Тени забытых земель

Глава 5

На следующий день, после утренней молитвы, отец Маркус попросил братьев немного задержаться в церкви. Настоятель прекрасно понимал, что у всех, кто служит в обители, скопилось слишком много вопросов, на которые хорошо бы получить ответ. Увы, но у него самого не было полной картины того, что сейчас происходит в Запретных землях, и потому он попросил брата Якуба, который давно интересовался этим вопросом, рассказать братьям-кармианцам все, что тот успел узнать из бесед с теми людьми, что вышли из Запретных земель.

Почему брат Якуб? Просто именно в его обязанности входило досконально расспрашивать старателей обо всем, что с ними произошло, где именно они были и что они там видели. К сожалению, очень многие из тех людей или отмалчивались, или плели невесть что, и причина этого была очень проста: никому из них не хотелось выдавать то место, где они вели свои земельные работы, и где они сумели раздобыть кое-что ценное. Брату Якубу приходилось прилагать немало труда, чтоб отличить правду от вымысла.

Вот потому-то сейчас брат Якуб по просьбе отца Маркуса просто изложил факты, о которых было известно практически каждому из братьев-кармианцев, и в первую очередь эти слова касались исчезновения тех, кто направлялся в те проклятые земли в поисках богатства.

Люди как уходили раньше, сотни лет назад, в Запретные земли, так и сейчас туда уходят, только вот в те времена назад возвращалось куда больше охотников за богатством. Особо точных подсчетов тогда никто не вел, но и по сохранившимся сведениям можно прикинуть, что в те давние годы со стороны Запретных земель в ворота монастыря стучало где-то около половины ушедших, или чуть меньше. Трудно сказать, с какого времени счастливчиков, выживших в Запретных землях, становилось все меньше и меньше, только вот за последние годы их количество, можно сказать, сократилось до минимума, причем возвратившиеся, как правило, были больны или серьезно ранены.

Конечно, часть пропавших людей можно списать на крайне опасное зверье, без числа водившееся в Запретных землях, да только старатели, как правило, и сами не лыком шиты, оружие в руках держать умеют. Мор или болезни тоже не стоило считать основной причиной того, что люди перестали возвращаться: во-первых, выжившие ни о каких жутких заболеваниях не рассказывали, а во-вторых, россыпей человеческих костей в Запретных землях никто не находил. Что ни говори, но судя по количеству пропавших за века людей, где-то должны быть чуть ли не залежи человеческих останков, а ничего подобного никто не встречал. Значит, людей или просто исчезают, или их куда-то уводят, или они сами идут в те непонятные края. Куда и зачем? Ну, об этом стоит подумать отдельно. Запретные земли, конечно, занимают очень большую площадь, но, тем не менее, они имеют свои жестко ограниченные пределы. К тому же за века существования монастыря у здешних монахов все же сложилось более или менее полное представление как о самих Запретных землях, так и о том, что и где там находится. Более того: даже составлены примерные карты той местности. Увы, далеко не полные.

Дело в том, что немалая часть территории Запретных земель залита водой, вернее, там находится что-то вроде огромного озера или небольшого пресноводного моря — это можно называть как угодно. А вот о том, что именно (кроме воды, разумеется) находится в тех местах, и кто там обитает — об этом нет почти никаких сведений. Конечно, имеются короткие урывки непонятных слухов, которые брат Якуб собирал на протяжении некоторого времени, есть старые записи, которые вели братья, ранее тоже собирающие сведения Запретных землях… К сожалению, это сведения неполные и в коей мере не могут дать всей картины происходящего. Как это ни печально, но почти никто из тех, кто направился в тот водный мир, не вернулся назад.

Единственное, что рассказывали монахам немногие, кому посчастливилось уйти из тех мест, так это только то, что там очень красиво и очень опасно, да и самых разных водных тварей хватает в избытке. Кроме того, каждый из выживших упоминал о многочисленных тенях под водой, которые утаскивали людей. Кстати, эти же самые тени замечали и над водой, только вот появлялись они там или поздним вечером, или ночной порой, и потому рассмотреть их как следует не получалось. Естественно, ничего хорошего от водных тварей людям ждать не приходилось…

Кто они такие, эти тени? Можно только предполагать, что это одни из тех, кто в свое время вызвал гнев Богов, но вот кто именно… Конечно, у него, у брата Якуба, по этому поводу есть кое-какие догадки, которые уже сложились в серьезные предположения, но он пока что не хотел бы их озвучивать — вдруг его выводы неверны, и потому он, как настоящий ученый, не желает озвучивать свою теорию, не имея на то неоспоримых данных…

Тем не менее, брат Якуб заметил одну особенность: те из старателей, что занимались своими работами в глубине леса, возвращались в монастырь во много раз чаще, чем те, кто останавливались у рек. Такое впечатление, что реки в Запретных землях куда более опасны, чем лесные заросли с их хищниками…

— Брат Якуб, нам остается только надеяться, что вскоре вы скажете нам больше… — заговорил отец Маркус. — Думаю, не мне одному кажется, что в Запретных землях что-то происходит, но вот что именно — этого пока никто не может сказать. Более того, я должен сообщить вам всем, что мне пришло письмо от Церковного совета. В том послании содержится настоятельная просьба хотя бы в самых общих чертах разобраться, что же такое творится в тех богопротивных землях. Разумеется, мы должны приложить для этого все усилия, во всяком случае, постараться исполнить просьбу Церковного совета в меру наших сил и возможностей. Именно потому, скорей всего, кому-то из вас придется отправиться в те отверженные Богами места… А пока что, братья, я прошу вас заняться своими привычными делами, и помнить о том, что наш разговор еще не окончен. К сожалению, в последнее время в мире копится зло, и потому мы должны быть особенно крепки в своей вере.

Н-да, — подумал Андреас. — Вроде брат Якуб много сказал, но в то же время и тумана напустил немало. Сказал бы прямо, что думает, а не ходил вокруг да около. Все же здесь не тот столичный университет, в котором он когда-то преподавал, и к тому же в монастыре этому ученому человеку никто не будет высказывать претензии, если его догадки окажутся неверны…

Похоже, что остальные братья думали так же, но вслух выказывать свое недовольство не стали — понятно, что если брат Якуб удостоверится в своих предположениях, то сообщит едва ли не каждому, что был прав в своей теории.

Прошло еще шесть дней. За это время из Запретных земель к монастырю вышли три человека. Как их не расспрашивал брат Якуб о том, что с ними происходило, но ничего особо интересного не узнал. Оказывается, эти трое (вообще-то их вначале было пятеро) благоразумно не стали удаляться на дальнее расстояние от монастыря. Более того, они шли не просто так, не наугад, а направлялись в то место, которое им указал один из тех старателей, который когда-то и сам был на Запретных землях. Этот человек (как оказалось, близкий родственник одного из этой тройки), когда-то добывал здесь лунный камень, и потому постарался как можно точнее указать то заветное местечко, где в свое время и он сам ковырялся в земле.

Приметы оказались точными, и новоиспеченные старатели довольно быстро отыскали старые выработки и углубились в работу. Конечно, лунный камень — это не алмазы или изумруды, он ценится куда дешевле, но зато здесь встречались камни прекрасного голубоватого цвета, да многие еще и с эффектом «кошачьего глаза». Возможно, огромных денег на лунном камне и не заработаешь, но кое-какой капитал сколотить можно, тем более что жители некоторых южных стран ценили лунный камень чуть ли не выше всех прочих самоцветов. Родственник, во всяком случае, был весьма доволен, когда продал все добытое. Правда, вновь отправляться в Запретные земли он отныне не желал ни за какие блага на свете.

Ну, сколько именно времени вновь прибывшие старатели копались на том месте — о том они говорить не стали, да только в один далеко не прекрасный момент на их стоянку напало с десяток каких-то прыгающих зверей, внешне похожих смесь волка и белки. Вообще-то ростом эти звери были не очень крупные, ростом со среднюю собаку, но зато скачки делали такие, что страшно смотреть. В общем, внезапность сыграла свою роль, напавшие звери одного из старателей загрызли, и куда-то утащили, а остальные после этого сразу же с места снялись, и направились к монастырю. Не стоит больше рисковать, тем более что к тому времени у старателей в вещевых мешках уже был собран довольно-таки неплохой запас лунного камня — во всяком случае, вещевые мешки давили на плечи более чем внушительно. Увы, но один из четверых по дороге к монастырю ненадолго отошел в сторону — и куда-то исчез, как друзья его ни искали, так и не нашли…

Вот и все, что рассказали эти люди. Ничего нового монахи не узнали, таких историй на своем веку они уже невесть сколько слушали — переслушали, но это нисколько не приблизило их к разгадке того, что сейчас происходит в Запретных землях.

Тем временем все тот же огромный свитт каждый день появлялся под стенами монастыря, в ярости бился в ворота, негодующе визжал, а то и вновь пытался рыть землю… Оставалось надеяться только на то, что вскоре неуемное чувство мести свитта если не пропадет совсем, то хотя бы уменьшится, а не то дорога меж Лаежем и монастырем станет смертельно опасной для любого, кто вздумает идти по ней. Очень хотелось верить, что не отыщется ни одна отчаянная голова, которая вздумает пускаться в путь без сопровождения братьев-кармианцев.

Как видно, молитвы братьев-кармианцев не дошли до Небес, потому как ближе к вечеру на седьмой день один из дежурных подал сигнал: видит всадников, которые во весь опор мчат к монастырю со стороны леса, а вслед за ними несется свитт. Вернее, всадников было пятеро, а вот лошадей — семь, и на двух из них был навьючен какой-то груз весьма немалых размеров Заметно, что эти две лошади устали едва ли не больше всех остальных, вон, они даже бегут чуть ли не позади всех — наверное, объемный груз дает о себе знать. Остальные всадники что есть силы нахлестывают своих коней, стремясь как можно быстрей укрыться за крепкими монастырскими стенами.

Интересно, кто они такие? Отец настоятель никому не говорил, что в монастырь собираются приехать гости. Впрочем, сейчас некогда разбираться, что эти неизвестные делают рядом с монастырем. Неужели какие-то отчаянные головы решились самостоятельно добраться сюда от Лаежа? А ведь похоже на то… Эти люди, очевидно, решили, что верхом сумеют быстро преодолеть опасную дорогу без помощи монахов-кармианцев. Возможно, у них все могло получиться так, как они и задумывали, но беда в том, что никто не знал о том, что все эти дни по лесам и дорогам рыщет взбешенный свитт.

Монахам, дежурящим на стене, при виде этого зрелища долго раздумывать было некогда, и створы монастырских ворот стали медленно раздвигаться в сторону. Если всадники успеют добраться до безопасного места — их счастье, а если нет… Ну, тут ответ ясен.

Всадники даже не приближались, а подлетали к монастырю, только вот тем, кто наблюдал за этими людьми с высоких стен, было ясно, что скорость свитта, мчащегося за ними, не только ничуть не уступает бегу уставших лошадей, и даже превышает. Ох, не успеют всадники добраться до ворот, никак не успеют! Вот свитт почти что вплотную приблизился к последней из бегущих лошадей, одной из тех, что бежала с грузом. Кажется, еще миг — и клыки громадного вепря вонзятся ей в бок, пропарывая шкуру, мокрую от пота…

В это время один из всадников чуть попридержал свою лошадь, и, оказавшись менее чем на расстоянии вытянутой руки от свитта, со всего маху рубанул того мечом по морде. Визг разъяренного свитта был слышен даже в самых отдаленных местах монастыря, но зато зверь от неожиданности и боли немного притормозил на месте, мотая башкой из стороны в сторону, прежде чем вновь кинуться вслед убегающими.

Вновь свитт догнал людей через пару сотен шагов, но время и расстояние было выиграно — во всяком случае, там, где зверь вновь догнал лошадей, от монастыря было уже не так далеко, и потому свитта можно достать стрелой. Одна за другой, почти без перерыва, в зверя с монастырских стен полетели четыре стрелы. Первая просвистела совсем рядом с рассвирепевшим хищником, вторая всего лишь скользнула по его голове, третья оцарапала бок, а четвертая, что самое удивительное, ударила в один из клыков свитта… Конечно, остановить взбешенного зверя эти, по сути, царапины не могли, но все же свой бег, пусть и ненадолго, свитт вновь сбавил.

Этого вполне хватило для того чтоб всадники влетели в распахнутые ворота монастыря, которые стали вновь сдвигаться чуть ли не сразу же после того, как первая взмыленная лошадь оказалась в коридоре, ведущем в монастырь. Последний из всадников, тот, что совсем недавно ударил свитта мечом, пересек линию ворот едва ли не под носом у взбешенного хищника, который просто-таки заходился от ярости, пытаясь догнать убегающую лошадь. Разница во времени составила всего лишь несколько мгновений, за которые сверху успела упасть железная решетка, отделившая беглецов от свитта.

Конечно, тот огромный зверь сразу остановиться не смог, и с такой силой ударился о толстые прутья решетки, что железо просто-таки загудело и завибрировало, а сверху посыпался песок и небольшие куски известки. Снова раздался яростный визг животного, а потом вновь и вновь стали раздаваться бесконечные удары о решетку, но это уже было не страшно — главное, люди были в безопасности. Прошло еще совсем немного времени, и ворота закрылись, теперь уже надежно отделяя очередных незваных гостей от взбешенного свитта. Так, незваные гости в безопасности, ну, а удары в ворота и крики зверя вполне можно пережить. Теперь братьям-кармианцам надо выло выяснить, что за птицы такие залетели в их обитель, стоящую на отшибе от оживленных дорог…

Андреас начищал в церкви медные чаши, подсвечники и кадильницы, когда его позвали к отцу Маркусу. Еще в храме молодому послушнику сказали, что в монастырь прибыли какие-то люди, и потребовали встречи с настоятелем, причем у этих людей при себе были бумаги с кучей печатей и вензелей, подтверждающие высокий статус их владельца. Говорят, едва взглянув на эти бумаги, отец Маркус распорядился разместить гостей внутри монастыря, рядом с кельями братьев, а лошадей незнакомцев отвести в конюшни, имеющиеся в обители. По всему видно: сюда заявились не простые персоны. Ну, лишний раз убеждаешься в том, что даже в их небольшом монастыре новости разносятся со скоростью звука.

На широком внутреннем дворе Андреас увидел, как монастырские конюхи водили по кругу лошадей, и даже издали можно рассмотреть, что эти благородные животные были только что не загнаны. Все верно — когда от смерти убегаешь, то мчишься, выкладываясь изо всех сил. Правильно, пусть пока что бедняги обсохнут, остынут и хоть немного успокоятся, а уж потом их можно и напоить-накормить, вычистить и отвести на отдых…

Между прочим, — невольно отметил про себя Андреас, — лошади хорошие, сильные, выносливые, не какие-нибудь доходяги, которых иногда приводят с собой старатели, идущие в Запретные земли. За таких лошадей, что сейчас находятся на монастырском дворе, надо отсчитать немало золота, но они того стоят. Значит, сейчас в обитель пришли вовсе не очередные искатели удачи.

Подходя к дому настоятеля, Андреас услышал громкие голоса. Такое впечатление, будто внутри кто-то переругивался, причем на высоких нотах. Надо же, как шумно, а ведь всем известно, что отец Маркус предпочитает говорить, не повышая голоса.

Андреас постоял минутку перед закрытыми дверям, пытаясь понять, для чего он понадобился настоятелю, а заодно прислушиваясь к звукам человеческих голосов, доносящихся даже за пределы домика. Интересно, кто позволяет себе разговаривать таким тоном в комнатке настоятеля, то и дело срываясь на крик? Хотя тут и гадать нечего: такой скрипучий и вечно недовольный голос есть только у брата Винчеуса, невысокого тощего мужчины, настоящий возраст которого было определить довольно сложно. С одной стороны, внешне выглядит как старик, и в то же время у него совсем молодые глаза, а если судить по его ухваткам, то ему при всем желании не дашь больше тридцати пяти лет.

Конечно, если следовать заповедям Богов, то люди должны любить друг друга, и прощать им все ошибки и заблуждения, только в монастыре Святого Кармиана вряд ли отыщется хоть один человек, испытывающий подобные чувства к брату Винчеусу, который, подобно Андреасу, все еще ходил в звании послушника. Постоянно раздраженный, если не сказать злой, бесконечно недовольный всем и вся, брат Винчеус крайне редко снисходил до того, чтоб переговорить хоть с кем-то из братьев, а если подобное чудо происходило, то ничего, кроме обвинения собеседника в бесконечной глупости и тупости, от этого человека никто не слышал. Более того, складывалось впечатление, что присутствие людей подле него окончательно выводит из себя этого и без того крайне раздражительного типа. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что и сами монахи не очень-то стремились общаться с тем, от кого в ответ на приветствие «Мир тебе, брат!», можно было услышать что-то вроде «не ори так громко, я не глухой!», или «а где ты его видел, этот самый мир?».

Кроме того, брат Винчеус был единственным, кому разрешалось не посещать общие молитвы, потому как ничего, кроме головной боли, от присутствия этого человека на молитвах не было. Хорошо еще и то, что в трапезную он заявлялся не только отдельно от всех, но и в любое время, когда ему вздумается. Однако иногда случалось и такое, что он забывал поесть по два-три дня подряд, и тогда по указанию отца Маркуса кто-то из братьев относил еду этому вечно занятому человеку. Говорят, что ранее брат Винчеус был знаменитым ученым, но что-то произошло, и этот человек предпочел уйти от мира, спрятаться в монастыре Святого Кармиана. Для чего? По его словам, «чтоб в этом всеми забытом захолустье ему никто не мешал заниматься наукой». Говорят, первое время настоятель еще пытался заставить нового послушника жить по правилам, утвержденным в обители, но потом отступился — увы, но тут поделать ничего нельзя, и этого человека никак не заставить жить по каким-то правилам.

Неизвестно, умел ли брат Винчеус владеть оружием, но вот то, что в полное распоряжение этого человека была отдана одна из башен, в которой было полно научных приборов — об этом знал каждый из обитателей монастыря. Те же, кому «посчастливилось» побывать в той башне, рассказывали про жуткий бардак, творившийся в помещении, про горы исписанных бумаг, всюду валявшихся чертежей, а также о множестве каких-то крошечных моделей непонятных механизмов. Еще про брата Винчеуса можно было сказать лишь то, что он редко покидал отведенное ему место, и даже более того: частенько в окнах башни, которую он занимал, всю ночь напролет горел свет — похоже, что этот весьма неприятный тип корпел над своими чертежами и бумагами не только днями, но и ночами… Еще с братом Винчеусом постоянно конфликтовали монастырские библиотекари, которых он доводил едва ли не до сердечного приступа своими бесконечными указаниями и придирками.

Н-да, — невольно подумалось Андреасу, — встречаться с братом Винчеусом — это примерно то же самое, что иметь дело с головной болью. Оставалось надеяться лишь на то, что разговаривать с этим человеком ему не придется, тем более что сейчас с братом Винчеусом и без того кто-то ссорится. О, кажется, это брат Якуб. Ну, этот себя тоже в обиду не даст…

Вообще-то оба этих человека друг друга на дух не переносят, и при редких встречах каждый старается делать вид, что не замечает своего недруга. Причина была неизвестна, и совершенно непонятна, особенно если учесть, что оба брата ранее носили почетное звание профессоров университета, и ранее в научной деятельности между собой совершенно не соприкасались. Один занимался точными науками и различными изобретениями, а второй — магией, медициной и психологией. Трудно сказать, по какой причине эти люди оказались здесь, в монастыре, но сейчас каждый из этой парочки только что в открытую не ехидничал при упоминании имени своего оппонента. Интересно, с чего они сейчас так ругаются? Хотя что иного можно ожидать от этой слишком заумной парочки?

Топтаться на месте больше не было смысла, и Андреас, постучавшись, попросил разрешения войти.

— Заходи, сын мой… — отец Маркус по своей вечной привычке перебирал четки. Кроме него, в кабинете было еще пятеро мужчин. Андреас не ошибся: тут, и верно, присутствовали брат Винчеус и брат Якуб. Судя по их взъерошенному виду, а также по неприязненным взглядам, которыми обменивались братья-кармианцы, они недавно друг друга только что за грудки не хватали, и, казалось, еще немного — и дело дойдет до рукопашной. Надо же, а еще ученые люди!

Меж тем отец Маркус продолжал:

— Сын мой, я позвал тебя по крайне неотложному делу… Кстати, хочу представить тебе наших гостей. Это господин Ланьеж (крепкий мужчина, судя по виду, солдат, в знак приветствия отсалютовал двумя сложенными пальцами), также здесь присутствует уважаемый профессор Турьен (тощий субъект непонятного возраста даже не счел нужным кивнуть головой в знак приветствия), а кроме того…

— Святой отец, меня можете не представлять, все же мы с этим молодым человеком хорошо знакомы… — мужчина, до того сидящий спиной к Андреасу, повернулся, но мог бы и не утруждаться: молодой послушник узнал его уже по голосу. Дядюшка Эдвард, сволочь такая… Вот уж его молодой послушник ожидал увидеть меньше всего! И что он тут забыл? Как видно, дело важное, раз серый кардинал страны соизволил заявиться сюда самолично. А еще получается, что милый родственничек был одним из тех, кто только что с таким трудом сумел уйти от взбешенного свитта! Вообще-то от дорогого дяди можно ожидать чего угодно, только вот непонятно, что здесь нужно бесценному дядюшке, век бы его не видеть! Ну и компания подобралась в кабинете настоятеля!

— Здравствуй, дорогой племянник! — дядюшка Эдвард держался так, будто для Андреаса не было большей радости, кроме как увидеть любимого дядю. — Понимаю, ты никак не ожидал встретить меня здесь, в Божьем доме, но обстоятельства сложились так, что я решил засвидетельствовать тебе свое почтение! Правда, сейчас для воспоминаний о прошлом и для разговора о семейных узах у нас нет времени, да и место не совсем подходящее для душевных воспоминаний, но позже мы с тобой, конечно же, побеседуем, тем более что у тебя наверняка накопилось много вопросов о том, как живут твои родные…

Так, раз дядюшка объявился в монастыре, то о спокойной жизни можно забыть. А ведь Андреас так надеялся на то, что хотя бы оставшееся до свадьбы время проведет в тишине, покое и молитвах.

— Понимаю, сын мой, ты удивлен, увидев здесь своего близкого родственника… — отец Маркус заметил, что молодой послушник старается не смотреть в сторону дядюшки. — Догадываюсь — ты не понимаешь, для чего мы позвали тебя сюда…

— Святой отец, позвольте продолжить мне… — дорогой дядя Эдвард, удобно расположившись в кресле, с почти неуловимой иронией смотрел на племянника. — Уверен, что сын моей любимой сестры будет счастлив вновь выслушать слова обожаемого дяди… Кстати, отец Маркус, прощу прощения за свою бестактную просьбу, но нельзя ли попросить, чтоб нам принесли вина? В горле, знаете ли, ссохлось после этой долгой и тяжелой дороги. Да и достопочтенным братьям-кармианцам не помешает несколько остыть после столь яростной и небезынтересной дискуссии.

— Сейчас пост… — отец Маркус чуть нахмурился. Всем известно, что настоятель был завзятым трезвенником и на дух не переносил пьющих. Хотя в подвалах монастыря имелись немалые запасы хорошего вина, но доставали его оттуда крайне редко, и по особым случаям. — Если вы не возражаете, то я попрошу принести сюда чистой холодной воды, которая будет куда полезней для уставших людей.

— Я понимаю греховность своей просьбы… — дядюшка смотрел на настоятеля самым невинным из своих взглядов. — Прошу всего лишь правильно понять мою настойчивость: мы весь день провели в седлах, да и в дороге натерпелись всякого, так что хотелось бы успокоить расшалившиеся нервы глотком хорошего вина. Кстати, отец Маркус, позвольте выразить самое искреннее восхищение всем тем братьям, кто служит в вашей обители! Вижу, что здесь есть не только крайне образованные люди, то и отчаянно-храбрые, которые помогли нам едва ли не в самую опасную минуту. Я, конечно, наслышан о трудностях пути до монастыря Святого Кармиана, но столкнуться с ними самому — это нечто совершенно иное.

Отец Маркус, заметно вздохнул, все же послал за вином. Нравится ему это, или нет, но высокий гость в чем-то прав: после такой тяжелой и опасной дороги вряд ли можно считать большим грехом попросить стакан чего-то более крепкого, чем простая вода.

До того времени, как принесли вино, дядюшка вел себя так, будто находился на светском приеме, и вел ничего не значащую беседу, словно создавая невидимую стену меж братьями Якубом и Винчеусом, которые явно не желали даже смотреть друг на друга. Хм, интересно, из-за чего два эти ученых мужа только что не сцепились между собой? Ладно, это станет ясно чуть позже, а пока не помешает послушать дядю, который рассказывает о том, как добирался сюда.

Так вот, со слов дорогого родственника Андреас узнал, что первоначально в том отряде было не менее десяти всадников, которые опрометчиво посчитали, что самостоятельно и без особых трудностей сумеют преодолеть дорогу до монастыря. Для этого, мол, и всего-то нужно пройти все расстояние в быстром темпе, а мы народ опытный, и с какими-то там зверюшками (пусть даже и опасными), которые могут встретиться в пути, справиться сумеем. К тому же небольшой отряд всерьез поджимало время, и не было никакой возможности сообщить в монастырь, чтоб прислали проводников.

Отряд выехал из Лаежа, и вначале дорога была сравнительно безопасной. Даже в лесу долгое время всадники не повстречали ни одного опасного существа, однако радость по этому поводу прошла после того, как они столкнулись в лесу со свиттом. Кстати, тогда же они поняли, отчего на их пути не повстречалось ни одного живого существа — просто все лесные обитатели временно ушли подальше от тех мест, где сейчас рыскал взбешенный хищник.

Увы, но при первом же столкновении с разъяренным животным люди потеряли двоих из десяти членов своего небольшого отряда, после чего оставшимся стало понятно — от этого огромного зверя надо уносить ноги как можно быстрей, и ни о каких схватках или благородной охоте на гигантского вепря тут не может быть и речи. К сожалению, дорога в лесу была достаточно узкая — особо не развернешься, и к тому же зверь был на своей территории, ловко скрывался в чаще, и нападал на людей слишком стремительно для того, чтоб те сумели дать ему должный отпор. Беда еще и в том, что толстую шкуру свитта с невероятно жесткой щетиной был в состоянии пробить далеко не каждый меч, а это делало зверя еще более неуязвимым. Что же касается самого свитта, то у него было только одно стремление — разорвать всех, кто встретился на его пути.

Ну, а дальше по лесу началась самая настоящая гонка, причем в роли загоняемых оказались люди, а загонщиком был огромный зверь. Кто знает, возможно, отряд сумел бы оторваться от погони, но быстрый бег в какой-то мере сдерживала неровная лесная дорога, на которой было полно корней и небольших ям, что заметно сдерживало продвижение — не хватало еще, чтоб лошади ноги себе переломали во время быстрого бега! Кроме того, в отряде были три лошади, которые несли на себе довольно тяжелый и объемный груз, бросить который не было никак нельзя. Потому-то и приходилось делать все, чтоб не потерять этих двух вьючных лошадей и сберечь тот груз, что был на них навьючен. Увы, но одну лошадь с грузом свитт все же достал… Потому в итоге и получилось так, что, к сожалению, в этой схватке выигрывал разъяренный зверь, а не люди.

Как это ни больно признать, но когда дорога почти закончилась, а лошади, наконец, вырвались из леса и помчались к монастырю, то из десяти человек в живых осталось всего пятеро, причем двое из этой пятерки были всерьез ранены. Так что если бы не своевременная помощь монахов из обители, то еще неизвестно, чем бы все могло закончиться…

В общем, из пяти выживших людей, что все же сумели укрыться за монастырскими стенами, двое сейчас находятся в лазарете. Оба были довольно серьезно ранены, а так как в той отчаянной гонке по лесу некогда было заниматься лечением полученных ран, то эти два человека потеряли слишком много крови, и теперь им надо не менее седмицы отлеживаться в монастырском лазарете. В общем, если подытожить все сказанное, то получается, что дорога до обители обошлась отряду немалой кровью и большими потерями.

На память Андреасу невольно вновь пришел тот детеныш свитта, неразумно убитый одним из старателей… Да, дорого людям приходится платить за чью-то глупость и легкомыслие.

— Отец Маркус, должен заметить, что у вас в монастыре замечательное вино! — дядюшка палил себе вина из принесенного кувшина. — Прекрасный букет, и тонкое послевкусие…

— В свое время пил я вина и получше… — брат Винчеус залпом выпил полную кружку, и вновь щедро плеснул в нее вина. — Но, как говорится, за неимением чего-либо иного…

Третьим человеком, который от души приложился к вину, был господин Ланьеж, тот самый, что внешне походил на солдата. Судя по тому, как лихо этот человек опрокинул в себя несколько полных стаканов благородного напитка, не особо вдаваясь в тонкие вкусовые ощущения, можно было предположить, что он — обычный солдат, хотя, возможно, и очень умелый. Что же касается уважаемого профессора Турьена (того тощего субъекта непонятного возраста), то он цедил вино с таким видом, будто делает окружающим великое одолжение, согласившись пригубить невесть какую отраву, поднесенную ему под видом дорогого угощения. Ну, а остальные, присутствующие в комнате, до вина не дотрагивались.

— Итак, я попытаюсь пояснить, для чего мы прибыли в монастырь… — заговорил дядюшка, но брат Винчеус перебил его.

— Лучше мне, наконец, поясните, долго я еще буду тут без дела сидеть? Пока что ничего, кроме бесконечных глупостей от присутствующего здесь шарлатана… — брат Винчеус бросил убийственный взгляд в сторону брата Якуба, — …я ничего интересного не услышал. Между прочим, у меня, в отличие от всех вас, есть чем заняться!

— Шарлатаном? Это вы говорите о себе, уважаемый? — брат Якуб вновь стал закипать чуть ли не на глазах.

— Достопочтенные братья, давайте не будем переходить на личности! — дядюшка ловко вмешался в перепалку, пока она не вспыхнула с новой силой. — Мы собрали вас по важному делу, а не для того, чтоб вы выяснили меж собой какие-то там научные споры, в которых, кроме вас, никто не силен.

— Научные споры надо вести с теми, кто хоть что-то понимает в высокой науке, — вновь забурчал брат Винчеус, — А пытаться втолковать прописные истины некоторым…

— Вот именно, среди нас есть и такие особи, что не понимают самых элементарных вещей! — перебил его брат Якуб, багровея от злости. — Надо сказать, что…

— Хватит! — резко оборвал бранящихся отец Маркус. — Брат Винчеус и брат Якуб! Своим поведением вы позорите нашу обитель и ставите меня в неловкое положение! Прошу вас обоих помолчать и выслушать то, о чем нам хотел бы поведать присутствующие здесь господа…

— А эти так называемые господа не могут побыстрее перейти к делу? — раздраженно прервал слова настоятеля брат Винчеус. — Я пока что ничего умного ни от одного из них не услышал, хотя вынужден был оторваться от очень важного эксперимента, который может открыть новую страницу в…

— В очередной никому не нужной книге, которую, кроме вас, уважаемый, никто читать не станет… — вновь влез в разговор брат Якуб.

Однако отца Маркуса, как видно, уже всерьез достала эта пустая перепалка двух рассерженных мужчин, которые, кроме себя, никого не желали слушать. Теперь уже настоятель повысил голос, да и выглядел при этом весьма рассерженным.

— Братья, перестаньте изображать из себя обиженных детишек, которым никому, кроме как до своих обид, нет никакого дела! А может, мне следует рассадить вас по разным углам, словно неразумных младенцев? Каждый из вас в прошлом носил высокое звание профессора, но сейчас, глядя на ваши перебранки, трудно сказать, что это звание наложило на вас обоих должную ответственность! Достопочтенные братья, вы что, забыли, что невоздержание — это грех? Неужели так сложно вспомнить об уважении к окружающим, а заодно и к самим себе, и хотя бы на какое-то время попридержать свои бестактные комментарии? Предупреждаю: если вы и дальше будете вести себя столь же неподобающим образом и продолжите демонстрировать подчеркнуто неуважительное отношение к присутствующим здесь господам, то я буду вынужден наложить на каждого из вас епитимью, потому как невооруженным взглядом заметно, что каждый из вас нуждается в духовном врачевании. Не сомневайтесь: я наложу на вас такие обязательства, которые подвигнут каждого из вас на должную работу над собой, и вы в полной мере ощутите плоды покаяния, а также понесете праведное воздаяние по своим делам.

По счастью, каждому в обители было известно о том, что если отец Маркус разозлится всерьез, то спуску не даст никому, и это утверждение в первую очередь относится к провинившимся. Памятуя об этом, оба ученых брата сделали вид, что в упор не видят своего оппонента, и в ответ на отповедь настоятеля не произнесли ни слова. Ну, вновь приходится вспомнить поговорку о том, что даже самый плохой мир все же куда лучше хорошей ссоры.

Еще к этому времени Андреас успел заметить по каким-то почти неуловимым признакам, что эти два ученых мужа, совершенно не выносящие друг друга даже на дух, все же сходятся в одном: оба подчеркнуто не замечают находящегося здесь профессора Турьена. Впрочем, тот тощий тип платит им примерно той же монетой…

— Итак, я продолжу свою речь… — дядюшка вновь взял инициативу в свои руки, делая вид, что сейчас на его глазах ровным счетом ничего не произошло. — Мне нужно сообщить всем вам некоторые весьма неприятные факты, которые, увы, сейчас происходят как в этом мире, так и в нашем богоспасаемом государстве. Попрошу выслушать меня внимательно, потому как дело идет о крайне важных вещах…

Дядюшка вновь поведал о том, что сейчас, как это ни печально, но во многих странах начинаются серьезные волнения, имеющие цель (чего уж там скрывать!) свергнуть как устоявшийся режим, так и положение матери-церкви. Расследование этих беспорядков, которое усиленно ведется все последнее время, показало, что корни всех проблем надо искать в Запретных землях.

Оказывается, недавно стражники вновь перехватили двух курьеров, у которых были при себе просто-таки неподъемные сумки с золотом и драгоценными камнями, и эти ценности, как выяснилось, были предназначены на разжигание очередных бунтов и дальнейшую поддержку бунтующих. Кому они несли свой груз — этого курьеры не знали, сумки у них должны были забрать в условном месте, сказав пароль, но вот то место, откуда курьеры забрали эти сумки — это из них дознаватели сумели вытряхнуть. Как выяснилось, оно, это самое место, находится совсем рядом с Запретными землями. Вернее, у самой горной цепи, кольцом окружающей эти опасные места. Дескать, там курьеров, как правило, кто-то поджидает, и отдает ценности, а бывает и так, что в условленном месте стоят только сумки, битком набитые золотом. Ну, а остальное, как говорится, дело техники: от курьеров требуется доставить груз на определенное место, там отдать сумки и получить более чем щедрое вознаграждение за риск.

Узнав об этом, в указанное место, куда курьеры обычно приходили за золотом, был послан большой отряд стражи, только вот все долгие поиски закончились ничем, хотя, по словам все тех же стражников, участвующих в поисках, они там перешерстили все, что только можно. Увы, но кроме весьма опасного зверья, которое здорово потрепало часть отряда, стражники ничего не отыскали. Вернее, было найдено то самое место, где посланник передавал золото курьерам, но вот следов присутствия других людей, кроме следов все тех же курьеров, так и не отыскали. Вернее, заметили, что судя по следам на земле, там был кто-то третий, но и только. Откуда этот человек пришел, куда ушел — непонятно. Не стоит упрекать стражей в неопытности или невнимательности: с тем отрядом было отправлено несколько настоящих следопытов, которые умели читать следы на земле, словно открытую книгу.

В общем, надо без промедления получить ответ на вопрос, откуда идет золото на поддержку растущего недовольства, а заодно выяснить, кем именно является этот немыслимо-щедрый даритель. Конечно, там накопилось еще немало вопросов без ответа, но надо было с чего-то начинать…

Следует сказать еще и то, что кое у кого из высокого начальства одно время стали появляться заумные предположения о том, что золото, будто бы, идет в мир через монастырь Святого Кармиана, но вскоре эту мысль пришлось откинуть в сторону, как в корне неверную. Значит, следствие должно идти по совсем иному пути, и тем, кто ведет расследование, не помешает попросить о посильной помощи братьев этого монастыря — что ни говори, но, похоже, ко всей этой истории невесть каким боком относятся Запретные земли…

Как Андреас понял из затейливой речи дядюшки, в этот раз настоятелю, вместе с нежданными гостями, вновь был доставлен целый ворох официальных бумаг с высокими подписями и кучей печатей весьма внушительного вида. Проще говоря, отцу Маркусу едва ли не напрямую было приказано не только всячески содействовать графу Лиранскому во всех начинаниях, но и беспрекословно выполнять все его указания, какими бы странными они ему не казались. Ну, зная дорогого дядюшку, можно не сомневаться, что он по-полной воспользуется этим разрешением.

Молодому послушнику было неясно другое — для чего его сюда пригласили? Неужто только потому, что он приходится племянником всесильному графу? Может, это и так, но все одно складывается впечатление, что Андреас здесь лишний. За все то время, что молодой послушник находится в домике настоятеля, он не произнес ни одного слова, да и его мнение по тому или иному вопросу здесь, похоже, никого не интересовало. Впрочем, Андреасу вскоре предстоит покинуть обитель, так что он еще успеет наслушается всего…

Меж тем дядюшка продолжал свое повествование. Дескать, все же есть предположение, что к поставкам золота для разжигания недовольства все же имеют отношение Запретные земли, хотя все знающие люди твердят в один голос, что это совершенно невозможно. Мол, Боги знали, что делают, и потому горы вокруг Запретных земель преодолеть никак нельзя, а из тех мест есть только один выход — через монастырь Святого Кармиана, и потому все остальные предположения можно отмести, как несостоятельные. Тогда было принято несколько необычное решение: раз так получилось, что поиски на земле не дали ответа на поставленные вопросы (а ответ было необходимо получить как можно скорей), то следовало попытаться обследовать Запретные земли сверху…

При этих словах брат Винчеус аж встрепенулся, и чуть ли не подскочил на своем стуле.

— С этого места поподробней! Вы что имеете в виду?

— Думаю, достопочтенный профессор, вы и сами должны понимать…

— Господин граф, или кто вы там, давайте без долгих вступлений, расшаркиваний и детских игр с угадыванием! — брат Винчеус одним махом опрокинул в себя кружку вина, и опять схватился за кувшин. — Говорите по делу, без экивоков, намеков и размазывания по столу!

— Пьяница… — оценил высказывание брат Якуб, осуждающе глядя на то, как брат Винчеус вновь наливает до верху свою кружку немалых размеров. — Теперь мне становятся понятны странности в некоторых из ваших так называемых научных работ… Хотя слово «некоторые» тут явно не подходит.

— Чтоб читать научные работы, надо хотя бы уметь складывать буквы в слова! — отмахнулся брат Винчеус, не глядя на брата Якуба. — А вы, приезжий господин с титулом, лучше скажите, что имеете в виду, говоря о том, что собираетесь обследовать Запретные земли сверху…

— Под понятием «необычный шаг» мы имеем в виду ваш старый эксперимент с воздушным шаром, который, к сожалению, оказался неудачным… — дорогой дядя Эдвард чуть соболезнующее развел руками. — Надо признать: ваша идея была крайне интересная, а применительно к нашему случаю — просто необходимая. Можно сказать, в нынешней непростой ситуации ваш воздушный шар — это просто находка! По словам знающих людей, и прежде всего уважаемого профессора Турьена, вы уже наверняка проанализировали допущенные ошибки, и сейчас…

— О, да! — едва ли не взорвался от злости брат Винчеус. — Когда этот так называемый профессор, который тут сидит с отсутствующим видом… Да-да, господин Турьен, я имею в виду прежде всего вас, и звание профессора по отношению к вам — это глумление над наукой! Вы настоящий захребетник от ученого совета! А что, разве не так? Кто растоптал мою идею, счел предоставленные мной расчеты неверными, тем самым откинув на десятки лет назад прогресс…

— А кто публично заявил, что за мою научную работу может быть только одна оценка — костер? — теперь уже и брат Якуб только что не топал ногами, обличающее глядя на профессора Турьена. — Лизоблюд, халтурщик от науки…

— Я бы попросил вас!.. — теперь уже и профессор Турьен вскочил со своего места. — Изображать из себя непонятых и обиженных легче всего, а вы попробуйте…

— А ну, хватит галдежа! — рявкнул отец Маркус, у которого, кажется, полностью лопнуло терпение. — Мне что, приказать принести сюда холодную воду, чтоб вас всех остудить? А может, ваши головы куда быстрей охладит карцер? Видит Бог, я близок к такому решению!

— Погодите, погодите! — дядюшка Эдвард бесстрашно втиснулся меж встрепанными учеными мужами, которые, казалось, готовы были сойтись в рукопашной. — Я понимаю общее возмущение, тем более что у каждого из вас есть своя правда, и потому никто категорически не желает принимать доводы другой стороны, но (если это, конечно, возможно!), прошу всех вас попридержать на какое-то время свои эмоции. Это необходимо для того крайне важного дела, ради которого мы вас здесь и собрали. Вопрос идет о государственных интересах, и потому я прошу каждого из присутствующих здесь профессоров проявить свою гражданскую позицию, откликнуться на просьбу короля и помочь своей стране!

— Поверьте, я бы рад повторить свой эксперимент… — с досадой махнул рукой брат Винчеус. — Осмотр Запретных земель с воздуха — это, конечно, правильное решение, и у кого-то из власть держащих голова иногда мыслит в правильном направлении. Только вот откуда я в монастыре возьму шар и корзину?

— Это не проблема! — профессор Турьен вновь уселся на свое место. — К вашему сведению, я привез сюда и то, и другое. Бедные лошади в дороге едва Богам душу не отдали, таща на себе такую тяжесть. Как вы помните, после того неудачного эксперимента имущество убрали на склад — все же кожа, из которой сделаны шар и корзина, приобретена на средства научного общества, да и труда в изготовление этих… предметов вложено немало, и потому они должны находиться под соответствующей охраной.

— Ну, надо же, а я был уверен, что вы, уважаемый профессор, уже продали эту кожу на стельки для солдатских сапог! — вновь съязвил брат Винчеус. — В толк никак не возьму, что вас остановило от такого рационального шага?

— В цене не сошлись… — профессор Турьен был до приторности вежлив. — Что еще не дает вам покоя, уважаемые господа? Или братья…

— Достаточно! — дядюшка вновь вклинился меж ученой братией, пытаясь разрядить обстановку. — Сделайте небольшой перерыв в выяснениях отношений! Неужели вам самим непонятно, что с таким отношением к делу мы с вами никуда не продвинемся! Напоминаю, что мы собрались здесь для того, чтоб решить важные вопросы, а не слушать нелицеприятные высказывания! Понимаю: у каждого из вас есть свои претензии к находящимся здесь коллегам…

— Если бы только претензии… — брат Винчеус долил остатки вина из кувшина в свою кружку. — Кстати, можно попросить еще кувшин вина? С ним думается лучше…

— По-моему, в свое время зеленый змий вас уже довел до ручки… — уронил в пространство профессор Турьен. — На том достопамятном ученом совете вы плели такую ахинею, что даже спустя годы о столь печальном событии не хочется вспоминать! Вернее, нужно сказать другое: ваша так называемая речь вошла в легенды! Ею новичков пугают… Да вдобавок ко всему вы еще и бросили стулом в председателя ученого совета! Это же просто счастье, что почтенному старцу голову не проломило насквозь, а всего лишь расшибло до крови! Может, иногда не помешает думать на трезвую голову, без винных паров?

— Для некоторых индивидуумов это слишком сложный процесс… — добавил свою ложку дегтя брат Якуб. — Что так, что этак — разницы никакой! Все одно бесполезно…

— Что касается твердолобого председателя этого так называемого ученого совета, — брат Винчеус с грохотом проставил на стол пустую кружку, — то о его каменную башку, в которой нет даже проблеска мысли, можно молотками лупить — все одно ничего не будет…

— Господа ученые, попрошу вас пока попридержать коней хотя бы до того времени, пока я не закончу говорить! — кажется, даже дядюшка Эдвард стал терять терпение. — Да и вам не помешает иметь полную картину происходящего! Что касается вина, то сейчас о нем и речи быть не может! Мне нужна от вас ясность ума и трезвость рассудка! Конечно, неплохо бы к этому приложить еще и холодную голову, но, боюсь, что в данный момент подобное неосуществимо! Итак, попрошу вас всех промолчать, а иначе я буду вынужден присоединиться к мнению отца Маркуса если не насчет карцера, то уж насчет ведра холодной воды — без сомнений.

Возможно, на господ профессоров подействовала угроза, а может, они и сами хотели выслушать, что им дальше скажет посланник короля — граф Лиранский… Во всяком случае, не прошло и пары минут, как ученая братия на какое-то время утихомирилась, правда, в очередной раз поворчав друг на друга.

— Дело обстоит так… — дядюшка Эдвард подошел к одной из стен, отдернул в сторону занавес, висящий на той стене, и перед глазами людей оказалась карта Запретных земель. Вообще-то раньше эту самую карту видели почти все из присутствующих, правда, говорить об этом никто не стал.

Андреас тоже не был исключением, тем более что отец Маркус всегда показывал послушникам при их поступлении в монастырь карту этих богопротивных земель для того, чтоб новые братья имели представление о том, что и где находится в этих опасных местах.

Сейчас молодой человек вновь с неослабевающим интересом смотрел на огромный плотный лист, приколотый к стене, где умело и разными цветами была нарисована карта тех мест, куда так стремились попасть многие. Вообще-то ничего особо сложного или замысловатого в той карте не было — почти правильный овал, обрамленный сплошной цепью гор. В самом низу этого овала была точка — монастырь Святого Кармиана, затем вверх шла едва ли не ровная зеленая полоса — леса, кое-где прочерченные полосками рек, и сверху овал завершало огромное голубое пятно — вода. Одни называли это место озером, другие — морем, хотя, на взгляд Андреаса, в этом случае название было не так и важно. Факт остается фактом: почти треть территории Запретных земель была сплошь покрыта водой, и, в отличие от большей части лесистой части Запретных земель, та водная гладь была практически не исследована, и среди того водного мира вполне могли быть острова или скалы… Так сказать, белое пятно на карте, которое не помешает хорошенько изучить.

Дядюшка тем временем продолжал:

— Копии этой карты существуют в нескольких экземплярах, и одну из них я недавно просмотрел, так что примерно представляю, что и где находится в тех забытых Богами землях. Так вот, то место, где курьеры встречались с человеком, который передавал им сумки с золотом — оно находится вот здесь… — дядя Эдвард ткнул пальцем в точку на карте, находящуюся очень далеко от монастыря, можно сказать, едва ли не на другом конце почти правильного овала земель. Как и следовало ожидать, место встречи оказалось у самого основания горной гряды. Ну, а со стороны Запретных земель, по ту сторону скал, раскинулось то самое море (или озеро), которое до сей поры совершенно не исследовано. — Повторяю: в указанном курьерами месте мои люди ничего не нашли. Скалы, хаотичные нагромождения камней, кусты, редкие деревья… Кстати, несколько человек попытались, было, пройти в том месте горную гряду, и посмотреть, что же находится внизу, то есть в Запретных землях… Увы, но из этой затеи ничего не вышло: там настолько отвесные скалы, что забраться на них без особого снаряжения нет никакой возможности. Кроме того, в тех местах встречаются такие опасные каменные осыпи, на которые лучше не ступать — сразу начинается камнепад. Общее мнение тех, кто был на месте встречи курьеров, однозначно: пересечь горную гряду, или же пройти по ней, не сумеют даже самые опытные скалолазы.

— А пещеры или тоннели… Ну, трещины в скалах…

— Я же говорю: мои люди исползали там все. Результат, можно сказать, нулевой. Нет там ни сквозных пещер, ни подземных ходов. Сплошной монолит, или же опаснейшие каменные осыпи. Все. Повторяю: преодолеть горную гряду в том месте совершенно невозможно.

— Ну, нулевой результат — это тоже результат… — брат Якуб задумался. — А скажите, как в том месте обстоят дела насчет магических переходов, или тех же магических тоннелей? Есть ли они там, или же в тех забытых Богами местах находится нечто другое? И что там с общим фоном? Он нейтрален, или как?

— Вот тут, к сожалению, мы дали маху… — вздохнул дядюшка Эдвард. — Моя ошибка — недоглядел. Так получилось, что в отряд не включили ни одного мага, хотя он, бесспорно, был бы там крайне необходим. Единственное, что я могу сказать в оправдание, так это то, что отряд был послан туда в крайней спешке, а в таких случаях нередко случаются огрехи.

— А эти курьеры… — брат Якуб почесал в затылке, — ну, те, которые везли золото… Они что, владели магией? Хотя бы в общих чертах?

— Ни в коей мере… — покачал головой дядюшка. — Наши э-э… специалисты посмотрели, и у всех, опять-таки, единое мнение: ни один из арестованных курьеров не имеет никаких навыков в магии. Предрасположенности к ней ни у одного из них тоже нет. Тупик.

— Тогда меня смущает некое несоответствие… — не отставал брат Якуб. — Вы сказали, что в тех местах водится весьма опасное зверье, которое хорошо потрепало часть вашего отряда. Я правильно излагаю? Ну, что за хищники обитают в окрестных лесах — это представляют себе все присутствующие здесь, пусть даже всего лишь в достаточно общих чертах. Меня заинтересовал другой вопрос: если эти курьеры ехали только вдвоем, и без охраны, то каким образом они умудрялись проехать по этим крайне опасным местам и добраться до места целыми и невредимыми? Это тем более непонятно, потому как из ваших слов (если я их правильно понял) прозвучало, эти поездки происходили достаточно часто. Груз у курьеров был весьма тяжелый (по вашим словам, сумки с золотом на лошадях были просто неподъемные), так что тут вряд ли можно рассчитывать на то, что лошади понесутся вскачь. К тому же земля там — сплошные валуны с камнями, а в таких местах животным нужно пробираться с величайшей осторожностью, едва ли не шагом… Неужели курьерами были такие хорошие воины, что могли не опасаться ни врагов, ни хищников?

— Воины из тех курьеров более чем средние, можно сказать, никакие, а насчет всего остального… Примите мои поздравления, вы очень наблюдательный человек! Я знаю, что говорю, потому как до кое-кого из наших дознавателей подобный вопрос дошел не сразу. Вот, смотрите, специально привез для вас! — и дядюшка достал из кармана что-то вроде обычного серого камешка, небольшого по размеру и ничем не примечательного. — Что скажете?

Брат Якуб осторожно взял в руки камешек, и какое-то время смотрел на него. Затем, после непродолжительного молчания, спросил дрогнувшим голосом.

— Откуда это у вас? Неужто у курьеров забрали?

— А то у кого же еще? Скажу честно: кое-кто из знающих людей уже высказался по поводу этого… предмета, а сейчас меня интересует ваше мнение. Вы ведь считаетесь одним из лучших знатоков в области подобных артефактов.

— За эти знания я едва на костре не оказался… — буркнул брат Якуб, по-прежнему не сводя глас с серого камешка. — Можно сказать, уже чувствовал, как хворост трещит у меня под ногами, и дымком потянуло… Чтоб вы знали: в ученом совете нашей страны сидят такие замшелые приверженцы догматов и схоластики…

— Вот с этим я полностью согласен! — подал голос брат Винчеус, с тоской заглядывая в пустую кружку. — И это слишком мягкое название для кучки бездарных старцев…

— Достопочтенные профессора, оставим на время печальное прошлое, поговорим о невеселом настоящем! — дядюшка не стал слушать дальнейшие высказывания брата Винчеуса. — Итак?

— Да — а… — немного растерянно протянул брат Якуб. — Это, я вам скажу… Значит, так: с одной стороны, это самый обычный охранный камень, вернее, далеко не самый обычный. Человек, у кого при себе имеется подобный артефакт, может не опасаться никаких зверей — все они от него будут бежать, как от огня. Потому-то эти курьеры ничего и не опасались — знали, что никакого нападения животных им не грозит.

— А чего ж тогда на нас напал этот громадный кабан? — впервые подал голос господин Ланьеж, тот самый солдат, что приехал вместе с дядюшкой. — Раз такое дело, то и эта образина должна была держаться от нас как можно дальше!

— Вы меня не дослушали! — нахмурил брови брат Якуб. — Дело в том, что этот камень — именной. Говоря проще, артефакт изготовлен на конкретного человека. Кстати, и на его лошадь тоже. Проще говоря, тот, у кого есть подобный артефакт, может спокойно расположиться на ночлег вместе со своей лошадью хоть рядом с несколькими прайдами голодных львов — эти большие кошки не только не тронут незваных гостей, но и постараются уйти от них не только как можно быстрей, но и на достаточно большое расстояние. Но вот если такой камешек попадает в чужие руки, например, к вам, уважаемый граф, то единственное, на что он годится, так только бросить его в сторону нападающего.

— Зачем?

— В призрачной надежде, что сумеете поцарапать врагу нос… — буркнул брат Якуб. — Поймите, что в чужих руках все свойства этого артефакта если не теряются, то наглухо отключаются. Так что сейчас перед нами находится самый обычный камень, ничем не отличающийся от тех бесчисленных камней, по которым мы ступаем сотни раз на дню. Но меня беспокоит не это, а сама магия, которую в свое время наложили на этот камень.

— С ней что-то не то?

— С ней все не то! Подобного артефакта в нашем мире быть не может! Его просто не должно существовать! Поймите: это древняя магия, которой не пользуются уже сотни лет, но тут, в этом камне, она совсем свежая! Остатки подобного колдовства я встречал только на развалинах древних городов, разрушенных беспощадным временем! Помнится, в те забытые Богами места я выезжал на поиски древних реликвий… Впрочем, сейчас речь не о том. Повторяю: ранее я встречал только жалкие остатки той древней магии, а камень, который вы мне только что дали — здесь работа новая, ей, пожалуй, нет и года, но я не знаю никого из мастеров, кто был бы в состоянии изготовить подобный артефакт. Вернее, такой артефакт изготовить можно, но с применением совсем иных методов, более современных и гуманных. Да и вряд ли кто в наше время даже из самых старых и опытных мастеров знает эту магию, почти исчезнувшую с лица земли. Видите ли, дело в том, что далеко не все из древнего наследия идет на пользу людей. Например, носить при себе подобный артефакт, если бы даже он был изготовлен конкретно под меня, я бы не стал ни за что на свете! Знаете, почему? Да просто потому, что это именно я, своей жизненной силой и питал бы этот артефакт, а он, между прочим, вытягивает из человека невесть сколько энергии! Это же самое настоящее саморазрушение! Мало того, что через несколько лет человек под воздействием этого камня заметно постареет и потеряет часть здоровья, так он еще в какой-то мере попадет под влияние древней магии, и тот, кто в свое время дал ему этот камень, может управлять этим человеком, словно куклой. В общем, стоит только порадоваться тому, что никто из нас не имеет к этому артефакту никакого отношения. Надеюсь, что ваши так называемые специалисты об этом камне сказали то же самое.

— Да. Вы уж простите, но я просто хотел получить подтверждение их словам. Что ни говори, но вы считаетесь одним из самых знающих людей в этой области…

— Тоже мне, нашли, у кого искать истину… — брат Винчеус еще раз потряс пустой кувшин, но тот был пуст, что никак не улучшило настроения этого человека. — Могли бы отыскать кого и потолковей…

— Почтенный, уж не себя ли вы имеете в виду? — побагровел брат Якуб.

— Я сказками и бреднями никогда не увлекался… — брат Винчеус с досадой поставил кувшин на место. — Математика, механика, физика, химия — вот те науки, перед которыми стоит преклоняться, а всякие там…

— Вы сказали, что это древняя магия… — дядюшка смотрел только на брата Якуба. — Мне необходимо знать, кто именно в те давние времена ею пользовался и…

— Пока не буду полностью уверен — не скажу! — брат Якуб только что ногой не топнул. — Здесь присутствуют несколько человек из числа тех, кто меня размажет по стенкам всего лишь за одно высказанное вслух предположение о непроверенной теории. Дело в том, что одни слова, без весомых доказательств, мало чего стоят в научных кругах.

— Да ни хрена они там не стоят! — буркнул брат Винчеус, прикидывая, не осталось ли у кого в кружке недопитое вино. — Ничего, валяйте вслух свои сказки, дорогой профессор, я от вас еще и не такое слыхивал! Хоть повеселюсь от души…

— Склонен согласиться с этим выпивохой… — недовольно проскрипел профессор Турьен. — Но если высказать теорию с оговорками, как черновую версию…

— Переживете! — огрызнулся брат Якуб. — Буду я еще бисер перед всеми метать! Поступлю куда проще: напишу всего лишь несколько слов для нашего уважаемого гостя, а он спрячет эту бумагу подальше от чужих глаз. Ну, а через несколько дней вы, граф, сунете эту бумажку под нос присутствующей здесь парочке так называемых умников, и вот тогда мы разберемся, кто прав в своих теориях и рассуждениях, а кто…

— Пишите! — у Андреаса сложилось впечатление, что дядюшке Эдварду сейчас больше всего хотелось взять за шкирку всех трех профессоров, и как следует встряхнуть их. Возможно, в другом месте и в другое время он бы поступил именно так, но сейчас милому дяде поневоле приходилось сдерживаться.

— Да, пожалуйста, забирайте! — брат Якуб, и верно, черканул на клочке бумаги несколько слов, и царским жестом протянул небольшой листок дяде Эдварду. Тот пробежал глазами короткое послание, и, не говоря ни слова, сунул его в карман. Хотя на лице у дядюшки ничего не отобразилось, но Андреас отчего-то был уверен, что дорогой дядя ожидал чего-то подобного, и для него не явилось неожиданностью сообщение брата Якуба.

Оглядев находящихся в комнате людей, граф вздохнул:

— Так, с одним вопросом мы разобрались, а сейчас давайте решать, что будем делать дальше…

Когда же через час все еще так и не успокоившаяся до конца троица ученых покинула домик настоятеля, Андреас только что благодарственную молитву Небесам не вознес. Он никак не мог взять в ток, как трое солидных мужчин могли издавать столько шума, что после их ухода всем оставшимся показалось, что в мире, наконец-то, наступила благословенная тишина. Сейчас все три профессора направились в башню, где обитал брат Винчеус, но было понятно, что сегодняшней ночью монастырским библиотекарям вряд ли придется хоть немного поспать, и к тому же этих бедолаг вполне могут довести до белого каления требования профессоров. Дело в том, что ученым мужам в самое ближайшее время необходимо было кое-что сделать, а, судя по их обращению друг с другом, можно легко понять — мирным диспутом тут дело не ограничиться.

— Надеюсь, наши ученые друзья поняли, что от них требуется… — дядюшка смотрел в окно, как трое людей идут к башне, где в одиночестве обитал брат Винчеус. — Хотя представить себе не могу, как они найдут между собой общий язык!

— Мне же остается только молить Богов, чтоб эти люди до утра не разнесли до основания башню… — чуть усмехнулся отец Маркус. — Увы, но должен признаться, что слушая перепалку этих… излишне умных мужей, меня не единожды одолевали греховные мысли о том, что надо бы на каждого из них наложить должное наказание для усмирения страстей и уменьшения гордыни.

— Вряд ли из этого выйдет хоть какой-то толк… — дядя Эдвард устало опустился на жесткую скамью и прислонился спиной к стене. — Фу, ну и вымотали меня эти ученые! Просто ноги не держат! А уж как у меня руки чесались тряхнуть кое-кого из них — этого словами не описать! Знаете, раньше я с определенной долей насмешки смотрел на наших придворных поэтов и музыкантов: каждый из них настолько неистово стремится быть первым стихоплетом при дворе или же лучшим сочинителем музыки, что описать тамошние козни и интриги почти невозможно! Страсти кипят, словно вода в котле! А пообщавшись немного с членами нашего ученого совета, да и с тремя этими профессорами, я понял, что глубоко заблуждался! Как оказалось, среди излишне ученой братии идут такие склоки и выяснения отношений, что на их фоне придворные дрязги поэтов и музыкантов выглядят милыми детскими шалостями!

— Греховный мир, неутоленные страсти… — покачал головой настоятель.

— Отец Маркус, — дядюшка выглядел несколько смущенным. — Я приношу вам извинения за шум, гам и доставленные неудобства…

— Ничего, сын мой, жизнь нашей обители никогда не была спокойной.

— А этот шумный, которого звать, кажется брат Винчеус… — снова подал голос Ланьеж, тот солдат, что приехал с дядюшкой. — Кто он такой?

— Вообще-то он самый обычный гений… — вздохнул дядя Эдвард. — Увы, со всеми возможными недостатками, присущим таким людям. Множество изобретений, удивительные открытия — и в то же самое время сложный характер, который окружающим выносить трудно, а частенько и просто невозможно. Кроме того, подобные люди не желают понимать, что в этом мире не все идет так гладко, как им бы того хотелось… Вот и здесь та же самая история: все проблемы или неудачи наш гений заливал вином, а то и уходил в запои на несколько месяцев. В один далеко не прекрасный момент, находясь в очередном изрядном подпитии, он устроил в ученом совете даже не скандал, а жуткий скандалище с мордобитием, сжиганием бумаг, разбиванием стеллажей с колбами и ретортами… В общем, тогда много чего произошло. Говорят, некоторые из ученых мужей все еще вздрагивают, вспоминая о том кошмарном дне. Дело закончилось тем, что разругавшись со всеми, с кем только было возможно, этот человек ушел от мира в самый удаленный монастырь для того, чтоб отныне ему никто не мешал заниматься любимым делом. К тому же лишний раз ему тут никто не нальет. Почти не сомневаюсь: к этому времени у нашего гения уже есть немало достойных работ, только вот гордость не позволяет ему предоставить их на рассмотрение в столицу…

— А наш спутник, профессор Турьен? — похоже, Ланьежу хотелось составить представление о каждом из трех ученых.

— Талантливый человек, который по праву занимает место в ученом совете… — дядюшка потер пальцами виски: похоже, от шумной дискуссии ученых у него разболелась голова. — Может, он и не хватает звезд с неба, но зато вовсю помогает многим из тех, кому трудно пробиться, а еще он в состоянии отличить подлинный талант от пустого бахвальства. Во всяком случае, я отношусь к профессору Турьену с должным уважением.

— А второй из монахов? Брат Якуб…

— С этим несколько сложнее. Знаток множества языков, талантливый исследователь, у которого, увы, имеется слабое место — страсть к увлечению оккультными и запретными науками, а там при должном желании можно нарыть такого!.. Короче, он много чего сумел узнать, причем кое-что из тех знаний находится под строжайшим запретом. Я не могу понять причины, но так вышло, что после множества прекрасных научных трудов, по достоинству признанных во всем мире, этот человек написал книгу, которую кроме как пособием по самой черной магии и не назвать! К тому же он умудрился еще и издать этот кошмар на свои деньги, причем большим тиражом… В общем, через недолгое время все проданные экземпляры стражникам пришлось собирать по домам излишне любопытных читателей, и при том (для большего ума) пересчитывать зубы покупателям этой дряни. Что же касается самого ученого писаки, то ему, и верно, грозил костер. Кстати, именно за это решение очень ратовал Церковный совет — дескать, в этом случае аутодафе будет как нельзя более кстати! Самое, мол, подходящее место, для любителей подобных знаний и богопротивных писулек!.. В итоге выбор у провинившегося ученого оказался небольшой: или костер на площади Небес, или долгое покаяние в монастыре. Думаю, понятно, к какому решению пришел наш общий знакомый, и пусть скажет спасибо, что дело обошлось без пожизненного заключения в монастырской тюрьме….

Площадь Небес… После этих слов у Андреаса уже привычно сжалось сердце, а перед глазами вновь возникли два костра и черный дым, стелющийся над площадью…. Именно там, на этой проклятой площади погибла Нарла, самая удивительная девушка на свете, которая по-прежнему жила в его сердце. И хотя с той поры Андреасу не раз говорили, что в его чувствах к рыжей колдунье было куда больше приворота и магической присушки, чем искренней любви, но верить в это молодому человеку не хотелось — если ты хоть однажды любил без памяти, то всегда надеешься, что чувства были искренни и взаимны.

Конечно, позже Андреас и сам стал интересоваться колдовством, которое окружающие связывали с именем Нарлы. Это желание разобраться в сути происходящего было связано с тем, что он пытался доказать не только себе, но и остальным, как все они глубоко ошибаются насчет подлинных чувств его погибшей невесты. Уже находясь в монастыре, Андреас перечитал немало книг по любовной магии (благо здешней библиотеке могли позавидовать многие хранилища книг), и в итоге вынужден был признать: как это ни печально, но невеста, и верно, сделала все, чтоб он стал кем-то вроде мягкого воска в ее нежных и сильных руках, полностью покорного ее воле и словно связанный с ней невидимыми нитями. Можно сказать, что в то время Нарла и Адриан стали единым целым, а в таких случаях утрата одного из партнеров воспринимается оставшимся как невосполнимая потеря, после которой раз и навсегда теряется смысл жизни. Конечно, если бы родители молодого человека вовремя не сняли с сына часть наведенного колдовства, а потом и он сам не понял бы, что под крышей храма происходит пусть и медленное, но излечение и очищение, то, скорей всего, к этому времени Андреас или сошел бы с ума, или же его уже не было на свете…

Пусть все обстояло именно так, но все равно девушка так и не уходила из его дум, и часто Андреас вспоминал то недолгое время, которое считал самым счастливым в своей жизни. Бывало, что при мысли о погибшей любви начинало болеть под левой лопаткой…

И хотя в лице Андреаса ничего не изменилось, дядя сразу понял, в чем дело. Обернувшись к Ланьежу, он с досадой вздохнул:

— Мы тут сидим, болтаем, а я из-за этого галдежа ученых людей совсем позабыл о наших раненых! Как из головы вылетело… Ланьеж, как говорится, не в службу, а в дружбу, сходи в лазарет и расспроси врачей о том, как себя чувствуют наши раненые. Поговори и с нашими парнями, может, им что-то нужно… Потом доложишь мне.

— Слушаюсь… — и солдат вышел из комнаты, а дядюшка посмотрел на Андреаса.

— Теперь что касается тебя, дорогой племянник… Надо вновь признать, что ты меня удивляешь: все это время простоял, не произнеся ни единого слова! Года полтора назад ты бы здесь и пяти минут не продержался, удрал куда подальше под первым же благовидным предлогом, но перед этим успел бы довести до белого каления каждого из присутствующих профессоров.

— Отец Маркус, я могу идти? — Андреас смотрел на отца настоятеля.

— Он вам еще нужен? — отец Маркус повернулся к дядюшке Эдварду. — Если нет, то…

— Конечно, нужен! — дядя глядел на племянника уже без улыбки. — Или ты, мой дорогой родственник, считаешь, что я позвал тебя лишь для того, чтоб полюбоваться на твою недовольную физиономию? Так я на нее еще в Лаеже нагляделся полной мерой. Заодно и твоим родителям сообщил, что ты жив, здоров, полон благостности и немного похудел. А сюда я пригласил тебя за тем, чтоб ты, обормот, был в курсе происходящего. Правда, на столь скандальное выяснение отношений меж учеными мужами я никак не рассчитывал, но все возможные нюансы трудно предугадать.

— Это все? — Андреас все так же не хотел смотреть на дядю.

— Если бы это было все, то на кой ляд я стал бы приглашать тебя сюда? — теперь уже и дядя стал сердиться. — Знаю, что твое пронзенное стрелой сердце не только не желает простить меня, но и до сей поры ноет в тоске по потерянной любви, только вот сейчас об этом говорить не стоит. В отношении той рыжей красотки я прочищу тебе мозги немного позже, когда ты будешь в состоянии адекватно воспринимать, какой опасности мы все сумели избежать, отправив эту так называемую невесту на костер…

— Граф!.. — резко начал Андреас, но милый родственник не дал сказать ему ни слова.

— Заткнись и слушай меня внимательно. Знаешь, почему мы остались здесь втроем? Потому что мне надо сообщить вам обоим нечто крайне важное, не предназначенное для чужих ушей. Так вот, на сегодняшний день дела обстоят куда хуже, чем пару седмиц назад. Я не говорю про ропщущую толпу и растущее недовольство — тут нет ничего нового, и мне, к сожалению, порадовать вас нечем. Беда, дорогой Адриан, в другом: твоя невеста, принцесса Абигейл, пропала из монастыря, где должна была находиться вплоть до вашей свадьбы.

— Как? Каким образом?

— Знал бы как — сказал! — а дядя всерьез сердится. — Монашки заметили, что принцесса не пришла на дневную молитву, и это их несколько удивило, ведь до того она свято чтила все правила приютившей ее обители. Естественно, сестрам того монастыря даже в голову не пришло, что может произойти нечто плохое. Решили, что девушка прихворнула или просто проспала. По-настоящему спохватились и стали искать пропавшую принцессу лишь через несколько часов, когда поняли, что девушки нет в монастыре. К сожалению, даже тогда об исчезновении сообщили не сразу, а какое-то время все еще пытались самостоятельно отыскать пропажу. Как и следовало ожидать, долгие поиски ни к чему не привели, и только тогда мать настоятельница сообщила о произошедшем… Пока женщины хватались за голову, пока то, да се, охи-вздохи… К сожалению, время было безвозвратно упущено.

— Что было дальше? — вздохнул отец Маркус.

— Прибывшие в монастырь дознаватели сразу же обратили внимание на привратницу, хотя на первый взгляд эта женщина вела себя, как обычно, только вот у нее была монотонная речь без единой эмоции в голосе и просто-таки стеклянные глаза. Ну, дознаватели с такими вещами уже сталкивались не раз, и потому враз поняли, что тут дело нечисто. Надо сказать, что снять с привратницы наведенные чары оказалось не так просто — специалистам пришлось постараться, но зато потом быстро разобрались, что произошло.

Оказывается, в ворота монастыря постучались сразу же после утренней молитвы, и сказали, что для принцессы Абигейл доставили письмо от ее жениха, принца Адриана. Конечно, посторонних в обитель пускать нельзя, и о любых посетителях надо сразу же извещать мать-настоятельницу, но привратница, по ее словам, ничего не могла с собой поделать: руки сами собой открыли ворота, а вдобавок ко всему женщина безо всяких просьб пояснила пришедшим людям, и в какой именно келье можно отыскать невесту принца Адриана… Через какое-то время с этими людьми принцесса Абигейл покинула обитель, но, по словам все той же привратницы, девушка сделала это не по своей воле — тоже, как видно, была под воздействием непонятных чар…

Естественно, что после таких известий были задействованы все возможные силы, лишь бы отыскать похищенную принцессу. Понятно, что у стражников не было сомнений в том, что девушка покинула монастырь помимо своего желания. Вскоре выяснилось, что Абигейл была замечена среди нескольких всадников, выезжающих из города. Разумеется, стража пошла по следу…

— Ну и?.. — не выдержал Андреас.

— Ну и ничего… — неохотно отозвался дядюшка. — У похитителей была слишком большая фора во времени, и к тому же они четко знали, куда им следует направляться, а стражники, отправившиеся в погоню, тратят время и силы на расспросы и уточнения. Последнее сообщение от тех стражей, что идут по следу принцессы, я получил уже в Лаеже, когда направлялся сюда, в монастырь Святого Кармиана. Как это ни печально признать, но, похоже, похитители направляются именно в то место у скальной гряды, куда курьеры приходили за золотом. Вам не кажется, что в этом прослеживается какая-то система?

— А в том месте…

— Сейчас в том месте никого из наших людей нет… — вздохнул дядя. — Оставлять там кого-либо из сотрудников не имело смысла. Да и что им там делать? У той горной гряды все слишком непонятно, опасно и непредсказуемо. К тому же в том месте совершенно негде спрятаться… Знаете, что меня еще злит? То, что сейчас я оказался полностью лишенным всяческой связи с внешним миром, почти что в изоляции. Ведь если даже кто-то пошлет мне донесение, то я вряд ли его получу, да еще и очередного человека потеряю — та зверюшка в лесу вряд ли в ближайшее время хоть кого-то пропустит к монастырю.

— Но кто мог похитить принцессу? — Андреас никак не мог в полной мере осознать произошедшее.

— Мне бы тоже хотелось знать ответ на этот вопрос! — огрызнулся дядюшка. — Похищение наследной принцессы Бенлиора в нашей стране может привести к таким неприятностям, о которых мне не хочется даже думать. В вопросе «кому это выгодно?» есть несколько вариантов, и трудно сказать, какой из них основной.

— Вы считаете, что принцессе Абигейл грозит серьезная опасность? — вновь взялся за четки отец Маркус.

— Не без того. Все же девушку похитили не для того, чтоб показать ей все местные красоты, а заодно и достопримечательности нашей страны. Тут куда более приземленный интерес… И все же во всей этой истории есть некий нюанс: несмотря на то, что принцесса пропала (а подобное утаить невозможно), тем не менее, пока что на эту тему нет никаких слухов, что несколько не укладывается в привычные рамки подобных происшествий. Словно нет никакой утечки сведений, а они почти наверняка должны быть! Можно сказать, стоит гробовое молчание. Лично у меня складывается впечатление, будто некто не хочет, чтоб эта информация просочилась наружу, и специально не дает ходу ни слухам, ни сплетням, и даже наоборот, гасит их… Странно, вы не находите?

— Вам это лучше знать… — отец Маркус на секунду призадумался. — На мгновение предположим такой печальный исход, что принцесса Абигейл не вернется, и ее следов не удастся отыскать. Вопрос: кто тогда займет место на троне? Всем известно, что нынешняя королева Бенлиора вот-вот отдаст Богу душу…

— В этом случае на престол взойдет тетушка принцесс, младшая сестра давно почившей королевы-матери. Женщине под пятьдесят, большую часть жизни прожила в довольно стесненных условиях, и, по слухам, кроме балов, танцев и нарядов ее ничто не интересует. Боюсь, что у нее может появиться еще одна страсть — череда фаворитов и ухажеров, тем более что мужского внимания эта дама всегда была лишена. В нынешних условиях сажать на трон такую королеву — это прямой путь к продолжению беспорядков в стране и полному развалу государства, а подобное, словно цепная реакция, может перекинуться и на соседние страны. Сами понимаете, этого ни в коем случае нельзя допустить…

Абигейл… Конечно, эта свадьба Адриану была никак не нужна, но за последние время он, если можно так выразиться, мало-помалу смирился как с ней, так и со своей предполагаемой невестой. Да и воспоминания об этой девочке у него остались далеко не самые плохие. Возможно еще и потому молодой послушник, узнав о похищении Абигейл, если и не огорчился всерьез, но порядком расстроился.

Уже вечером в келью к Андреасу заглянул дядя. Так невольно и вспомнишь о том, кто является незваным и с темнотой…

— Решил, племянничек, посмотреть, как ты живешь… — дядюшка с интересом осмотрелся по сторонам. — Да, вижу, тебя окружает скромность и благочестие. Так и подумаешь плохо о себе, грешном, погрязшем в мирских хлопотах и неправедных намерениях…

— Вообще-то посторонним запрещено заходить в кельи братьев… — а про себя Андреас подумал: так и знал, что дядя придет к нему! Граф Лиранский не тот человек, чтоб не выяснить все досконально.

— Дорогой племянник, Бога побойся: какой я тебе посторонний? Мы ж с твоей матерью единокровные брат и сестра!

— Граф, вы можете расточать свое красноречие сколько угодно, но…

— Но ты все еще не можешь простить мне ту свою рыжую красотку! — сделал вывод дядя. — Вернее, то, что я отправил ее на костер… А может, пора, наконец, взяться за ум?

— Вообще-то у нее есть имя! Вернее, было… — Андреас и сам не ожидал, что на него вдруг нахлынут воспоминания о тех горьких днях. — Вспомните, сколько я вас тогда просил, как умолял, чтоб вы оставили Нарлу в живых! Чуть ли не в ногах валялся, упрашивая…

— Ну, вот что… — дядюшка присел на колченогий стул. — Я сегодня несколько устал, да и голова у меня просто трещит, особенно после общения с нашими учеными мужами, так что разговор у нас с тобой будет недолгим, а ты, племянник, постарайся держать себя в руках, и не шуми. Понимаю, ты влюбился в эту рыжую особу, вернее, втрескался по самые уши, только вот до сей поры не можешь понять и принять тот факт, что с ее стороны особой любви не было, а она просто использовала тебя в своих целях. Между прочим, магический потенциал у этой девицы был просто поразительный: даже в тюрьме, закованная в особые кандалы для нечисти, она пыталась дурить головы охране. Конечно, это у нее уже получалось не так лихо, как раньше, но все же кое-кто из стражников начал, было, поддаваться на ее фокусы…

— Ложь! — у Андреаса потемнело в глазах. — Граф, а вам не кажется, что это низко — поливать грязью погибшую девушку, которую вы сами обрекли на смерть?!

— Чтоб ты знал: эта милая девушка попыталась и мне влезть в душу…

— Граф, это уже чересчур!

— Да какое там чересчур! Ты просто в полной мере не знал, на что была способна эта красотка, несмотря на раздвоенный язык, вертикальные зрачки и клыки во рту! Жаль, что ты не обратил внимания на ее ногти, которые куда больше походили на когти… Это по-настоящему опасный противник, и надо благодарить Небеса за то, что мы ее взяли. Правда, с твоей помощью.

— Не надо мне напоминать об этом! К вашему сведению, я сам не могу этого забыть. И простить себе тоже…

— Это я уже давно понял. Слюнтяем и размазней называть тебя не буду, потому как обработала тебя рыжая ведьма весьма умело. Что касается магических талантов этой девицы, то они были просто-таки безграничны, и если бы не те особые кандалы для нечисти, то еще неизвестно, чем бы все закончилось. Мне пришлось позвать кое-кого из старых мастеров, настоящих магов и волшебников, и они сумели просто-таки испепелить у той рыжей девицы некие магические способности, а иначе я не уверен в том, что она бы досидела в камере до суда. Наверняка бы сумела удрать… Между прочим, те старые мастера мне тоже говорили, что от девицы во время процедуры испепеления колдовских сил по-настоящему смердело древней магией, а те звуки, что она издавала, вызвали у мастеров чувство настоящей опасности и омерзения. Эти же старые люди предупреждали меня о том, что эта рыжая бестия относится к числу тех, кому не должно быть места в мире людей. Так что думай обо мне, что хочешь, но я бы эту рыжую колдунью на костер отправил и во второй раз. Иногда складываются такие ситуации, что ни о каком сопливом прощении и речи быть не может.

— Господин граф, это все вы сейчас придумали, или речь была подготовлена заранее?

— Ох, Адриан, какой же ты трудный парень! — вздохнул дядя. — Упертый до невозможности! Очень похож на свою мать: моя сестрица тоже с первого раза не желает воспринимать неприятные для себя вещи. Обнадеживает то, что спустя какое-то время она все же начинает шевелить мозгами и более-менее разумно воспринимать все сказанное… Похоже, в своем сознании ты поставил что-то вроде запрета на любое сомнение в отношении непорочности и порядочности этой рыжей ведьмы. Я, конечно, уважаю твои чувства, но иногда, кроме сердца и эмоций, надо думать и головой, а она у тебя с той поры словно отключена. Эта обманщица…

— Не называйте ее так!

— Ладно, сегодня у нас, кажется, разговор не состоится. Я слишком устал, чтоб спорить и что-то объяснять, а ты не желаешь слушать никаких доводов. Вообще-то мне есть что сказать тебе как в отношении этой девицы, так и насчет ее так называемого братца, но у тебя как раньше чувства захлестывали разум, так и сейчас они еще не утихомирились. Раз такое дело, то я пойду, поговорим позже… — дядя встал, но чуть задержался у дверей. — Значит, говоришь, не обманщица… А по поводу своих детей эта девушка с чистой душой тебе ничего не говорила?

— Дядя! — от негодования у Андреаса перехватило в горле. — Вы о чем говорите? Похоже, граф, вы уже не знаете, что еще можно придумать, чтоб опорочить эту девушку в моих глазах! Какие еще дети? У нее них не было, хотя она, наверное, стала бы замечательной матерью!

— Было бы там чего порочить… — неприятно усмехнулся дядюшка. — Дорогой племянник, когда мне надо солгать в интересах дела, то я совершаю это без малейших угрызений совести. Сейчас совершенно не тот случай, то есть и без вранья хватает всякого. А еще я должен тебе сказать, что в отношении членов своей семьи ложь недопустима, особенно в твоем случае. Что же касается твоей так называемой бывшей невесты, то те старые мастера сказали, будто у этой чертовки уже есть отпрыски, причем не один. Честно говоря, мне не хочется даже думать, что они собой представляют, и кого нам едва не навязали в родню. Спокойной ночи, Адриан, и надеюсь, что сегодня не только тебе, но и мне удастся немного поспать…

Глядя на закрывшуюся за дядей дверь, Андреас подумал: ты-то, дорогой родственник, сегодня, может, и поспишь, а вот мне-то как уснуть? На душе тошно, а в голове настоящий сумбур из-за невесть куда пропавшей принцессы Абигейл и горьких воспоминаний о Нарле. И вообще, что это еще за грязные намеки о прошлом Нарлы? Тут дядюшка явно перегнул палку, позволил себе много лишнего, а надо знать, когда можно остановиться даже в клевете!..

Что же касается Абигейл… Очень хочется надеяться, что люди дядюшки сумеют отыскать принцессу до того, как некто сумеет с ней расправиться. А еще неплохо бы посмотреть на эту девушку, какой она стала, сравнить с той малышкой, которая с детских лет решила наложить свою бархатную лапку на возможного жениха… Это все так забавно и трогательно!

Конечно, не стоит настолько отстраненно думать о своей невесте, но воспоминания о Нарле перебили тревогу за судьбу Абигейл. Перед глазами Андреаса вновь встала рыжеволосая сказка, воплощенная наяву мечта любого мужчины… Недаром острая боль от потери этой прекрасной девушки все еще занозой сидит в его сердце.

Кстати, с чего это дорогой дядя вздумал заводить разговор о делах давно минувших дней, да еще упоминать Нарлу? Просто так, без причины, граф Лиранский ничего не делает. Надо же, вроде и говорили с дорогим родственником не так долго, а покой из души исчез, словно его там и не бывало. Да, лишний раз убеждаешься в том, что появление дядюшки враз может выбить из привычной колеи любого человека.

Этой ночью Андреасу опять приснился все тот же жуткий сон, преследующий его весь последний год: горящие костры, площадь, запруженная народом, черный дым, забывающий горло и режущий глаза до слез… Только в этот раз, перед пробуждением, у сна появилось страшное продолжение: женщина, до того неподвижно висящая на прикрученных к столбу веревках, внезапно подняла голову и ее зеленые глаза с зрачками-щелочками уставились прямо в лицо Андреаса, и тот почувствовал, как волна немыслимого ужаса сковывает его тело…

Когда молодой послушник вырвался из этого кошмара, то его вновь била крупная дрожь. В этот раз его объял такой ужас, что он какое-то время был не в состоянии даже пошевелиться, а слова молитвы путались в голове, язык словно присох к нему, и Андреас не мог произнести ни звука. Казалось, за дверью стоит кто-то жуткий и готовится протянуть свои страшные лапы в монастырскую келью…

В этот раз приходить в себя пришлось долго, едва ли не до рассвета — в этот раз ночная жуть так просто не отступал. Понятно, с чего ему вновь пришлось испытать этот кошмар — сказались разговоры дяди о его несостоявшейся невесте. И все-таки странно: в привычном, казалось бы, сне, который он видел уже не менее сотни раз, вдруг появилось что-то новое, но не менее страшное, от чего кровь стыла в жилах, а сердце заходилось так, что готово было выскочить из груди. Невольно вновь и вновь вспоминались змеиные глаза, вползающие, кажется, в самую душу…

Лежа в темноте, Андреас вновь и вновь вспоминал свой разговор с дядей, и то, в каких словах тот описывал Нарлу. Если быть честным перед собой, то надо признать: Андреас старался не вспоминать ту кошмарную сцену в церкви, когда дивная красавица на его глазах… несколько изменилась. Память словно проскальзывала мимо этого момента, не хотела вспоминать перемены, мгновенно изменившие сказочное лицо невесты. Вгоняли в оторопь эти внезапно вылезшие клыки, и пугало непонятное шипенье, от которого мороз шел по коже. В памяти молодого человека образ подлинного облика Нарлы словно не отложился — наоборот, там царили воспоминания о трогательной и нежной девушке с лицом удивительной красоты, которая могла свести с ума любого мужчину. Даже когда Андреас приходил к ней в тюрьму, или же когда давал показания на суде, где его невесту обвиняли в колдовстве и черной магии — даже тогда он словно не замечал ни клыков, ни раздвоенного языка той, которую любил…

Вообще-то в этом есть что-то странное: даже сейчас, спустя немалое время, ему словно застлало память о настоящем лице Нарлы, только вот непонятно, это происходит помимо его воли, или же в глубине души он сам не желает видеть подлинный облик своей бывшей невесты? Трудно сказать, потому что тогда, в храме, преображенный лик невесты поразил его, точно удар молнии… Возможно, дядя прав, и нежелание Андреаса слышать правду о своей невесте — это боязнь смотреть реальности в лицо и понимать, что тебя просто использовали в своих целях? Конечно, себя можно обманывать, сколько угодно, но скрываться от правды тоже нет смысла.

Утренняя молитва, голубое небо и привычные хлопоты через какое-то время почти привели в себя молодого послушника, но непонятный коготок страха и недоумения все же чуть царапал где-то в глубине души. Сейчас вроде все в порядке, только вот забыть бы побыстрей этот ночной кошмар, хотя понятно, что это вряд ли возможно…