Тэсса на краю земли

Глава 4

Энергично взбивая венчиком тесто, Мэри Лу рассеянно слушала гневный рассказ Камилы — о человеке по имени Фрэнк, чей взгляд каждого выводит на чистую воду.

— И о чем же ты говорила, когда смотрела ему в глаза? — спросила она с легким интересом.

Камила вдруг некрасиво побагровела и замолчала, оглянувшись на беззастенчиво подслушивающих Милнов.

Дебора и Билли Милны вели в крохотном Нью-Ньюлине городской образ жизни. Каждый день они заходили на поздний ланч в пекарню «Кудрявая овечка», чтобы выпить большую чашку латте, съесть по большому куску пирога и фруктовый салат. Вечерами по дороге домой Мэри Лу заносила им ужин — как правило, овощи и рыбу.

Милны были невероятно богатой и заносчивой парой оборотней-вегетарианцев.

Не из тех, кто в полнолуние превращаются в волков и голышом бегают по лесам, загрызая зазевавшихся гуляк. Просто раз в месяц они обрастали густой и довольно красивой шерстью.

Поначалу Милны построили себе дом в Нью-Ньюлине, планируя приезжать сюда время от времени (в те самые пушистые дни), но незаметно для себя остались здесь насовсем.

Нью-ньюлинцы частенько сплетничали о том, что в роскошном особняке Милнов полным-полно произведений искусства, однако мало кому удавалось проникнуть хотя бы в их сад.

Кевин Бенгли, который принес в «Овечку» заказанные Мэри Лу продукты, тоже уставился на Камилу с любопытством. Белокурый ангел Нью-Ньюлина, его душа и совесть, сегодня слегка просвечивал.

— Ни о чем, — смешавшись, пробормотала Камила. — Это совершенно неважно.

— Надо отнести этому Фрэнку пирог, — сказал Кевин взволнованно. — Мэри Лу, наверное, с персиками?

Она кивнула.

Пироги с персиками ей особенно хорошо удавались.

Мэри Лу приехала в Нью-Ньюлин еще ребенком и любила эти места. В отличие от собственного отца, который с ранних лет мечтал удрать отсюда, ей и в голову не приходило покидать деревушку. Здесь у нее было все, что нужно: дед, пекарня, море. Камила считала, что для полного счастья требовался еще и любовник, и вот уже полгода рекламировала своего собственного. Над тем, что ледяная стерва Камила ни в какую не может прогнать прилипалу Эллиота, потешалась вся деревня. Но таков уж он был, здешний почтальон и бездельник: выставишь его в дверь, а он в окно.

Стойкость, с которой Мэри Лу сопротивлялась этому неслыханному сводничеству, местные сплетники объясняли просто: она была тайно влюблена в Кевина. Тот обосновался в деревне всего несколько лет назад, а уже и представить себе было нельзя, как они все тут без него обходились.

— А если этот Фрэнк спросит код от нашего сейфа, мы вот так сразу его и выложим? — спросила Дебора Милн, с детским любопытством придвигаясь ближе.

— Выложите как миленькие, — заверила их Камила.

Милны захихикали.

— Как хорошо, что у нас есть сигнализация, — сказал Билли.

— Серьезно? — Мэри Лу удивленно подняла голову от теста. — Сигнализация? В Нью-Ньюлине?

— Милочка, — наставительно проговорила Дебора, — бдительность еще никому не мешала.

— Кенни, — попросила Мэри Лу, покачав своей кудрявой головой в ответ на такое оскорбительное недоверие, — возьми пирог в витрине сам, пожалуйста, у меня руки в тесте.

— Спятили! — неожиданно для всех взвизгнула Камила, и Мэри Лу, вздрогнув, уронила венчик. — Вы не потащите этому монстру пирог!

— Камила! — ужаснулся Кевин.

— Ты и про Фанни говорила, что она монстр, а потом и про Тэссу, — вступился вдруг Билли Милн за неведомого Фрэнка. — А я вам так скажу: с тех пор как Тэсса Тарлтон стала шерифом Нью-Ньюлина, я сплю куда спокойнее.

— Да какой еще шериф! — возмутилась Камила. — Всего лишь констебль.

И она преградила дорогу Кевину, чтобы не позволить ему подойти к витрине с пирогом.

Тот растерянно захлопал густыми пшеничными ресницами.

— Ну вот что, — решительно объявила Камила, — никто из вас не пойдет к этому Фрэнку с дурацкими проявлениями гостеприимства. Мы Нью-Ньюлин, мы не жалуем чужаков.

— Я живу здесь дольше всех вас, — заметила Мэри Лу, — с моей точки зрения вы все чужаки.

— Да ты и не знаешь, как бывает жесток реальный мир, — Камила уверенно теснила Кевина к выходу из пекарни.

— Оставь его в покое, или я обрушу на тебя миску с тестом, — рассердилась Мэри Лу. — Кенни сегодня никуда не пойдет.

— Правда?

Он отнесет пирог завтра, подумала Мэри Лу, если, конечно, к тому времени Фрэнк сам отсюда не сбежит.

Но на его месте она бы ни за что не сбежала.

Стоя у окна своей спальни, Тэсса смотрела на кладбище.

Она уже приняла душ и переоделась в пижаму, но в кровать не спешила, ожидая очередную ночь бесконечных кошмаров.

Казалось, что с каждым безмятежным днем в Нью-Ньюлине прошлое все сильнее вгрызалось в нее своими когтями.

При мысли о том, что все равно без сна никак не обойтись, к ней подступала тошнота.

На кладбище меж тем этой ночью было оживленно.

Уже пришла Вероника Смит и вытащила из земли бедолагу Малкольма, которого утром она непременно забудет на могиле и Тэссе придется самой его отправлять обратно.

Невыносимая Бренда, не навещавшая своего благоверного несколько месяцев, что-то энергично рассказывала Чарльзу, бурно жестикулируя. Должно быть, жаловалась на одиннадцать подохших куриц.

К Зои Лич приехали три ее мужа — они навещали ее каждые полгода почему-то вместе, хотя терпеть не могли друг друга. Каждый бывший люто ненавидел следующего, а последний не терпел двух предыдущих. Тем не менее они всегда приезжали на кладбище Вечного утешения скопом.

Фрэнк Райт сидел на могиле брата, однако так и не вызвал его.

И Тэсса его понимала: то, что лежало под землей, было чем угодно, но не Аланом.

Если бы у нее был близкий человек, она бы ни за что не похоронила его на этом кладбище.

Тэсса решила спуститься вниз и спросить Фрэнка — может, он не разобрался в инструкциях по свиданиям с мертвецами? Это даст ей небольшую отсрочку перед встречей с кошмарами.

Она уже натянула кроссовки, когда услышала очень непривычный звук — это звонил ее мобильник.

Тэсса потрясенно закружила по комнате, соображая, куда его засунула.

Разумеется, жители Нью-Ньюлина пользовались всеми благами цивилизации, Мэри Лу даже вела собственный кулинарный блог на ютубе, а несносная Бренда продавала семена садовых цветов и овощей по интернету.

Но нью-ньюлинцы никогда не звонили друг другу.

Черт его знает почему, но им проще было заявиться на соседский порог лично.

Телефон был найден в кармане спортивных штанов в корзине для грязного белья. Хорошо, что Тэсса не отправила их в стирку.

— Тарлтон, — рявкнула она в трубку.

— Шериф, — раздался глубоко озадаченный голос Деборы Милн, — к нам в дом пробрался вор.

— Кто? — поразилась Тэсса, уже сбегая, как была, в пижаме, по лестнице вниз.

Оружие у нее было, но она почти никогда им не пользовалась.

Инквизиторы сами по себе оружие.

— Да не знаю я, кто! — воскликнула Дебора. — Говорит — художник. Его Билли держит.

— То есть вам сейчас ничего не угрожает? — Тэсса перестала нестись как угорелая и перешла на обычный бег.

— Нам? — Дебора засмеялась. — Тэсса, ты помнишь, кто мы?

Ах да.

Дебора встретила ее, стоя на пороге. У Милнов был просторный двухэтажный особняк в колониальном стиле, прячущийся глубоко в саду за строем фруктовых деревьев и сосен.

Из распахнутых дубовых дверей лился теплый свет.

— Полюбуйтесь, — сказала Дебора, направляясь вглубь дома. — Художник!

Тэсса шагнула вперед и обалдела.

Ей показалось, что она очутилась в филиале музея. Какого-нибудь Лувра или что там самое пафосное. Хрусталь шикарных люстр отражался в мраморных полах. Деревянные резные панели на стенах. Ковры. Картины. Бархат тяжелый портьер.

И тощий белобрысый воришка, который в могучих руках Билли Милна казался просто мальчишкой.

Но в следующую секунду Тэсса увидела и возрастные морщинки вокруг голубых, как летнее небо, глаз, солнечные ресницы, золотистые прямые волосы до плеч.

Рваные джинсы и яркая футболка с одуванчиком.

Ровесник Тэссы, не младше.

Она подошла ближе и присела на корточки перед этим одуванчиком — Билли поставил его на колени, заламывая одну руку за спину.

— Ну и кто ты такой? — спросила она ласково.

— Лонгли! — пролепетал тот испуганно. — Холли Лонгли! Да вот же — моя подпись на картине.

И действительно, рядом стояла прислоненная к стене картина, которую воришка, видимо, успел стянуть со стены.

— Брешет, — уверенно сказал Билли. — Холли Лонгли великий художник. Его картины стоят безумных денег! Он бы не стал заниматься воровством.

— И вовсе не воровством, — сердито возразил Холли Лонгли и дернулся. — Да отпустите вы!

Тэсса кивнула Билли, и тот выпустил свою жертву, отошел, отряхивая руки.

— Вот громила, — восхищенным шепотом поделился с Тэссой своими впечатлениями воришка и как-то плавно перетек с колен на задницу, скрестив ноги по-турецки. На его лице испуг постепенно сменялся веселым лукавством.

— Если ты не хотел украсть картину, то что ты собирался с ней сделать?

— Исправить. Я вчера ночью проснулся как от толчка и понял, что эта картина неправильно нарисована. Ей не хватает света и цвета.

— Как это неправильно? — обиделась Дебора. — Вы знаете, сколько денег мы за нее заплатили? Да у нас самая полная коллекция произведений Холли Лонгли.

— Да, да, — он, уже не слушая ее, крутил головой по сторонам. Потом резво вскочил на ноги и протянул руку Тэссе. — Давай я тебе покажу.

— Что? — спросила она, странно завороженная этим обаянием трикстера, и машинально вложила свою ладонь в его, поднимаясь следом.

— Ой, — воришка подпрыгнул, как от укола булавкой. — Какая у тебя щекотливая аура!

— Щекотливая аура? — повторила Тэсса обескураженно.

Он подвел ее к одной из картин, встал за спину и положил горячие ладони на ее плечи.

— Посмотри, — велел воришка. — Сможешь увидеть?

Тэсса стряхнула его руки и едва удержалась от шага вперед.

Это был пейзаж, обычный сельский пейзаж. Слепило солнце. Изумрудными переливами сверкали холмы, казавшиеся бесконечными. Вдалеке был виден простой дом из серого камня, из его трубы убегала в небо струйка дыма.

И Тээса знала, что в этом доме пахнет молоком и теплым хлебом, что там живут люди, которым хорошо вместе и которые вечерам подолгу гуляют по этим холмам. И она услышала смех, и собачий лай, и мурлыканье крохотного котенка, и детские голоса.

И все это наполняло огромным бескрайним счастьем, таким покоем, который Тэсса искала и не находила всю жизнь.

И она остро, до слез захотела себе такую картину, потому что если она будет засыпать, глядя на нее, то ни один кошмар не посмеет ее беспокоить. Померкнет перед лицом этой радости.

— Ты видишь, — довольно провозгласил тот, кто называл себя Холли Лонгли. — Мало кто видит это так ясно, но ты видишь. А теперь посмотри на это.

И он снова бесцеремонно схватил Тэссу за руку и потащил к другой картине, прислоненной к дивану.

— Разве не очевидно? — досадливо произнес воришка. — Совершенно не то!

— Да, — ответила Тэсса без раздумий. — Это просто картина. В ней нет радости.

— Как? — заволновались Милны. Они честно переводили взгляд с одного полотна на другое и не могли уловить разницу. — Подделка?

— Нет-нет, — успокоил их Холли. — Просто когда я писал эту картину, у меня было дурное настроение.

— Ну знаете ли, — фыркнула Дебора. — В таком случае надо было сделать скидку!

— Но зачем, — спросил Билли, — было проникать в наш дом тайно?

— Ах это, — Холли поскучнел. Он неотрывно смотрел на бракованную картину, будто у него руки чесались немедленно взяться за кисть и все исправить. — Признаться, я вообще плохо думал. Меня охватило такое непреодолимое желание исправить свою ошибку, что я вскочил ночью с кровати, прыгнул в машину, позвонил своему менеджеру и спросил адрес покупателей «Томного утра после долгой пьянки». И я просто ехал, и ехал, и ехал…

— И приехали в Нью-Нюлин, — сказала Тэсса. — Вы действительно очень хотели попасть сюда, раз обошлись без проводника. Идемте в участок, я проверю ваши документы и решу, что с вами делать.

— А картина? — всполошился Холли.

Милны переглянулись.

— Потом вы вернетесь и исправите свой брак, — решил Билли.

— Ну после того, как отсидите срок за незаконное вторжение, — добавила Дебора.

— В тюрьме? — в округлившихся глазах Холли появились слезы.

— Боже, — Тэсса закатила глаза, — только нервных художников нам тут не хватало!

Однако, покидая дом Милнов, она снова бросила прощальный тайный взгляд на пейзаж, ощущая мучительное желание не расставаться с ним.

В управлении уже горел свет, а взволнованная Фанни бегала туда-сюда перед зданием.

— Тэсса, — закричала она издалека и бросилась навстречу, едва не ломая ноги на высоких каблуках. На ней были оранжевые гольфы и зеленое платье с фуксиями. — Что случилось? Куда ты убежала? Снова массовые убийства?

— А? — встрепенулся Холли, который уныло брел за Тэссой, едва переставляя ноги. Ему очень не хотелось уходить от неправильной картины.

— Да у нас тут куры дохнут, — пояснила Тэсса и неожиданно для себя зевнула. Глаза у нее слипались. Давно она не хотела так сильно спать. — Фанни, открывай контору, оформляем нарушителя.

— Я художник!

— Какой хорошенький, — восхитилась Фанни.

— Ну вот что, Холли Лонгли, — Тэсса выключила компьютер. Она проверила подлинность его документов, убедилась, что он чист перед законом, и даже погуглила: перед ней действительно сидел всемирно известный художник, прямой потомок Уолтера Лонгли, основателя Ньюлинской художественной школы. — Поскольку это твое первое нарушение закона…

— Ах, что вы говорите, — кокетливо засмеялся Холли, и Фанни, полностью им околдованная, засмеялась тоже.

— Первое нарушение, на котором ты попался, — поправила Тэсса, — то мы не будем его фиксировать, правда? Ну зачем такой звезде, как ты, представать перед судом.

— Совершенно незачем, — искрясь удовольствием, согласился Холли.

— Однако как шериф Нью-Ньюлина я не могу спустить это дело на тормозах.

— Шериф?

— Шериф Тэсса Тарлтон.

Это имя в кои-то веки не произвело никакого впечатления.

— Как шериф деревни Нью-Ньюлин я приговариваю тебя к трем месяцам домашнего ареста.

— Что? — изумился Холли. — Да у меня и дома-то никакого нету! Не люблю оседлый образ жизни, знаете ли.

— Я приговариваю тебя к трем месяцам домашнего ареста в моем доме, — закончила Тэсса.

Фанни выронила яблоко, которое грызла.

— Где? — вытаращила она глаза.

— Как? — поразился Холли.

Тэсса снова зевнула.

Трех месяцев же хватит, чтобы нарисовать излучающую счастье картину?