Тимка-новосёл

Глава шестая. Есть хорошая вода!

Тимка помогал бабушке накрывать стол к завтраку. Он расставил тарелки, положил вилки, принёс из тумбочки соль.

— Поставь-ка, брат, ещё одну тарелку, распорядился отец, — и сбегай за Юлией. Пусть она идёт к нам завтракать. Мать у неё сегодня рано уехала в соседнюю бригаду.

Девочку Тимка застал в вагончике. Юлия стояла перед зеркалом и заплетала косички.

— Пойдем к нам завтракать, позвал Тимка. — Бабушка нажарила макарон. Ты любишь макароны?

— Очень! — закинув косички за спину, призналась Юлия. — Мамочка в городе часто варила макароны и посыпала их сыром. Знаешь, как вкусно?

— Сыром? — переспросил Тимка. — Сыром нельзя посыпать. Только солью и сахарным песком можно посыпать.

— А вот и можно! Можно! — заспорила Юлия. — Мамочка сыр на тёрке натирала мелко-мелко и посыпала на макароны.

Тимка уже знал, что спорить с Юлией бесполезно, всё равно она будет настаивать на своём, такая уж у неё привычка.

Девочка, войдя в Тимкин вагончик, поздоровалась со взрослыми. Сначала она сказала: «Здравствуйте!» А потом: «С добрым утром!»

— Садитесь за стол! — пригласил ребят Тимкин отец.

Бабушка, разложив макароны по тарелкам и налив молока в кружки, потребовала от ребят, чтобы всё было съедено и выпито.

Юлька ела молча. Она не клала локтей на стол. Сидела прямо, не горбясь. А съев макароны и допив молоко, поблагодарила бабушку и поклонилась.

Тимка после еды тоже благодарил бабушку, но он никогда не кланялся и вообще считал, что кланяться могут только девчонки, у них ведь и шеи тоньше, чем у мальчишек.

Отец сидел на ступеньке вагончика. Увидев, что ребята закончили завтрак, он позвал их к себе и спросил у девочки:

— Тебе Тимка не рассказывал, как он плутал по степи?

— Я же говорила ему, чтобы он не ходил один. Он у вас очень непослушный ребенок, очень! Я не люблю непослушных детей.

Детей? Как будто она взрослая! Тимка решил доказать Юльке, что она тоже ребёнок, и пусть не задаётся.

— А девчонки разве не дети? Да? — спросил он.

— Она тоже ребенок, — ответил за Юлю отец. — Но ребёнок послушный. Ты живёшь здесь недавно, а уже показал себя… В общем, проказишь, брат! Идите гуляйте.

Отец закашлялся. Юля насторожилась.

— Вы простудились? — спросила она у Тимкиного отца. — У мамы есть лекарство. Она лечила меня им. Хотите, принесу?

— Пустяки, пройдет… — отказался отец.

Тимка подал знак Юльке, чтобы та не приставала к отцу, но девочка не послушалась и продолжала спрашивать:

— У вас, наверно, сильно горячая голова, вы ужас как кашляете!

— Прошу не беспокоиться, «товарищ доктор»! — рассмеялся отец и, взяв Юлькину руку в свою, пожал её.

— Пойдём! Папке не нужно твоё лекарство! — Тимка дёрнул Юльку за косу.

Когда шли по поляне, Юля принялась за своё. Она осуждающе взглянула на Тимку, решительно сказала:

— Папу нельзя называть папкой, а маму мамкой, они родные и старшие. Ты их зови папой и мамочкой.

Тимка внутренне был согласен с Юлькой, но не подал виду и ответил:

— Девчонки подлизы. Они к мамам подлизываются. Да! И ты подлиза…

— Вот и нет! — запротестовала Юлька. — Надо быть вежливым, так мне мама говорила.

Ребята сели в тени вагончика. В лицо дул жаркий сухой ветер. Далёкая гряда сопок была окутана сиреневой дымкой. Тимка рассказывал, как он в степи встретил Лохматого Дядю и ехал с ним верхом на лошади.

— Я знаю, как ты заблудился в степи! — прервала Юлька. — Нам с мамочкой рассказывала твоя бабушка.

— Рассказывала бабушка! Но разве она знает, как трудно найти в траве птицу и поймать суслика? Юлька тоже, наверно, не знает, куда прячутся суслики.

Оказалось, что Юлька хорошо знает, куда прячутся суслики. Она даже знает, что если в нору налить воды, то зверёк сам выскочит наружу и его легко поймать.

— Если бы ты знал, — говорила Юля Тимке, — какие суслики вредные! Они страх как много съедают зерна. Их уничтожать надо. Я знаю суслячье место. Тьма сусликов. Они на скате всю землю изрыли. Столько нор накопали! Там беркуты летают. Они сусликов ловят. Беркутов нельзя стрелять, они помогают людям сусликов уничтожать.

Рассказ Юльки заинтересовал Тимку, и он спросил у девочки:

— Ты мне покажешь суслячий скат? Покажешь? Я рогатку сделаю и много-много сусликов настреляю!

Юля не ответила на просьбу Тимки и заговорила о том, как они с мамой часто ходили в кино. Ну и что ж? Тимка в городе тоже часто ходил в кино. Он даже видел картину про каменный цветок. А вот здесь, в степи, наверно, не придётся посмотреть интересного кино. Бабушка тоже недовольна, что приходится жить в степи, где нет ни радио, ни порядочной воды. Интересно, довольна ли Юля тем, что она приехала сюда?

— Моя бабушка степь дырой называет, — начал Тимка. — Здесь ни радио, ни порядочной воды нет.

— Ну уж и сказал тоже! Я знаю, где есть хорошая вода. Знаю! Ух и холодная же! — похвасталась Юля. — Только за ней надо далеко идти. Мы с мамой пойдём и твою бабушку позовём.

— И я пойду! Мне можно пойти за хорошей водой?

Юля сказала, что к роднику могут ходить все.

— Все? — переспросил Тимка. — Я бабушке скажу о хорошей воде, она не будет называть степь дырой. Да?

Бабушка сидела за столом. Склонив голову набок и причмокивая губами, она писала письмо. На вопрос Тимки, кому она пишет, бабушка сказала, что письмо маме с жалобой на Тимку. Нет! Тимка не хочет, чтобы бабушка жаловалась на него. Надо чем-то угодить ей, и тогда она передумает и не станет жаловаться маме.

— Бабушка, — ласкается Тимка, — Юлька знает, где есть порядочная вода. Ты пойдёшь к роднику?

— Куда ты, выдумщик, тащишь меня? Вот грех-то какой!

Выдумщик! Это он-то выдумщик? Ведь бабушка сама говорила, что степь — дыра и в ней даже порядочной воды нет, а теперь она же обвиняет его в выдумке. Нет, этого так оставить нельзя. Отец тоже прислушивается к разговору; он может тоже подумать, будто Тимка только и способен на то, чтобы выдумывать и болтать.

— Ты, бабушка, сама говорила: степь дыра и в ней нет ни радио, ни порядочной воды, — напомнил Тимка. — Вода есть, и Юлька знает, где она…

— При тебе ничего сказать нельзя! — отмахнулась бабушка. — А если и говорила, то не для того, чтобы ты болтал…

— Я не болтал! Я только Юльке сказал, что ты степь называешь дырой.

В разговор вмешался отец. Он сказал, что скоро совхоз получит машину-водовозку и она будет возить по бригадам воду для питья, которую будет брать в речке. А на родник сходить стоит: вода в нём холодная и вкусная.

Вечером бабушка, хотя и продолжала сердиться, всё же согласилась пойти к роднику. Тимка взял было ведро, но отец не разрешил. Пришлось идти с алюминиевым бидоном, в котором бабушка держит молоко. Тимке было стыдно идти с таким маленьким бидоном, ведь он был меньше Юлькиного.

Родник, который так расхваливала Юля, не произвёл на Тимку особого впечатления. Воды в нём было мало: из-под камня струилась тоненькая жилка. Юлина мать набирала воду в кружку и сливала её в ведро.

Тимка пожалел, что пошел к роднику. Лучше бы остаться с отцом в вагончике, возможно, отец рассказал бы что-нибудь интересное. Так хочется знать, зачем по вечерам в вагончик приходит много людей. Они громко спорят, иногда все разом, но, когда начинает говорить отец, умолкают и принимаются писать в маленьких блокнотиках. У отца есть карта. Он каждый раз расстилает её на столе и заставляет собравшихся по очереди что-то показывать на ней. Собравшиеся склоняются над картой, тычут в неё пальцами и говорят о каких-то гектарах, глубине вспашки и много других непонятных слов… Отец тоже записывает что-то в тетрадь, а потом, когда все разойдутся, принимается разрисовывать карту цветными карандашами. Ещё его надо расспросить о высоком чёрном трактористе, который носит рыжие пыльные сапоги. Он всегда громче всех говорит, часто со всеми спорит, при этом машет руками, сердится. У него через весь подбородок рваный красный шрам. Бабушка запрещает трактористу курить в вагончике, но он её почему-то не слушается и курит одну папиросу за другой.

Бидон с водой оказался не таким уж лёгким. Его пришлось часто перехватывать из руки в руку. Когда показались вагончики, Тимка обрадовался ещё немного, и он освободится от тяжёлой ноши.

Вечером бабушка пила чай и нахваливала воду.

— Значит, и в «дыре» есть порядочная вода? — шутил отец.

— Ладно смеяться-то над старухой! — уж не так сердито, как днём, отвечала бабушка. — Вот грех-то какой! Сказала, ну и сказала. Небось не попьёшь вкусного чайку всласть и не то ещё скажешь.

После чая отец и бабушка долго сидели за столом. Они разговаривали негромко, и Тимке приходилось напрягать слух.

Отец жаловался, что дни стоят жаркие, дует сухой ветер и нет дождя. Бабушка вздыхала и говорила, что если будет засуха, то труд людей пропадёт даром и с целины придётся возвращаться в город.

— О, нет, мамаша! — покачал головой отец. — Из степи — никуда! Степь для нас теперь — родной дом.

Слова отца обрадовали Тимку. Он вскочил с раскладушки и, подбежав к отцу, прижался губами к его колючей голове.

— Ты, брат, чего такой нежный стал? Опять напроказил?

Почему взрослые, когда к ним хочет приласкаться маленький, подозревают детей в проказах? Тимка молча отошёл от отца и, забравшись на постель, нырнул с головой под одеяло.

Хмурое утро висело над степью. Накрапывал дождь. Он гулко барабанил по железной крыше.

Бабушка предупредила Тимку, что на улице холодно и сегодня придётся сидеть в вагончике. Она даже не пустила внука умываться на улице, а полила ему над тазом. Но разве это умывание? Тимка теперь знает, что такое настоящее умывание, а над тазом много не располощешься.

Сидеть одному в вагончике скучно. Бабушка, как всегда, нашла для себя работу, и нечего думать, что она согласится почитать книжку Хорошо, если бы пришла Юлька; с ней можно было бы поиграть в школу.

— Бабушка, я сбегаю за Юлькой? — попросил Тимка.

— Нет её! — откликнулась бабушка. — Уехала с матерью на центральную усадьбу. Сегодня не жди.

Чем же заняться? Вспомнив разговор с Юлей о сусликах, Тимка решает немедленно сделать рогатку: резина есть, есть и кусочек кожи. Но из чего смастерить саму рогатку? Тимка задумался.

Бабушка метёт старым веником пол. Взглянув на притихшего внука, она говорит:

— Тимоша, ты бы мне веник, что ли, нарезал. Этот совсем истрепался. Кончится дождь, сбегай к кустам. Далёко-то не уходи.

Упрашивать Тимку не надо. Вскочив с табуретки, он подбегает к тумбочке и принимается рыться в ней.

— Ты чего там ищешь? — спрашивает бабушка.

— Я папин ножичек возьму. Ну разреши взять!

— Не смей! Отец заругает.

— Чем же я буду веники резать? Ну, чем?

— Бери хлебный, да не порежься, — предупреждает бабушка.

Дождь перестал, и степь заполоскалась в солнечном свете. Бабушка, подхватив таз с бельём, пошла к колодцу. Тимка рассчитал, что, пока она полощет белье, он успеет сбегать к кустам за веником, а заодно и вырежет рогатку.

Когда бабушка вернулась в вагончик, Тимки уже не было.