придерживать?
– Это твои проблемы. Никуда я убегать не собираюсь, я не самоликвидатор.
Наша приглушенная перебранка закончилась тем, что я обнял Машу за плечи, крепко сжав лямку рюкзака в кулаке, и таким сиамским близнецом мы выползли из камеры хранения.
– Который час? – спросила Маша вполголоса, глядя по сторонам.
– Одиннадцать без пяти.
– Регистрация закончилась?
– Да.
Мы, наступая друг другу на ноги, шли вдоль буфетного ряда к центру зала и пока еще не видели бандитов и Бэла.
– Слушай меня внимательно, лох, – прошептала Маша.
– Так я, вроде, еще недавно был зайчиком и Кибальчишем.
– Ну хватит крутить жужу! – выкрикнула она и дернула плечом. – Времени нет, все надо делать быстро… Сейчас мы встанем рядом со входом на третий сектор. Совсем близко от него, понял?..
– Короче, ты хочешь драпануть с бабками, – догадался я.
– А ты не хочешь?
– Надо друга освободить.
– Никуда твой рихтанутый друг не денется. Ты понял? Его отпускают, и ты отпускаешь меня. Вообще меня не держи! Символически, чтоб они раньше времени ничего не заподозрили.
– Послушай, Маня, а у твоих… приятелей «пушки» есть?
– У каждого по пистолету. А у Лу еще и автомат есть.
– Кто такой Лу?
– Ну, этот… лысенький такой.
– Амбал, что ли?
– Амбал, амбал… Все, цыть! Не прячься за меня и посмотри, чтобы за моей спиной никто не стоял.
– Ты взбесилась, Маня! – прошипел я. – Они пристрелят нас как врагов народа.
– Да что ты раньше времени труса празднуешь! Если кого пристрелят, то меня. Но за миллион баксов можно и рискнуть. Такой случай бывает раз в жизни… Вон они!
Мы выплыли к посадочным секторам. У третьего уже не толпились пассажиры, эскалаторная лента крутилась впустую, и контролер в синей форме, опираясь ногой на платформу багажных весов, скользила по залу скучающим взглядом. Напротив сектора, почти в центре зала, стояли трое мужчин: амбал Лу, Бэл и еще один незнакомый мне «бычара», одетый, как и бритоголовый, в черную кожанку. Он поддерживал Бэла под руку, словно верный друг своего собутыльника, принявшего изрядную дозу спиртного.
– Они слишком далеко, – шепнула Маша. – Пусть подойдут.
Мы встали в нескольких шагах от сектора. Маша подняла руку и махнула. Бэл, увидев меня, вскинул голову и переступил с ноги на ногу от нетерпения. Я улыбался ему совершенно идиотской улыбкой. Амбал крутил лысой головой, шаря глазами по залу. «Бычара» слегка подтолкнул Бэла, и вся троица медленно двинулась нам навстречу.
– Отпусти меня, – не разжимая губ, произнесла Маша. – Убери руку с плеча…
Я убрал руку. Движения были скованными и неестественными. Троица остановилась метрах в трех напротив нас. Маша стала едва заметно пританцовывать на месте от волнения.
– Все в порядке! – вырвалось у нее. Голос подвел, и получился какой-то надломанный хрип.
«Бычара» отпустил руку Бэла и подтолкнул его в спину. Нетвердой походкой, словно был на протезах, Бэл пошел в нашу сторону. Если сейчас Маша бросится к сектору, понял я, то они без труда остановят Бэла. Но Маша выждала еще две-три секунды, сделала шаг вперед и как-то лениво, задирая вверх руки, словно снимала с себя ночную рубашку, стала стаскивать рюкзак.
Бэл шел слишком медленно. Он не понимал, какая угроза нависла над ним, и слишком быстро оттаивал, расслаблялся, и уже улыбался мне, и протягивал руку. Чувствуя, что Маша вот-вот сорвется с места, стараясь опередить ее хоть на долю секунды, я сделал выпад вперед, словно наносил невидимой шпагой колющий удар, схватил Бэла за руку и потащил его к узкому проходу через сектор, ограниченный с одной стороны лентой эскалатора, а с другой – багажными весами.
– Мы опаздываем на самолет!! – крикнул я контролеру, которая попыталась преградить нам путь своей грудью, и сунул ей под нос сжатые в кулаке билеты.
– Регистрация закончена! – услышал я уже за своей спиной, и вслед за этим – грохот ног по платформе весов.
– Дорогу беременной!! – диким голосом завизжала Маша, с легкостью обгоняя нас с Бэлом и помогая расчищать себе путь рюкзаком.
Она первая вбежала в зал досмотра, кинулась через металлическую арку, определяющую наличие тяжелых металлических предметов, но два милиционера преградили ей дорогу. Маша, чувствуя себя загнанной в угол, понеслась обратно, врезалась в нас, едва не повалив на пол.
– Оставьте рюкзак!! – кричали ей хором все работники зоны досмотра.
Подталкивая Бэла к арке, я обернулся. Ни амбала, ни «бычары» через дверной проем уже не было видно. Скорее всего они кинулись нам наперехват, возможно, уже приближаются к летному полю.
Маша, кинув рюкзак на конвейерную ленту, с совершенно дикими глазами прошла через арку. Какая-то полная женщина, делая отметку на ее билете, громко хохотала:
– Первый раз вижу такую беременную очаровашку!.. Девушка, билет возьмите!
Слабо соображающий Бэл наступал мне на ноги и тыкался во все закрытые двери, не замечая неоновой таблички: «ВЫХОД НА ПОСАДКУ».
– Что у вас там? – спросил милиционер, глядя на экран дисплея, где демонстрировались серые пятна внутренностей рюкзака. Доллары не высвечивались.
– Тампаксы, – тотчас ответила Маша, замотала головой, зажмурила глаза и поправила себя: – То есть, памперсы.
– Есть кто еще на Москву?! – крикнула дежурная с перрона.
– Есть!! Есть!! – в один голос закричали мы.
– Бегом! Автобус уже ушел!
Распахивая своими телами двухстворчатые стеклянные двери, мы вывалились на перрон и кинулись к аэробусу. Маша бежала впереди всех, крепко прижимая рюкзак к груди, словно младенца, которого она родила в зоне досмотра. За ней – Бэл. Несмотря на свой грузный вес, он достаточно резво мчался по бетонке, сильно размахивая руками. Я замыкал нашу странную компанию.
Когда мы, часто дыша, как тройка гнедых лошадей, подбежали к самолету, диспетчер уже проверила билеты у последнего пассажира и собиралась возвращаться в аэровокзал.
– Ой!! – взвизгнула Маша, глядя куда-то за наши спины.
Мы с Бэлом обернулись и увидели амбала Лу, который черной пантерой бежал к нам, делая большие прыжки, словно преодолевал широкие ступени. Расстояние между нами стремительно сокращалось.
– Побыстрее, пожжжалуйста, тетечка-а-а! – нараспев произнесла Маша и, не дождавшись, когда диспетчер вернет ей билет, вскочила на лесенку и нырнула в темную утробу нижней палубы.
– А это еще кто такой? – спросила диспетчер, подняв лицо и увидев бегущего Лу. – Еще один опоздавший?
– Нет-нет!! – закричали мы с Бэлом и, перебивая друг друга:
– Это жулик, аферист!!
– У него нет билета!!
– Не пускайте его в самолет, он хочет пронести бомбу!..
Пока диспетчер, раскрыв рот, следила за приближающимся амбалом, мы, толкая друг друга, полезли в самолет. Очутившись в багажном отсеке, Бэл зачем-то кинулся на стеллажи, будто Маша, будучи совершенной идиоткой, оставила рюкзак здесь. Наверное, у моего друга после плена совсем перестали работать мозги. – Не задерживайся! – прошипел я, хватая Бэла за ворот и подталкивая его к лестнице, ведущей на верхнюю палубу.
В салоне мы несколько придержали свои эмоции и даже сняли куртки в гардеробе и причесались.
– Где она? – спросил Бэл. – Ты не знаешь, какое у нее место?
– Не знаю. Иди по левому ряду, а я по правому.
Мы двинулись по проходам в сторону второго салона и очень скоро нашли Машу. Она сидела в среднем ряду между пожилой дамой и спортивного вида юношей, крепко прижимая к себе рюкзак и исподлобья глядя то на меня, то на Бэла.
– Вы не могли бы пересесть на мое место? – вежливо попросил я даму, протягивая ей свой билет. – Нас с сестрой разлучили. А на моем месте вам будет даже удобнее.
Дама без лишних уговоров сложила газету, которую читала, и стала выбираться из глубокого кресла.
– Нет-нет! – воспротестовала Маша. – Он мне вовсе не брат!
– Так мне идти на ваше место или нет? – спросила меня дама. – Не могу понять, чего вы хотите?
Я вежливо отстранил женщину и плюхнулся в кресло рядом с Машей. Бэл уже кряхтел с другой стороны, устраиваясь на кресле вместо юноши. Мне казалось, что он раскачивает самолет.