Теперь с тобою вместе я(с)

Глава 17

Вере нравилось ощущать себя настоящей хозяйкой в квартире у Галя, и с самого утра она уже металась по кухне, готовя к обеду заранее задуманные блюда.

Утренние притязания парня на её тело, она была вынуждена ограничить до минимума, несмотря на взаимное желание возвратиться в постель.

После коротких любовных утех Вера сбежала на кухню вопреки протестам парня:

— Веруш, ты не права, оставь ты в покое эту кухню, идём лучше ко мне в объятия, а еду закажем и принесут из ресторана.

— Тоже выдумал, из ресторана, тебе, что не хватило вчерашней общепитовской дряни?

Всё, вопрос закрыт, я начинаю готовить, ведь твой друг знает толк в хорошей еде.

— Знает, знает, а я знаю только то, что завтра рано утром ты от меня уедешь.

Девушка послала парню воздушный поцелуй и захлопнула дверь спальни, но, к сожалению, для страждущего любовника, с другой от него стороны.

Галь сидел за кухонным столом с чашечкой кофе, и с улыбкой следил за ловкими движениями в действиях девушки.

Каждый раз, когда она протискивалась вплотную возле него, он старался как бы ненароком руками ловко поймать её за попку, а то и прихватить пышную грудь без бюстгальтера и, обнажая, нежно целовать соски, в конце концов, он сгрёб в охапку Веру, перебросил через плечо и, со смехом затащил в спальню, уложил на кровать и дал волю своему разыгравшемуся сексуальному аппетиту, которому беспрекословно потворствовала разгорячённая ласками девушка.

Но, отдышавшись после бурного оргазма, Вера безапелеционно заявила:

— Знаешь, мой хороший, ты нарушил наш график, поэтому сейчас пойдёшь со мной на кухню и будешь резать для салата овощи.

Надеюсь, и впредь, это будет твоей мужской обязанностью, мой папа всегда помогает маме на кухне, особенно, когда дело касается лука.

— Пошли, пошли, тоже напугала, лук, это же не фруктовые деревья в пардесе (саду) пилить.

— А ты уже это делал?

— Что, деревья в пардесе пилил?

— Нет, мой хороший, лук резал?

— Нет, не приходилось, у нас ведь вокруг виллы огромный сад и иногда приходилось спиливать засохшие или переставшие плодоносить деревья, я тебе скажу, ещё та, тяжёлая работёнка, а мама, когда она бывала дома, нас на кухню не подпускала, ну, а сами мы, когда это было необходимо, обычно яичницу жарили или макароны варили.

— Ну, герой, пошли, покажешь своё мастерство, говоришь, лук резать, не деревья пилить.

На второй луковице Галь уже залился слезами и стенаниями, умоляя Веру пощадить его и освободить от этого наказания, но та была неуклонна.

— Привыкай, это будет твоя постоянная мужская обязанность, а то ты думал, что твоя мужская роль сводится только к тому, как отвлекать меня от кухни на всякие глупости в постели.

Галь мужественно дорезал, приготовленные Верой, показавшиеся ему очень большими луковицы, обмыл в кухонной раковине руки себе и девушке заодно, смыв со своего лица обильные слёзы и, плотно прижал к своему телу расторопную хозяйку, задрав ей до подмышек халатик.

Несмотря на угасающие, по мере его активности протесты, спустился одной рукой к низу живота и стал поглаживать пальцами шёлковый выступ, проскальзывая глубже и глубже в увлажняющуюся впадинку, дразня и возбуждая буквально наэлектризованный от прикосновений бугорочек, при этом, сковав ей губы, проникающим в глубины рта языком, чтобы она не могла возмущаться его действиям.

Девушка вначале мычала и пыталась вырваться, но вскоре сдалась на милость победителя, размякнув в его умелых шаловливых руках.

Парень неожиданно развернул её к себе спиной, мягко надавил ладонью на поясницу, задрал до лопаток халатик, и, когда она невольно выгнулась под натиском крепкой руки, то почувствовала, как возбуждённая твёрдая плоть Галя стала медленно погружаться, в воронку пылающего лавой кратера.

Вера ощущала, как никогда глубокое проникновение и это будто бы задело какие-то дополнительные возбуждающие импульсы, девушка непроизвольно быстро задвигалась навстречу, дарящему вожделение крепкому органу любимого парня.

Она крепко вцепилась руками за край столешницы кухонного стола, выгнув спину с грацией кошки.

Двигаясь в сумасшедшем ритме девушки, руки парня продолжали ласкать и доводить тело партнёрши до умопомрачительной истомы.

Держа её за обе пляшущие груди, гладя и лаская упругие окружности, сжимая и пощипывая пальцами окрепшие от страстного возбуждения соски, парень умело доводил сладостный процесс до кульминации.

Вера взорвалась в оргазме, земля поплыла из-под ног, голову заволокло туманом, а внизу живота закипела такая мощная волна, которую удержать было простаки невозможно, и она хлынула, обильно орошая плоть парня и даже выплёскиваясь наружу, на внутреннюю часть её бёдер.

Галь с трудом удержал девушку на ногах, потому что она, выплеснув в нескольких подряд, повторяющихся одни за другим оргазмах, мощный эмоциональный заряд, едва не потеряла сознание.

— Галь, миленький, что ты со мной делаешь, мне ужасно стыдно, я такая не сдержанная, от твоих ласк и напора, буквально, сгораю как свеча.

Парень, продолжая держать выпрямившуюся Веру за обе груди, нежно целовал её в затылок и за ушком.

Он, как и девушка, прерывисто дышал.

— Веруш, кто бы мог подумать, что ещё полтора месяца назад ты была девственница, а теперь в тебе проснулся такой вулкан страсти, что меня буквально засасывает в эту пылающую воронку.

— Галюш, мой хороший, мой любимый, я хоть и была до тебя девственницей, но совершенно не была фригидной, особенно, я это почувствовала, когда повстречала тебя.

Ты даже представить не можешь, как я, после того, как мы побывали на берегу моря в Ашкелоне, фантазировала нашу любовь с тобой.

— Веруш, я не оправдал твои фантазии?

— Ты их намного превзошёл, такое, что ты сейчас вытворил со мной, я бы никогда не смогла придумать, потому что даже не представляла, что так можно и, что это может быть так приятно.

Но хватит болтать и выпусти, пожалуйста, меня из своих нежных объятий, а иначе я скоро запрошу ещё, и твой друг останется голодным.

Для него это будет катастрофа, а для меня позор хозяйке, не оправдавшей чаянья гостей.

Через неделю в последний день августа, Вера успешно завершила обучение на подготовительных курсах и была принята в университет имени Бен-Гуриона в Беер-Шеве на специализацию инженер-электронщик.

Занятия начинались только в конце октября, и она приняла неожиданное даже для себя решение съездить на две-три недели в Беларусь проведать родителей, да, и просто, немного проветриться после напряжения последних месяцев, в которых тяжёлая учёба переплелась с бурными любовными отношениями с Галем.

Вера боялась себе признаться, но подсознательно она хотела проверить свои чувства к парню, а заодно и его к себе, потому что последние их встречи свелись к банальному сексу, а ей ужасно хотелось выходить на люди, посещать культурные заведения, поездить по стране и познакомиться с памятниками старины, истории и заповедными местами.

Смущал девушку и тот факт, что Галь не знакомил её со своими родными, а это наводило на всякие мрачные мысли и подозрения.

Подсознательно она понимала, что прошло очень мало времени со дня их знакомства и развития любовных отношений, но мнимая гордость заставляла совершить то, о чём она, возможно, в будущем ещё ни раз пожалеет.

Любимый принял её идею поехать на Родину не просто холодно, он был крайне удивлён, обескуражен и раздосадован.

— Веруш, что тебе там делать, ведь ты мне говорила, что твои родители вот-вот должны сами приехать в нашу страну на постоянное жительство?

— Галь, всё правильно, очень надеюсь, что так оно и будет, но я там им на месте смогу дать полную картину жизни в Израиле и массу полезных практических советов.

Ты, даже не представляешь, как я соскучилась по папе и с подругами хочется встретиться.

В конце концов, что такое три недели.

— Но, Веруш, ведь ты хочешь уехать накануне праздников, а я уверен, что в какие-нибудь дни, на Рош ха-Шана (еврейский Новый Год) или Суккот, вырвался бы в отпуск и мы могли бы поехать опять в Эйлат или на север пожить парочку дней в цимере (гостевой домик).

Представляешь, сколько было бы у нас там с тобой любви…

Голос Веры вдруг зазвенел натянутой струной:

— Галь, у нас с тобой любовь вся свелась к сексуальным утехам.

— А, чтобы ты хотела другого, разве это плохо, что-то я тебя не пойму, разве ты против этого?

— Гальчик, я сама себя не могу толком понять, но ведь любовь и дружеские отношения, не сводятся только к тому, чтобы сидеть целыми днями в доме и ждать тебя, а дождавшись тут же прыгать с тобой в постель.

— Веруш, я не могу понять твоей злости, но мне всегда казалось, что мы оба этого хотим?

Но, если ты чем-то недовольна и хочешь других отношений и развлечений, то скажи, а не решай самостоятельно, как распорядиться своим свободным временем, ведь мы должны быть с тобой одним целым.

Расстроенная девушка нервно заходила по квартире, поднимая и ставя на место предметы, непроизвольно откидывая чёлку со лба и вытирая выступающие слёзы бессилия.

— Хотим, хотим, но я хочу ещё чего-нибудь другого, что мы с тобой растеряли за последнее время.

— Веруш, но я ведь покупаю тебе подарки, мы иногда выходим поужинать в кафе, а на другое у меня сейчас просто нет времени, подожди, вот наступят праздники, и, как я тебе говорил, мы несколько дней побудем вместе…

Вера вдруг отвернулась, закрыла лицо руками и расплакалась уже в голос.

Это была первая их размолвка, которую ссорой никак нельзя было назвать, но трещина пролегла основательная.

Вера ощущала потребность с кем-то отвести душу в разговоре, но единственный человек, с кем бы она могла это сделать, её подруга Наташа, в эти выходные закрывала шабат, то есть, оставалась дежурной на военной базе.

В эту ночь они впервые, с того момента как Вера стала приезжать на выходные в Ришон-ле-Цион к Галю, не занимались сексом и даже не пытались приласкать друг друга, каждый считал себя правым и обиженным на другую сторону.

Утром парень, не сказав Вере ни слова, быстро собрался и ушёл на работу, а девушка, покидав в свою походную сумку вещи, укатила в Ашдод.

Люба очень обрадовалась приезду Веры, ведь она впервые появилась у старшей сестры после отъезда на учёбу, а прошло с тех пор уже три месяца.

Вера навезла всем хорошие подарки, особенно засыпала ими Русланчика, который буквально не отходил от своей щедрой тёти.

За эти месяцы они не часто беседовали по телефону, но из этих редких разговоров между сёстрами, Люба всё же была несколько в курсе жизни Веры, но без особых подробностей.

Как ни странно, успехи сестры на этот раз произвели на Любу благоприятное впечатление.

Она даже не пыталась скрывать, что для неё это было весьма престижно.

— Верка, я тобой горжусь, всем бабам на работе расскажу, что моя сестра уже через год пребывания в стране поступила в университет, на крутой факультет и будет по окончании инженером-электронщиком.

— Люба, пока у меня ещё нет ничего выдающегося, вот, когда начну сдавать сессии, тогда и посмотрим, на что я годная.

Люба отмахнулась, принимая слова сестры за кокетство.

— Вер, ты приехала пожить у меня до начала учёбы?

Ты, наверное, хочешь пока поработать официанткой в том кафе, где работала до отъезда?

Хотя, чего я спрашиваю и так понятно, чего сидеть без дела, деньги никогда не бывают лишними, в принципе, я не против.

— Люба, ничего тебе не ясно я завтра покупаю билеты на самолёт до Минска и лечу погостить к родителям на три недели.

— Верка, откуда у тебя такие деньги, чтобы, когда вздумалось, лететь в задрипанную Беларусь, неужели твой кавалер, так щедро платит за твои постельные услуги?

Хотя и спрашивать не надо, на твоей мордашке и по-твоему прикиду всё написано, любому и так станет понятно, что за такой товар местные богачи должны щедро платить.

— Да, ничего тебе не понятно, ты вечно судишь по мере своего воспалённого воображения, а оно у тебя всегда было гипертрофическим.

Люба не стала реагировать на выпад сестры, а продолжала гнуть свою линию.

— Так откуда у тебя бабки, ты ведь не работала всё это время, не святым же духом питалась и по всей стране разъезжала — смотри на неё, в крутой гостинице в Элате отдыхала, золотом вся обвешалась и шмотки сплошь фирменные.

Ты, как мне про свой отдых на Красном море рассказала, сразу подумала, что ты стала мягкой подстилкой тому прохвосту, который тебя совратил. Думаешь, я не заметила, какая ты однажды приехала ночью, просто уже не стала выговаривать, потому что было поздно, всё понятно, сестричка моя пошла в разнос!

— Люба, а какая тебе разница, неужели тебя так волнует мой моральный облик?

Молчишь, а если я тебе скажу, что выиграла крупную сумму в казино, поверишь?

— Нет, не поверю, потому что уверена, что бабло тебе дал твой ненаглядный любовничек.

Думаешь, я наивная дурочка, такую лапшу можешь кому хочешь на уши вешать, а особенно нашему папочке, меня такими сказками не проймёшь, наши бабы часто рассказывают истории о том, что местные парни берут себе на содержание наших симпатичных простушек, за их постельные услуги, щедро оплачивая им некоторые прихоти.

— Любочка, оставайся при своём мнении, мне не в чем перед тобой оправдываться и, как ты хорошо знаешь, я уже год, как совершеннолетняя.

К большой радости Веры ближайший рейс до Минска был во вторник, то есть послезавтра и на её счастье в кассе аэропорта оказался один ещё не проданный билет.

В понедельник с самого утра съездила в Тель-Авив, в посольстве республики Беларусь оформила въездную визу и начала основательно готовиться к завтрашнему полёту.

Вечером накануне отъезда она посетила супермаркет, надо было привезти родителям всяких вкусностей, ведь, по их словам, сейчас в Беларуси было шаром покати, только на базаре можно было купить втридорога завезённую из Польши всякую дрянь.

Кроме экзотичных продуктов — манго, киви и авокадо, Вера наполнила коляску: двумя килограммами гречки, пятилитровой канистрой растительного масла, купила и оливкового литр для папиного больного желудка, а ещё консервы с тунцом, банки с растворимым кофе и шоко (какао), шоколадные вафли, коробки с печеньем, «нутеллу», хумус и даже упаковку ванилина для маминой выпечки.

Грустно оглядела содержимое коляски, интересно, вложится она или нет в разрешённый вес, но махнула рукой и прикупила ещё сухофрукты и разных видов орехи.

Люба даже не удосужилась помочь донести до такси, разбухшую походную сумку и другую с ручной кладью, которая мало уступала по весу основной, только сунула Вере конверт с письмом для мамы и ехидно заметила:

— Может быть там и останешься, похоже, твой милёночек тебя уже прокинул, даже не позвонил, чтобы попрощаться…

— До свиданья, Люба, счастливо оставаться, мне с тобой всегда приятно общаться и на этот раз ты меня не разочаровала, своим бабам на работе передавай горячий привет от твоей сестры шлюхи.

— Можешь не выпендриваться передо мной, я на твои колкости не куплюсь, сама знаю, кому и что сказать.

Папочке своему любимому расскажи, что его тут ожидает, пусть готовится метлу в руки взять, я ему составлю протекцию, а маме я сама написала всё, что их тут ожидает, пусть сидят в Беларуси и не рыпаются.

Уже находясь, в салоне самолёта, Вера, наконец, расслабилась, но вместо того, чтобы думать о предстоящей встрече с Родиной, родителями и друзьями, она с печалью погрузилась в недавнее прошлое.

Да, Галь так и не позвонил, а она ведь ожидала, что он осознает свою неправоту или хотя бы попытается понять то, что она так и не смогла до него довести.

В памяти с трепетом воскресила все встречи из трёх с половиной месяцев, с того дня, как они познакомились.

Боже мой, как было всё поначалу романтично и красиво, а затем, всё свелось к одному — к сумасшедшему сексу.

Нет, она не будет зря наговаривать, Галь по-прежнему был внимателен, ласков и нежен, и она сама, от близости получала высшее наслаждение, потому что любимый парень умел разбудить в ней все потаённые струнки в её благосклонном к его ласкам теле.

Её Галюш был внимательным и нежным ухажёром, но почему-то романтика, с которой начиналось ухаживание, вдруг сошла на нет, превратившись в банальное одаривание хаверы подарками.

У неё в тумбочке уже находилась целая выставка дорогих золотых украшений, но ей почему-то были дороги только первые подарки, браслет и цепочка с хамсой — кулоном в виде руки, только их она забрала с собой из квартиры хавера.

Эти дорогие, как память о любимом человеке украшения и сейчас находились на ней.

Нет, она до конца не была уверена в своей правоте и даже подумывала, что большая часть претензий к парню были напрасными.

Жаль, что нет сейчас рядом с ней Наташки, она бы в свойственной для неё открытой форме, расставила бы всё по местам, а так, сомнения, сомнения, сомнения…

Хотя малая частица в ней вопила, ты правильно сделала, что высказала в лицо парню наболевшее, не стала таиться и изводить себя недосказанностью, а от этого донимать Галя своим плохим настроением.

Кто знает, как будут дальше развиваться у них отношения, но может случиться такое, что парень насытится ею, остынет его сексуальный голод и, что потом…

Неужто ей ждать, что будет потом?!

Нет, замуж она пока не хотела, не потому, что не стремилась к семье, просто ещё очень рано об этом думать, тем более, надо получить образование, определиться с местом работы, а уже потом создавать семейный очаг.

И вдруг улыбнулась своим мыслям — может ещё и сделать блестящую карьеру…

Нет, и опять, нет, она себе честно признавалась, что уже в свои девятнадцать лет хотела семью, детей… и Галя.

Вот, вернётся в Израиль, встретится со своим любимым и постарается до него донести то, что не сумела сделать три дня назад.

Вера очнулась от своих запутанных мыслей, по самолёту стюардессы разносили обед.

Вдруг Вера почувствовала, что ей стало жарко и чего тут странного — на ней была та же кожаная куртка, свитерок, джинсы и кроссовки, в которых она почти год назад летела в Израиль, в них девушка переоделась уже в аэропорту.

Нет, она не прибеднялась, просто других тёплых вещей у неё не было, она ведь в Израиле пережила только одну зиму, длившуюся где-то два с половиной месяца.

С улыбкой подумала, что едет в Беларусь в разгар осени, а выезжает из лета и вернётся опять в лето.

Поковырявшись в обеде, предоставленном авиакомпанией, вновь погрузилась в свои не лёгкие размышления. Любка наговорила ей кучу гадостей, но в кое в чём она всё же права, со стороны она, действительно, выглядит самой натуральной содержанкой.

За три месяца проживания в общежитии, Вера особенно не растратилась, ей вполне хватило денег, заработанных ею до отъезда в Беер-Шеву, выданных ей сестрой, Наташей и собранных работниками кафе.

Они с девочками из общежития очень скромно питались, в основном кашами, макаронами, сосисками и купленными по мивце, то есть со скидкой, полуфабрикатами.

Все выходные она проводила у Галя, а там расходы были сведены к нулю.

Пусть так, но девушка не чувствовала себя содержанкой, иногда даже пыталась что-то покупать в дом, но любимый слёту это пресёк, со смехом возвращая ею потраченное.

Ладно, сколько можно копаться в себе, никому ничего плохого она не сделала, старалась быть покладистой и справедливой, никого не обманула, никому не подложила свинью, а вот с Галем вышло всё не очень хорошо, надо было всё же закончить их разговор и расставить всё по своим местам — кто он для неё и, кто она ему, а потом уже делать выводы — резать по живому или смириться, а так, ни то, ни сё и улетает из Израиля в Беларусь не с радостью, а с тяжёлым сердцем.

Стюардессы скомандовали пристегнуть ремни, идём на посадку, и Вера вспомнила ещё одну песню своего любимого барда Олега Фрейдмана: