Ну и погода! Жара! Степь притихла. Кустовища сухой травы стоят неподвижно. У самого горизонта медленно ползёт трактор. Он похож на большого чёрного жука.
Тимка, Юлия и Павлик лежат в тени палатки. Тимка любит слушать интересные истории. Вот и сейчас Павлик рассказывает о том, как он с отцом и матерью путешествовали по зимней степи.
— Сто! Нет, двести километров ехали на санях. Сани большущие, — вспоминает Павлик. — А на них будка. В будке печка. Трактор тянет сани. Печка топится, и в будке тепло…
— Так уж и тепло… — усмехнулась Юлия. — Когда в степи мороз, никакой печкой не нагреешься! Мы с мамочкой в буран ехали. Ужас как дуло!
Девочка, вглядываясь в пышущую жаром степь, говорит о застрявшей в снегу машине, о том, как она с мамой шла по глубоким сугробам, а кругом выло и свистело; потом её нёс на руках дяденька; у дяденьки на бровях, усах и бороде висели сосульки. Девочка вспоминает и о том, как хорошо было укрыться от жгучего ветра в низком длинном сарае, набитом овцами.
— Это не сарай, а кошара; в ней овец от бурана укрывают, — поправил Павлик.
Юлия, надвинув панамку на глаза, сказала, что такие сараи называют овчарнями.
— Папка их зовёт кошарами, и я буду называть кошарами, — настаивает на своём Павлик..
Тимка, раскрыв рот, слушает спор двух бывалых новосёлов, ведь они приехали в совхоз зимой — раньше его.
На дороге, огибающей четыре кургана-близнеца, появляются тракторы. Один, второй, третий, четвертый…
— Шесть! — вскочив на ноги, кричит Павлик. — Комбайны тянут! За мной!
Побежать навстречу комбайнам ребятам не удалось: из палатки вышла Ирина Николаевна.
— Берите кружки! — сказала она ребятам. — Пойдём за клубникой.
Тимка любит клубнику. Он и в городе ел её, но разве она там такая, как здесь? Правда, здешняя не очень крупная, но зато сладкая и пахучая, и как интересно её искать в траве!
— Я быстрее Юльки наберу ягод! — заявил Тимка.
Ирина Николаевна улыбается.
— Вот и не быстрее! Ты три ягоды кладёшь в рот, а одну в кружку! Я сама видела. — Юлия укоризненно посмотрела на мальчишку.
Тропинка, по которой идут ребята, петляет по степи. Вот она избежала по склону и, перемахнув через вершину кургана, начала спускаться в глубокую балку. На дне балки родник. Ирина Николаевна пьёт воду и разрешает напиться ребятам.
От родника тропинка ползёт по отлогому скату. Юлия этот скат прозвала суслячьим: он весь изрыт, и на каждом шагу попадаются норы сусликов.
Пройдя скат, ребята очутились в густой, как стена, пшенице. Тимке нравится ходить по пшеничным зарослям. Пшеница высокая-высокая; и как бы жарко ни было, здесь всегда прохладнее, чем на открытом месте. А когда по колосьям пробегает ветер, Тимке кажется, что ему на ухо кто-то нашёптывает непонятные слова.
Самый интересный участок пути — это широкий солончак. Большая поляна словно забрызгана извёсткой; тускло поблёскивает под солнцем выступившая на поверхность соль; земля серая, и на ней ничего не растёт; от этого всё кругом кажется скучным и неприветливым; местами тропинка колеблется под ногами, и кто знает, какая глубина скрывается под зыбким покровом солончака. Тимке хочется припустить во всю мочь, чтобы скорее выбежать на зелёный пригорок. На нём земля не колеблется под ногами, а трава мягкая-мягкая; среди зелени тут и там краснеют ягоды. Сейчас их уж не так много, как было в первый раз, когда Тимка ходил за клубникой с бабушкой. Но зато теперь какую бы ягоду ни взял — они красные и сладкие.
Ребята разбрелись по пригорку. Тимка то и дело нагибался и торопливо срывал спелые ягоды.
Вечером бабушка спросила:
— Чего же, Тимоша, ягод-то мало набрал?
Мало! Их было много, но разве утерпишь, если на обратном пути рука сама тянулась к кружке.
После ужина Павлик позвал Тимку пойти посмотреть комбайны.
— Они новые, только с завода, — с видом знатока уговаривал мальчишка.
Комбайны, вытянув вверх руки-трубы, стояли на поляне, недалеко от лагерной палатки. Мальчишки, сверкая голыми пятками, во всю прыть побежали к ним и вдруг остановились как вкопанные: с земли поднялся тракторист со шрамом на подбородке. В руке у него был обрезок резинового шланга.
— А ну! — крикнул он ребятам. — Назад!
— Ты их караулишь? — Тимка кивнул на комбайны. — Мы только посмотрим. Ну самую-самую чуточку!
— Поворачивай! — Взмахнув обрывком шланга, тракторист ударил им по рыжему пыльному сапогу.
Мальчишкам уходить не хотелось.
— Топай, топай отсюда! — потребовал караульщик.
Павлик нехотя повернулся и, оглядываясь на грозного стража, пошёл к палатке. Тимка побрёл за ним.
Ребята укрылись за стеной вагончика-кухни.
— Стемнеет, сторож уйдёт, — уверяет Павлик.
— Он не уйдёт, — не соглашается Тимка. — Он на посту стоит…
— Говорю, уйдёт — значит уйдёт! Он спать захочет. Пойдёшь? — зашептал Павлик. — Мы гаечный ключ возьмём, фару отвинтим и приделаем её на самокат. Здорово будет!
— Папа узнает — попадёт! — не соглашается Тимка.
Павлик презрительно смотрит на товарища и цедит сквозь зубы:
— Трусишь? Скажи, что струсил. Скажи!
Нет, Тимка не трус, он готов пойти ночью к комбайнам и отвинтить фару.
Ночь. Но почему так долго не засыпает бабушка? Эх, выскользнуть бы бесшумно из вагончика и к палатке! Павлик, наверно, ждёт.
Тимка чутко прислушивается. Широко открытыми глазами он смотрит в окно. Две звезды, перемигиваясь, заглядывают в темноту вагончика. Мальчику кажется, что звёзды неслышно переговариваются между собой.
Но вот булькающее похрапывание и тихий присвист нарушают тишину. «Уснула!» решает Тимка. Встав с раскладушки, он крадётся к двери. Противный крючок! Надо же ему так крепко засесть в петле! Попробуй откинь его бесшумно…
Ночная свежесть охватывает Тимку; он вздрагивает и стоит в нерешительности: идти или вернуться в вагончик и забраться под тёплое одеяло? Нет, надо идти! Павлик может подумать, что Тимка струсил…
От палатки отделяется тень, она приближается, это Павлик. На мальчике длиннополый ватник, а в руках какой-то предмет. «Гаечный ключ!» — догадался Тимка.
Ребята стараются идти бесшумно, но Тимке кажется, что их шаги обязательно услышит бабушка; тогда уж наверняка никакой набег на комбайны не удастся; к тому же она вчера предупреждала, чтобы ни в косм случае даже и близко не подходить к машинам.
— Ложись! — шёпотом командует Павлик. — Надо ползком…
Тимка плашмя надает в мокрую от ночной росы траву. Но сейчас ему не холодно, только в левой стороне груди что-то сильно-сильно стучит.
Павлик ползёт на четвереньках; в темноте он похож на конька-горбунка. Совсем близко чернеют комбайны. Тимке хочется подняться на ноги, но Павлик продолжает ползти. Он старший, командир, его надо слушаться и делать всё так, как делает он.
Комбайны рядом. Тимка хорошо различает руки-трубы. Оттого, что эти «руки» вскинуты вверх и угрожающе торчат в тёмном небе, мальчику становится не по себе.
Но что это? У комбайнов кто-то разговаривает! Страх плотно прижимает Тимку к земле. Павлик наваливается на Тимкины ноги и затаив дыхание лежит неподвижно.
— Да не ори ты! Там они лежали! На мостике… В деревянном ящике. Ищи, как хлеб ищут!
Тимка хорошо знает этот голос; так говорит только тракторист со шрамом на подбородке.
— Нет здесь подшипников… — отвечает незнакомый голос.
Тимка слышит, как у комбайнов звякнуло железо и мелькнула большая лохматая тень… Первым с земли вскочил Павлик. Полы его ватника зашуршали по траве…
Опомнился Тимка в вагончике. Не заперев дверь на крючок, он кинулся под одеяло и, поджав коленки к самому животу, часто-часто задышал.
Кряхтя, заворочалась бабушка, скрипнула раскладушка. Потом бабушка что-то невнятно проговорила. Тимка повернулся на правый бок и закрыл глаза…
Утром бабушка расспрашивала:
— Ты, Тимоша, ночью не выходил на улицу?
— Я спал, — зевая, ответил Тимка.
— А может, выходил? Кто же дверь то отпер?
Ну и бабушка! Всё-то она приметит. Тимка молчал.
— Никак сама забыла накинуть крючок! Вот грех-то какой! Совсем, видно, стара стала, — начала бранить себя бабушка и вышла из вагончика.
В дверь заглянул Павлик. Увидев Тимку, мальчишка, наморщив безбровый лоб, сказал, что фару он всё равно отвинтит и сделает классный самокат, а к комбайнам пойдёт один и никого не испугается.
В это утро Тимка впервые опоздал на физзарядку и получил замечание от Ирины Николаевны.
Нет, лучше бы не ввязываться в ночной набег на комбайны!
Едва ребята успели позавтракать, в лагере появились отец и тракторист, карауливший машины. У отца в руке был гаечный ключ и чёрная, с дырой на пятке тапочка.
Поздоровавшись с Ириной Николаевной, отец зашёл в палатку и принялся заглядывать под раскладушки. Тракторист рассматривал ребят, взгляд его задержался на Павлике. Павлик съёжился и спрятался за спину Юлии.
— Ребята! Ко мне! — позвала Ирина Николаевна.
— Вот что, молодёжь! Кого поймаю у комбайнов вот с этой штукой, — отец поднял руку с гаечным ключом, — с тем у меня будет особый разговор. Понятно?
Особый разговор! Тимка знает этот особый разговор.
Тракторист скривил рот в усмешке. Шрам на подбородке натянулся, и Тимке показалось, что на лице тракториста не одни, а два рта.
— Ночью кто-то из вас был у комбайнов. — продолжал отец. — Кто, я сейчас дознаваться не буду. Но предупреждаю: к машинам не подходить. Ясно?
Ключ отец положил в карман пиджака, а тапочку подал Павлику и спросил:
— Твоя?
— Она с дырой… — набычился Павлик.
— Не нужна? Ну, раз не нужна, туда ей и дорога!
Отец взмахнул рукой. Тапочка взвилась в воздух и, описав дугу, скрылась в траве.
Павлик, подскочив к Тимке, выкрикнул:
— Эх, ты! Наябедничал! Отцу рассказал…
— Я наябедничал?! Да, я? Вот как дам!
Сцепившихся ребят начала разнимать Юлия.
— Ты что это, брат, драться вздумал? — спросил у Тимки отец.
— Я не ябедничал! Я… Он сам струсил. Услыхал, как звякнуло железо, и струсил…
— Какое железо звякнуло? — удивился отец. — Выходит, и ты участвовал в набеге на комбайны?
— Мы фару хотели отвинтить… — признался Тимка.
— Вот паршивцы! — рассердился отец.
— Вы, Андрей Михайлович, о подшипниках их допросите, — подсказал Тимкиному отцу тракторист. — Сам видел, ящик с подшипниками на мостике стоял, и нету… Факт, ребята стащили!
— «Нету, нету»!.. Караульщики! — проворчал отец и, глянув на мальчишек, потребовал: — Ну, «пираты», если взяли подшипники, верните! Понятно?
— Я не брал… — буркнул Тимка.
Павлик, искоса взглянув на тракториста, промямлил:
— Мы их не брали… Даже не видели…
— Не видели… Накрылись подшипнички! — усмехнулся тракторист и вразвалку пошёл к комбайнам.
— Мы не брали… — повторил Тимка.
— Я же говорила! — воскликнула Юлия. — Мальчишки ужас какие озорные!
— Что верно, то верно! — согласился отец. — Пример налицо!
Глядя на удаляющуюся спину отца, Тимка думал, что если подшипники не найдутся, то ему не избежать особого разговора с отцом. Лучше бы они нашлись!