Оставшись один, Мазер прислушивался и ждал, когда щелкнет дверной замок и закроется дверь за непрошеными гостями. Он пытался приучить себя к реальности того, что Питера Бредли нет в живых. Но ничто уже не казалось реальным. И так будет до тех пор, пока он не займет свое место в этом новом ходе событий, пока не увидит себя таким, каким бы он хотел, чтобы его видели другие. Но это уже невозможно. Теперь ему хотелось одного: исчезнуть, и прежде всего для себя самого. Он преклонялся перед Питером Бредли, боготворил его, восхищался им и завидовал. Нет выше похвалы другу, чем чувство зависти к нему.
Он опустился на диван и погрузился в воспоминания о прекрасных моментах общения с Питером Бредли. Однажды еще учась в колледже они купались в озере, и Питер, прыгнув с лодки в воду, угодил в рыболовную сеть, запутался в ней. Ему едва удалось вынырнуть и позвать на помощь, как тяжелая сеть снова потащила его вниз. Мазер плавал хуже Питера, однако он кинулся в воду, не думая об опасности, и передал Питеру нож, которым тот разрезал сеть. Питер мог бы умереть еще тогда.
Сеть и нож… Восемнадцать лет спустя все повторилось — снова сеть и нож? Какое странное совпадение оружия и символа. Для поэта этот образ был бы находкой.
С того случая началась их дружба. Для Питера она уже закончилась — он погиб от ножа, вложенного его другом Эриком в грязную руку незнакомца. Мазер пытался представить себе, что чувствует тот, кто вонзает нож в живую человеческую плоть. Такую смерть он должен принять от ножа в собственных руках.
И она ничего не будет значить. Он не хотел Питеру зла, даже в мыслях не допускал насилия. Наоборот, это должно было покончить с более масштабным насилием, ради чего он и присоединился к конспираторам. Но в его таком прекрасном и простом плане не было места Анне Руссо. Если быть искренним, он никогда не думал об Анне, разве что мимолетно. Не думал о ней и Питер за пределами того узкого маленького островка, который называется наукой…
Если бы он сейчас сказал правду, какой он ее знает…
Но начать следует с того, что он не может сказать всей правды, ибо это означало бы стереть из памяти тот скандальный, наделавший шума инцидент — единственный в его жизни! А чтобы сделать это, он должен решительно опровергнуть намек Джерри на то, что он добровольно и искренне примкнул к конспираторам. Вот так! Но в этой правде он уже признался. Свою первую очную ставку он запомнил, как картинку на стене: одутловатое лицо незнакомца, бегающие глазки, розовый язык, на который тот кладет жвачную резинку, словно облатку на причастии.
— Я спасал свою шкуру! — выкрикнул Мазер громко. — Я скрывал свое подлое лицо. Назовите это шантажом, откровенно и беспощадно. А все остальное — галлюцинация.
Его разум однако бежал от правды и жаждал обманных галлюцинаций. Из проблемы, вставшей перед ним, он сделал игру в шахматы по переписке. Он предвидел, более того, воображал каждый ход противника. У него не было желания общаться с живыми людьми, он лучше чувствовал себя с фигурами на доске, кроме эпизодических приятных ощущений того, что он использует Питера Бредли, человека, который гордился тем, что никогда не был пешкой в руках людей, государственных структур или партий.
Но Питер мертв. Возможно, его смерть была чистой случайностью. А если нет, то кто сможет назвать имя убийцы?
Мазер стал мысленно сочинять предсмертную записку, которую оставит:
«Человека, которого я знал, звали Джерри. Я уверен, что это не настоящее его имя, ибо у него был партнер, которого, знакомя нас, он назвал Томом. Том и Джерри.[4] Здесь нет ничего удивительного. Не обладая большим воображением, они охотно воспользовались моим умом и фантазией. Или это не так? Сами они годятся разве что в курьеры или в хорошо вышколенные лакеи…»
Мазер заставил себя вернуться из мира фантазий и вспомнить прошлое… Питер был другом его юности, но потом, в более поздние годы, он навязал ему свою дружбу, и его терпели. Он пытался играть роль верного шута. Презирал ли его Питер? Был ли Мазер персоной грата в доме Питера только потому, что Джанет в какой-то степени ему симпатизировала? Этого теперь не узнать никогда. Если бы Питер остался жив, он бы вызвал его на откровенность. Когда-нибудь все равно приходит час расплаты. Так с ним всегда бывало, с ним и его привязанностями, когда отказ казался ему благодатью, и единственным утешением было зализывать раны.
Он поднялся с дивана и пошел в ванную. Вдруг он заметил, что ступает осторожно, прихрамывая, словно бережет ушибленный палец. Подняв ногу в носке, он почувствовал нелепое желание ударить ею изо всех сил о что-нибудь твердое, но вдруг увидел свое отражение в зеркале и понял, что он клоун даже перед самим собой. Приступ смеха сотрясал его тело, он не мог его остановить. Он смеялся до тех пор, пока не выступили слезы на глазах, и тогда вспомнил, что слезы несут облегчение и нужны ему, чтобы прийти в себя. Он принял две таблетки снотворного. Во флакончике осталось еще две, но он удержался от соблазна. Раздевшись и потушив свет, Мазер в темноте подошел к окну и, подняв раму, увидел на улице двух детективов. Они топтались у того места, где он упал, и лучом фонарика шарили по тротуару, осматривая обочину, сточную канаву и ступени крыльца. Молчаливый помощник детектива Маркса подобрал какой-то предмет, разглядел его под лучом фонаря и бросил. В эту минуту Маркс внезапно осветил своим фонарем окно. Луч света словно пригвоздил Мазера к позорному столбу.
— Лучше накиньте на себя что-нибудь. Так недолго и простудиться, — сказал ему Маркс и выключил фонарь.
Мазер с грохотом опустил раму и укрылся в темноте комнаты.