Темный аншлаг

35 Олицетворение вины

При падении нос Закарии Дэрвелла вдавился в черепную коробку. Его лицо превратилось в кровавое месиво. На лбу и скулах обозначились выпуклые кровоподтеки, сквозь изрезанную кожу проступало розовое желе десен. Челюстная кость выглянула наружу ужасающим белым контуром. Из глотки торчала металлическая вилка. Он выглядел как бутафорский демон, отправленный на склад реквизита после чрезвычайно длительного использования. В зале присутствовал медик из бригады «скорой помощи» больницы Святого Иоанна, вооруженный бесполезным металлическим чемоданчиком с креповыми бинтами, минеральными лосьонами и нюхательными солями. Спрыгнувшая со сцены Барбара Дэрвелл держала голову сына на коленях.

– Что случилось? – спросил Брайант, вошедший в зрительный зал в момент, когда сын Юноны вывалился с балкона.

– Он мертв, – выдохнула Барбара Дэрвелл. – Я взглянула наверх и увидела его. Спиной ко мне. Кто-то стоял перед ним. Кто-то высокий. Я видела, как он машет руками. Но ничего не поняла оттуда. – Она слабо махнула рукой в сторону освещенных декораций подземного царства. Капли крови забрызгали искусственную гвоздику, все еще торчащую из лацкана пиджака Закарии.

– Что это такое? – Брайант указал на вилку, торчащую из горла Дэрвелла.

– Вилка Аристея. Исчезла из сундука с реквизитом.

– Я только что был на балконе. Там никого нет. – Джеффри Уиттейкер упал на колени и пытался справиться с дыханием. – Пусть все на несколько минут разойдутся по гримерным, – предложил он. – Там больше никого не было, совсем никого.

– Откуда ты знаешь? – закричала Барбара Дэрвелл. – Как ты можешь быть уверен? В этой чертовой тьме ничего не видно!

– Я был в лестничном колодце и забежал на балкон, – объяснил Джеффри.

– Ну, я тебя не видел, – произнес Гарри.

Замечание помощника режиссера вызвало удивление Уиттейкера.

– Ты что говоришь?

– Только то, что знаю, кто находился в лестничном колодце, и тебя там не было.

Необходимость оправдываться окончательно вывела Уиттейкера из равновесия.

– Как тебе должно быть известно, я поднялся наверх, чтобы забрать кое-что из своего кабинета, и на минуту остановился позади балкона первого яруса. Мистер Дэрвелл сидел в первом ряду в одиночестве. Я вышел из зала и спускался по центральной лестнице, когда раздался крик и грохот в партере. Тогда я побежал вниз к нему. Он чуть было не упал на эту даму. – Он указал на потрясенную мать Майлза Стоуна.

– Он угодил на соседнее кресло, – ловя воздух ртом, ответила Рейчел. – Я чуть не умерла.

– Тогда тот, кто столкнул мистера Дэрвелла, должен был нагнать тебя на лестнице, – не унимался Гарри.

– Мимо меня никто не пробегал.

– Не понимаю, как ты мог его не заметить, Джеффри.

– Мой сын умер, не могли бы вы заткнуться? – закричала Барбара Дэрвелл.

– Возможно, нам стоит прекратить обсуждение, пока полиция не закончит обыскивать здание, – предположил Гарри.

– Ну, вы здесь разберетесь, не так ли? – Брайант прошел вдоль ряда кресел и сбежал вниз по ступенькам к служебному входу.

Там стояли Лоу и Кроухерст с растерянными лицами.

– Кто-нибудь выходил за последние несколько минут? – спросил он, стараясь перевести дыхание.

– Нет, сэр. Лишь тот джентльмен, с которым пришел сын миссис Дэрвелл. Что происходит?

– Был еще кто-то, – объяснил Брайант. – Дадите мне знать, если кто-нибудь попытается скрыться?

– Конечно, сэр, я начеку, это же самый легкий путь.

Где-то позади приглушенно хлопнула дверь.

Брайант высунул голову на улицу и заметил широкую фигуру в блестящем черном дождевике, возникшую из тени у главного входа. Обернувшись, он увидел Джона Мэя, шедшего в противоположном направлении, к служебному входу.

– Джон! – крикнул он. – Это он! Останови его!

Темная фигура бросилась бежать, за нею тотчас помчался Мэй. Сгустились сумерки, и снова наступило время светомаскировки. Шафтсбери-авеню, затуманенная и размытая дождем, была практически пустынна, когда они на нее свернули.

Он уже мой, подумал Мэй, увидев, как бегущий впереди него человек поравнялся с вереницей припаркованных мотоциклов, принадлежащих армейским курьерам. Вокруг шеи мужчины было что-то накручено, поднят воротник или капюшон, скрывавший голову. Похоже, он был около шести футов ростом, но в туманной мороси и подступающей темноте определить точнее было трудно. К ужасу Мэя, фигура в дождевике прыгнула на стоявший с краю мотоцикл и, пнув стартер, завела мотор. Армейские инженеры ставили свои мотоциклы у дороги, чтобы ими воспользоваться в случае крайней необходимости. Мэй схватил первый попавшийся и вскочил в седло. Он знал, как им управлять, но при погашенном уличном освещении и мокрых мостовых не был уверен, что ему удастся пуститься в погоню. Мотор завелся с первого толчка, он крутанул сцепление, сорвался с места, вылетев на дорогу прямо за своей жертвой, и настолько приблизился к ней, что колеса их мотоциклов почти соприкоснулись.

Мотоцикл впереди внезапно вильнул и рванулся поперек полосы встречного движения к Пикадилли-Серкус. Мэй почувствовал, что его заднее колесо буксует, и смог сохранить равновесие, лишь скребя каблуком по асфальту и поставив машину на дыбы. Он сосредоточил внимание на черном квадрате с номерным знаком впереди, LR109. Фигура низко пригнулась, набирая скорость, рев мотора усилился, когда мотоцикл проскочил между двух такси с выключенными фарами. Мэй тоже увеличил скорость, стараясь ехать параллельно, но преследуемый опять прибавил газу. Они пролетели мимо стены «Лондонского павильона» и неосвещенного кинотеатра напротив, влившись в поток транспорта в районе Серкус с такой скоростью, что водители автобусов вынуждены были ударить по тормозам. Рекламные щиты, служившие ориентиром на данном участке дороги, остались без света, придавая зданиям тусклый, заброшенный вид. LR109 срезал путь, миновав заколоченный досками фонтан, и выскочил на Пикадилли, за ним по пятам несся Мэй. Полицейский, видимый лишь по белым полоскам на манжетах, поднял руки и побежал в их сторону, затем отпрянул, увидев, что ни тот ни другой не собираются останавливаться. Звука его свистка они уже не слышали, поравнявшись со зданием Королевской Академии, и влились во встречный поток машин.

«Брайант меня убьет, если я его упущу», – думал Мэй, набирая скорость. Юный детектив чувствовал, как в лицо хлещет холодный дождь, когда колеса теряли точку опоры на скользкой дороге, снова находили и толкали мотоцикл вперед. Здания по обеим сторонам казались огромными серыми глыбами, абсолютно лишенными света. Впереди, за Грин-Парк, бомба сильно разворотила середину трассы, и камнеуборочные машины пытались сровнять ее по краям. Когда они подъехали ближе, Мэй увидел, что вся насыпная дорога оцеплена. Сквозь них не проехать, сказал он себе, с недоверием наблюдая за тем, как LR109 шумно проскреб по краю тротуара и въехал в длинную галерею под отелем «Ритц». Рванув следом, Мэй почувствовал, что шины врезались в каменную обочину тротуара, заднее колесо вибрировало, когда он пролетал под арками, а грохот мотора в туннеле заставил броситься врассыпную толпу визжащих женщин в вечерних туалетах, выходящих из отеля.

В конце колоннады мчавшийся впереди мотоцикл резко свернул вправо, съехав с главной дороги, и нырнул в лабиринт узких улочек Мейфэра. Мэй попытался сократить расстояние между ними, но вынужден был притормозить, чтобы объехать тяжеловоз. Он услышал, как двигатель LR109 заревел и сбросил обороты, но смог заметить лишь мигание сигнальных лампочек тормоза, когда тяжеловоз его обогнал. На Керзон-стрит несущемуся впереди мотоциклу пришлось снизить скорость, чтобы избежать столкновения с пешеходами, и Мэй выиграл несколько ярдов. Когда они свернули в темную расщелину Брутон-стрит, детектив увидел, что она разрыта и усеяна кирпичами, и понял, что шины с ними не справятся. Мотоцикл преследуемого миновал развороченный участок, выехав на тротуар. Мэй сильно ударился о бордюрный камень, руль мотоцикла вылетел из рук, и машина вышла из-под его контроля. Понимая, что, если мотоцикл опрокинется, нога его неминуемо застрянет под мотором, Мэй заставил себя откинуться назад и соскользнуть с мотоцикла за несколько секунд до того, как тот завалился на бок и проскрежетал вдоль улицы, рассыпая искры, пока не ухнул в яму.

Брайант обежал фойе и бросился к билетной кассе. Он не был уверен, что Мэю удастся настичь подозреваемого после затемнения. Элспет дремала, когда он постучал в окошко – постучал так громко, что она чуть не свалилась со своего табурета.

– Ты не видела, он здесь не проходил?

– Нет, никто не проходил. – Она смущенно одернула кофту. – Боюсь, я ненадолго отключилась. Телефоны не работают. Шеймас сказал, они нашли посреди дороги неразорвавшуюся бомбу, и люди из службы спасения выстроились в цепочку, чтобы до нее добраться.

– Кто такой Шеймас?

– Наш молочник. Нарвал ревеня на своем садовом участке. – Она показала бумажный пакет с фиолетовыми черенками. – Я сказала, что неплохо было бы снова увидеть бананы, но ведь и он не все может. – Она поправила выбившийся локон и попыталась улыбнуться.

У входных дверей появилась крупная женщина в переднике с торчащей из ведра шваброй и подошла к детективу.

– Вы зачем ее разбудили? Бедная женщина пыталась отдохнуть.

– Она что, была здесь с вами?

– Все время. Вы один из тех детективов, так ведь? – спросила она. – Несколько хористок болтают о призраке, разгуливающем по театру, слышали? Говорят, у него вместо рук когти, а красные глаза горят в темноте. А мисс Беттс сказала, что он преследовал ее до Тоттенхэм-Корт-роуд, надев маску.

– Мне нужно от вас позвонить, – произнес Брайант.

– Я только что вам сказала, провода оборваны. И не стоит слушать ее глупую болтовню, – предупредила Элспет, заговорив на тон выше, как бы желая подчеркнуть свою принадлежность к привилегированному сословию. – У актрис перед премьерой часто сдают нервы, это вечно выливается в глупые историй.

– Где ближайшая телефонная будка? – спросил Брайант.

– На другой стороне Кембридж-Серкус. Это же в порядке вещей, сверхурочная работа вызывает самые дикие фантазии. Во время репетиций «Нет, нет, Нанетта» один из саксофонистов упал и умер, и пошли слухи, будто его прокляли негры, так как он играл по ночам на вечеринках в джаз-клубе и задолжал им деньги. Такие нелепости приходят людям в голову.

– Да, – неуверенно согласился Брайант, направляясь к двери. Он кивнул уборщице. – Если услышите что-нибудь еще о призраке в «Паласе», поделитесь со мной, хорошо?

– Он вернется, – с готовностью ответила она. – Он меня совсем не беспокоит. Мне нечего бояться.

– О? Отчего же?

– Да его не существует, – объяснила уборщица, скрестив руки на своей пышной груди. – Это просто чувство вины. Молодые девчонки – они такие распущенные, грубоватые, живут одним днем, кружат головы парням и творят в темноте бог знает что. Экстраверты ли, интроверты ли – все это кроется в их коллективном бессознательном. Олицетворение вины, если вы меня спросите.

– Ладно, ваше олицетворение вины только что убило человека, перерезало ему горло бритвой, – огрызнулся он.

Брайант никак не ожидал услышать теорию Юнга от уборщицы. Он осторожно прошел по мокрому мраморному полу и вышел наружу, взглянув на небо. Пелена коричневого дыма нависла над домами с восточной стороны, весьма напоминая пыль от сноса зданий. Облака скоро рассеются, открывая бомбардировщикам дорогу в город. Он размышлял над тем, какие еще ужасы преподнесет на этот раз ночь.

Набив трубку последней щепоткой табака, Брайант двинулся по направлению к телефонной будке, тревожно перебирая в уме составляющие смутной теории. Глобус, циркуль, флейта, ветер, трагическая маска, статуя на крыше театра, мать Стоуна, цветок в лацкане Дэрвелла – выстроив все это в единое целое, он неминуемо покажется окружающим безумцем.

А если он ошибется, это не только положит конец его многообещающей карьере, но и окончательно подорвет доверие к отделу.